Студёный ручеёк опомнился первым, к тому же находился в выигрышной позиции. Пока Жёлтый делал спасительную рокировку между уставшей логистикой и целеустремлёнными вождями, конкуренты уже пробежали вниз один пролёт и сверху виднелись лишь решительные затылки арьергардной части колонны.
Погоня началась снова.
Оба племени, топоча как бегемоты, пересекли площадку перед зданием и сквозняком прошили раскрытые двери КПП. Ветром смело нехитрую бухгалтерию охранника Василя, а также проходной барьер вместе с валидатором. Ответственный страж даже глазом не повёл, и лишь метко заметил:
– Ишь, носятся сегодня туда-сюда, приспичило им там всем что ли?
Морда к морде оба ручейка перелетели дорогу, не обращая внимания на возражения водителей и визг тормозов.
Прыгая от нетерпения, они гурьбой завалились в «Транснациональную котлету» – гигантскую сеть ресторанов сверхбыстрого питания. Но там все были уже начеку. Корпоративный уклад сети мёртво стоял на прямых нержавеющих рельсах. На тимбилдинг молились во время утренних построений, понимали друг друга, не говоря ни слова, чуяли за версту локоть товарища и затылком могли прочесть приказ вышестоящих командиров.
Устав от десятков халявщиков из комплекса, которые изгадили весь туалет, но ничего сверхбыстро не съели, сотрудники единым фронтом встретили непрошеных гостей, заслонив фаянсовую амбразуру своими корпоративными телами. Покупать котлеты, чтобы зайти в туалет, не осталось ни сил, ни времени.
Ручейки метнулись в соседнюю блинную – «Кузьминишна и Фомич». Заведение не сетевое, но приличное. Здесь любовь к тимбилдингу сильно хромала, но жаждущие работники комплекса успели наследить и здесь. Снова ждало разочарование. Около заветной цели стояла уборщица, поглаживая швабру, конец которой был заботливо заточен. По краям от неё со скалками для раскатки теста стояли собственной персоной – Кузьминишна и Фомич. Коридор к заветной мечте вёл узенький, с флангов не обойти.
В отчаянии ручейки забрались в последнюю надежду – кафе «Горный перевал».
Но в «Горном перевале» оказалось совсем страшно. Тимбилдинг на Кавказе культивировался веками и всасывался с молоком матери. Не дай бог заденешь кого! Разбираться прибудет сначала аул, затем район, город и в завершении целая республика. За столами спокойно сидели яркие представители вышеупомянутых административных единиц, недобро улыбались, точили ножи и пели горные песни. Во всех угадывались выразительные родственные черты.
Рисковать никто не хотел.
Ручейки мучительно выдохнули и спустились с «Горного перевала» на улицу.
Общее горе сближает. Поразмыслив и выработав единый план, оба племени рассредоточились в соседних дворах. Но в подворотнях их ждало полное разочарование. Здесь уже побывало такое количество аборигенов из комплекса, что старожилы, только завидев белые рубашки, тут же затрясли своими морщинистыми подбородками, и за каждым представителем племени образовалась надёжная слежка. Не скрываясь и не таясь, за спинами изнемогающих менеджеров семенили две-три опытные старухи, стуча костылями.
Измученные, усталые, страдающие от переполнявших их объёмов, ручейки стали стекаться обратно в офисы.
Верочка коршуном налетела на бедное, потрёпанное в дальних походах племя, с требованием немедленно приготовиться к мероприятию. Но искренние физиологические потребности больше не позволяли думать и полностью блокировали участки мозга, отвечающие за рациональное мышление и конструктивные отношения внутри племени.
Поднялся душный галдёж, крики возмущения и требования улучшить невыносимые условия труда. В «Жёлтом ручейке» разгорался полномасштабный бунт. Требовалась только искра.
– Такого раньше не было, – почти разжёг костёр мятежа Охапет Ахрименович, выйдя всем отделом маркетинга посмотреть на праведный шум.
Но в офис вбежал Твердынов с уставшим, но всё ещё волевым лицом. Он сполз по косяку двери и прошептал:
– В «Студёном» туалет открыли. Надо спешить. Я пробрался первым. Но скоро об этом узнают все.
Революции не произошло.
Племя во главе с оставшимся Плывуновым силой корпоративного единства впечатало Верочку в стену и промчалось по Твердынову вниз по лестнице.
Глава 2 Трубопровод
За прошедшие столетия трудовой люд очень точно охарактеризовал приход разнообразных несчастий в быт человека. Выразил, так сказать, весь процесс незвано-негаданного вторжения, используя точные народные наблюдения:
Беда на беде, бедой погоняет.
Пришла беда – отворяй ворота.
Беда не приходит одна.
Беда бедой беду затыкает.
Беда беду родит.
Беда беду кличет.
И ещё сотни две-три других пословиц и поговорок.
Все неприятности, как подметило острое народное зрение, всегда приходят совместно, гурьбой, словно где-то договорились. График посещения нигде не висит, когда вздумают окаянные, тогда и шлёпают в гости.
Нет, чтоб по-людски! Культурно постучать в дверь, заглянуть, извиниться – мол, так и так, я ненадолго, не волнуйтесь, за минутку управлюсь. Мы ж люди, не звери! Понимать должны. У всех своя работа. Кто-то строит, кто-то ломает.
Пускаем окаянное.
Ну, заходит лихо одноглазое, делает свои грязные дела и шмыг за дверь. И все довольны, претензий ни к кому нет.
Если, не дай бог, зайдёт ещё какая напасть, то обязательно вежливо спросит: «Я не рано? Столкнулась просто с подругой на лестничной клетке. Ситуация из ряда вон, понимаю. Ценю и уважаю ваше личное пространство, но мне тоже надо работать. Я пока рядом постою тут, как будете готовы – дайте знать».
Ну что делать? Раз пришла, не выгонять же! Вздыхаете, как положено, прячете драгоценности, проверяете огнетушители, выключаете электрические приборы, убираете ножи, отправляете детей к бабушке, и командуете:
– Заходи, раз пришла! Только давай поскромней, и так натоптано.
Напасть заходит, творит всякие гадости – по-другому ведь она не может, от рождения такая зловредная. Максимум что иногда спрашивает разрешения, мол: это можно испортить, а это сломать? Вы, конечно, ворчите, но соглашаетесь, и опять же! не всегда. Пусть совесть имеет, в конце-то концов!
Разгромив, что позволили, напасть откланивается, извиняется за причинённый ущерб и уходит с глаз долой. Всё. У вас есть законный отпуск перед посещением следующей.
Вот и жил бы человек со всякими бедами душа в душу.
Так нет!
Такое ощущение, что все беды получили воспитание в надоедливой религиозной секте. Заваливаются некстати, без стука, беспардонно и целой ордой. Не спрашивая, отворяют ворота, скидывают верхнюю одежду и, топоча грязными сапожищами, следят по всему полу, превращая твоё обитание в кошмар.
А уж когда беда всё-таки переобувается, суёт свои костлявые ноги в домашние тапочки, становится совсем худо. Несмотря на показное воспитание, ты понимаешь – тварь надолго.
И точно! Одна напасть открывает холодильник, другая ложится на диван, третья садится за твой рабочий стол, и некогда приятное течение времени превращается в абсолютный кошмар. Напасти разбредаются по углам, и твоя жизнь летит ко всем чертям.
Пока ты пытаешься одну беду выгнать из спальни – вторая хозяйничает на работе, ты бежишь туда, но следующая уже подцепила жёлтым слоистым когтем крышку бака со старым бельем. Ты ещё не успел разобраться с первыми тремя, а новые уже толкаются в коридоре, нетерпеливо барабаня в твои двери. Справиться с ними невозможно. Это как колесо обозрения, только ты не на аттракционе, а рядом, в закрытой будке смотришь через небольшое окошко, как твои горести и напасти, отвратительно кривляясь, сменяют друг друга. Колесо крутится всё быстрее, начинает мутить, но ты всё равно бессилен. Пока все эти разномастные беды не накружатся всласть, карусель не остановится.
Как любой российский предприниматель Татьяна знала особенности национальной работы. В этот чудесный день двери комплекса гостеприимно открылись для всех бед и напастей. И хотя прямой корреляции не прослеживалось, отсутствие Никанорыча являлась одной из них.
Татьяна села за свой стол, чтоб на секунду расслабиться.
Очень хорошо, что получилось подвести воду хотя бы к одному санузлу. Временное решение, но такое необходимое. Пока не починят трубу, других вариантов всё равно нет. Богданов обещал до завтра всё исправить, кровь из носа.
Странный этот Богданов. Татьяна даже испугалась его сначала. Надо же, в прямом смысле слова бил своего работника, натурально колотил его своими огромными ручищами. Татьяна видела такое в первый раз. Слава богу всё обошлось, работник выжил, а Богданов предложил до завтра подключить воду напрямую шлангом от колодца.
Конечно, смешно, но «трубопровод» пришлось протянуть через кабинет Петра Петровича. Санузел «Студёного ручейка» оказался ближе всего, и шланга хватило в аккурат по прямой.
Ладно не растает. В офисе у них, конечно, ужас.
«Зато удобства без очереди», – закончил мысль голос Никанорыча.
В любом случае, Богданову спасибо, хотя его бригада – виновник бедствия.
– Интересно, что ждать дальше? – Татьяна покачала головой.
Ни одно приличное литературное произведение не обходится без «тут в дверь постучали» в самый разгар сюжета. Но это случится позже, а пока…
Глава 3 Кабинет Петра Петровича
По кабинету генерального директора «Студёного ручейка» разлилась душная тишина, которую нарушало шипение шланга на полу и нервные звуки ошалелого от жары города.
Напротив директорского стола, правильным равнобедренным треугольником сидели трое людей в атласных халатах. Одежда вершины геометрической фигуры сверкала серебряными звёздочками на красном бархатном фоне, у двух других вершин такие звёздочки отсутствовали, и халаты переливались только однотонным синим атласом. Головы сидящих украшали чёрные с серебряной патиной треуголки времён Петра Первого, а пальцы трёх пар рук сверкали перстнями и каменьями всех цветов радуги. На бархатной груди вершины треугольника раскачивался огромный золотой орден, с не менее огромным изумрудом по центру. Во лбу чернела покрытая волосами родинка, величиной с медный советский пятак.
Со всех трёх верхушек не переставая лился пот, который они синхронно вытирали шёлковыми платочками, на пару секунд приподнимая треуголки.
Ещё мгновенье назад воздух сотрясал ожесточенный спор между углами треугольника и бывшим прапорщиком. Обсуждались возможные способы объединения влюблённого сердца Петра Петровича с вероятно влюблённым – его избранницы из Жёлтого ручейка. А так как роль равнобедренного треугольника в создавшемся любовном треугольнике по сути являлась образующей, не снимался с повестки и вопрос: чем непосредственно станет заниматься один треугольник в другом, и какая выгода ожидается у каждой из сторон?
Многоугольный геометрический узор вышел довольно сложным, но просим отнестись с пониманием. В истинной и непридуманной любви всё всегда нелегко.
В раскрытом окне зазвенели голосами рабочие. Гул города прерывался глухим шлепками и ударами:
– Убью тебя Оберзяев. Потом убью Ханырина. Будете артефактами в этой яме лежать, ей богу.
С улицы, сквозь раскрытое окно в кабинет входил пожарный шланг, извивался по полу и выползал через приоткрытую дверь в коридор. Шланг потел холодным конденсатом и утробно журчал. От него, на уже подсыхающем пласте глины, расходились в стороны тёмные сырые пятна. Во время коммунальной аварии кабинет залило коричневой грязью. Поток покрыл всё живое и неживое слоем примерно в сантиметр, пощадив только черный квадрат Сорнякова-Малевича и фотографию его армейской службы.
Из-за двери в кабинет долетал гомон изнывающей очереди к единственному в комплексе работающему унитазу.
– Послушайте, я имею полное право на достоинство и социальное обеспечение. Вы не смеете лишать меня простой возможности сходить по нужде. Это записано в Конституции!
– Дверь закрой, используешь своё право после меня.
– Хам студёный! Вы не можете так нагло влезать в очередь.
– Можем. Наш туалет. Здесь твоя Конституция не работает.
– Господа, прошу побыстрей. Какая разница, чья Конституция, если она всё равно не работает. Ненужные споры вызывают только острую резь.
– Скоро там? Предлагаю установить ограниченное время посещения.
– Правильно. Тут из последних сил в себе держишь, а они политикой занимаются. Стыд совсем потеряли.
Пётр Петрович двумя руками теребил своего моржа. Усы сильно сдали в объёмах и выглядели совершенно нездоровыми.
Бывший прапорщик размышлял о том, что случилось следом за апокалипсисом.
Сразу после известных событий на крыше бывший прапорщик вернулся к себе в смутном любовном волнении. Горячее сердце уже прожгло грудину и стучало где-то рядом за пиджаком. Что делать с таким открытым острым чувством, Пётр Петрович не знал. У Повелителя Млечного Пути линия оказалась занята, поэтому в томительном ожидании Сорняков просто стоял у зеркала и разнонаправленно шерудил своими университетами до тех пор, пока не раздался телефонный звонок.
– Как дела твои земные, небесный друг мой козерог? – в трубке, как будто с другой галактики, Сорняков услышал космический голос Повелителя.
Небесный Козерог так обрадовался, что минут за двадцать излил в телефонную трубку всё, что так болело и плескалось в обнаженном сердце. После чего подробно описал свой романтический путь от появления на свет до дырки в груди. И закончил рассказ бывший прапорщик, стоя коленками на глиняном полу. Он сложил руки в замок и умолял повелителя приехать как можно скорее, чтоб спасти верного последователя своего от неминуемой смерти.
– Хорошо, – сказал Повелитель, медленно пережёвывая слова. – По меркам вселенной мы тут неподалёку, но хочу сразу предупредить. Личная встреча – не разговор по телефону. Ты не сможешь обращаться ко мне, как я к тебе. Ученикам не позволено говорить с повелителем, дабы гласом своим не оскорбить путь его млечный. Все вопросы и ответы только через моего адъютанта или слуги. Расходы твои, мой козерог, в таком случае незначительно возрастут. Ты готов?!
В отличие от Голованова, Сорняков отлично помнил своё пионерское детство и отчеканил, рефлекторно согнув руку в локте на уровне лба:
– Всегда готов, мой Повелитель!
– Тогда для начала переведи тридцать тысяч за срочный вызов. Немедленно! Номер карты ты знаешь.
Вселенная по меркам Повелителя Млечного Пути действительно оказалась крохотной. Небесный оракул материализовался минут через десять в сопровождении адъютанта. Оба провидца поглощали люля-кебаб и запивали красным вином в «Горном перевале» через дорогу. Правда, из-за возмутительных условий работы, а также отсутствия общепринятых достижений цивилизации в офисе Сорнякова, космическая команда собралась уже ретироваться, но несчастный козерог прожёг две дорожки в усах своими радиоактивными слезами и за небольшую надбавку в двадцать тысяч рублей уговорил всех остаться.
Ещё раз, выслушав подробную хронологию событий, Повелитель пошептался с адъютантом и последний огласил слова владыки:
– Дать правильный ответ не так просто, как кажется, –адъютант сделал паузу. – Без специального прибора здесь не обойтись.
– Что же? Что же это за прибор, говорите? – Пётр Петрович, раздавленный тяжестью первых слов адъютанта, снова воспарил к звёздам после последних.
– Это небесный сачок. Оборудование профессиональное и существует в единственном экземпляре не только на земле, но и во всей галактике. Сачок собирает магнитные всплески от ближайших к нам Центавры и Сириуса. Оборудование привезёт слуга его превосходительства через минут десять, не больше. Но инструмент весьма хрупкий и дорогой, а в таких условиях, – адъютант махнул рукой на условия, – наладка требует концентрации всех служащих Млечного пути. Необходимо немного довнести, ещё тысяч тридцать. Но спешим обрадовать. Небесный сачок даёт девяностопроцентную гарантию положительного исхода дела. Это существенный результат, которого добилась наша команда.
– Скажите, а нельзя повысить надёжность сачка? Ну ещё процентиков на шесть-семь? – заблеял радостно козерог. – Сделаю всё от меня зависящее, материальное, ценное.
Служащие Млечного Пути посовещались ещё раз.
– Сегодня, звёзды могут гарантировать только 95 процентов. Мы сделаем всё, что в наших силах. Материальное и ценное нас не интересует, достаточно пятнадцати тысяч.
Бывший прапорщик с радостью сумасшедшего перевёл две указанные суммы, а также ещё четыре, нет даже пять тысяч для верности.
По прошествии десяти минут явился слуга Повелителя – здоровенный такой детина. Он облизывал пальцы и, по-видимому, перед самым своим появлением находился в том же месте, где и его небесные соратники. Детина вырос настолько огромным, что у Петра Петровича не осталось никаких сомнений – слугу воспитала корова, из которой он, не отрываясь, пил молоко, держа бурёнку над головой.
Слуга притащил с собой огромный деревянный ящик, из которого извлекли миллион деталей и собрали что-то наподобие адронного колайдера, только в миниатюре, но гораздо сложнее. Каждая деталь механизма могла двигаться и вращаться в любом направлении, достаточно только прикоснуться или подуть. Сорняков кружился вокруг, словно он подопытный электрон в этом колайдере, тянул руки к сачку сквозь подмышки Повелителя и дул на него поверх плеч адъютанта. Сначала его пытались отогнать вежливо, но затем слуга оторвал его от пола и отнёс в район черного квадрата, чтоб не мешал.
К центру получившейся конструкции приладили руль от гоночного болида.
Повелитель взял лист чистой бумаги, засунул его в зубастую нишу механизма, подул и провернул рулевое колесо. Зубастая ниша сомкнулась, послышался стальной скрежет и звук издевательства над бумагой. Через минуту лист стал отперфорирован замысловатым образом.
– Готово! Сачок на боевой изготовке! – сказал Адъютант и обратился к Сорнякову. – Нам необходима тишина, Пётр Петрович, и встаньте, пожалуйста, со стороны улавливателя волн. Аппарат сам настроится на Ваши личные данные. Постарайтесь не шевелиться, чтоб не исказить информацию.
Адъютант несколько раз крутанул какой-то рычаг справа от руля и подал команду взмахом руки.
Все четверо замолкли, а бывший прапорщик просто окаменел напротив растопыренных железных пальцев, между которыми висела изрядно пожелтевшая рваная марля. Бедный козерог не только не двигался, но и старался не дышать, чтоб не дай бог не сдуть важные данные куда-нибудь в сторону.
В тишине кабинета утробно шипел шланг и тикал механический таймер сачка.
Пётр Петрович даже почти задремал.
Примерно через полчаса таймер взорвался пронзительным звоном, заставив бывшего прапорщика непроизвольно вздрогнуть и выдохнуть. Сачок угрожающе зашевелился.
Адъютант покачал головой и придирчиво осмотрел все механизмы профессионального оборудования.
– Мы же просили Вас, Пётр Петрович!
– Я ненарочно, просто звонок раздался так неожиданно, – стал защищаться Сорняков.
– Ладно, будем надеяться, что информация о Вас передалась без помех. Сейчас мы всё равно это не проверим. Будем пробовать!
Сорнякова немного отпустило, и он расслабил затёкшие конечности.
Адъютант приклонил голову и отошёл на шаг в сторону от чудо-аппарата.
Повелитель занял его место и вставил в сачок новый, девственно чистый лист бумаги. Хитрая машина заново искусала первозданную поверхность со всех сторон.
Служители Млечного Пути хищно схватили то, что осталось после экзекуции и принялись на свет изучать дырчатые узоры, тихо переговариваясь.
– Нам ещё нужен рабочий материал, – попросил слуга.
Бывший прапорщик нырнул под стол и извлёк оттуда почти чистую пачку бумаги. Сдувая и смахивая с неё подсохшую грязь, передал её адъютанту, а тот в свою очередь Повелителю.
За каких-то полчаса загадочный сачок искусал космическими зубами всю пачку из пятисот листов.
Теперь белые страницы сплошь покрывали глиняный пол. По ним ходил Повелитель в атласных башмачках, почесывал космическую родинку на лбу и бормотал заклинания.
Мелкими шагами в поклоне к нему подплыл адъютант, и с почтением выслушал старшего оракула.
– Пётр Петрович, скажите, у Вас нет никакого воспаления? – донёс адъютант вопрос повелителя до адресата.
– У меня простатит, – вырвалось у козерога, он покраснел, смутился от своей горячности, но всё же закончил. – Немного запущенный, но я обязательно навещу специалиста.
– Тогда с этой стороны не получится.
– Какой стороны?
– Вы не волнуйтесь, у человека много сторон. А Вы очень разносторонний человек, многое прошли, – адъютант указал на Чёрный квадрат и фотографию с автоматом. – Рассматриваем все возможности, что предоставили магнитные всплески.
– Тогда какие всплески годятся, если простатит не подходит? – заволновался влюблённый козерог.
– Мы сейчас как раз смотрим на свет сквозь отверстия судьбы, которые сделал небесный сачок. Простатит нам не подходит. Он – незримое препятствие.
– Как препятствие? Врач заверил, что с ним живут все мужчины после сорока и женщины после пятидесяти, а качество жизни не меняется.
– Врачи докопались сегодня до поистине революционных знаний, – ответил адъютант приторным голосом. – Но и многого врачи не умеют. Вы сами это прекрасно знаете, Пётр Петрович. Например, как вылечить влюблённое сердце?
– Но что же мне делать, Повелитель? – небесный козерог уронил слезу в дремучую чащу своих университетов.
Повелитель пошептал на ухо адъютанту.
– Прошу Вас обращаться ко мне. Мы ищем решение, но нужно согласовать действия.
Млечный путь собрался на совещание. Булькающий шёпот говорил об остроте проблемы. Слуга с адъютантом предлагали решение, Повелитель совал им под нос щепотку из пальцев карат в двести и тёр большим о средний с указательным. Помощники кивали и начинали булькать заново. Спор выдался ожесточенный, вызвав обильное потоотделение служащих Млечного Пути. Руками в перстнях они чесали свои млечные халаты, стараясь пробиться к сути.
Козерог, словно космический ветер между обратной стороной луны и солнцем, метался между черным квадратом и самим собой, молодым и с автоматом. Дёргал волосы из усов, рвал их в клочья и что-то загадывал.
Наконец щепотка пальцев перестала мелькать у вспотевших носов. Вверх поднялся только большой, с ярко красным рубином.
Все расселись по стульям и обтирались платочками.
Слуга поднял с пола три листа и подал повелителю. Небесный оракул рассмотрел каждый артефакт на просвет и аккуратной стопочкой сложил на коленях.
– Подойди ко мне, небесный друг мой козерог. Сядь здесь, – скомандовал Повелитель Сорнякову, минуя адъютанта, и махнул рукой куда-то на пол.
Козерог повращался на месте, словно собака в поиске, куда отлить, и уселся на пол около атласных башмачков повелителя. Слуга и адъютант подошли с двух сторон и растянули перед глазами Повелителя и небесного козерога по одному искусанному листочку, которые держали в руках.
– Смотри, мой ученик, – Повелитель взял с колен один из своих экземпляров и приложил к листу, что держал слуга.
Большинство дырок стали невидимы, но некоторые точно совпали, горя на просвет синим июльским небом раскрытого окна.
– Такое редко случается, – продолжал Повелитель магическим голосом, рисуя шариковой ручкой соединительные линии между совпавшими дырками. – Я наложил созвездие Козерога на Гончих Псов. Важнейшие для нас звёзды совпали. Сейчас ты видишь перед собой Деву с Единорогом. Целомудренное животное скачет за Девой,37 но не может её нагнать. Теперь ты понял, почему мой адъютант спросил про воспаление? Оно создает помеху. Но ты не волнуйся, – успокоил Повелитель козерога, который начал ёрзать простатитом по мокрому полу. – Смотри дальше.
Повелитель совместил второй лист с тем, что держал адъютант.
– Я наложил Часы Юга на Волопаса Севера. Видишь? – несчастный козерог закивал головой, но ничего не увидел, кроме россыпи совпавших отверстий. – Волопас теперь пасёт Волосы Верочки38, но у нас ещё осталось время, чтоб справиться с задачей, так как Змея и Заяц гонятся за тобой.
– Что мне делать, Повелитель, скажите? – но Повелитель ничего не ответил и прикрыл глаза.
– Вы должны обращаться ко мне, – сказал адъютант. – Вы нарушаете порядок смутных галактик. Это может плохо закончиться.
– Скажите, что мне делать? – Сорняков умоляюще посмотрел на адъютанта. – Я исполню всё необходимое.
– Не волнуйтесь. Сейчас прояснится прогноз звёздного неба, – ответил адъютант.
Слуга и адъютант сложили все четыре листа вместе, а Повелитель приложил к ним последний. На свет загорелись семь дыр от Большой Медведицы, а её любой козерог знает с детства. Бывшего прапорщика посетило откровение. Он чувствовал, что понимает и осознаёт. Он был готов к решительным действиям. Пётр Петрович сквозь проступившие слёзы посмотрел на служителей Млечного пути. Те нежно улыбались.
– Я узнал, я узнал! Теперь я смогу?
– Да, ученик мой. Я сам вижу такое впервые в жизни, и это удача. Тебя ждёт награда за твою душевную щедрость, – Повелитель встал и поднял руки к потолку кабинета. – Зачерпывай ковшом свою щедрость и выливай её на тех, кого ты ценишь и любишь. И наградой тебе будет упавшая к твоим ногам Полярная звезда. Ты овладеешь ей, как тигр тигрицей, как восточный шах своим гаремом, как Большая Медведица владеет Малой. Ты пленишь её своей необузданной силой и уже ничто не станет помехой. Но будешь ли ты щедрым, ответь, небесный друг мой козерог? Большая медведица спрашивает тебя.
– Буду, мой Повелитель.
– Есть ли препятствия, которые я не знаю.
– Нет, мой Повелитель.
– Тогда вставай, ученик мой. Обсудим необходимые детали.
– Надеюсь, отец её нам не помешает, – пробормотал козерог вставая.
– Отец? – услышал адъютант.
– Ну да, Верочка работает у своего отца. Чарка – его фамилия.
– Чарка? – повернулся Повелитель.