Глава 11 Ожидание бури
Черное небо почти заполнило весь горизонт, раскинувшись несметной тёмной ордой от Орехово-Борисово до Очаково-Матвеевского.56 Кое-где ещё пробивалось солнце, но плотные кучевые авангарды скорого ненастья быстро заполняли внезапно посеревшее небо. Оставались небольшие пробелы, сквозь которые косыми столбами спускались лучи солнца, вырезая на сером асфальте яркие островки.
Туча надвигалась медленно и величественно, порыкивая отдалённым утробным рокотом и угрожающе сверкая десятками миллионов вольт.
Черное чудовище поджало беременное брюхо, боясь распороть его о многочисленные новостройки и разродиться раньше времени где-нибудь на окраине Москвы. Туча берегла свой подарок для всего мегаполиса целиком.
Ванваныч стоял на крыше и смотрел на надвигающуюся катастрофу. В руке он держал бутылку виски, к которой периодически прикладывался.
За бетонным забором торопливо перемещались прохожие, стараясь заранее укрыться в надёжном месте и успеть до начала облачных схваток.
По территории забитой до отказа парковки оживлённо сновали водители. Кто-то орал в мобильный телефон, кто-то в отчаянии нажимал на клаксон, кто-то колотил ногами по колёсам автомобилей, вызывая истошный перезвон автосигнализации. Выбираться из парковочной свалки оказалось делом непростым. Менеджеры истошно выражали своё недовольство из раскрытых окон своих кредитных вложений.
Около ворот, не поделив очерёдность проезда, притерлись крыльями друг к другу даже не ласточки, а два белых лебедя.
Владельцы лебедей в дорогих с отливом костюмах лупили друг дружку по холёным старообрядческим мордам, падая на капот то одной белой птицы, то другой. Они самозабвенно погрузились в процесс, выкрикивая в адрес оппонента грязные ругательства.
Лакированная поверхность постепенно покрывалась красными художественными кляксами.
Вокруг стояли менеджеры и снимали сей перфоманс на камеры телефонов.
– Забавно, – раздался знакомый голос.
Ванваныч обернулся.
– Вы меня почти напугали, Татьяна Алексеевна.
– Покрытие крыши смягчает звуки шагов. В вашем офисе сказали, что Вы здесь.
– Захотелось подышать, – Ванваныч улыбнулся.
– Посвежело.
– Перемены приходят неожиданно.
– На то они и перемены, хотя как всегда – эти перемены никто не обещал. Говорили, что первый дождь возможен только через неделю.
– Ничего удивительного. Метеостанция находится на ВДНХ, за телебашней туч не видно. Узнают по факту, когда в емкости набирается месячная норма осадков.
Татьяна посмотрела вниз.
– Что там происходит?
– Встреча в низах, при большом скоплении репортёров.
– Понятно.
Постояли пару минут молча, наблюдая как потасовка плавно перетекла в обещания устроить противнику проблемы в недалёком будущем.
– Я Вам бутылку пива принесла. Холодное, даже ледяное, – нарушила молчание Татьяна.
Ванваныч поднял и показал свою бутылку виски.
– Понятно. Вы не против, если составлю компанию. Очень хорошо сейчас здесь. Поможете?
Администратор протянула бутылку Ванванычу и тот легко свернул пробку по резьбе.
– Раньше бутылки обручальным кольцом открывал. Прогресс не стоит на месте, только достижения сильно измельчали.
– Давно было Ваше раньше?
– Настолько давно, что можно отнести те годы к средним векам.
Татьяна взяла бутылку и сделала глоток.
– Как вкусно! Помню подростками мы любили сидеть в жару на крыше и пить холодное пиво, которое покупали ребята. Помню, как один раз прятала бутылку в морозилке за пельменями, чтоб родители не нашли. Какое же горе было, когда бутылку так и не удалось выудить незаметно. Помню, как ребята бегали по краю крыши или прыгали на семнадцатый балкон, мы так называли балкон без квартиры. Не знаю, зачем его ставили в новых домах? Мы орали от страха, а потом вытаскивали их оттуда. Самостоятельно выбраться ребята не могли. Вы вспоминаете своё детство, Иван Иванович?
Ванваныч сделал глоток из своей бутылки.
– Ну… если только период сразу после революции.
– Да? После какой? Надеюсь, ваше детство проходило не в Зимнем Дворце и не в начале девятнадцатого века во Франции.
– Вряд ли я бы дожил до сегодняшних дней. Казнили бы на гильотине. Нет, я вырос здесь, а революция тогда охватила весь мир.
– Что-то не припомню мировых революций в этот период? – Татьяна покачала головой.
– Как же! Настоящая, сокрушающая все мировые устои и порядки. Ломающая стереотипы, общественные нормы и принципы. Я имею в виду движение Хиппи.
– А! Понятно. Вы, Иван Иванович, себе не изменяете. Вы чем-нибудь увлекались, когда учились в школе?
Ванваныч улыбнулся. Приятные воспоминания осветили лицо.
– Играл в школьном театре.
– Вам нравилось?
– Думаю – это были лучшие годы.
– Никто не ценит школьные годы, когда учится в школе. Ностальгия приходит уже в зрелые годы.
– Нет, я не вспоминаю. Что было, то было. Сейчас этого больше нет.
– Вы так думаете, а как же вся жизнь – игра? Мне кажется, Вы в полной мере воплотили свой талант в реальной жизни. Кого Вы играли на сцене?
Ванваныч сделал большой глоток. Кадык виртуозно перенаправил содержимое бутылки в желудок.
– Я был Пьеро!
– Другом Буратино? – администратор рассмеялась.
– Татьяна Алексеевна, какое невежество. Я был Пьеро! – Ванваныч смастерил позу театрального персонажа. – Я был слуга, но господа мне пели песни! – продекламировал он напыщенно.
– Браво, Иван Иванович, аплодисменты на крышу! Это многое объясняет. Почему Вы не продолжили?
– Произошла трагичная история. На день комсомола я вдохновил будущих строителей коммунизма идеями частной собственности и разъяснил, как осуществить мировую революцию пролетариата, используя для борьбы с врагами законы Фэн-шуй.
– Они согласились? – Татьяна улыбнулась.
– В целом, да! Но нашу молодёжную ячейку застукал комсорг школы в разгар аргументированной полемики, а председатель собрания был в костюме Пьеро.
– Бо-оже.
– Да, вот так. Педсовет передовые идеи не поддержал и слугу народа в моём герое не разглядел.
– Сколько же Вам было лет?
– Последний класс, семнадцать.
Помолчали.
– Вы бы хотели снова на сцену? – прервала тишину Татьяна.
– Мне кажется, уже поздно думать о возвращении. А Вы бы хотели обратно в школу? Вы же преподавали историю.
– Вы знаете, Иван Иванович, возможно в этом году всё изменится. Не хочу забегать вперёд. Помните тогда, полгода назад нашу первую встречу? Вы только-только приступили к своим нынешним обязанностям по разрушению всего и вся. И, как ни странно, именно Вы нажали на тот курок, который спровоцировал мои мысли о школе. А может, слишком много всего вдруг сплелось в один узел. Так что да, я думаю вернуться. Вы тоже, Иван Иванович, подумайте о моём вопросе, я Вас прошу. Мне звонила моя бывшая ученица, тоже Татьяна, она сейчас руководит небольшим театром. Вы бы могли попробовать снова. Театр совсем маленький, но сцена настоящая. С удовольствием приду на Вашу премьеру. Не отказывайтесь, Иван Иванович! Я запишу Вам её телефон.
* * *
На парковку боевым маршем вышел Апполинарий Вальдерфрамович в неизменной кожанке. Вид имел деловой, лицо сосредоточенное. В руке он держал телефон, словно карту боевого наступления, и настраивал на нём секундомер.
Вокруг мельтешил Сорняков. Его вид напоминал депутата государственной думы, у которого хотят забрать последнее. Бывший прапорщик складывал руки в молитвенный замок, заискивающе ерзал усами и блеял сквозь них нечленораздельные просьбы.
– Товарищ, господин инспектор! Ну не надо, пожалуйста… Ну что я Вам сделал, видите, ситуация и так сложная…
– У «Студёного ручейка» огнетушители просроченные, нет пожарного шланга.
– Есть, Вы же сами видели.
– Это не ваш. У вас даже нет песка, чтоб засыпать открытое горение. Как, спрашивается, вы будете бороться с огнём? Пиджаком пламя сбивать? – инспектор сосредоточенно пытался разобраться в хитроумной программе «таймер».
– Ну откуда в офисе песок, господин инспектор. Тут же вода подведена. А шланг есть общий, – стонал Пётр Петрович.
– У вас свой шланг должен быть, в каждом кабинете, а также план эвакуации персонала, видимый в кромешной темноте. И, кстати, как вот прям сейчас Вы планируете тушить пожар?
– Но ничего не горит!
– На Ваше счастье, Пётр Петрович. А если загорится? Воды-то нет! А?! – Пожарный оторвал взгляд от телефона и уставился на директора «Студёного ручейка». – Как Вы собираетесь действовать? Должен висеть стенд с правилами, которые написаны кровью, между прочим, таких же ответственных пожарных, как я. Вы правила читали? В них предусмотрен небольшой пунктик для всех коммерческих организаций без исключения, ма-а-а-аленький такой пунктик.
– Мы очень законопослушные, выполняем всё согласно последней букве в любом своде правил. Мои работники наверняка развесили всё в коридоре. Пойдёмте, господин инспектор, осмотрим стены внутри.
Инспектор так широко улыбнулся, что сморщилась кожа на всей поверхности его лысого черепа.
– Этот ма-а-а-аленький пунктик надо искать не внутри, а снаружи. И это не свод правил, а пруд. Искусственный пруд! Если на территории нет природного водоёма, его надо выкопать. Вы пруд тут где-нибудь видите?
– Вижу! Вижу! – бывший прапорщик от радости подпрыгнул на уровень крыши, где находились Татьяна и Ванваныч.
– Где же он?
– С другой стороны, прям напротив окон моего кабинета. Пойдёмте, инспектор, я Вам покажу. Там целое море!
– Ваш пруд завтра закопают, но и сейчас к нему нет свободного подъезда спецтранспорта. Не справляетесь с обязанностями! Халатно относитесь к своей работе. А это ни много ни мало чья-нибудь загубленная жизнь. По статистике тридцать процентов среднего менеджерского звена сгорает в открытом огне, непосредственно на работе. Полностью! Родственникам в наследство остаётся только урна с прахом. Против статистики никуда. Давайте просто проверим умение ваших людей действовать в условиях экстремальной ситуации. Мне на территории урны не нужны. Да чёрт, ничего не получается, проклятые гаджеты!! – пожарный недовольно убрал телефон в карман и холодно посмотрел на Сорнякова. – Ладно, буду считать вслух. Вы готовы, Пётр Петрович? Уложитесь во времени, поставлю вам зачет, и будем считать, что проверку вы прошли успешно. Через минуту начинаем.
Бывший прапорщик поник, плечи опустились, усы приобрели страдальческий вид, и он побрёл обратно в офис.
Глава 12 Учения
– На старт… Внимание… Пожар!!! – заорал, как сирена Робинзон.
И спокойное течение времени мгновенно обернулось суматохой.
Участники учебного пожара выбегали из здания, забегали обратно, орали, махали руками, снова выбегали из здания и снова забегали, но существенно ничего не менялось – всё, как на настоящем пожаре.
Правда в проёме окна застрял стол самого Петра Петровича, который пытались спасти из учебного пожара в первую очередь и вынести кратчайшим путём.
После элементарных сложений и вычитаний решили, что стол проходит в окно, как раз – тютелька в тютельку. Но практическая сторона ответа, как всегда, сильно разошлась с расчётной – в вычисления закралась ошибка. Одна из тютелек притерлась к проему и в аккурат встала в распорку между рамами. Ошибка произошла где-то на середине полукривой, что красиво изгибала стол со стороны, где сидел бывший прапорщик.
Вокруг стола или, точнее, с двух его сторон, внешней и внутренней относительно стены здания, неистово дергались горе-самозванцы математических наук, стараясь всеми силами доказать теорему и исправить ошибку в вычислениях.
Рядом с подопытной группой стоял научный руководитель данного процесса и отмахивал рукой, громко считая в такт.
Под чутким руководством движения персонала быстро синхронизировались и на раз-два-три ошибка в расчётах поддалась физической силе и с треском рухнула, прихватив с собой раму.
Научный руководитель принимал поздравления.
«Теоремы больше не работают», – сделал вывод голос Никанорыча.
– Есть ощущение, что Ваш протеже перегнул палку. Пора уже вмешаться в ученья, иначе от здания к концу сегодняшнего дня ничего не останется, – Татьяна покачала головой, глядя на Ванваныча. Немного постояла в нерешительности, не зная, куда деть недопитую бутылку и, так и не подыскав подходящего места, направилась к шахте.
На крышу упали первые капли дождя.
Стемнело. Свинцовая туча наконец полностью закрыла небо. Начал поддувать ветерок – предвестник скорой бури.
– Осталось пять минут! – оповестил окружающий воздух Апполинарий Вальдерфрамович.
Не успел инспектор закончить фразу, как небо полыхнуло обжигающим глаза светом и шарахнуло так, что инспектор присел, с опаской поглядывая по сторонам.
Тем временем двор понемногу превращался в склад офисной мебели. Менеджеры поймали воодушевление и задорно бегали со стульями и канцтоварами.
Ветер всё усиливался. Он подхватывал графики продаж и презентации товаров. Кружил в вальсе отчетами о проделанной работе и назначениями на должность. Разбрасывал в стороны официальные письма и важные приказы. Капли дождя размывали на них витиеватые подписи и синие печати. Ливень изо всех сил старался внести свою лепту в такой сложный период «Студёного ручейка».
Бывший прапорщик выбежал из здания, на полусогнутых подбежал к суровому инспектору и начал бурно изъясняться. Пётр Петрович складывал руки домиком, разводил в стороны, указывал пальцем вверх, что-то усердно доказывал. Слова уже не долетали наверх. Ветер гудел, капли падали чаще, ненастье вступало в свои права.
Бывший прапорщик всплеснул руками, наклонился и зашептал в ухо инспектору.
Робинзон проявил интерес, но с сомнением покачал головой. Сорняков отодвинулся назад и показал ему ладонь с растопыренными пальцами. Инспектор замотал головой и отвернулся, показав своим видом, что слушать не желает. Оппонент создал на лице страдание собаки у обеденного стола, обежал Робинзона вокруг и поднёс к его лицу растопыренные пальцы на одной ладони и указательный на другой. Тогда инспектор несколько раз сжал кулаки и растопырил пальцы перед лицом директора «Студеного ручейка», как будто колдовал. Пётр Петрович обернулся вокруг себя, дёргая руками как капризная девочка и предложил Робинзону раскрытую пятерню на одной руке и два пальца на другой. Инспектор снова показал, что не хочет иметь дело с сумасшедшим и просемафорил обеими руками, правда не очень частил. Сценка с пальцами и ладошками продолжалась ещё некоторое время, но усиливающийся дождь поставил точку этой захватывающей игре. Инспектор упер растопыренные пальцы обеих рук непосредственно в усы бывшего прапорщика, а затем скрестил руки, показывая, что продолжать далее не намерен. Пётр Петрович вздохнул.
Оба отошли за машины, где произвели необходимые расчеты.
Небо больше не могло держать в себе накопленное. Полилось, посыпалось, загудело.
Ванваныч, который до последнего наблюдал картину, происходящую внизу, еле успел добежать к выходу.
Глава 13 По закону первобытного племени
Робинзон, мокрый, но весьма довольный, насвистывая Чижика-пыжика, влетел в кабинет Ванваныча и постучался, лишь когда его тучный организм полностью пересёк линию двери. С кожаной куртки стекала вода.
– Не заняты, Иван Иванович?
Ванваныч заседал за своим столом в позе античного мыслителя. Перед ним стояла почти пустая бутылка виски. Когда инспектор завалился в кабинет, полководец взял её и налил себе очередную порцию в тяжёлый толстостенный стакан.
– Что Вы, Апполинарий Вальдерфрамович, заходите. Не откажитесь? – Ванваныч плеснул остатки виски в другой стакан, который стоял рядом на столе. – Это Ваш, инспектор, с обеда остался.
Пожарный немного помялся.
– Не много будет? Боюсь переборщить, мне же ещё Верочку провожать. Мы с Вами договаривались.
– Конечно пойдёте провожать, я на этом настаиваю. Гляньте, что на улице творится. Но это не повод отказывать мне в компании, тем более у Вас уже на́лито, а Ваша планида ждёт не дождётся, чтоб её испили до дна. Верочка сейчас занята, и поверьте, пока коллектив не сомкнётся в кулак, никто не покинет «Жёлтый ручеёк». Что прикажете делать всё это время? Чай пить?
Робинзон махнул рукой, соглашаясь, и показал на взмокший вид.
– Не откажусь! Условия у нас, как видите, скотские, в отличие от них.
– Вот и отлично, давайте скрасим наши мрачные условия! – Ванваныч поставил пустую бутылку на пол.
Робинзон подошёл с противоположной стороны стола.
– Иван Иванович, официально заявляю: с этой секунды Вы можете обращаться ко мне на ТЫ.
– Отлично, ну а ты ко мне на Вы, нет смысла менять привычный уклад дел.
– Конечно, Иван Иванович, как же по-другому! – Робинзон поднял свой стакан.
– Да, Апполинарий, скажи… Тебе молоко за вредность дают?
– Позвольте, я разве вредничаю? – инспектор сделал обиженный вид.
– Нет, конечно, что ты! Но работа у тебя вредная. Ученья проходят в любую погоду. Ну, давай, вместо молока, – Ванваныч поднял свой стакан. – За сотрудничество!
– За сотрудничество! – обрадовался Апполинарий.
Выпили. Каждый за своё.
Уселись в кресла.
За окном бушевало! Бушевало всё, что имеет право бушевать в природе во время летней грозы. Яркие краски мегаполиса за одно мгновение потускнели, утратив свою былую насыщенность. Ливень водопадом лил в окна, стирая воспоминания о таком ещё недавно чудесном дне.
Сквозь потоки воды расплывался свет фар проезжавших машин. Как отражения в кривом зеркале мелькали не успевшие спрятаться пешеходы и искажались силуэты гнувшихся от шквального ветра деревьев. Словно призраки пролетали рифленые ограждения балконов и предметы уличной архитектуры. Ураган не щадил ничего: опрокидывал мусорные баки, ломал ветки, обрывал провода и с корнем выдирал рекламные конструкции. На фоне чёрного неба, под вспышки молний, величественно парила жестяная кровля, размером с небольшой стадион, а рядом с ней стремительным танго кружился красный маленький беззащитный зонтик.
Не обращая внимания на рёв бури и раскаты грома, около пересохшего фонтана, держась за руки, стояли работники «Желтого ручейка», создав монолитный сплоченный круг. Уйти не удалось никому.
Тряс покладистой бородой Голованов, хмурилась весёлая Мила. Плакал Твердынов, уткнув свой волевой подбородок в плечо отдела логистики. Шатались на тонких ножках Кашалоткина и Гальдт. Била копытом пристяжная тройка отдела маркетинга. Охапет Ахрименович раздувал свои конские ноздри, держа под ручки верных пристяжных – Косоглазина и Кривозорина. Нетерпеливо тряся кулачками, извивался тощий менеджер, стиснутый между толстым Лёвой и старым Кордоном.
Финчасть в лице Франца Магдалиновича уже давно пребывала в коматозном состоянии, держась на ногах только благодаря Вовану, который подпирал её с одной стороны, и Плывунову – с другой.
На разных полюсах затихала шекспировская трагедия.
Он и Она, молчаливые и печальные, стояли друг напротив друга. Она – в мятой белой рубашке, Он – в помятом сером пиджаке. Она не смотрела на него, Он больше не глядел на неё. Она вздыхала, не поднимая глаз, Он вздыхал, не отрывая свой взор от пола. Она сильнее сжимала губы, Он крепче стискивал руки. Волны их вздохов плыли навстречу, но угасали, так и не встретившись.
Печали не было конца. Между ней и ним лежала пропасть.
По краю пропасти уверенно ступала Верочка. Она была дьявольски красива в своих черных ботфортах и обтягивающем боди. Разряды молнии высвечивали её мистический облик во мраке братского полукруга и освещали бледное лицо с ярко-красными губами. В правой руке Верочки извивалась плеть, а в левой она сжимала резиновый симулятор мозгового штурма.
Гром был не в состоянии справиться с сопрано специалиста по тимбилдингу.
– Вы хотели знать, что это? Тогда прижмите руки ещё сильнее, почувствуйте локоть товарища! Только так ваши серые будни превратятся в бесконечный чудесный день! Ваши сердца начнут биться в унисон, и ничто не сможет разрушить ваш коллектив.
Верочка хлестанула плеткой и бросила симулятор об пол в центр круга.
Ударил гром.
* * *
– Инспектор, у вас коррупция в ведомстве есть?
Ванваныч развалился в кресле и не обращал никакого внимания на происходящее на улице.
– Не только коррупция, там всё прогнило! Каждый первый особняк себе построил, – инспектор поднял левую руку вверх и стряхнул капли дождя с рукава на пол.
– Надеюсь, и у тебя есть особняк?
– Только строю… Что Вы имеете в виду?
– Пекусь о приданом.
– Вы не подумайте ничего такого, ничего общего с коррупцией я не имею, если когда-нибудь кто-нибудь что-нибудь предлагает, то только в качестве благодарности за оказанную помощь, – ответил раздражённо инспектор.
– То есть дают?
– Не дают, а предлагают. Это разные вещи. Просто отказываться неудобно. – инспектор покрылся мелкой испариной.
– Да уж… Ты мне напомнил Александра Яковлевича, завхоза дома Старсобеса.57 Известный персонаж. Не знаком с ним?
– Что-то не припомню.
– Жаль. Между тем, высокой нравственности был человек, стыдился той ситуации, в которой сам же и находился. Кумовство, воровство, взятничество, злоупотребление полномочиями, – Ванваныч уже изрядно набрался, тембр голоса и расстановка ударения в словах стали напоминать тирольские напевы. – Стыдился он от невозможности исправить систему.
– Нашу систему исправить невозможно, нам нужна революция!
– Ничего себе, да ты романтик. – пропел Ванваныч, полностью перейдя на йодль.
– Неисправимый! – инспектор закинул ногу на ногу и активно размахивал ботинком вверх-вниз.
– Кому же интересно, вам нужна революция?
– Всем! Имя нам – интернет. У вас страничка есть в сети?
– Нет.
– Вот! Вы не пользуетесь соцсетями, а там можно встретить толковых, даже умных пользователей…
– Кого?
– Это люди, которые используют соцсеть для общения с другими пользователями.
– Прекрасно! Я не это имел в виду, но всё равно прекрасно! За это необходимо срочно выпить! – Ванваныч в одно мгновение выудил из-под стола новую бутылку виски и начал разливать по стаканам. Полководец оживился, в глазах загорелся огонёк. – Монументально! Революционеры-умные-пользователи. Невероятное сочетание. Как приторный горный коктейль!58 Давай, Апполинарий, поднимайся, бери бокал. Нам срочно нужен тост. За сладкое!
Снова выпили.
Каждый за своё.
– Вы вот, Иван Иванович, не понимаете. Раньше как, если с царём не согласен – печатаешь листовки: Искру или Огонёк, например; потом распространяешь с риском для жизни… Ага, спасибо, а то уже урчит в животе, – Инспектор проглотил пару охотничьих колбасок с хлебом, которые Ванваныч извлек из шкафа и поставил перед инспектором.
Возникла необходимая пауза, в течение которой Робинзон уплетал охотничьи припасы. Но накал классовой борьбы не давал спокойно дожевать до конца. Язык хотел продолжать.
– Те-ерь сё с-ало п-осто. Мы об-ениваемся м-ениями ежеминутно. Читаем, пишем, а по-ом де-аем пе-епост, чтоб могли уви-еть т-угие, – инспектор обеими руками поддерживал рот во избежание потери пережёванных, но неусвоенных калорий.
– Апполинарий, ты не волнуйся, дожуй до конца, твоё личное мнение не пропадёт, я весь во внимании. Твой перепост увидят и тугие, и не очень, – Ванваныч снова разлил.
Инспектор поднялся, схватил стакан и одним глотком отправил содержимое стакана с остатками пищи в желудок.
– Ух, хорошо, – Робинзон удовлетворенно плюхнулся обратно в кресло. – Другие, Иван Иванович, другие. Человек обязан иметь своё мнение.
– По какому вопросу?
– Да по любому! Вы знаете правило пяти рукопожатий? Представьте, если я вечером напишу пост, то завтра утром его сможет прочитать президент США. Это невероятно, но нас с президентом разделяет всего четыре человека.
– Действительно невероятно. Кто же эти счастливчики?
– Да кто угодно!
– Ну, кто для примера?
Инспектор почесал спину.
– Ну, например, Голованов – предположим, он будет вторым в цепочке; мы с ним уже обменялись контактами. А далее такие же точно пользователи, как он, только в Америке.
– Замечательно! В самом деле бесподобно. Сам президент США! – Ванваныч отхлёбывал виски из стакана. – Меня даже немного знобить начало от такой невероятной вереницы головановых. Робинзон – голованов – друг голованова – дальний друг голованова из Вашингтона – голованов из Госдепа – и, наконец, президент Америки. Ничего я не напутал?
– Вы ерничайте, Иван Иванович, потому что не в силах себе представить, что правило уже доказали. В этом и состоит прогресс!
– Даже не буду спорить. Представляю, сидит президент в трусах перед монитором, позёвывает, мажет хлеб ореховой пастой, хлебает Колу и так, небрежно, взмахом руки, прокручивает соображения электората. А мнения, надо признать, одно лучше другого, и электорат, исключительный, горячий, за своё мнение горой. Грызутся насмерть. Масштабная соцсетиальная война головановых! Чтоб все мнения прочесть, надо рукой до вечера прокручивать… Кстати, хочу уточнить. Теперь между моей Верочкой и президентом США топчутся целых пять головановых? Ты и ещё вот эти, как их, четыре одаренных пользователя.
– Не совсем так. Если обращаться к президенту через меня, то получается пять, но у Веры могут быть свои знакомые, тогда четыре человека. И четыре – это максимум… или в среднем, не помню, – инспектор почесал подбородок, – в любом случае, она может знать кого-то, кто знает президента лично, и тогда только один.
– Кто бы это мог быть, интересно? Суперголованов?
– Это я так, образно.
– Понятно. Тогда короткий путь отметаем.
– Но через четыре человека – твёрдо!
– Постой. Мы считали, пять получается.
– Да, но пять через меня.
– Ты не хочешь помочь? Тебе что, не нравится моя дочь? Мне казалось, у вас полыхнула искра. Ещё огонёк не возгорелся, а ты уже тушить собрался.
– Верочка мне очень нравится, Вы просто меня не так поняли. Пусть обращается через меня…
– И я так считаю. Нельзя бросать Верочку одну в этом мире бушующем.59 Пусть на одного человека дольше, но зато не чужие, по дороге вы поможете ей, а Верочка поможет вам. Сплотит всех пятерых в единый комок, будете как липкое тесто дрожжевое, коллективное письмо президенту стряпать. Ну! За наших соратников!
Подняли бокалы. Выпили.
Каждый за своих.
– Где вы находите столь ценную информацию, чтоб написать своё мнение?
– Ну как где? – покровительственно улыбнулся инспектор, – Там же, в соцсетях.
– Надо же! Ленинская библиотека, ни дать ни взять. Интеллектуальное наследие. Наши дети унаследуют невероятный по красоте мир. Мир мнений, расцвеченный всеми цветами радуги.
– Да, так и есть, Иван Иванович! Называется плюрализм мнений. Слышали такое?
– Даже участвовал.
– Вот видите, Вы участвовали, но никто не знает, а в интернете всё остаётся.
– Вижу. Нашим правнукам придётся узнать, что думали их отцы и деды, не беря в руки лопаты, а отвертеться от такого наследства не получится.
– Правильно, Иван Иванович! Всё будет сжато и заархивировано. Просто нажимаешь на кнопку и знакомишься с результатом.
– Ведь без труда не выловишь и рыбку из пруда, – Ванваныч задумчиво налил новые порции. – Мы, Апполинарий, забыли народную мудрость. Теперь каждый высказывает своё мнение, основываясь на чужом мнении, без понимания сути и практического опыта.
– Ну, я могу не соглашаться с человеком. Написать, что думаю по этому поводу. Это может сделать любой пользователь. И мы вместе обсуждаем…
– Читал, читал…ваши обсуждения. Тогда за труд! Не чокаясь.
Ванваныч запрокинул голову и выпил до дна.
– С кем идет такая самоотверженная борьба, а главное, за что? – продолжил Ванваныч, обтирая губы.
– Мы хотим демократии и свободы. Это же понятно. – удивился Апполинарий.
– Предельно.
Буря за окном, оказалось, давно стихла. Просто за разговором никто не заметил. Возникла неловкая тишина.
– Иван Иванович, скажите, ваш туалет работает? – прервал молчание инспектор.
– Нет.
– Как же тогда… ну Вы меня понимаете?
Ванваныч поднял свой мутный взгляд на инспектора и несколько секунд его изучал, силясь что-то вспомнить.
– Точно! – хлопнул он себя по лбу.
Ванваныч вскочил на ноги, подбежал к окну и скинул с подоконника стадо деревянных слонов, каждая фигура размером с небольшую овчарку. После чего пододвинул стул, открыл створки окна и забрался на подоконник.
– У меня предложение.
– Я прыгать отказываюсь.
– Это и не нужно. Предложение безопасное, но обязательное. Отвертеться не получится, инспектор. По правилам дома Чарка, каждый будущий зять обязан доказать другим носителям гордой фамилии свою мужскую силу, иначе в семью не примут. Условия простые. Кто дальше добьет, тому все лавры победителя. Победишь – Верочка твоя. Проиграешь – достанется другому. Всё честно, по закону первобытного племени.
Инспектор удивлённо хлопал глазами.
– Апполинарий, ты чего рот раскрыл?
– Что? Вы собираетесь… здесь… отсюда это делать? – инспектор стал заикаться.
– А ты предлагаешь в очереди постоять или по окрестным харчевням прошвырнуться? Лезь сюда, не стесняйся, тут безопасно.
Инспектор, немного пошатываясь, подошёл к окну и поглядел вниз.
– Невысоко, конечно, но мы же как в телевизоре, у всех на виду.
– Это и есть настоящее шоу, инспектор!
– Но ведь увидят!
– Люди должны видеть правду, а не то, что им показывают по телевизору.
– Мне страшно.
– Ты «Хочу и буду»60 читал? Полезная книженция, мотивирует. Хочешь жениться – будь мил, соблюдай первобытные правила.
Инспектор неуверенно забрался на стул, а с него на подоконник. Высота над уровнем парковки увеличилась на рост Робинзона. Стало ещё страшней. Голова закружилась, и инспектор схватился за раму.
– Ты так, Апполинарий, в штаны себе наделаешь. Тебя не учили, что это плохо? Просто поверь, пятно на штанах – это фиаско, а для решительной победы понадобится хотя бы одна свободная рука. Ты правой держись за раму, а левой участвуй в соревнованиях. Если так несподручно, давай поменяемся местами.
– Я лучше останусь здесь, – промямлил инспектор.
– Тогда готовься, – Ванваныч провёл необходимые мероприятия со своими брюками.
– Но внизу же машина, – опять заныл инспектор, не смотря вниз.
Под окном, в метре от стены всё так же стоял большой и солидный американский пикап черного цвета. После дождя цвет кузова приобрёл насыщенность – бока горели черным пламенем.
– Это не машина, это мустанг иноходец, – заключил Ванваныч, завершив приготовительные действия и приняв необходимую позу.
Оба взглянули в глаза друг-другу. Мутноватые глаза Чарки обожгли ехидным дьявольским туманом маленькие глазки Робинзона.
Инспектор жаждал приз и вызов принял.
Директор Жёлтого ручейка приступил к выполнению упражнения.
Отсутствие тренировочной базы, неправильный образ жизни и увлечение спиртным плохо сказались на спортивной форме. Ванваныч дрыгался на подоконнике, как зебра в брачный период, но всё оказалось тщетно. Максимальная цель, которую достигли его усилия – передний бампер автомобиля, да и то самый краешек. Глухой звук асфальта возвестил о бессмысленности дальнейшей борьбы.