Малино отлично запомнил их. Владетель не раз осматривал золотистый Пасис, пока Амадо валялся в забытьи у него в замке, после сражения в логове Гинну. Особенно его поразили осколки редкого металла, составлявшие некогда клинок болотного цвета. Способность взаимодействовать двух различных материалов, доспеха и осколков клинка, заставили барона более внимательно присмотреться к гостю. Сколько Кристиано не пытался выведать у супруги, о прошлом Амадо, Эвелин так ничего внятного и не рассказала. С другой стороны, доступные сведения о придворной жизни Родриго Амадо, почему-то обрывались на знакомстве с королем Инаном. Да и само это знакомство оставалось покрыто мраком. Единственное, что не вызывало сомнения, так это особая связь между почившим монархом и его коннетаблем. Некоторые поговаривали о фаворитизме, но Малино совершенно отчетливо видел, что перед ним абсолютно другая история. В итоге вопросы так и остались без ответа, но барон не собирался отступать, его не на шутку заинтересовал новый металл, и Кристиано решил во, чтобы то ни стало докопаться до сути.
– Ну! Так, что скажешь? – устав от ожидания спросил владетель.
– Скажу только одно, это не эльфы – с расстановкой ответил гость, не отрывая взгляда от доспеха.
Тиль хмыкнул, и отвернувшись в сторону пробурчал.
– Тоже мне открытие, а то без тебя не знаем… – бубнеж затух, под тяжелым взглядом барона.
Отвернувшись в сторону, кузнец погрузился в шлифовку кирасы, и более не проронил ни слова.
– Это мы знаем. А чей он, или хотя бы, что за металл? – нетерпеливо выспрашивал Кристиано.
– В вашем королевстве нет такого металла. Это кадам. Здесь он не встречается. Вещь, что лежит перед нами, либо очень древняя, и произведена задолго до человека или эльф…
– А может это гномы?
– Нет! Точно не гномы. Ничего похожего я не видел ни в Иргаме, ни в Даносте. Я же говорю кадам не встречается в ваших землях.
– А где его добывают?
– Это очень далеко, и попасть туда, отсюда нельзя. Слишком далеко, да и технологии его производства мы не знаем.
– А чего там знать! Добываешь руду, плавишь, куешь – пробормотал недовольный Тиль.
– Да не так это просто, этот металл не добывают из земли. Там, где он производится, нет шахт. Кадам выделяют из… Вы бы сказали из воздуха, но это не совсем так. В общем этот металл не добыть в земле, его только можно произвести, используя особую технологию. Советую спрятать артефакт и забыть о существовании доспеха, чтобы никто о нем не узнал. Известие о латах может привести беду в твой дом – Амадо посмотрел на Кристиано настолько серьезно, что у барона не возникло ни малейшего сомнения в искренности гостя.
– Ладно. Так и сделаю. А что ты скажешь о мече? – Кристиано указал на клинок эльфа, завернутый в рогожу.
Осторожно как великую драгоценность, Тиль развернул промасленную сверток и извлек на свет серебристый клинок, поражавший одновременно размером и изяществом форм.
– Как интересно – протянул Амадо. – Ты даже не представляешь, что это такое – проговорил Родриго, глядя на барона.
– Ну так я и хочу это узнать – встрепенулся Кристиано, чувствуя скорую разгадку.
– Это Ферентир – торжественно проговорил Амадо.
– Ты надо мной смеешься? – обиделся барон.
Тиль злобно посмотрел на гостя, примеряясь к молоту.
– Что за бред? Я не верю в сказки вот уж четверть века, не ожидал от тебя такого неуважения – обиженно проговорил хозяин.
– Нет, это не шутка. Я тебе докажу. Помнишь, как там в легенде «Кубата поместил клинок в реку, и стал он цвета воды, серебром отливая! Взмахнул мечом, и радуга небес дала имя великому оружию богов! Вгляделся Кубата в металл и прочел средь радужных волн имя – Ферентир…» – продекламировал Амадо.
Они подошли к жаровне, гость немного наклонил меч, так, чтобы языки пламени отразились в глади клинка. По металлу забегали радужные волны. Они вились по полотну меча меняясь в произвольном порядке, перетекая одна в другую. Секунду спустя из калейдоскопа цветов проявилась лазурная надпись. Четкая, написанная на древнем общем языке. Надписи на нем испещрили многие пещеры и мегалиты, в изобилии разбросанные по миру. Несмотря на древность, язык все еще ходил среди образованной части человеческого общества.
– Ферентир! – изумленно прочел Кристиано.
Из-за плеча хозяина выглядывал, испуганно-удивленный Тиль. Не сумев преодолеть любопытства, кузнец нарушил субординацию.
– Не понимаю откуда он у эльфа? Я думал, это все легенды! Боги древности, Кубата, укравший меч у Тотмоча! – говорил без остановки Кристиано.
– Не все легенды врут. Теперь понимаешь почему такие находки прячут. Завтра я уезжаю, мне надо кое-что проверить. Если узнаю больше тут же тебе сообщу. Только никому не показывай то, что увидел я – мрачнея лицом закончил Амадо.
***
Рано утром одинокий всадник выехал из ворот замка. Зеленый плащ развевался за спиной, мороз сковал дорогу, и лошадь бодро несла Родриго прочь из Амората. Прощаясь с Эвелин и Кристиано, гость еще раз попросил держать в тайне историю с эльфом.
Глядя во след гостю, барон подумал, что его супруга и Амадо старые знакомые. Они понимают друг друга с полуслова, говорят о вещах, которые были не понятны Малино, что жутко раздражает.
Таинственный чужестранец рассказывает о истории так словно сам бывал в местах о которых говорит, словно сам участвовал в событиях седой старины. Глубина его познаний о прошлом поражала Кристиано, иногда пугая кощунственными подробностями, зачастую меняющими суть всей истории. Рядом с Амадо, барон чувствовал себя мальчиком. Возникало подспудное желание подчиняться и следовать словам странного, а порой и страшного человека, из неизвестного края.
***
Хозяйка замка ревниво наблюдала за Тео в течении недели, пока наконец не настал день, когда барон решил устроить проверку способностям ребенка.
Теодоро привели в приемную залу, где уже гудела толпа приближенных Кристиано. В торжественной тишине объявили о появлении в имении Малино божественного чуда.
Ребенка вывели из боковой двери, он с любопытством озирался, крепко удерживая руку Сусаны. Разговоры смолкли, повисла гробовая тишина. Придворные уставились на тщедушное тельце деревенского мальчика. Малец оробел, испугавшись пристального внимания, и заплакал. Сусана успокоила его что-то шепнув на ухо.
– Теодоро, не бойся, тут нет врагов! Мы все твои друзья! – доброжелательно произнесла Эвелин.
Тео улыбнулся не то словам няньки, не то отвечая на благожелательный тон баронессы. Его проницательные, серые глаза, уставились на Эвелин, с любопытством разглядывая патронессу, словно мальчик никогда ранее ее не встречал.
– Что тебя напугало? – спросила она еще мягче.
Ребенок пожал плечами и потупился. Маленькое тельце, трогательно жалось к Сусане, пытаясь спрятаться от беспардонного внимания вассалов Малино. Сусана приобняв Тео, прикрыла его руками, желая спрятать от чужих глаз дорогое ее сердцу сокровище.
– Покажи нам, то, что ты сделал со своей нянькой – попросила Эвелин.
– Тетенька, я не знаю, как это сделать – испуганно проговорил Тео.
Эвелин поднялась с кресла и подошла к ребенку, присев возле него женщина заглянула в глаза мальчика.
– Давай, сделаем так. К тебе выведут бабушку, а ты ей споешь – она ободряюще улыбнулась Тео. – Ты ведь смелый мальчик? Не испугаешься спеть для меня? А? – ребенок неуверенно кивнул головой.
Эвелин выступала категорически против прилюдной демонстрации способностей Тео, но барон настоял. Кристиано рассчитывал поднять авторитет владения, получив местного святого, а заодно спрятав необычного ребенка, за статусом чудотворца, для чего на демонстрацию пригласили местного священника, дабы он мог удостоверить святость мальчика от лица Единой Церкви. Малино надеялся, что Жреческая коллегия не станет преследовать своего святого. С другой стороны, оповестить королевство о найденном в глухой деревне самородке, значило защитить Тео, не только авторитетом Единой Церкви, но возможно и монаршей опекой.
Мальчик кивнул и отстранился от Эвелин, еще сильнее прижимаясь к Сусане. Минутой позже вывели бабку. От старости она едва держалась на ногах. Ребенок словно изменился, его взгляд неожиданно повзрослел, в глазах засветились доброта, и сочувствие.
К удивлению, присутствующих он сам пошел на встречу несчастной, взял руки старухи, и глядя в ее полуслепые глаза, заговорил с ней. Голос Тео изменился, приобрел взрослое звучание, и силу.
Барон привстал с кресла, вздох изумления вырвался у зрителей. Старушка на глазах менялась. Глубокие морщины разгладились, а на щеках заиграл румянец юности, скрюченные болезнями и возрастом пальцы удлинились и приобрели тонкость и изящество руки девушки. Согбенная спина разогнулась, а потухшие глаза заблестели. По седым волосам поползла каштановая волна, окрашивая выцветшие пряди. Побежали дорожки, играя в тяжелы локонах, лучами солнца, сочащегося сквозь решетку окон. Девушка в полусне улыбалась, чему-то, что видела только она.
– Да что это? – изумленно выдохнул Кристиано.
– Наследие предков. То, чем обладал человек задолго, до появления эльфов – торжественно произнесла Эвелин, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Это кощунство! – вскричал Виторио Винокур, насупив лоснящиеся лицо, обрюзгшее от многолетнего пьянства.
– Что именно, святой отец? – спросил барон, зло сверкнув глазами.
– Слова баронессы! Любое чудо принадлежит богу, и идет только от его благословения, и сводить все к природе человека есть зло! Вреднейшая ересь и грех!
– Вы правы святой отец! Моя супруга потеряла разум от чувства священного экстаза. Простите женщине ее слабость! – примирительно проговорил Малино.
Священник недовольно покрутил носом, но сдержался, не рискуя нарываться на крутой нрав барона. Эвелин прикусив губу, всеми силами пыталась сохранить остатки достоинства. Она поднялась с кресла и вышла вон. Барон заметил брошенный ею взгляд, и сразу погрустнел, предвидя вечерние проблемы.
– Сегодня мы узрели чудо! Сей отрок рожден в Авинсу, моем наследственном владении! Попущением божиим у нас появился святой! С чем, я осмелюсь предположить, бог взял под покровительство дом своего раба. В благодарность за покровительство, я в свою очередь, беру сего отрока под крыло рода Малино. Любой, кто покуситься на жизнь или свободу Теодоро будет считаться моим личным врагом! – торжественно провозгласил Кристиано.
Омоложенная старуха продолжала стоять посреди зала, в недоумении разглядывая свои руки. Барон приказал вывести ее, и отпустил мальчика с нянькой. Вассалы в недоумении смотрели на Кристиано, не зная, как реагировать на случившееся.
Рыцари не принимали новую хозяйку, им казалось, что барон дал слишком много воли чужестранке, которая не успела толком изучить традиции королевства, а уже стремиться командовать их сюзереном. А тут еще такое кощунство, которое Кристиано проигнорировал, да к тому же неуважение к супругу. Как она посмела выйти из зала, во время приема, не испросив дозволения своего владыки. Вольности Эвелин, вызывали подозрения среди подданных в слабости Малино, и постепенно готовили почву для предательства.
Оценив ситуацию Виторио, пошел в наступление.
– Превосходное решение Ваша милость! Однако замечу, что более благоразумно будет передать отрока на попечение святой церкви. Кто как ни она, проводница воли создателя, должна заниматься воспитанием удивительного ребенка? Да и канон нам однозначно указывает, что именно святой престол занимается изучением любого чуда, дабы не допустить прискорбной оплошности и не принять зло за проявление доброй воли создателя. Не мне Вам напоминать, что это в ведении священной инквизиции и его Святейшества…
– Достаточно! – резко прозвучал голос барона. – Мальчик останется в моем доме, и будет воспитываться в замке, наравне с моими детьми – в голосе Кристиано прозвучала угроза.
– Но вы нарушаете… – бледнея от страха, попытался настоять на своем Виторио.
Малино поднялся, опираясь на подлокотники кресла, глаза владетеля налились кровью, дыхание участилось, вздымая могучую грудь хозяина замка. Не сводя глаз с Виторио, Кристиано процедил.
– Я уже сказал свое слово, и можешь мне поверить Виторио, я исполню угрозу! – рыхлое лицо священника, белизной сравнимое со снегом, задергалось.
Стоявшие подле, вассалы Малино, бессознательно отстранились от дерзкого жреца. Боясь поднять глаза, Виторио проронил.
– Я обо всем доложу кардиналу Клаусу Дудумару, не думаю, что для Вас…
– Я переживу опалу кардинала! Советую Дудумару вспомнить на чьих землях он собирает десятину!!! – прогремел голос барона. – А Вам отец Виторий, советую впредь попридержать свой язык.
– Осмелюсь Вам напомнить Ваша милость, что земля создана волей божией и по его же воле вы владеете сим имением. Нарушая священные установления, вы рискуете потерять расположение создателя, чем поставите и себя, и свое владение вне закона, как божьего, так и светского. Вспомните, о чем на последней проповеди говорил Его Святейшество…
– Да я смотрю ты никак не уймешься!!! – вскричал Кристиано взбешенный угрозами священника.
– Помпилио!!! – в зал вошел грузный мужик.
Несмотря на нелепое сложение, каждое движение Помпилио дышало нечеловеческой силой, палача сопровождали не уступавшие ему в комплекции слуги.
– Стащите этого на конюшню, и дайте ему двадцать ударов кнутом!
Виторио подхватили под руки и поволокли на конюшню, под изумленные взгляды вассалов.
На заднем дворе, возле конюшни, собралось немало зевак, жреца привязали к перекладине. Разорвав на спине Виторио одежду, довольный Помпилио крутил в руках кнут, с нетерпением поглядывая на барона.
– Ну что Виторио, готов ли ты принять наказание как простой селянин? – ядовито спросил Кристиано.
– За веру, я готов принять любое муку и поругание… – загнусавил жрец.
– Сейчас увидим! – рявкнул взбешенный барон.
Он кивнул головой, и Помпилио принялся методично отсчитывать удары, оставляя на жирной спине немолодого священника, иссиня-багровые рубцы, набухающие на глазах после каждого удара.
Крики и слезы священника огласили конюшню. Во двор ворвалась Эвелин, она кинулась к мужу, и схватив за руку принялась уговаривать остановиться. Кристиано грубо вырвал ладонь, и едва не толкнув жену, резко отвернулся.
– Ну как, святой отец, помогает вера? – торжествуя спросил Малино.
– Да будь ты пр… – вырвалось из горла Виторио.
– Помпилио еще двадцать плетей! – прозвучал приказ барона.
Помпилио довольно улыбаясь кивнул головой и принялся пороть с удвоенной энергией. Кожа со спины священника сползала кусками, обнажая кровоточащую плоть. Тело Виторио вздрагивало при каждом прикосновении кнута, неожиданно вопли оборвались. Слуги окатили священника водой, Виторио с трудом открыл глаза и застонал.
– Мне продолжить или ты все-таки признаешь мое право в этих землях? – спокойно спросил барон.
– Я признаю, твое право – слабо простонал священник.
– Не разобрал, что ты там бормочешь! Да и вассалы мои тебя не слышали! – с издевкой проговорил Кристиано.
Рыцари довольно осклабились, жрец почти прокричал, что признает право Кристиано Малино в его владениях.
Удовлетворенный результатом, Малино повернулся к супруге и только теперь заметил, что Эвелин ушла. Сегодня барону предстояли тяжелые объяснения, настроение сразу упало. Подспудно он боялся жену, вернее ее своенравного поведения, он слишком дорожил Эвелин, чтобы оставаться равнодушным к размолвкам, что возникали меж ними.
Ситуация вышла из-под контроля, отношения с церковью испорчены, но иначе он не мог поступить. Вопрос встал принципиально, либо интересы Эвелин, либо претензии зарвавшихся жрецов, что и так год от года становились все наглее, все нетерпимее, и жаднее.
***
Поздно вечером в дверь спальни баронессы, тихо постучали. На пороге, в нерешительности стоял барон. Не глядя друг другу в глаза, они начали одновременно, и тут же осеклись. Супругов переполняло чувство сожаления, перерождающееся в страсть. Ссора было назревшая, погасла. Лежа в постели, он долго объяснял жене, что не должен терять лица перед своими подданными, и в очередной раз просил супругу не ронять его достоинство. Эвелин просила прощение и торопливо рассказывала почему так важен мальчик, которого он спас. В очередной раз Кристиано поразился глубине познаний Эвелин.
Понимая где-то внутри, что любовь к этой женщине делает его жизнь опасной, он не мог отказаться от нее. Эвелин стала для него тем чудом, что так редко сопровождает отношения людей. В непонятной женщине, которая поклялась быть с ним до конца, он видел не только хранительницу очага, для него она стала другом, стала тем, что наполняло смыслом его жизнь. Сегодня, во имя ее дела, он пожертвовал благом владения, влез в опасный конфликт с церковью. В борьбе интересов баронства и Эвелин, победила Эвелин.
Часть 5
Церковь не заставила себя ждать. Уже через десять дней на земли барона прибыл вездесущий Нофль, а с ним большой отряд королевской гвардии и орда церковников. К моменту, когда они подошли к стенам замка Малино, его владения жестоко зачистили от «еретиков». Местное население насмерть перепуганное и приведенное в повиновение короне и церкви массово отказывалось от своего суверена. В замке собрались почти все вассалы барона, лишь двое предпочли присоединиться к армии инквизитора.
На земли Малино вошел небольшой отряд, но в процессе расправы над жителями, отряд оброс желающими защитить святость веры, и превратился в небольшую армию, к которой скрепя сердцем присоединился и граф Леворно. Он безучастно наблюдал как ненавистные сердцу святоши уничтожают его самого верного вассала. Но ничего противопоставить требованию короля Гумберта, всерьез взявшегося за еретиков в его землях, граф не мог.
Опустошенные владения Малино кишели рыцарями-грабителями, дезертирами и просто бандами разбойников. Окруженная крепость замерла в ожидании своей участи. Вылазки, совершаемые по ночам, постоянно беспокоили лагерь Нофля. Вскоре к защитникам замка пришло известие от Леворно, о дате начала штурма. Встал вопрос о спасении самого ценного.
Регулярные вылазки превратились в привычное явление, из-за чего очередная атака ни у кого не вызвала удивления. Начавшийся у стены бой отвлекал внимание инквизитора от событий, происходящих возле тайного подземного хода.
Стараясь не привлекать внимания, небольшая группа людей выбралась из подземелья, и незамеченная никем растворилась в ночной темноте. Барон спас самое ценное, жену и дорогого ее сердцу мальчика. Выводить супругу и дитя, барон поручил Помпилио и двум доверенным рыцарям Серджо Гуадама и Трецо Сукрано, полагаясь на обоих как на проверенных временем вассалов.
Эвелин умоляла барона пойти с ними, но Кристиано отказался покидать осажденную крепость. Он не оставил замок и своих рыцарей без командования, проявленная трусость навсегда запятнала бы его репутацию, этого барон никак не мог допустить. Поэтому Малино, вынуждено доверил жизнь супруги посторонним. Кавалькада направилась в сторону дороги ведущей в Карамант. Мальчик ехал в одном седле с Сусанной, Тео боялся потерять любимую няньку.
Достигнув ближайшего леса, отряд повернул в чащу, следуя едва приметной тропе, пока не уперся в охотничий дом, разграбленный несколько недель назад. На воротах висел труп лесничего, а рядом чернели две свежие могилки.
С содроганием Эвелин проехала мимо зловонного трупа. Циничные шутки Помпилио, вызвали гнев баронессы, и без того с трудом выносившей заплечных дел мастера. Она никак не могла взять в толк, зачем посылать с ней этого мясника, с мозгом недоразвитой гориллы. На замечание баронессы Помпилио лишь зверски осклабился, однако замолчал. Палач отвечал хозяйке не меньшей ненавистью, считая ее, во многом заслуженно, виновницей случившегося. Серджо и Трецо наблюдали за происходящим не вмешиваясь, лишь многозначительно перемигиваясь и улыбаясь, чему-то, что было известно лишь этим двоим.
Расположились на ночлег в разграбленном доме. Дорогие дубовые панели послужили прекрасным топливом для костра. Рыцари несмотря на свое происхождение оказались великолепно подготовлены к тяготам походной жизни. Они быстро соорудили все необходимое для ночлега. Ели в гробовом молчании, спутники избегали бесед с баронессой. Помпилио все еще дулся и поэтому нацепил на лицо выражение равнодушной отстраненности. Сидя при входе палач внимательно вслушивался в шум ночного леса. Для Эвелин поставили небольшой шатер. После суток в седле, она с наслаждением растянулась на мягкой соломе, и мгновенно провалилась в притягательную черноту.
Отчаянные крики и плач ребенка, пробивались сквозь одурь полусна. Эвелин не могла понять, сниться ей это или происходит в самом деле. Неожиданно баронессу вырвало из сна, на нее сверху навалился мужчина, тяжелый и мощный как медведь. Она попыталась вырваться, но сил не хватило. Ее глаза, прикрытые задранной наверх юбкой, ничего не видели, кто-то упорно рвался к ее прелестям. Не сумев справиться с завязками, человек пустил в ход нож, резко ослабив хватку панталон, и слегка порезав ее кожу. Грубые руки резко сдернули последнюю преграду между ее телом и насильником, рядом тихо подвывала Сусана. С девушкой происходило тоже, что и с ней. Что-то хрустнуло, грубые руки ослабли и тяжелое тело навалилось сверху, сильно придавив к земле баронессу. Рядом послышалась возня и ругань. Эвелин узнала голоса, Помпилио матерно обругал кого-то, в ответ также прозвучал мат, голос принадлежал Серджо.
– Что происходит? – изумилась баронесса.
Сдвинув обмякшее тело на бок, она наконец открыла лицо, ее глазам предстала удивительная картина. Помпилио дрался с Серджо. Рыцарь без штанов, с обнаженным мечом в руках, быстро уворачивался от ножа огромного, неуклюжего, но неимоверно сильного врага. В несколько приемов Серджо сумел ранить Помпилио, и палач, истекая кровью начал отступать к выходу, спина рыцаря оказалась перед баронессой. Помпилио уже попрощался с жизнью, видя, как стремительно и ловко орудует мечом его враг, но рыцарь вдруг споткнулся и выронив клинок повалился на землю. Позади стояла Эвелин, в ее руках поблескивал тонкий стилет, с которого все еще стекали алые капли. Бурое пятно растекалось по белоснежной рубахе Серджо. Невдалеке лежала Сусана, с расширенными от ужаса глазами. Девушка попыталась спрятать свое тело под обрывками платья. В углу сидел Тео, обхватив руками коленки мальчик, не отрываясь смотрел на весь тот ужас, что произошел у него на глазах.
– Понимаю, почему он вас выбрал – одобрительно улыбнулся Помпилио, присаживаясь на землю, его бледное лицо говорило о серьезной потере крови.
– И почему же? – спросила Эвелин, подходя к палачу.
В ее руках появился продолговатый предмет серого, металлического цвета.
– Ты смелая, и красивая – почти теряя сознание промямлил Помпилио.
Баронесса быстро задрала рубашку своего спасителю, и поднесла предмет к ране, на вид очень глубокой. Через несколько секунд Помпилио обмяк, бледность проступила еще более резко, но грудь продолжала тяжело вздыматься и опускаться, жизнь не покинула тело верного слуги Малино.
– Он, что умер? – глупо хлопая глазами спросила Сусанна.
– Нет! Он без сознания, скоро придет в себя – сухо ответила Эвелин. – На оденься! – она кинула девушке свое платье, выудив наряд из запасов седельной сумки.
– Где мальчик? – строго спросила баронесса.
Сусанна испуганно оглянулась по сторонам, и найдя взглядом Тео, заплакала.
– Ладно, не плачь! Главное, что все решилось.
Со стоном поднялся Трецо, мотая окровавленной головой, рыцарь пытался стряхнуть дурноту, делавшую его ноги ватными. В таком виде он казался живым мертвецом. Тупо уставившись на труп Серджо, он, пошатываясь, направился к прислоненному у стены мечу. Со стремительностью кошки Эвелин подскочила к рыцарю, и проткнула его ногу. С рычанием зверя Трецо попытался ударить ее. Ноги подкосились, и мужчина упал на землю, безумно вращая глазами он начал угрожать Эвелин и Сусанне. Перепуганная нянька забилась в угол, обнимая ребенка и закрывая его лицо ладонью. Без малейшего страха баронесса подбиралась к рыцарю, все еще пытавшемуся дотянуться до меча.
– Зачем Трецо? Кристиано же тебе доверял как себе, а ты предал его? Предал своего сюзерена. Где твоя честь? – сверкая глазами на него прошипела Эвелин.
– Сука! Проклятая сука!!! – прокричал в ответ рыцарь, осознав, что дотянуться до оружия не успеет. – Я никого не предавал! Это все ты, капризная потаскуха!!! Из-за тебя пострадали наши дома, семьи! Из-за тебя дура погибнет Кристиано! Ты тупая овца, даже не понимаешь, что натворила…
– Не смей меня оскорблять выродок!!! Трусливый насильник!!! – взбеленилась Эвелин, и резко ткнула, врага в колено. Трецо заорал и скорчившись обхватил раненную ногу. – Тварь!!! Тварь!!! – орал он, задыхаясь от невыносимой боли.
– Нет не тварь, а разъяренная женщина – склонившись к рыцарю прошипела баронесса.
Стилет молниеносно пробил правое плечо мужчины, а затем разрезал сухожилия на предплечье левой руки, которой Трецо попытался схватить кинжал. Рыцарь обмяк и откинулся на спину, потеря крови и отупляющая боль лишили его силы и воли к сопротивлению.
Сверкая потемневшими от гнева глазами, Эвелина навалилась сверху на беспомощного врага. Узкое лезвие клинка, причиняя страшные муки, медленно вошло в грудь воина. Рыцарь смотрел на нее расширенными от удивления и страха глазами. Клинок достиг сердца, пронзил дрожащее от напряжения тело Трецо, и вышел наружу. Воин застыл. Резко вытащив стилет из раны, баронесса наблюдала как кровь толчками вырывается наружу.
До слуха Эвелин донеслись рыдания, она повернулась. Сусанна начала подвывать от ужаса, стараясь забиться еще глубже в угол. Нянька плакала и тряслась как осиновый лист, зубы девушки отбивали дробь, глаза Сусанны избегали сверкающего взгляда баронессы. Эвелин застыла на месте, женщину как окатили холодной водой, она увидела себя со стороны. Представила искаженное нечеловеческой злобой лицо. Баронесса с трудом выдавила улыбку, стараясь успокоить девушку и ребенка, который разрыдался следом за нянькой.
– А ты молодец – тихо прозвучал голос Помпилио.
Палач пришел в себя и не уверено, ступая подошел к телу Трецо.
– Что? – удивилась Эвелин.
– Молодец, говорю! Ловко ты с ним – Помпилио ткнул ногой труп. – Эти гады, задумали сдать вас жрецам. Дождались пока я пойду в дозор, и… – Помпилио задохнулся. – А я услышал крик Сусанны. Поначалу обалдел, а потом шасть до вас, а тут такое… – палач снова с трудом отдышался.
– Вот и получается, что никому верить нельзя. По правде сказать, я тебя ненавидел с самого первого дня, но барон наказал доставить тебя в целости и сохранности. А раз барон приказал, значит надо исполнять. Хочешь не хочешь, а исполнить должен – прорвало палача.
– Спасибо тебе Помпилио. Ты спас мою жизнь… и их тоже – добавила баронесса, указывая на Сусанну и мальчика. – Я не забуду твоей верности, и барон не забудет…
– Барона мы уже не увидим – грустно произнес Помпилио.
– Наверное, ты прав… – Эвелин порывисто отвернулась, пытаясь скрыть нахлынувшее волнение, что перехватило ее горло.
***
Встреча с Крапором Семипалым, убедила Амадо, в справедливости его самых худших подозрений. Доспех Тайлфа и впрямь имел плохую репутацию. Обратная дорога, заняла больше времени несмотря на то, что он спешил изо всех сил. Пришлось прождать неделю, пока откроют дорогу в предгорьях Драконьих Клыков, в опасной близости от Сальяда. Проезжая свое поместья, Родриго, заехал в трактир «Веселый Гусь». Расположившись в темном углу, за обшарпанным столом, он услышал разговор двух гномов, судя по говору из Даноста. Важно поглаживая роскошные бороды, они вели неспешную беседу.
– Что слышно в Аморате? – спросил пожилой гном, запуская широкую пятерню в огненно-рыжую бороду.
– Да, а что там слышно. Все тоже. Кавардак. Как представился старый Инан, так почитай и королевство представилось. Теперь уж и не поймешь, что это Аморат или Сальяд – произнес седой, богато одетый торговый представитель.
– Да, и то, и другое, все вместе – ответил первый.
– Вот и я о том. Жрецы совсем распоясались, говорят и сынка Инанова они, того…
– Я тоже о том слыхивал, однако не стоит об этом здесь – испуганно оглянулся рыжий.
– Да, а я что. Я так, о слухах говорю. Ну так вот теперь у них там новая забава. Священная война называется. Ищут ересь, колдовство, и режут по чем зря всех, кто неугоден Скюло – вжав голову в плечи начал оправдываться седой.
– Интересно! И кто попал под раздачу? – спросил рыжий.
– Ну вот из последнего. Был у них лихой барон Малино, слыхал наверно?
– Неа!
– Ну его еще кликали как Кристиано Бешенный… – недовольно поморщился седой.
– Аа, ну да, об этом слыхал, а что и он оказался еретиком?
– Да кто его знает – пожал плечами седой.
– И что, имения лишили?
– Нет мой друг, его совсем извели, под корень. Против Малины инквизитор устроил поход, тот самый, который назвали Священным, ну и заперли барона в замке. А месяц спустя захватили и его. Ох и народу тогда полегло. От замка камня на камне не оставили, а барон, попал к святошам еще живой. Так его сначала пытали, а потом всего израненного, головы лишили на плахе.
– Как? Сами жрецы? – удивился рыжий.
– Да нет, святоши вели следствие, и доказали, что барон богохульник, а башку ему отрубили по королевскому указу.
– А дети, жена, куда они?
– Да в том то вся и заковыка, что Скюло обвинил и его женушку в сношениях с нечистым, и что де она подбила супруга своего к богопротивным деяниям. Вот только исчезла нечестивая стерва, как сквозь землю провалилась. Ищут ее по всему королевству. А детей у них не было, так что наследовать некому. Барон был вассалом Леворно, но герцог не получит ни локтя его земли, все отдали в управление церкви, так-то!
– А что баронесса и впрямь демона подпустила?
– Сложно сказать, но то правда, что подпустила к себе стерва нечистого в облике невинного ребенка мужеского полу. Сказывали, что тот ребенок чудеса творил, противные природе человеческой. О том сам барон на пытках поведал. Так, что сомневаться вроде нету причин. Всем ведь известно, что пытка самое верное средство правду сыскать!
– Как же не знать, почитай пытка и правда две родные сестры, одна без другой и не ходят – заключил рыжий высоко подняв палец к закопченному потолку таверны.
Известие выбило почву из-под ног Амадо, теперь предстоял долгий поиск Эвелин. Из разговора купцов выходило, что она пропала еще до падения замка Малино. А это означало, что предстоят поиски на огромной территории, в то время как многочисленные отряды инквизиции шныряют по округе.
Родриго решил начать поиски по дороге, ведущей к Иргаму. Насколько он знал барона, тот скорее всего отправил бы жену к гномам в надежде застать там Амадо. Тем более, что перед отъездом, он сам предполагал отправиться в королевство гномов Изумрудных холмов. Но путешествие сложилось иначе и теперь предстояло отыскать женщину с ребенком, на длинном тракте, кишащем разбойниками, и грабителями различного происхождения. И все же не бандиты его беспокоили, более всего вызывало опасение столкновение с инквизицией. Ее отряды как правило имели хорошо обученных рыцарей, с рвением исполнявших волю господню. Плюс слуги, оруженосцы и прочие сопровождающие персоны, в общем возникала неприятная перспектива вступить в битву с сильным отрядом профессиональных военных.