Эмили и Волшебное Королевство

Впрочем, Эмили и сама их лишалась. Еды становилось меньше. Она съела немного хлеба, совсем кусочек, с Громом разделила половину куска сыра. На удивление он и в этот раз его жадно умял. То ли ему действительно нравился сыр, то ли голод заставил его видеть во всём что-то вкусное. Но Грому ещё повезло, он мог есть растущую на земле траву, срывать какие-то, кажущиеся ему вкусными, листья. И в общем он не был сильно голоден, чего нельзя было сказать об Эмили. Но она всё ещё не падала духом.

В очередную наступившую ночь Эмили не уснула. Как бы ей ни хотелось, но она нашла в себе силы продержаться. Они вновь шли медленнее из-за темноты. В какой-то момент у девушки сильно заслезились глаза, будто она хотела заплакать. Но твёрдой ладонью она вытерла влагу и быстро заморгала, чтобы лучше видеть. От холода ничего не могло её спасти, ноги нещадно мёрзли, и ногти на руках посинели (к счастью, ночью Эмили не могла разглядеть страшную синеву). Её успокаивало лишь то, что рано или поздно должно было взойти солнце. Взойти и согреть продрогшую Эмили, утешить её и отогнать страхи, шепчущие на ухо, что она может не вернуться, может остаться здесь навсегда.

«Потому, что там погиб твой отец…» – резко всплыли слова Маркуса в её голове и с грохотом рассыпались как тысяча острых пик. Слезы хлынули новой волной, которую в этот раз она уже не смогла сдержать. Она поддалась страху, а ночь только усиливала его. Что, если она действительно умрёт здесь, как её отец? Нина останется одна.

Эмили остановилась, обняв себя руками. Гром удивлённо качнул головой, осторожно подошёл к ней и мордой прислонился к её плечу. Он не понимал, что с ней случилось, но как будто чувствовал её переживания. Не зря говорят, что лошади – очень умные существа.

Глава 2. Красный дуб

Всё оставшееся время до рассвета Эмили боролась с навязчивыми мыслями, своими страхами, и при этом отчаянно пыталась не замёрзнуть, топая ногами или подпрыгивая на месте, размахивая руками в воздухе. Прежде наплакавшись вдоволь, ей оставалось теперь смеяться. Уже после того, как успокоилась, она буквально разразилась смехом. Но это был не радостный смех, а, скорее, истерический, трудно контролируемый и возникающий без причины. Ещё позже она ощутила невыносимую усталость в своём теле и не могла даже говорить. Эмили не сомкнула глаз, но присела отдохнуть и на холодной земле просидела до самого утра.

Они с Громом возобновили шаг. Уставшие, они волокли то себя, то друг друга за собой вперёд, поглядывая на землю, чтобы не споткнуться о что-нибудь. У Эмили было чувство, что если она сейчас случайно упадёт, то, как бы больно ей ни было, она не почувствует этого и сразу же уснёт. Так что ей приходилось быть особенно осторожной.

Желудок сводило от голода, но доставать остатки еды, а тем более их есть тоже не было сил. Она и Грома не могла покормить несчастным яблоком, поэтому ему приходилось жевать одну траву. Но он не особо-то жаловался. Однако им обоим ужасно хотелось пить. Они получали жидкость из яблок и утренней травы, на которой оседали капли. Однако, разумеется, организм стал требовать всё больше и больше, поскольку запасы его кончались. И если Эмили могла выдержать жажду какое-то время, то смотреть на измученного жаждой Грома – нет.

«Какая же я дура» – подумала про себя Эмили, – «не удосужилась взять попить».

Конечно, лес – не пустыня, и на первый взгляд здесь жажду выдерживать проще. Может, так оно и есть, но только вскоре отсутствие воды стало главной проблемой, перечеркнувшей собой все остальные.

Таким образом, к Эмили пришло осознание того, что из себя представляют настоящие путешествия и «приключения». Когда прежде ей приходилось о таком думать, ей казалось всё это очень простым и понятным. Вот ты берёшь еду и питьё; далее – идёшь, куда глаза глядят, и наслаждаешься тем, что видишь. Впитываешь в себя красоту природы, а больше ничего и не нужно. На деле всё обстояло совсем не так. Еды осталось чуть-чуть, воды не было, желудок болел, а в горле пересохло; ноги заплетались от усталости, в руках почти не было сил, и побаливающая голова ощущалась в два раза тяжелее. Вот тебе и новые жизненные открытия.

«Таких открытий ещё сто лет бы не совершать» – подумала Эмили, обнадёживая себя только тем, что получает огромный опыт, больше, чем могла бы получить от спокойной поездки в карете куда-нибудь вдаль, как привыкли путешествовать богачи.

Когда наступила очередная ночь, Эмили решила безотлагательно лечь спать под ветвями какого-нибудь лиственного дерева, которое утром защитит её от солнца, а ночью спасёт от ветра. Попав в необычайный, неописуемый и непредсказуемый мир снов, Эмили увидела перед собой родник, где напилась вдоволь, так, что потом забавное бульканье воды было слышно из её живота. И это наслаждение было таким явным, таким сильным, что, проснувшись, девушка пожалела, что вообще спала. Ей овладело отчаяние, мука, которую трудно было стерпеть. Дурацкий, дурацкий сон. Но что ещё мог соорудить её, сейчас оказавшийся будто в клетке, разум?

Эмили села, выпрямив спину и потянувшись. Конечности отдали приятной дрожью, и, пожалуй, это были первые приятные ощущения за долгое время (здесь, в лесу, оно тянулось очень медленно, так что пол дня Эмили казались неделей, день – и того больше). К этому времени Гром был уже сытым и выспавшимся, лишь периодически причмокивал и недовольно дёргал ушами, давая понять, что хочет пить.

– Ничего, мы скоро дойдём уже, – ласково произнесла Эмили, обращаясь к нему, но все меньше веря, что они действительно хоть куда-то дойдут. Она со вздохом поднялась на ноги, отогнала от себя плохие мысли и подошла к коню. Только она хотела надеть на него узду, как краем глаза заметила что-то необычное, выбивающееся из общего фона. Она повернула голову.

– Ах! – только и могла вымолвить девушка. От неожиданности она прикрыла рот рукой и так стояла некоторое время, удивлённо моргая. Но когда она осознала всю ситуацию и смогла в неё поверить, радость нахлынула на неё волной, дав силы сдвинуться с места.

– Красный дуб!

Выходит, он действительно существует. То есть это не глупые фантазии, не сон, а правда. Самая настоящая правда, которую можно было увидеть своими глазами. Дерево с тёмным, отдающим красным, стволом и яркими, где-то алыми, в других местах бардовыми и каштановыми, листьями. На отдельные их участки падали лучи света, что создавало интересную игру цветов, с бликами и крапинками. Эмили не смогла удержаться, чтобы не расплыться в улыбке. На глаза навернулись слезы, которые тут же были смахнуты одним движением руки. Она не дошла домой, но было гораздо важнее, что она «куда-то», всё-таки, дошла. Находясь постоянно в одной и той же обстановке, какой бы прекрасной та ни была, начинаешь медленно сходить с ума. Когда каждый новый день ведёшь борьбу за выживание, причём совершенно одинаковую, воля, которая двигала тебя вперёд, на поиски, отступает, и появляется желание лечь на ровном месте и позволить себе умереть, чтобы хоть что-то изменилось. Само собой, Эмили не позволила бы себе умереть таким образом, но ощущение себя в ловушке, где-то, где кончилась реальность, в чьей-то картине, где она ходит кругами, становилось назойливее. Теперь же у неё вдруг случился всплеск какого-то беспредельного счастья и облегчения.

Конечно, когда бы восторг Эмили поубавился, и она окончательно пришла в себя, то возник бы логичный вопрос: «А что теперь?». Она нашла красный дуб, но ведь про то, что делать дальше, ничего сказано в её сне не было. Лис якобы должен был её куда-то отвести, но неужели придётся сидеть и ждать, пока он появится? А если он не появится неделю? Эмили всем своим естеством отвергала возможность, предполагающую увлекательное начало той же самой карусели, в которой ей придётся снова проходить всё, что, казалось бы, осталось позади. Но что предпринимать – было непонятно.

Словно верующий, увидев божественное сияние, священный образ, Эмили простирала свои руки к красному дубу, ощупывая его, проверяя, не является ли он её видением, проводя ладонями по гладкому закрученному стволу, боясь коснуться алых мягких листьев и тем более ненароком сорвать хотя бы один. Но вот дуб рос перед ней, самый настоящий и живой. И когда мимо них проносился ветер, его верхушка естественным образом клонилась в сторону.

Гром не был столь же сентиментален. Увидев интерес в глазах своего человека, он решил попробовать чудо-дерево на вкус, сорвав с него пару листьев и съев их, причмокивая. На вкус они были как и все другие листья – ничего особенного.

– Гром, что ты делаешь! – тут же воскликнула Эмили, и он наверняка подумал что-то вроде: «И чего раскричалась? Если бы я съел какие-то вкусные листья, которые хотела бы съесть она сама, я бы ещё понял».

Но Эмили по-прежнему была недовольна, твердя, что нельзя его есть, поэтому он, махнув хвостом, развернулся и отошёл в сторону.

Признаться, она и сама не знала, почему листья красного дуба нельзя есть. Дубы не считались священными деревьями, хотя и были полезны в хозяйстве. Но этот был особенным. И из-за необычного цвета, какого Эмили не встречала у деревьев, и из-за того, что он стал для неё лучом надежды. Он высился перед ней, как герой-защитник, и от одного вида в вальсе сплетающихся карминовых изгибов что-то внутри неё трепетало.

Эмили захотела оставить частицу дуба для себя. В конце концов, если на него указывали её сны, возможно, он мог понадобиться ей в будущем. Но дерево выглядело таким целостным и неприкосновенным, что ломать с него ветки совершенно не хотелось, оно должно было оставаться таким, каким выросло. И тогда взгляд её зацепился за растущие на них жёлуди, молодые, блестящие, словно начищенные кем-то с утра, с идеальным контуром и ровными шляпками, выделанными самым искусным на свете мастером – Природой.

«Может, они тоже подойдут?» – подумала Эмили, не задумываясь, для чего именно они вообще должны были подойти.

Девушка потянулась рукой за одним жёлудем, после – за другим, первый крепко держа в ладошке. Так она сорвала четыре штуки, и они как раз поместились в её кулачке.

Довольная, она всё ещё стояла рядом с деревом, когда возникшую идиллию нарушил человеческий голос, внезапно появившийся из ниоткуда и напугавший её.

– Ты?!

Глава 3. Старые новые знакомства

Эмили резко обернулась, и на её лице отразилось удивление. Перед ней стоял тот самый парень с ярмарки, который, как она помнила, её очень обидел. В ней вдруг забушевали самые разные чувства: от негодования и возмущения до странной радости от того, что она кого-то встретила в Бескрайнем лесу, и теперь уже точно не сойдёт с ума от одиночества.

– Что ты здесь делаешь? – задала она прямой вопрос, на который Сэнрик тут же ответил.

– Охочусь, – он гордо выставил грудь вперёд. Ей даже подумалось, что сейчас он больше обычного похож на индюка, расхаживающего мимо сородичей и демонстрирующего свои достоинства, – но что делаешь здесь ты? Если ты помереть решила, то ты выбрала не самый лёгкий способ.

– И вовсе я не собираюсь помирать, – возмутилась Эмили, – я… – признаться, она не хотела говорить, зачем сюда пришла, поскольку была уверена, что история про свадьбу, ровно как и история про сны и красный дуб будет звучать очень глупо, – я гуляю, – такой ответ, конечно же, лично ей вовсе не показался глупым.

– Гуляешь? – Сэнрик усмехнулся, а затем и вовсе расхохотался, одной рукой держась за всё тот же кинжал на поясе, который девушка тут же заметила. – Если заблудилась, так и скажи.

Эмили опустила голову, признавая своё поражение. Если бы она была сейчас преисполнена энергией и бодра, то с вызовом ответила бы что-то Сэнрику, но ей было очень грустно от осознания, что она действительно заблудилась, и сил на бурные эмоции у неё не было. Как не было сил даже придумать какой-нибудь ехидный или остроумный ответ, чтобы не казаться нелепой.

Впрочем, она не боялась казаться нелепой. В этом плане она редко слушала советы других и чаще делала и думала то, что ей нравилось делать, и о чём нравилось думать. Что, в принципе, она прекрасно показала, сбежав практически со свадьбы в лес.

Эмили была легка на подъем, но за этим скрывалась и другая сторона медали. По-настоящему она никогда не сталкивалась с трудностями в жизни. Кроме одного-единственного раза, унёсшего жизнь её отца. Когда же она оправилась от потери, ни разу до недавних событий ей не доводилось от чего-либо по-настоящему страдать. И, с одной стороны, это было крупным для неё везением, поскольку она могла жить с улыбкой, которая не скрывала за собой душевные шрамы, а была так по-детски наивна и искренна, что могла заворожить самое каменное сердце. Но, с другой стороны, как показывает жизнь на протяжении долгого времени, с момента её зарождения в первом человеке и до настоящих дней, трудности закаляют нас. Если ты крепко стоишь на ногах, не давая сбить себя волнами неприятностей и всяческих проблем, то становишься способен на большее, чем мог бы себе представить. А Эмили и не задумывалась, на что она способна. Лес стал новой трудностью в её жизни, которая морально практически истощила её. И в то же время она, незаметно для себя, начинала открывать, что ей подвластно находиться здесь так долгого, и это, вкупе с беспокойством о Громе, давало ей ту толику сил, на которой она и держалась.

Сэнрику же, хоть некоторые и могли вполне справедливо назвать его невоспитанным чурбаном, всё же сострадание было не чуждо. Как бы ему ни хотелось уколоть или задеть Эмили в другое время, конкретно в эту минуту он мог прочесть её состояние в глазах. И, как ни странно, ему захотелось помочь. Но он абсолютно не знал, как это сделать, поскольку и сам был далёк от родного дома, путь к которому ему преграждали деревья.

– Я оставлял засечки на деревьях, когда шёл сюда, – у Эмили вспыхнула надежда в глазах, – но потерял их из виду, – мрачно закончил он, и девушка устало вздохнула. Со вздохом она села прямо на землю. За ней, недолго поколебавшись, последовал Сэнрик, а рядом с ним, на их удивление, через некоторое время улёгся и конь.

– Забавно, пожалуй, – произнесла Эмили и, поймав на себе вопросительный взгляд, продолжила, – ну, что мы вдвоём с тобой оказались. Именно мы. И больше никого.

– Я не верю в судьбу, – отмахнулся Сэнрик, скривив губы.

– А я и не говорила о судьбе.

– А о чём тогда?

– Просто так совпало, наверное. Может, если бы мы встретили здесь кого-то другого, мы бы не сидели сейчас вот так. Может, всё вышло бы гораздо хуже. Или лучше, наоборот, – она пожала плечами.

– Кажется, у тебя горячка, – выдал свой вердикт Сэнрик.

– А у тебя имя странное, – Эмили сложила руки на груди.

– Эй, ничего оно не странное! Своё-то слышала?

– А вот и странное!

– Вообще не странное.

– Очень даже.

И так их спор тянулся до вечера. Конечно, они не спорили всё это время об именах, но позже их разговор перекочевывал то в одно направление, то в другое. Между этими спорами наступали минуты примирения, когда прошлое забывалось и оставалась лишь единственная, а потому приятная, компания. Хоть на небе было бы солнце и повсюду душистые поля цветов, хоть был бы туман и вороны каркали над головой, да хоть бы сыпался с неба ледяной ливень, в любое время человеку нужен человек. В лесу Эмили и Сэнрик уже перестали быть Эмили и Сэнриком. И тем более уж они не были давними знакомыми, которые когда-то повстречались на ярмарке и там же поссорились. Сейчас они были просто людьми. А Гром так и оставался Громом.

День завершил своё представление, пропев последнюю песню заходящим за горизонт солнцем. Над лесом сгустилась тьма, и неясно было, где больше померкло красок: небо разлилось ли тёмно-синим океаном, или это деревья опутали весь лес чёрной непроглядной паутиной. Но, всё же, уголок света искрил где-то в потаённой глуши. Это был разведённый умелыми руками Сэнрика огонь, аккуратно обложенный вокруг камнями, которые Эмили старательно искала по лесу, в то время как Сэнрик собирал сухие ветки. Она не умела разжигать костров, а потому за ночи, проведённые в Бескрайнем лесу, привыкла к холоду и подрагиванию замёрзшего тела, греющего себя остатками внутреннего тепла. И сейчас, когда она сидела рядом с ярким пламенем, она чувствовала себя как нельзя лучше. Когда же она достала последние запасы еды и разделила их с Сэнриком, она почувствовала сперва необычайный восторг и блаженство, разливающееся в груди, а после сладкую дремоту, которую не чувствовала уже так давно

– Спасибо, – произнёс после трапезы Сэнрик.

Эмили была приятно поражена.

– Так ты оказывается знаком с вежливостью?

В ней появились силы, и она могла теперь позволить себе шутить.

– «Ха-ха», – Сэнрик передразнил её.

– Так… – она придвинулась ближе к огню, потирая руки, – ты, говоришь, здесь на охоте? Давно?

– Всего пару дней, – юноша выглядел так, будто сказал не о паре дней, а о половине часа.

– И где же твоя добыча? – искренне поинтересовалась Эмили и заметила, как её знакомый нахмурился. – Что, ничегошеньки нет?

Сэнрик промолчал, и ей стало неловко.

«Он, должно быть, очень расстроился», – подумала она.

– Ой, а хочешь услышать ужасно глупую историю? – резко переключилась Эмили, решив, что, может, её история его подбодрит. В конце концов, они оба оказались в похожих ситуациях.

– А у меня есть выбор? – Сэнрик улыбнулся, и она почувствовала облегчение.

– Внимание-внимание! – торжественно произнесла Эмили. – Господа и кони, – она указала ладонью поочерёдно сначала на Сэнрика, а после на Грома, – история о том, как я оказалась в лесу совершенно одна без воды и, теперь уже, еды!

И она начала свой рассказ, который прежде ей было страшно озвучить самой себе. Однако она исключила подробности про жениха и свадьбу, сочтя их неуместными в контексте повествования, которое должно было поднять кому-то настроение. Да и сама не относилась к этому, как к шутке, и до сих пор не могла примириться со всеми обстоятельствами в её жизни, от которых она бежала.

В остальном Эмили говорила живо, с беззаботной простотой и даже посмеиваясь, не скупясь на разнообразные приукрашивания, которые делали историю ярче и производили большее впечатление.

Сэнрик не выглядел больше столь мрачным. В некоторых моментах он и сам выдавал что-то наподобие смеха или, точнее будет сказать, добродушную усмешку, на которую он был способен.

– И ты серьёзно пошла сюда за красным дубом потому, что тебе такой сон приснился? – веселясь, переспросил он. – Ничего более безумного в жизни не слышал!

– Но я же нашла дуб, – похвасталась Эмили, широко улыбаясь.

– Ага, в наших краях таких как птиц в небе в ясные дни. Могла просто спросить, я бы тебе хоть целое дерево привёз!

– Что, правда? – лицо Эмили резко переменилось. – Я считала, такого нигде не бывает.

– Думала, небось, в волшебную сказку попала?

Эмили закусила губу.

– В общем-то, да, – она пожала плечами, а Сэнрик по-дружески насмешливо покачал головой.

Они просидели за разговорами до глубокой ночи, и только потом легли спать подле костра. Правда, Сэнрик прежде подождал, пока уснёт Эмили, а после в собственных мыслях просидел ещё какое-то время и только на рассвете, убедившись, что ночь не подстерегала их с опасными неожиданностями, смог уснуть.

Неясно, какие сны им снились. Возможно, это было что-то хорошее, возможно и нет, но только проснулись они без памяти об этом, но с ощущением, будто большой булыжник, придавивший им спину, куда-то внезапно пропал.

Эмили проснулась первой. Поскольку она дольше спала, она и чувствовала себя гораздо лучше. Мир вновь начал приобретать яркие краски, пусть и не все проблемы были решены. Точнее, главная проблема – как попасть домой – оставалась всё ещё главной проблемой.

– Сэнрик, вставай, – Эмили аккуратно толкнула юношу в плечо, не подозревая, что ему удалось поспать всего ничего. Для себя она отметила его усталый вид, когда он уже открыл глаза и поднялся на локтях, оглядываясь.

– Солнце встало, – констатировал он и встал на ноги, потянувшись, – пора идти.

– Но куда мы пойдём? – Эмили поднялась следом за ним, глядя на него так, как ребёнок смотрит на всезнающего родителя.

– Куда-то, – он пожал плечами, – мне нужно вывести тебя отсюда, а после я смогу заняться охотой.

– Ты видел себя? У тебя практически нет сил! – возразила Эмили, но ответа со стороны не последовало. Тогда она продолжила. – Нам обоим следует добраться до дома, иначе мы здесь непременно…

– Тш! – неожиданно произнёс Сэнрик, одну руку выставляя в сторону Эмили в жесте, показывающем, чтобы она не издавала ни звука и замерла на месте. – Я что-то слышу, – пояснил он.

Девушка притаилась, практически задержав дыхание. Она напрягла весь свой слух, и спустя пару секунд услышала какой-то шорох в стороне, в кустах. Конечно, она испугалась, но подавать виду не хотела, скорее всего из-за присутствия Сэнрика.

Прошло совсем немного времени, прежде чем из-за тех же самых кустов показался виновник нарушенного покоя. Сначала высунулся один нос, дёргающийся и вбирающий в себя воздух «на пробу», потом показалась мордочка целиком, и, наконец, перед Сэнриком и Эмили во всей своей красе предстал зверёк, невероятно милой наружности, и уже знакомый одному из путников.

Только юноша открыл рот, чтобы что-то сказать, как в этот раз уже его перебили.

– Лис! Это лис, Сэнрик! Лис!

– К нашему счастью, да, это всего лишь лис, – подтвердил он, покосившись на Эмили.

Но её уже было не унять. Она не сразу смогла объяснить, откуда взялась такая буря эмоций, и почему зверь в лесу, где ему, в принципе, и место, вызвал восторг.

Эмили смотрела на Сэнрика выжидающе, изредка переводя взгляд на лиса и обратно, и только спустя некоторое время, прокрутив их разговор в голове, юноша понял, чего от него ждали.

– Думаешь, это тот самый лис? Ну, из твоего сна?

– А какой же ещё! – Эмили по-детски радовалась, восполнившая часть своих жизненных сил и вновь способная на искренние, лишённые тени усталости эмоции. Она внимательно посмотрела на растерянного и настороженного лиса, ожидая его действий. Чтобы не спугнуть зверька, Эмили застыла на месте, как вкопанная.

– Кажется, это корсак, – изрёк Сэнрик, подпирая пальцами подбородок.

– Тебе не кажется, это точно он, – ответила она шёпотом, даже не глядя на своего собеседника.

– Хотя не думал, что они водятся в тутошних местах, – продолжал говорить, будто сам с собой, юный охотник.

А в это время в голове у Эмили эхом раздавалось: «Корсак». Ей ужасно нравилось само название этой породы лис. Она вытащила спрятанный за платьем кулон, висящий на шее, положила его на ладонь и почувствовала, как тепло разливается в её душе.

«Корсак».

– Что это? – тут же Сэнрик заинтересованно взглянул на кулон и двинулся в сторону Эмили, что напугало зверька, и последний быстро юркнул в другие кусты, проскользнув между ветками и скрывшись за деревьями.

– О нет! Сэнрик! – всполошилась Эмили. – Что же ты наделал? Нам скорее нужно за ним!

– Ты же это не серьёзно? – спросил виновный, но, судя по безумному взгляду своей спутницы, понял, что им, скорее всего, и вправду придётся нестись прямо за лисом.

– Давай, залезай! – Эмили быстро забралась на Грома, до того отдыхавшего и даже не думавшего о том, что ему придётся скакать галопом после такого перерыва.

Сэнрик колебался. Но оставаться одному ему хотелось меньше, чем следовать желанию сумасбродной девчонки, которая хоть порой и болтала без умолку, зато отвлекала от собственных неприятных мыслей и тем более одиночества.

Итак, Сэнрик, сидя на коне позади Эмили, вместе с ней нёсся за корсаком, который вскоре появился-таки в поле их зрения, словно специально замедлил темп, поджидая погоню, а после разогнался с новой силой.

Гром бежал на удивление быстро и достаточно бодро, и в целом выглядел как молодой резвый жеребец, чьи мускулы переливались под блеском изредка попадающих на них лучей.

– Давай, малыш, скачи, – говорила Эмили Грому, подбадривая его, – мы не должны упустить его из виду!

Так они плутали по лесу в неизвестных направлениях неизвестно сколько, и если до этого в чьей-либо из их голов могла теплиться мысль о спасении, теперь найти дорогу домой представлялось невозможным, поскольку корсак увёл их слишком далеко в Бескрайний лес. Каким-то образом он не оставлял следов, чего не было времени заметить ни у Сэнрика, ни у Эмили, хотя Гром за собой тянул целую вереницу протоптанных ямок в мягкой земле. Помимо того, под его копытами поднимался первый слой пыли, смешанной с почвой, в то время как лис словно парил в воздухе, перебирая лапами.

Вскоре Эмили, пристально следившая за передвижением зверька, непонятно как потеряла его из виду. Ей пришлось остановить Грома. Она потянула поводы на себя и издала характерный звук, который служил коню сигналом для того, чтобы замедлить бег.

– Как же так? – расстроено спросила у самой себя Эмили, озираясь по сторонам.

– Возможно, он спрятался где-то рядом, – Сэнрик спешился с коня и медленной бесшумной поступью прошёл вперёд, пытаясь поймать взглядом животное. Но корсака и вправду нигде не было. После практически часа погони он просто взял и исчез! Это было совершенно несправедливо. Сэнрик обернулся на девушку и заметил её грустный взгляд и поджатую нижнюю губу.

– Не вешай нос, – в своей манере он попытался подбодрить её, – может, это был не тот лис, что тебе нужен.

– Может, вся эта затея была не тем, что мне нужно, – парировала Эмили, сердясь на себя. Она даже не то, чтобы сердилась, скорее чувствовала обиду за безрезультатно проделанный путь.

– Может, – Сэнрик пожал плечами.

– Мне просто…

«… на секунду показалось, что я действительно могу попасть в сказку», – Эмили не произнесла этого вслух и оборвала мысль, не решив рассказывать про это Сэнрику. Он и так, вероятно, считал, что она не в себе.

– Не важно, – с улыбкой заключила она.

Это был первый раз, когда она приблизилась к признанию самой себе в том, что она хотела увидеть Волшебное королевство, о котором ей рассказывали и мать, и отец когда-то давно. После долгого пути, пройдя голод и холод, желание попасть в сказку пересиливало все другие, и какую-то часть Эмили это пугало. С другой стороны, в её голове уже давно связалась цепочка событий, сотканная из снов, в которых отец говорил как раз об этом, а также из побега в лес. Чем дальше она продвигалась, тем больше случайностей, которые она таковыми назвать уже не могла, претворялись в жизнь. И когда она нашла красный дуб, представление о том, что это путешествие заведёт её в счастливый конец было таким реальным и естественным, что даже без озвучивания и признания его Эмили глубоко в душе понимала, что надеялась найти в этом лесу волшебство. Пускай не огромное королевство, где все всегда счастливы, но хоть что-нибудь. Теперь она отдавала себе отчёт в том, что поверила своим снам. А, возможно, они были лишь иллюзией воспалённого разума. И ничем более.

В то же время, Эмили была не той, кто опускает руки и теряет надежду после первой же неудачи. Она была ужасно расстроена случившимся (если говорить верно, то не случившимся), но всё же чувствовала, что всё не может кончиться так по-дурацки. Может она и не найдёт Волшебное королевство, но что-то же должно быть. Где-то в глубине этого необъятного леса что-то должно было быть.

– Что теперь собираешься делать? – поинтересовался Сэнрик.

Эмили только развела руками.

– А что мне остаётся? Похоже, я застряла тут надолго.

– Мы застряли, – произнёс Сэнрик, тут же смутившись и усмехнувшись. Эмили улыбнулась ему в ответ.

– Что ж, тогда пойдём вперёд, может застанем кор… – она сделала небольшую паузу, вспоминая название породы, – корсака, вот.

Так они вновь продолжили свой путь. И когда Эмили смогла сосредоточиться на себе и происходящем, она поняла, что очень хочет есть. В подтверждении этому её желудок запел дифирамбы. Но еды не было. Последнее они съели с Сэнриком буквально вчера.

Эмили предложила ему поохотиться, поймать какую-нибудь мелкую дичь, разжечь костёр и приготовить еду. Но почему-то Сэнрик, вместо того, чтобы согласиться, лишь отмахнулся, ответив что-то невнятное и своим видом выказав нежелание идти на охоту сейчас. Эмили не поняла такой реакции и по своей детской наивности стала его расспрашивать.

– Почему нет? Ты разве не голоден?

– Не голоден.

– А я вот голодная. Сейчас бы целую курицу съела! – мечтательно протянула она. – Ты же охотник, ты пришёл в лес охотиться, значит, сможешь поймать, ну, зайца, к примеру. Наверняка дядя научил тебя чему-то перед тем, как ты сюда пошёл?

– Я всему учился сам! – возразил Сэнрик.

– Так это замечательно! – тут же подхватила Эмили. – Значит, поймаешь нам еду? – она состроила «щенячьи глазки». Однако в их местности такая гримаса называлась «ёжик». Ёжиков в Капитайбуре было немало, у многих жителей под домами или где-то поблизости жило как минимум одно семейство этих колючих зверьков, собак же было куда меньше. Никто не считал ёжиков зловредными, они даже с течением времени превратились в образ-талисман для местных жителей. И от них пошли многие интересные выражения, либо же подобные метафоры.

– Не могу.

– Как же? Почему? – вновь задалась вопросами Эмили.

– Не могу и всё, – отрезал Сэнрик и ускорил темп. Эмили сложила губы трубочкой, изображая обидевшегося ребёнка, а после догнала юношу.

– Но мы так умрём с голоду, – уже тише добавила она.

– А не будь меня здесь? Что б ты делала? – неожиданно спросил Сэнрик.

– Пожалуй… – Эмили убрала прядь волос за ухо, подумав над ответом, – нашла бы какие-нибудь ягоды. Или грибы. Или ещё что-нибудь. Правда всё это может быть ядовито, но я разбираюсь в некоторых видах, так что у меня высокие шансы выжить, – гордо и с улыбкой заключила она.

– Вот и ищи ягоды свои, – ответил юноша, – «или грибы».

– Да почему ты такой вредный? – возмутилась Эмили.

– Я просто… – Сэнрик тяжело вздохнул, понимая, что эта весьма любопытная особа от него не отстанет, а потому придётся, всё-таки, рассказать, в чём дело, – я не могу этого сделать. Много лет я так ждал этого момента, а сейчас вся смелость куда-то исчезла! Это ужасно раздражает меня.

Эмили немного помолчала, размышляя над ответом. Она не стала больше настаивать на своём.

– В конце концов, – неуверенно начала она. Она не боялась сказать чего-то не того, однако Сэнрик выглядел крайне серьёзным, и ей не хотелось обидеть его своими глупыми подбадривающими шутками, – зайцы не всегда бывают вкусными. Да и наверняка их очень трудно готовить.

Юноша подумал, что и правда стоило бы пересилить себя и добыть им еду. Хоть он и был покрепче, но желудок у них сводило в одинаковой мере. И всё же, он был слишком горд, чтобы признать правоту Эмили, а потому промолчал.