Спустя полчаса Труский отошел в туалет и вернулся с желанием уже идти спать. Флидерина интересовало, по какой причине сейчас Труский покинул дом и остается тут. Причины были разные, но в основном крутились вокруг этих трех вариантов: из-за скукоты, из-за недомолвок с родителями и третий, самый странный и непонятный для Флидерина, это ради здешней природы и невероятных пейзажных красот. Последнее его поражало и вводило в недоумение по очевидным причинам: Труский не был тем человеком, готовым прожить хоть несколько дней вдали от цивилизации, от эпицентра всех активностей человечества и сам этого не скрывал: „Красиво у вас, но жить я бы вообще не стал тут“ – и, справедливости ради, он же не переезжал на долгое время сюда, а в основном оставался максимум на два дня, правда в течение этих двух дней он выражал нежелании выходить на улицу, где зимой – страшный холод, а летом – назойливые букашки, жужжащие насекомые.
– Да, типо, просто стало скучно дома. Надеюсь, ты же не против?
Флидерин встретил слабую улыбку на лице Труского, которая никак не повлияла на его ответ. Он правда был рад видеть иногда у себя друга, за пределами школы, где кроме как с Труским он больше ни с кем не поддерживал близкого общения.
– Значит, тебя завтра разбудить как всегда?
– Я думаю и так смогу встать, но ты на всякий случай проверь потом. Ладно, спокойной ночи.
Труский поднялся на второй этаж, оставив Флидерина одного в зале наедине с мерцающим экраном телевизора. По телевизору шла незнакомая для Флидерина интеллектуальная передача: мужчина и женщина сидели на пуфиках близко друг к другу и рассказывали поочередно о значимости американской культуры и ее влияния на другие страны, общества. В это же время, позади них был подвижный фон, на котором шел видеоряд летсплея стратегической игры. Флидерин не был большим фанатом такого рода телевизионных программ, так что видел такое первый раз и был весьма поражен ее новизне, странности и непонятности.
– …в целом, – говорила красивая, стройная девушка с экрана. – мы с моим коллегой говорим про очевидные вещи, о которых вы и так знали, но никогда не разбирали более детально и не вникали в саму суть всего процесса и именно ради этой цели мы ведем эту нескучную, динамичную передачу! Оставайтесь с нами, мы вернемся к вас после, к сожалению, длинной рекламы. – после секундного экранного шума, картинка сменилась на еще более красочную, странную, ободряющую рекламу, которая с самого начала вплеснула в лицо зрителя палитру самый разных цветов.
Это была реклама безалкогольных, сладких напитков.Так как пульт не работал и уже давно был где-то потерян, Флидерину пришлось встать и самому подойти к телевизору вплотную, чуть жмурясь от яркого света, чтобы отключить и прекратить это зрительное насилие. У него, в отличие от всех своих сверстников, не было собственного телефона, даже кнопочного, чем он весьма удивлял человека любой возрастной категории. Сам он толком объяснить причину не мог и постоянно его туманный ответ ходил вокруг простой и банальной причины: нежелания иметь телефон либо же не видение в нем большой пользы. Также играло не маловажную роль финансовое положение, но оно явно было на втором плане. Труский не раз предлагал подарить свой старый смартфон, но Флидерин постоянно отказывался от его дружеского предложения. В основном, такие вечера он проводил в одиночестве в гостиной, переключая каналы и иногда отходя на кухню к окну, чтобы посмотреть на привычную темноту с разноцветными, преимущественно синими, светлыми линиями на небосклоне, плавно переливающиеся из одной в другую без видимых, резких обрывков. Также его всегда тянуло в такие моменты выйти на свежий воздух и обойти местность в ближайшем радиусе от дома. Сейчас он решил пойти по непривычному для него пути и поднялся к себе в пустую комнату, лег на кровать, с прогибающимся матрасом и, к своему удивлению, уснул спустя несколько минут.
II
– И, короче, это было просто ужасно! Я вообще не понял как за одну ночь цены на все монеты могли так резко упасть. Да ну его к черту! – экспрессивно рассказал ему Труский о своей беде за прошлую ночь, пока они оба сидели в автобусе и их раскачивало в разные стороны при езде по кочкам.
– А для чего вообще ты туда зачислил? – искренне интересовался Флидерин, так как мало разбирался в новых тенденциях, охвативших поветрием весь его класс.
– Такая же фигня и у меня. – послышался голос сзади и впоследствии появилась сама голова говорящего над их спинками кресел. – И нафиг я это делал, лучше бы купил чего-нибудь пожрать.
– Для чего, просто заработать хотел, думал получится. – ответил Труский с опозданием. – Ну, короче, я тоже тупой, зачем я вообще тебя слушал, идиот! – выпалил он на голову одноклассника.
– Ну, а я-то че? Ты меня спросил, что лучше купить, я тебя посоветовал. Я же не ванга знать про все заранее. Тут не так все просто работает. – ответил он ему спокойно, уже приноровившись к таким нападкам, чему он сам научился у других „знатоков“ рынка. – Вообще, тут, типо, можно логически думать и выиграть, но и удача играет большую роль, так что всегда уходить в плюс тяжело.
– Согласен… – быстро охладел Труский. – Просто рулетка, 50 на 50.
Флидерин смотрел на эти обсуждения, как на воображаемые игры, не имеющие ничего общего с реальностью. Он не верил в существовании такого мира, в котором все так сложно и порой алогично. Его желание придерживаться когнитивной простаты во всех аспектах жизни не могло никак позволить ему углубиться в эти дебри финансовых, рыночных манипуляций, да и не только в эти – это касалось всех областей, начиная от анализа исторических событий и заканчивая использованием уже давно распространенных технологий, для него только появившихся на свет и обретающих первые позитивные, полезные стороны.
Не прошло и получаса шумной езды автобуса по извилистым дорогам, как Флидерин уже сидел за партой на уроке информатики, вводил текст и разные сопровождающие формулы. Учитель обходил медленно учеников и следил за примерно одинаковым развитием событий на экранах. Последним был Флидерин, который отставал от предпоследнего тремя полными строками.
Здание школы было спроектировано по форме буквы „Н“ и из крайнего правого угла, где находился кабинет информатики, Флидерину надо было добраться вместе с классом до верхней части левой полоски, только на втором этаже. Проходя по центральной балке, соединяющей два продолговатых здания, его внимание зацепила уложенная на стене мозаика, распростертая по всей стене от начала до конца. Его всегда удивляло удивительное разнообразие выбранных красок – перед его глазами разыгрывался самый настоящий сюжет восхитительных, сюрреалистических снов с отличающимися друг от друга историями, которые были отделаны невидимым барьером смены общего тона картины. „Прям как в той рекламе, только не раздражает.“ – подумал он, жадно вкушая все эмоции и чувства, издающиеся от мозаики, даже несмотря на ее обшарпанность и отсутствие деталей в некоторых местах. К его сожалению, этот спектакль закончился слишком быстро и вплоть до окончания школьного дня мозаика была единственным воспоминаниям, греющим всю его душу.
Труский опять попросил разрешения остаться у Флидерина еще на одну ночь. Он ему не отказал, чему был очень рад Труский и не мог удерживать в себе эти эмоции:
– Спасибо! Не знаю почему – я вот серьезно – но именно у тебя дома мне лучше всего спиться. Даже в своей комнате мне не так комфортно, как у тебя, хоть и в последнюю ночь я мало спал… Только, пожалуйста, пообещай мне одно – если я тебе надоем, прямо так и скажи, я не обижусь, честно. – подозрение это вставало не на пустом месте, так как Труский до сих пор, спустя долгое время дружбы, не мог порой понять где Флидерина съедала стеснительность, а где он правда не противился его предложениям, несмотря на неуверенность в его положительных ответах.
Они прошли тот же самый путь от крайней остановки до дома Флидерина. Труский на протяжении этого пути пытался всячески подбодрить друга и провоцировал на занимательные беседы. Он ненавидел тишину, находясь с кем-то в компании, поэтому всеми возможными способами старался ее заполнить.
Худо-бедно они дошли до деревянной, тяжелой входной двери и вошли внутрь с посиневшими, морозными лицами, где на контрасте блистал красный нос. Не успели они разуться и снять с себя всю верхнюю одежду, как к ним подбежал в бешенстве отец и нервно, громко начал им что-то рассказывать невнятное. Труский бросал испуганный взгляд на своего друга, в надежде услышать нормальную интерпретацию слов дяди Гены, но тот пристально смотрел на своего отца и казалось все прекрасно понимал, однако это предположение было полностью ложным – он искренне желал понять отца и, к сожалению, никак не мог вникнуть в саму суть истории, при том иногда исходили знакомые, понятные слова, правда их было недостаточно для прорисовки полной картины.
– Пап, подожди, успокойся! – успокаивал Флидерин бедного старика, когда по его резко постаревшему на сто лет лицу градом стекали капли пота. – Отдышись и только потом медленно начни рассказывать. – у него получилось усадить отца на его любимое кресло рядом с обогревателем.
На усмирение его дыхания ушла минута, после чего он, под внимательным присмотром обоих ребят, начал говорить:
– Фух… Кхм, кхм! – он громко откашлялся в сторону вместе со слюнями. – Я опять видел эти глаза. Яркие глаза полностью черного человека, скорее даже черта, я ниче не понял… Наверное да, это был черт с горящими глазками. И это не был сон! Он бегал вокруг нашего дома, я собственными ушами слышал быстрый топот его ног! А потом и видел его глаза! Пока, – голос его становился все тревожнее и громче вместе с рассказом. – я выглянул из окна моей спальни и там были эти два огонька, эти два глазка этого черного урода. Естественно, я думал мне пока показалось, но потом я спустился на кухню и встретил его взгляд прям в нашем окне – он смотрел прямо на меня и я быстро побежал наверх к себе. Закрыл на ключ дверь и решил отсидеть несколько минут в комнате. Мне очень хотелось отодвинуть занавеску и посмотреть на улицу и когда я это сделал – там никого не оказалось, представляете?! Никаких огоньков, просто чистый снег, без следов, прошу заметить! – поднял он палец вверх и продолжал. – Я отошел от подоконника, потом опять решил проверить и снова никого! Потом, я как-то успокоился и спустился обратно в гостиную, но все равно ожидал чего угодно. Я аккуратно сел на диван, медленно осматриваясь по сторонам и в один из поворотов головы увидел прямо перед собой эти глаза! – закричал отец и в испуге сразу снизил тон, дальше уже шепча. – Он… он тут, в нашем доме, он где-то здесь…
Голос отца был на грани срыва и готов был вот-вот перейти в неконтролируемое рыдание – и дабы избежать этакого конфуза он принял решение замолчать и дальше отвечать на расспросы сына без слов либо же с минимальным использованием своего лексического запаса.
– Что значит он здесь? Ты уверен? – спрашивал Флидерин, желая прояснить полностью для себя всю ситуацию.
Отец просто кивнул головой, убедительно закрыв при этом веки. Труский уже обрисовал всю сложившуюся ситуацию и думал, что пришел к истине, но пока не решался встревать в их разговор, который уже был скорее допросом, на котором допрашиваемый отказывался произносить слова и только отвечал кивками головы.
– Что с тобой?! Почему ты молчишь, отвечай нормально! – не выдержал Флидерин немоты от отца.
– Чу… – дядя Гена криво приложил к губам указательный палец. – Он меня слышит. Вас не знаю, но меня точно… – впредь он говорил только шепотом и беглым, жидким взглядом осматривал всю комнату, не останавливаясь ни на каком предмете.
Тогда Флидерин сдался и повернулся за помощью к Трускому, который только и ждал этого сигнала поддержки. Он отвел его в сторону и тихо сказал, посматривая на дядю Гену краем глаза: