– Культ не просто выпускает зверя. Он долго готовит человека, медленно разбирая клетку прут за прутом, чтобы зверь вышел наружу и понял, что клетки не осталось и ему ничего не угрожает. Тогда он не упивается своей волей, а чувствует свою свободу. Он перестает быть озлобленным и возвращается к своей изначальной естественной форме.

– А те, кто не освободился во время ритуала?

– Они служат пищей.

Кэила всего перекрутило от страха и отвращения.

– Не бойся моих детей. Они поступают по своей природе. Тебе непривычны их обряды и традиции, но это не порочность, это естественность. Они убивают и поедают не из злости, страха или ненависти, а потому что знают, что смерть не противостоит жизни, а дополняет ее. Ведь ничто не исчезает, а лишь меняет форму.

– Но ведь это насильственное убийство своих же людей! Твой культ подводит людей к ритуалу, и тех, кто не справляется, убивают. Что в этом естественного?

– Эти люди идут по пути пробуждения своей истинной природы, это естественно. И те, кто не смог пробудиться, сами не желали бы такой жизни.

– Ты и твой культ так решили? – вспылил Кэил. – Вы решаете, кому жить, а кому нет? Чем это лучше тирании богов?

– Те, кто не смог пробудиться, сломленные, теряют не только свою истинную природу, но и свой разум. Они продолжают свое существование только потому, что не могут осознать плачевность собственного положения. Культ убивает их из милосердия.

Кэил хотел сказать «не играй в бога, Тира!», но ведь Тира и была богиней, поэтому он решил ограничиться многозначительным молчанием.

– Ты, как и все непосвященные, отрицаешь смерть, – продолжила Тира, – потому что зациклен на себе и боишься потерять то, чего никогда и не было, – собственную уникальную личность. Но все, из чего ты состоишь, было и до тебя. Все твои мысли другие люди мыслили до тебя и будут мыслить после. Ты всего лишь точка на кругу жизни, одна из мириад комбинаций материи, которая уже существовала и еще не раз повторится. Так что именно ты боишься потерять такого, ради чего стоит отрицать смерть?

Кэил молчал. Он не находил, что ответить.

– Пробужденные понимают это и потому служат целям, которые больше их самих. Они легко принимают смерть, ведь знают, что родятся вновь. Главное для них – пробудить свою природу и помочь пробудиться людям вокруг.

– Откуда они знают все это?

– Они интуитивно впитывают знания, которые передаются веками через ритуалы, обряды и сам образ жизни культа.

– А как культ распространится в империи, где ничего этого нет?

– Пробудившиеся понесут культ с собой в земли империи. Они проникнут за стену и распространят мою кровь, которая поможет людям империи пробудить зверя внутри себя и стать частью культа… так или иначе.

– И сколько на это потребуется времени?

– Годы…

* * *

…Анкс зашел далеко за восточную стену. Все поселения у него на пути были давно брошены. Здания просели под тяжестью зелени, и от них уже почти ничего не осталось.

Как быстро сходят на нет человеческие сооружения, подумалось Анксу. Стоит только прекратить вечную борьбу с природой, вечное упорядочивание окружающего мира, и все вернется обратно к первозданному хаосу.

Как отдельный человек, захваченный водоворотом собственных далеко идущих планов и погруженный в ежедневную рутину, забывает о поджидающей за углом смерти, так и все человечество занято выстраиванием замков из песка, забывая о том, что и само оно, и все его наследие исчезнут в одночасье.

Странное, доселе незнакомое чувство безысходности овладело им. Вдруг ему стало не по себе от этого нового чувства. Он ускорил шаг и постарался отогнать страх.

Анкс пробирался сквозь болота, опираясь на посох проповедника. Его мысли блуждали, но каждый взгляд, брошенный на посох, напоминал о том, что случилось за стеной. Он винил во всем случившемся Кана, но полностью избавиться от собственной вины все же не мог. Злость и ненависть то приходили, то вновь отступали, и Анкс боялся потерять эти клокочущие чувства. Он крепко цеплялся за них так же, как и за посох проповедника, чтобы однажды отомстить всем причастным.

Через несколько дней он добрался до лагеря культистов. Здесь собирались люди, пришедшие из империи. Их объединяли в группы, давали проводника и отправляли дальше на восток.

С одной из таких групп Анкс добрался до иссохшего исполинского дерева, которое стояло на одиноком высоком холме и поддерживало низкое, затянутое густым туманом небо.

У подножия древа культисты выстроили множество поселений, в которых жили тысячи людей.

Анкса приняли в ряды приобщенных. Целыми днями он трудился, в основном добывая еду, а вечером ел и слушал проповеди.

Культисты восхваляли Великую Мать, сулили пробуждение от иллюзии разума и обещали всеобщее счастье. Но никто не говорил, что для этого надо сделать. Никаких понятных шагов или правил, никаких поучений или наставлений.

Однажды после проповеди Анкс решился спросить, что же делать дальше.

– Как именно пробудиться? Что я должен сделать?

– Смотри и учись, – коротко ответил проповедник и ушел.

Анкс смотрел, но его терпение стремительно иссякало. Он расспрашивал культистов, но они общались образами и символами, которые он не мог разобрать.

Со временем он просто сдался и стал жить вместе с ними, не пытаясь их понять. И тогда жизнь поглотила его полностью. Он работал, ел и спал рядом с этими людьми – влился в культ и стал его частью.

Сперва Анкс относился к ним с опаской. Он удивлялся, почему они такие приветливые и дружелюбные. Возможно, хотят что-то от него получить. Он вспоминал людей в империи и особенно в столице, где никто искренне не улыбался и каждый при первой же встрече думал, как бы не быть обманутым.

В империи люди изначально были настроены враждебно друг к другу, и раньше это казалось Анксу естественным – вся эта конкуренция. Попытки добиться чего-то, ступая по головам, – все это поощрялось. Победителей превозносили, а любые жертвы оправдывали естественным отбором. Но жизнь в культе заставила его пересмотреть само определение того, что естественно для человека.

Анкс участвовал в ритуалах, которые описывали историю мира. Вместе с остальными он приносил свою кровь в жертву идолам Великой Матери. Они танцевали и пели, вводя себя в состояние транса и ощущая единение с Великой Матерью и друг с другом.

Чувства набегали волнами. Он как никогда ощущал приливы радости, тепла, света. Эта сила подхватывала его и уносила далеко от реальности – он мог часами сидеть перед идолом, глубоко погруженный в собственные чувства.

Воздух наполнили сотни запахов, которые идеально сплетались в невиданный ранее букет. Звуки мира выстраивались в симфонии, заполняя все его сознание. Цвета стали такими яркими, что сперва резали ему глаза, но теперь он видел, как лучи солнца проходят сквозь туман, разбиваясь на множество цветов и заполняя все вокруг.

Время исчезло.

Наполненный чувствами, он не понимал, как давно пришел сюда. Казалось, что прошла целая жизнь. Все, что было до этого, всплывало выцветшими картинками из далекого прошлого.

Он не думал о Кане или империи, о Джуге, Асфи и остальных. Он даже стал забывать о погибших детях. Все это произошло так давно, так далеко – будто в прошлой жизни.

В культе не обсуждали будущее, не рассуждали о вечных вопросах и не пытались найти ответы. Они проживали свою жизнь – каждый день и каждое мгновение.

Их объединяла невидимая сила – общие ценности. Вокруг царили взаимовыручка и братство. Люди вместе двигались к единому будущему и ценили каждого человека на своем пути, будто бы именно он приближал лично их к цели.

Идолы Тиры, большие деревянные статуи, обретали очертания живого человека. Они и были живыми для культа. Анкс всматривался в ее глаза и чувствовал, как Великая Мать смотрит на него в ответ своим любящим и заботливым взглядом.

Но больше всего его поражало гигантское дерево на холме. Сперва оно казалось засохшим и лишенным жизни, но со временем он стал чувствовать биение сердца глубоко в недрах земли. Дерево притягивало его, и он мог часами сидеть перед ним, прикасаясь к сокровенному.

Анкс изменился. Разом все слова и действия культистов обрели для него смысл. Ранее несвязные загадочные речи стали так точно описывать то, что он ощущал. Образами и символами они передавали все эти чувства, которые невозможно было понять со стороны. Он и сам не мог понять разумом, что именно чувствует, и не мог выразить эти чувства в словах. Человеческая речь казалась ему такой ограниченной, такой недостаточной для того, чтобы описать весь этот опыт. И даже если бы он смог перевести свои чувства в слова, они ничего не значили бы для постороннего человека, ведь это были глубоко личные переживания, которые нельзя понять разумом, а можно только прожить. Культисты, пережившие этот опыт, прекрасно понимали друг друга, и Анкс наконец-то был в их числе.

В один из вечеров к нему пришли люди в багровых накидках. Именно тогда, когда он ощутил внутреннюю потребность в ритуале как следующем шаге на пути его сближения с культом.

Его лишили еды и заперли в хлипкой деревянной клетке рядом с идолом Тиры. Он сидел и смотрел на фигуру богини, проваливаясь в глубины собственной души.

* * *

Анкс вновь оказался в пустыне посреди ночи, с одинокой яркой звездой на черном небе. Он поежился, вспоминая леденящий ветер, который обдувал его здесь в прошлый раз, и холодок пробежал по его спине.

Но в этот раз никакого холода не было, только приятный теплый ветер.

Анкс медленно зашагал по песку в направлении далекой звезды. Он не чувствовал ни голода, ни жажды, ни усталости. Его разум был спокоен и не испытывал никаких сомнений по поводу того, куда ему идти, ведь вот она, его единственно возможная цель – одинокая звезда посреди непроглядно черного неба в бескрайней пустыне.

* * *

Очнулся он где-то на зеленых равнинах посреди белого дня, мчащийся на всех четырех конечностях в стае таких же зверей. Его переполняло тепло, он чувствовал себя уверенно и решительно.

Они гнали небольшое оленье стадо. Анкс чувствовал, как рокочет его сердце, вырываясь из груди. Он несся вперед и не видел ничего, кроме убегающего от него оленя. Ощутив приятный, вкусный запах свежей крови, он рванул вперед изо всех сил и схватил свою добычу.

Хищными движениями он разорвал плоть и вгрызся в мякоть. Кровь засочилась, она заливала его рот горячим солоноватым вкусом. Все его тело дрожало от удовольствия. Он напивался кровью, как жаждущий напивается водой. Он чувствовал, как жизненная сила перетекает к нему от жертвы.

Эта сила начала захлестывать его через край. Он задыхался и чувствовал, будто тонет. Анкс изо всех сил пытался вырваться и наконец оторвался от своей добычи.

Он поднял глаза вверх и увидел огромную огненную фигуру женщины. От нее, будто от солнца, волнами лился жар, который притягивал Анкса к себе.

Он весь дрожал, глаза расширились, рот приоткрылся. Его переполняло неудержимое влечение к фигуре. Он не мог ни о чем думать, не мог сопротивляться. Все его тело вибрировало, откликаясь на магнетическую тягу.

Анкс прижался к огненной женщине. Ощутил ее тепло, которое разливалось и заполняло его. Целостность – все чувства сплелись воедино, и он ощутил покой. Отсутствие мыслей и чувств – все вокруг будто замерло. Само время исчезло, а пространство начиналось и заканчивалось на них.

Ничего не существовало, кроме Великой Матери. Анкс ничего не чувствует, ничего не видит, ничего не слышит, ни о чем не размышляет. Его нет. Есть только Великая Мать, заполняющая всю его вселенную. Только тепло и покой. Он отпустил свое сознание, и оно растворилось. Все залил белый свет. И Анкс исчез.

Острая боль прорезала его, и сознание вновь вернулось. Злобная страшная сила отрывала его от Великой Матери. Он пытался ухватиться за нее, всеми силами порывался вернуться в рай, но безжалостная рука оторвала и отбросила его.

Пронзающий холод окатил и парализовал с ног до головы, будто он весь мокрый выброшен на леденящий ветер. Страх схватил сознание и отдал на растерзание панике. Анкс упал и скорчился на боку, поджав ноги.

Огромная ледяная фигура выросла перед ним – исполинский мужчина, от которого, будто шипами, исходил холод и страх. Мужчина поднял руку ладонью вперед.

Анкс лежал и смотрел на громадную преграду. Преграду к чему? Он вспомнил мягкие теплые волны, разливающиеся от Матери. Вспомнил то чувство единения, целостности и наполненности, которое испытал при воссоединении с Матерью. Вспомнил, как его сознание растворилось, и не было в мире ничего приятнее.

Сердце начало клокотать. Пылающая кровь растворила оковы леденящего страха. Он вновь захотел вернуться к теплу. Ярость забилась в висках, она выдворила панику. Анкс ясно ощущал, как маленький сгусток тепла бьется в его груди. Маленький сгусток, стремящийся вернуться к целому, которое его породило.

Он вскочил на ноги, издал животный рев и бросился на мужчину.

И тут Анкс вдруг увидел себя со стороны. Как он – то ли человек, то ли животное – сломя голову несется вперед. В те несколько шагов, которые разделяли его и мужчину, стыд разом погасил его клокочущую ярость. Будто кто-то невидимый наблюдал за ним сверху, осуждая его несдержанную животную природу.

Видение рассеялось, будто туман под напором ветра. Анкс увидел шамана, который опустил руку и замер перед ним в темной пещере.

Тело лишилось веса, мысли исчезли, осталось только мерное дыхание.

К Анксу приблизилась фигура, окутанная тенями. Темное, практически черное, нечеловечески симметричное лицо склонилось над ним.

– Откуда в тебе это? – прошептал глухой голос.

Анкс хотел что-то сказать, но сознание его провалилось в пустоту. Он упал на едва теплый песок ночной пустыни с одинокой яркой звездой где-то на горизонте. Легкий ветер нежно коснулся его, и Анкс уснул.

Глава 11. Птицы

Анкс очнулся в темной пещере. Голова кружилась, тело ныло от боли и истощения. Он попытался приподняться, но мышцы не слушались.

– Красс! – раздался глубокий бас.

Анкс повернулся на звук и уставился в темноту.

Тяжелый предмет грохнулся рядом, заставив его вздрогнуть и отпрянуть. Анкс посмотрел вверх и увидел блестящие в темноте глаза. Они переливались, будто рыбья чешуя на солнце.

– Воды, – прогудел обладатель блестящих глаз.

В темноте зашевелились.

– Пей, – приказал он и протянул Анксу воды.

Раздался чирк, вылетела искра, и рядом с Анксом разгорелся огонь. Он жадно схватил воду и начал лакать, с трудом прерываясь на дыхание.

Над ним стоял очень широкий и высокий человек с длинной седой бородой. Красс сел рядом и оперся руками на свой огромный молот.

– Где я? – спросил Анкс, вдоволь напившись.

– А где ты должен быть?

– Я, – Анкс замялся, – я помню ритуал. Я прошел испытание?

– Хм-м, – Красс ухмыльнулся, – в каком-то смысле.

– Дайте ему еды, – прозвучал тихий голос.

Из темноты выплыла размытая фигура, словно покрытая тенями.

– Отдыхай сегодня, завтра я вернусь за тобой, – сказал он и исчез.

Анкс наелся, и тяжелая усталость обрушилась на него, повалив обратно на землю. Латный ботинок затушил костер, и Анкс заснул.

Во сне он вновь увидел ритуал. Но на этот раз он добрался до шамана, от которого исходило белое свечение, и сорвал с него багровый балахон. Источающее белый свет лицо Кана пристально смотрело на него. Анкс отпрянул и упал. Тело обдало холодом и сковало.

Он очнулся в полной темноте. Сердце бешено колотилось.

Чирк – и зажегся одинокий факел. Великан сидел рядом.

– Он ждет тебя снаружи, – пробасил Красс, вручая факел Анксу.

Анкс вышел на солнечный свет, который даже сквозь густой туман обжег ему глаза. Он развернулся и отдал факел великану. Тот стоял у выхода из пещеры, так, что его голова оставалась в темноте.

– Человек, ты же знаешь, что у предателей нет союзников?

Великан сжал горящий факел в ладони, и тот лопнул.

Анкс посмотрел на два блестящих глаза в темноте, и холод пробежал по спине.

– А вот и ты! – раздался тихий, но оживленный голос.

Анкс повернулся и увидел мужской силуэт, окутанный тенями. Они витали вокруг, размывая контуры и черты, будто человек находился под толщей мутной воды. Он протер глаза, но ничего не изменилось.

– Как тебя зовут? – прозвучал мягкий и приятный голос.

– Анкс.

– А я Кэил.

Фигура оказалась достаточно близко, и Анкс пристально всмотрелся в человека за пеленой теней. На мгновение тени расступились, и два мутных мертвецких глаза на застывшем синюшном лице уставились на него в ответ. Дыхание сперло, и он замер не в силах пошевелиться.

– Что ты такое? – шепотом промямлил Анкс.

– Надеюсь, что все еще человек, – весело ответил Кэил, не меняя выражения лица.

Вопросы роились у Анкса в голове: «Кто он? Что он такое? Что за тени кружат вокруг него? Кто эти великаны в пещере?» Но на поверхность вырвался, кажется, наименее важный:

– Я прошел испытание?

– Нет, – нисколько не смутившись, ответил Кэил.

– Тогда почему я жив?

– Яростные убивают тех, кто отдался страху. Если ты проходишь посвящение и, как они говорят, пробуждаешь зверя, то возвращаешься к своим первобытным началам и становишься частью культа. В противном случае тебя поглощает страх. Для яростных нет ничего хуже такой участи, и они из сострадания убивают тех, кто не смог пройти ритуал. Но ты не поддался страху, как, собственно, и ярости.

– Тогда что произошло?

– Не знаю. Я вижу страх и страсть в людях. Когда человек в ярости, он заполняется красным, а когда в страхе – желтым. Но у тебя внутри я вижу белый свет. Это будто небольшая твердая сфера. Сейчас она едва различима, но тогда, во время ритуала, она пылала! Яркое белое пятно, которое не давало ни страсти, ни страху полностью захватить тебя.

– Что ты имел в виду, когда сказал «откуда в тебе это»?

– Не помню, чтобы я говорил такое. Точнее, помню совсем другое.

– Что именно?

– В тот момент, когда белый свет отогнал твой страх, я словно провалился в другое место, – Кэил запнулся и, как показалось Анксу, поежился. – Сам до конца не понимаю, реально оно или это просто кошмарный сон…

– Пустыня, ты видишь пустыню с одинокой звездой?! – вырвалось у Анкса.

Кэил замер и молча смотрел на него. Анкс не мог различить выражение его лица, но чувствовал, что попал в точку. Они стояли и смотрели друг на друга.

– Да, – наконец ответил Кэил. – Ледяная пустыня и одинокая, далекая звезда. И теперь я понимаю, что оказываюсь там, когда чужое сознание выдавливает меня из моего собственного тела…

– Ледяная… – задумчиво повторил за ним Анкс. – Мне кажется, я был там когда-то. Я чувствовал невыносимый холод и, главное, страх, что это никогда не закончится. Но это было давно, и с тех пор я попадал только в песчаную пустыню, где дюны теплого песка – сколько видит глаз. Я иду к звезде, но никак не могу до нее добраться.

– Хотел бы я избавиться от этого места. Так ведь было не всегда. После одного события много лет назад в моем теле нахожусь не только я, – Кэил сделал паузу, – сложно объяснить, но, помимо моего сознания, есть еще три. Два из них я более или менее знаю, а вот третье, даже после стольких лет, – загадка для меня самого. И эта проклятая ледяная пустошь появилась вместе с ними. Похоже, когда Темный пользуется моим телом, он выбрасывает меня туда.

– Кто он? Я, кажется, видел это черное странное лицо из теней, и голос был совсем не похож на твой.

– Я сам не знаю, – с досадой ответил Кэил. – Я не хозяин собственному телу и должен делить разум с посторонними. Похоже, у меня ничего не осталось, кроме моих воспоминаний.

– Это, должно быть, очень трудно.

– Пожалуй. Жизнь никогда не была слишком доброй. Но мои собственные лишения ничто по сравнению со страданиями людей, которые я видел за годы странствований. Один раз осознав, насколько несправедливо боги устроили мир, невозможно забыть об этом. Я должен все исправить.

Кэил говорил то, что Анкс так хотел услышать от Джуга, и на что последний был совершенно не способен.

– Я понимаю, о чем ты, – участливо проговорил Анкс. – Одни люди творят несправедливость, а другие закрывают на нее глаза – и так от мала до велика.

– Людям не оставили выбора! Весь мир устроен таким образом, – голос Кэила становился все громче. – А начинается все с первых правителей – с богов. Пока они существуют, люди продолжат наследовать тиранию из поколения в поколение. Я положу этому конец. Я перережу пуповину наследственности. Все будут начинать с чистого листа и жить по собственным заслугам. Мы разрушим старый мир и вернем все к истокам, когда все были равны и царила справедливость. Мы дадим человечеству еще один шанс!

– Тирания должна быть искоренена! – решительно вторил ему Анкс.

Он задыхался от возбуждения. Сердце клокотало, а грудь распирало изнутри. Будто вся тяжесть тела в одночасье рассеялась.

– Не только тираны, но и весь старый мир должен погибнуть, дабы переродиться вновь! – Кэил смотрел вдаль завороженным взглядом.

«Мир – погибнуть?» – молнией прорезало Анкса. Тяжесть этих слов осадила его зарвавшееся сердце.

– Знаешь, а я рад, что встретил тебя! – весело проговорил Кэил. – Я даже думаю, что это судьба!

Внезапно ветер усилился. Сильные порывы разогнали туман, и вскоре небо расчистилось. С севера летели металлические птицы.

Анкс перевел взгляд на Кэила и хотел было спросить, что происходит, но его ухватили за одежду и оторвали от земли.

– Я знал, зачем ты появился! – прогудел низкий бас над ухом Анкса.

Красс держал его за шкирку, одной рукой отрывая от земли.

– Оставь его, Красс, – приказал Кэил и положил руку поверх руки великана.

– Он не пробыл здесь и двух дней, и тут нападают птицы, которых никогда не было, – по мне так слишком странное совпадение, – горвир не отпускал Анкса, но слегка ослабил хватку.

– Он уже несколько месяцев в лагере, отпусти его, он не враг тебе. Война началась, Красс. Сейчас мы должны отбить нападение.

Великан разжал руку, и Анкс шлепнулся на землю. Горвир прорычал что-то и зашагал в сторону поселения, где бесновались птицы.

– Пойдем, – Кэил протянул руку Анксу, – мы должны помочь яростным.

Птицы разрушали поселения и убивали людей. Яростные в зверином облике нападали на них, но даже самые острые когти не могли навредить металлическим телам птиц. Только возвысившиеся сильными ударами огромных лап могли погнуть их.

Красс разбежался и с плеча ударил тяжелым молотом птицу по спине. Она рухнула на землю. Великан с размаху накрыл голову металлической твари молотом, но смог только погнуть ее. Птица поднялась и повернулась к обидчику.

Красс с размаху врезал птице молотом по колену, изогнув его внутрь. Она захромала, с трудом удерживая равновесие, и вскоре рухнула. Два сородича подхватили ее и улетели на север.

Кэил снял арбалет, висевший у него за спиной, зарядил болт, прицелился и выстрелил птице в плечо. Анкс ждал, что болт отскочит от металла, но он прошел внутрь, как в дерево, оставив черное пятно на теле птицы.

Тени стали расползаться по плечу, а рука обвисла, как парализованная. Кэил выстрелил вторым болтом ей в ногу, и птица повалилась на землю. Две другие как по команде прилетели, подхватили ее и попытались унести, но сородичи горвира успели опутать их цепями и вернули на землю.

Молотами они разбили птицам кисти и ступни, обернули крылья вокруг больших деревянных идолов и скрепили между собой. Все три птицы висели на столбах и не могли вырваться. Остальные молниеносно отступили, будто разом получили неслышимую команду.

– Это тот самый металл, – прогудел Красс, осматривая подбитую Кэилом птицу.

Она обмякла и висела на цепях, не подавая признаков жизни.

– Мы начали добывать его из глубин горы незадолго до смерти. Этот металл очень чувствителен к любой энергии. Твои доспехи и оружие сделаны из него. Я мог бы переплавить эти создания, но мне нужен горн.

Кэил поднес руку к одной из птиц. Металл начал плавился, превращаясь в густую черную жидкость. Она не растекалась, но по поверхности расходились медленные волны.

– Ты должен выковать доспех, – сказал Кэил сухим голосом, не отводя взгляда от птицы.

– Мне нужен большой горн и несколько таких штук, – Красс, как и все вокруг, пристально вглядывался в металл, двигавшийся под рукой Кэила.

Кэил погрузил руку глубже. Металл расступился. Кэил по-прежнему смотрел на птицу, но чье-то темное лицо, сотканное из теней, повернулось к Анксу.

– Приложи руку к металлу, – приказал сухой голос.

Анкс повиновался. Металл под его рукой стал сперва красным, затем оранжевым и наконец белым. Пятно медленно расползалось по груди птицы.

У него возникло сильное желание покинуть это место. Чувство становилось все сильнее и вытеснило все его мысли. Что-то будто магнитом тянуло его на север.

Желание переросло в головную боль. Боль нарастала, и ему казалось жизненно необходимым бежать на север. Белый свет залил глаза, и через мгновение перед ним возникли два исполинских глаза. Анкс в ужасе отдернул руку.

Кэил попробовал прикоснуться к белому пятну, но ладонь зависла в воздухе, уперевшись в невидимый барьер. Он попытался продавить – рука сползла в сторону.

– Ты почувствовал, куда они стремятся? – обратился к Анксу сухой голос.

– На север.

– Собирайте всех, мы выступаем немедленно, – произнес Кэил живым и мягким женским голосом. – Кто не может идти сейчас, тот остается.

– Да, госпожа, – яростные низко поклонились и ушли.

Тени расступились, и Анкс увидел испуганное лицо Кэила. Он пытался отдышаться. Через несколько секунд серые тени вновь закружились вокруг него, а дыхание успокоилось.

– Нам на север надо, – тихо сказал он. – Война началась.

Красс недовольно покачал косматой головой, когда Кэил прошел мимо.

Они немедля выступили на север. Анкс шел следом за Кэилом. Горвиры тащили идолов с птицами, а за ними следовали сотни яростных и тысячи последователей культа.

– Как ты? – участливо спросил Анкс. – Ты снова был там? В пустыне? Не представляю, как ты живешь с этими другими в голове.

– Наверное, я уже привык к ним, – ответил Кэил. – Я провел годы в одиночестве, и они единственные, с кем я общался. Теперь они во многом часть меня. Было бы странно оказаться вдруг без них.

– Но куда они ведут тебя?! – вмешался Красс. – Ведь убийство богов не может быть самоцелью. Мы, горвиры, ищем ответа от нашего отца, но наша жизнь уже окончена, как и наш путь закончится при встрече с ним. Но ведь ты ищешь их смерти не ради нее самой?

Кэил остановился.

– Я не знаю, Красс. Я прошел этот путь – от первой встречи с тобой до этого момента – и увидел бесчисленное множество боли и страданий этого мира. Боги – источник всех этих несчастий. Я ищу их смерти. А что будет дальше, не знаю. Тира говорила, что мы вернем этот мир в изначальное состояние, когда все были свободны и не было тирании. Дадим людям еще один шанс. Но чтобы мир возродился, он должен погибнуть. Я его погибель.

Анкса поразили последние слова Кэила. Он вспоминал всю ту боль, свидетелем которой стал за время скитаний, вспоминал и собственное бессилие перед тиранией. Он часто думал о том, что мог бы восстановить справедливость, будь он сильнее. А теперь у него возник вопрос: будь он всесильным, на какие жертвы он готов пойти ради этой цели?

На шестой день они вышли к черным скалам, которые совершенно не вписывались в болотистые равнины вокруг, будто чья-то воля перенесла их сюда из другого места. Все пространство меж отвесных склонов частоколом заполнили высокие каменные столбы. На вершинах, словно изваяния, возвышались птицы.

– Я отправлю тень в разведку, – сказал Кэил.

Анкс почувствовал, как что-то шевельнулось у него за спиной, обернулся и увидел Ножа, возникшего из воздуха прямо за ним. Анкс отскочил и поднял кулаки.

– Я захочу послушать эту историю позже, – прервал Кэил. – Сейчас наша цель – это птицы.

Нож исчез. Через полчаса он вернулся. Кэил на секунду замер и потом произнес:

– Их сотни. Эти скалы заполнены птицами.

– Найди горн, – зашелестел мягкий голос Тиры. – Горн обновляет их. Через него мы подарим им жизнь.

– Горн обновляет их, – вслух повторил Кэил. – Мы должны найти горн. Отпусти птицу.

Красс скомандовал горвирам, и они отцепили одно из плененных созданий. Она, хромая, заковыляла в сторону скал. Две птицы сорвались со столбов, подхватили ее и унесли вглубь скал.

– Они нападут на нас, – проговорил Кэил. – Красс, останься. Я, Анкс и несколько яростных пойдем к горну.

Красс коротко кивнул.

Ветер усилился, и из скал начали вылетать птицы. Они схлестнулись с горвирами, яростными и людьми.

Анкс и Кэил бежали за тенью, которая скачками преследовала помятую птицу. Через какое-то время они подошли к гроту, из которого клубами валил дым и сыпался пепел. У одной из дальних стен находился открытый источник раскаленной магмы, по форме напоминавший большой чан.

Птицы бросили помятого собрата в дымящийся котел. Через несколько минут птица вынырнула, схватилась за края оранжевыми руками и начала вылезать наружу. Ее раскаленное тело было как новое. Она занырнула в полость с водой. Раздался громкий шипящий звук и пещеру заполнили клубы пара. Птица вновь стала точь-в-точь как остальные, вылетела из грота и направилась в бой.

– Мне и яростным потребуется время для ритуала.

– Чем я могу помочь? – вызвался Анкс.

– Если в гроте появятся птицы, дай знать.

Кэил и яростные подбежали к горну. Они встали на краю огромного раскаленного котла, разрезали ладони и пустили кровь в котел. Яростные бросали в котел порошок Древа Жизни, который носили с собой.

Анкс наблюдал за ритуалом, иногда оборачиваясь на вход. Рядом с ним пролетели птицы, которые несли помятого собрата. Не обращая внимания на Кэила и яростных, они бросили его в огонь и полетели обратно.

– Кэил! – закричал Анкс. – Птицы, Кэил, они тут!

Но тот не отвечал. Он и яростные сидели вокруг котла, не реагируя на происходящее.

Острые уши возникли из огня. За ними последовала раскаленная оранжевая голова. Кэил неподвижно сидел на краю и простирал руки к огню. Тени водоворотом кружились вокруг него и направлялись в пылающую жижу.

Яростные увидели, что птица начинает выбираться из котла, и стали топить ее своими телами.

Анкс подскочил к котлу. Удушающий запах горящей плоти ударил в нос. Птица скинула с себя последнего яростного и начала выбираться наружу. Кэил так и сидел, не открывая глаз и не реагируя на крики Анкса. Еще секунда – и птица схватит раскаленными руками Кэила, и тогда все пропало.

Время замерло для Анкса. Он видел, как птица вылезла уже по грудь. Судорожно схватив посох проповедника, он вдавил им птицу обратно в раскаленное пламя. Посох вспыхнул и исчез.

Существо продолжило вылезать. Дыхание Анкса сперло, и будто молния прошибла все его тело. Он схватил голову птицы левой рукой и начал топить ее в огне. Пламя за мгновение вскарабкалось вверх по руке и прожгло его разум, не оставив ничего, кроме крика боли. Голова птицы побелела. Она замерла, будто парализованная, и начала погружаться обратно в пламя. Анкс вырвал руку из пасти огня, но он уже успел проглотить плоть до середины предплечья.