Глава 9. Сюрприз от Кишера
Смерть пододвинулась, но теперь это было что-то бесформенное. Она просто занимала какое-то место в пространстве.
Эрнест Хэмингуэй «Снега Килиманджаро»
Накрытые столы на лужайке под тентами были изысканны. Скатерти белоснежны, приборы серебряны. Фарфор, хрусталь и золото оправ, и рдение рубинов сливались в единый шик, лелеющий глаз. Хотелось подойти и приступить к испробованию редкостных во всех отношениях блюд, начиная от грудок гигантских т-таати-куропаток, запечённых под ароматным соусом «Шарли», и заканчивая причудливыми по формам и вкусам пудингами, желе и фруктами.
Гости нетерпеливо толклись поблизости, переговаривались, блистали драгоценностями и орденами. Шёл ежегодный президентский банкет.
Закатные солнца резали лучами редкие облака; россыпью червонного золота играли на глади пруда, на тонких шеях плавающих в нём крупных нарядных птиц; тешились отражениями в стёклах загородной резиденции главы государства.
Между колонн высокого портика, на мраморных ступенях крыльца, на специально устроенной трибуне, под полотнищем с изображением кривоклювой бестии в обрамлении всех пяти светил, стоял сам президент. Высокий и статный, с широкими жестами, с разительной улыбкой, он вызывал восторг. Его аккуратно уложенные волосы горели в закатных лучах медно-кровавым отсветом. Сияющие глаза были устремлены поверх голов внимающей толпы. Его крупные ноздри дрожали, а оттопыренные уши краснели излишней эмоциональностью. Господин Кориго Триро только что обронил финальное слово речи. Динамики еще передавали последний звук, а толпа уже лопнула аплодисментами, бурными, оглушающими, но не долгими – именно такими, каких требовал выработанный сотнями сезонов регламент проведения одного из главнейших государственных праздников – Дня Дружелюбия.
– Как вам речь уважаемого господина президента? – спросил приклеившийся к Монкесу Йозеф Стэнли, направляясь вместе со всеми гостями к шатрам на лужайке. – Это моя работа, я писал её. Я шестой сезон подряд пишу и редактирую президентские речи. Репортёры уже успели перекроить и переврать её по-своему. Они получают текст заранее. То, что останется в головах народных масс, и то, что на самом деле хотел донести уважаемый господин Триро, в итоге будет кардинально различаться.
– А прямая трансляция? – спросил Монкес, отдирая от своего плеча руку Стэнли, будто присосавшуюся пиявку.
– Трансляция?! – воскликнул писатель. – Вы очень наивный человек, Монкес. Она вылетит из мозгов так же, как сухие листья слетают с крон деревьев в начале сезона туманов: непринуждённо и навсегда, чтобы лечь на почву истории и сгнить там среди множества других бравурных, но бесполезных слов и деяний. Всё в нашем мире бренно, даже речи глав государств. К тому же, текст специально строится так, чтобы сказав много в итоге не сказать ничего, – засмеялся Стэнли, и его защипки под висками запрыгали в омерзительно-асинхронном танце, а остренькая бородка задралась вверх вздрагивающим клином.
В этот момент рядом появился робот-официант с подносом, уставленным бокалами. Стэнли тут же прекратил смех, заграбастал два бокала, один передал Монкесу и спросил:
– Почему вы совсем перестали появляться в ресторане? Я устал там сидеть, пить и ждать вас. Пить, сидеть, ждать и вновь пить. Вас, право, невозможно дождаться.
– Я был в командировке, – ответил Монкес, наклоняя голову, чтобы войти под полог тента.
– Далеко?
– В Таниане.
– О! – протянул Стэнли, усаживаясь за стол рядом с Монкесом и жадно оглядывая близстоящие блюда. – Вы слышали, что в Таниане и еще на четырёх сопредельных с ней территориях полностью не взошли посевы злаковых?
– Что? – замер Монкес – он, как и прежде, совершенно не интересовался новостями.
– Это очень хороший повод для начала нами встречных действий, – Стэнли указал роботу-официанту на маленькие, слепленные из теста и обжаренные во фритюре шарики с начинкой из мяса редких океанических моллюсков. – Нужно только подготовить общественное мнение. СМИ уже вовсю трубят, что это диверсия, – историк дал официанту команду прекратить накладывать шарики и указал на приглянувшийся соус. – Главное, есть доказательства: поймали диверсантку. Поливала поля с частного самолёта неизвестной жидкостью, – рассказывал Стэнли, глядя, как в его тарелке растекается по шарикам из теста багряный соус с вкраплениями рубленной зелени. – Красивая бестия! Вы не видели её фото в газетах? Похожа на Гаро, но всё же поплоше. Её на днях должны казнить. Кстати, куда запропастилась Гарионна после нашей поездки в Т-таати-дом?
– Не знаю, – ответил Монкес, отстраняя манипулятор официанта.
Ему вдруг стало холодно. Безумно холодно. Он лихорадочно вспоминал отчёт об испытаниях. Пункт, где говорилось об утилизации живого материала. Но он его не читал. Отчёт подсунул Сьюм прямо перед церемонией прощания с внезапно умершим от инфаркта Кишером. Монкес тогда второпях подмахнул подпись под документом и уехал. А вот сейчас, спустя треть сезона, сидя за столом президентского банкета и холодея всем телом, он с ужасом осознавал, какую великолепную ловушку подстроил ему напоследок Кишер. Ведь почти тридцать четыре тысячи заражённых птиц просто выпустили на волю.
Глава 10. Секретный разговор
Он лгал с видом человека, который никогда не говорил ничего, кроме правды.
Теодор Драйзер «Стоик»
В удлинённом зерновидном кабинете с бежевыми стенами, где висели несколько знаменитых картин, где свет скрывался в периметрической нише потолка, – там, на полу, в самом центре, между двумя мягкими диванами, на огромном полотнище ковра, покойно и величаво лежал государственный герб. Круглый и тканый, с кривоклювой бестией в обрамлении всех пяти светил, он был на редкость красив, торжественен, и его можно было топтать.
В головах попираемого ногами герба, за массивным столом, в кресле, откинувшись на спинку и поёрзывая, сидел президент Объединённых Территорий Терены господин Кориго Триро.
Подле него прямо и молчаливо, подобно стоящим за спиной главы государства по стойке смирно флагштокам, замер уже знакомый Монкесу боксёр.
– Об этом даже нечего говорить, господин Монкес. Я не принимаю вашу повинную. Понимаю, что внезапная кончина господина Кишера не позволила вам лично проконтролировать процесс уничтожения расходного материала, но ведь на то существует служба безопасности Квинтерры. В их обязанности, в частности, входит контроль над проведением различных экспериментов. И если они подписали акт, значит, они подтвердили, что в процессе испытаний всё прошло успешно.
– Господин Триро, – Монкес мялся в центре президентского кабинета между диванами и неотрывно смотрел на герб под ногами, на когти твари, сжимающие горло извивающегося монстра. – Я уверен, что проблемы с посевными – это последствия эксперимента. Тридцать три тысячи восемьсот птиц с гнездовьями на данных территориях были выпущены после проведения испытаний. Это единственное логическое объяснение нулевого процента всхожести семян. Заражённые птицы занесли бактерию Кишера в почву во время посевной кампании.
– Господин Монкес, я очень ценю вашу честность, – Триро поставил локти на стол, элегантно сплёл пальцы и по-женски опёр о них свой тяжёлый, выдвинутый вперёд подбородок. – Вы берёте на себя вину, потому что не можете быть уверены в поступках других людей, как уверены в своих собственных. Это крайне ценное качество. – Триро снял подбородок с рук и склонил голову. – Господин Тио Сиупелли, помнится, отмечал его наличие у вас как одного из ваших ведущих качеств. Но в данной ситуации оно излишне, – развёл руками Триро. – Вы просто не располагаете всей информацией. Правда, на днях вас должны будут посвятить в ряд деталей этого дела, ну раз уж вы пришли с повинной, то, думаю, стоит сделать это сейчас. Проно, – обратился он к боксёру, – будьте любезны, сходите лично за господином Сиупелли и пусть меня заменят перед гостями.
Боксёр кивнул и вышел в боковую дверь.
– Что же, – продолжил Триро, глядя на понурого Монкеса. – Разработка бактерии Кишера – это своевременная ответная мера. Наша разведка узнала об аналогичной работе на той стороне планеты еще восемь сезонов назад. Но, как видите, мы опоздали. Они применили свою бактерию раньше. Думаю, вы понимаете, что это значит?
Монкес нервно дёрнул плечами, всё так же глядя себе под ноги, на искажённое болью тело монстра в когтях кривоклювой бестии.
– Это – необъявленная война, господин Монкес. И не мы её начали. Мы же лишь заботимся о соблюдении мира, целостности нашего государства и неприкосновенности нашей собственности – трёх китов миропорядка. Увы, они попраны. И наш долг – как можно скорее сделать ответный ход. Необходимо немедленно запустить проект «Золотая сойка». Отвечать за его исполнение будете лично вы, потому что только вы с вашей гениальной «Сойкой», заряженной бактерией Кишера, можете заставить их – на той стороне планеты – выполнять наши условия. Подробности вам расскажет Сиупелли. Присядьте пока, – указал Триро на кресло подле стола.
Монкес качнулся, наступил на герб и, пройдя по нему, сел в кресло.
Глава 11. Непредвиденная задержка
Созревшие травы и цветы прерии – всё превратилось в пепел под разрушающим дыханием огня.
Томас Майн-Рид «Всадник без головы»
Машина неслась по утреннему шоссе. За рулём сидел боксёр. Монкес молчал на заднем сиденье. Они ехали, не считаясь с правилами, лихо обходя другие автомобили, выскакивая на встречную полосу. Вскоре машина оказалась на окраине города, в районе типовых трёхэтажных домов. Пронеслась по Восемнадцатой улице Свободолюбия, мимо пожарной станции, мимо полицейского участка. Скрипнула тормозами на повороте возле ресторана «Быстрожарка» и на Шестой аллее Равноправия под матерный возглас Проно, как штопор ввинчивается в бутылочную пробку, ввинтилась в пробку дорожную. Машину сейчас же зажали с боков, припёрли сзади другие автомобили – улица была перекрыта, впереди полыхал пожар.
– Бестия тебя забери! Приехали, – гулко проговорил Проно и, повернувшись к Монкесу, виновато развёл огромными руками.
Монкес посмотрел на него исподлобья и вылез из авто.
Зевак было – множество. Они толпились между стоящими машинами, на тротуарах, высовывались из окон. Любопытным было совершенно наплевать на призывы полиции разойтись – наоборот, они напирали всё больше, гудели, вскрикивали, сетовали друг другу, сопереживали разворачивающемуся перед ними действу. Где-то позади автомобильной пробки сигналила скорая, но она никак не могла продраться через плотную толпу на тротуаре и истерично вклинивала свой ор в общий гвалт.
Монкес не любил столпотворений, но сейчас, подчиняясь порыву любопытства, принялся проталкиваться вперёд.
Горели апартаменты на втором этаже. Пламя с рёвом вырывалось из окон, жгло ветви платана, тянулось по стене дома и рвалось вверх, облизывая кирпичную кладку и стараясь достать до оконных рам третьего этажа. Из подъезда выбегали люди, хватались за головы, кричали. Двое пожарных выволокли толстую, отчаянно сопротивляющуюся женщину в ночной рубашке. Она упала на асфальт подле фонарного столба и, уцепившись за столб, выла, не желая идти дальше. Пожарные её так и оставили, снова кинулись в задымлённый подъезд. Другие огнеборцы спешно раскатывали рукава, подтягивали машину с люлькой.
В горящих апартаментах что-то хлопнуло, из одного окна вырвался шар огня, и тлевшие ветви платана вспыхнули гигантским факелом. Толпа в ужасе отпрянула. Стеклянный колпак фонаря над головой женщины взорвался и осыпал её осколками.
– Гиз! – истошно завизжала женщина.
Монкес инстинктивно, словно звали его, подался вперёд и каким-то образом очутился за спиной сдерживающего зевак полицейского. Один в свободном пространстве.
– Гиз! – продолжала кричать женщина, впиваясь в столб и неотрывно глядя на полыхающие окна второго этажа.
Из рассечённой стеклом раны на голове у неё текла кровь, заливала глаза. Но она не замечала, размазывала кровь по лицу и продолжала звать.
Струя из брандспойта вдарила в окна апартаментов. Там загрохотало, зашипело. Заклубился белый пар, повалил во все стороны, перемешиваясь с дымом и пламенем.
Из подъезда выскочил пожарный. Монкес сперва не понял, что он держит в руках, но через мгновение сообразил: пожарный нёс ребёнка, маленького, сезонов четырёх от роду. Ребёнок – мальчик – был совсем не тронут огнём. Только в чём-то чёрном немного вымазал свою жёлтенькую рубашечку, как это часто бывает с детьми, да перепачкал беленькое умильное личико. Казалось, мальчик спит, и его ручка и головка с рыжими волосиками мотаются в такт шагов пожарного.
Женщина рванулась от столба и выхватила ребёнка. К ней подбежали прорвавшиеся через толпу врачи, попытались забрать мальчика – она не дала. Она каким-то звериным материнским чутьём понимала, что ему не поможет никто.
Вдруг Монкес сообразил, что эта дикая женщина, безрассудно защищающая своё мёртвое дитя – Рива. Как она, однако, пополнела и похорошела за эти сезоны…
Рива подняла голову и увидела Монкеса. Она не поняла, не поверила. Замерла, крепко прижимая мальчика к себе и бессмысленно глядя на Монкеса. Потом что-то мелькнуло в её взгляде, она отвалила челюсть, как это бывает с безумцами, наклонила голову и протянула ему дитя. Лишь долю секунды Рива стояла так, на коленях, с очумелым взглядом и с мёртвым ребёнком на руках, но Монкесу стало жутко. В нём что-то лопнуло, покатилось по телу грузно и шершаво, оставляя внутри неприятный, лохмящийся краями след. Тут мальчика выхватили из рук Ривы, засуетились, закрыли спинами её окровавленное безумное лицо.
– Как вы сюда попали? Проходите, проходите! – прикрикнул заметивший Монкеса полицейский из оцепления.
Кто-то жёстко взял за плечо. Монкес тряхнул головой, как после страшного сна. Глянул на мельтешню у столба, на рвущийся из горящих апартаментов сизый пар. Перевёл взгляд на окна третьего этажа по диагонали от дымящихся, и не узнал их. Это были чужие окна. И всё здесь, и дом, и эта безумная женщина, и мёртвый мальчик были чужими, чуждыми ему – начальнику пятой секретной лаборатории Квинтерры, спешащему по делу государственной важности в сопровождении личного охранника президента.
Монкес посмотрел на Проно. Тот отпустил его плечо и сделал пригласительный жест. Монкес повернулся и широко и уверенно пошёл прочь по улице как можно скорее.
«Сойке» пришла пора вылетать!
2015–2017