Глава 11 План нападения
Поле боя в дыму. Клубы едкой сажи заволокли горизонт от края до края. Солнце тусклым, бледным бельмом то появляется сквозь черноту, то исчезает. Повсюду лежат ржавые канализационные трубы, валяются осколки раковин и унитазов. Из искорёженного взрывом двухметрового смесителя сочится ржавая вода. Беда. Основное оружие вышло из строя. Слышатся стоны раненых. С другой стороны поля брани сквозь дым доносится лязг оружия и чёткие отрывистые команды. Противник готовит новую атаку. Может быть это последняя и решающая битва. Кто знает?
Ванваныч сидит на золотом трофейном унитазе, который отобрали у неприятеля ещё в прошлом бою. Унитаз не простой, и дело даже не в золоте. Этот унитаз приносит удачу в битве. Усатый неприятель знает об этом и собирается вернуть его любой ценой.
Вокруг Ванваныча суетится полногрудая медсестра в халате на голое тело. Она бинтует своему полководцу рану на голове. Когда медсестра переступает ногами, слышен жуткий скрежет её лакированных туфелек по колотой итальянской плитке. Звук болью отдается в раненой голове военачальника. Простреленную руку Ванваныч положил медсестре на задницу. Ничего личного – так болит меньше.
– Не волнуйся, сестричка, отстоим! Отстоим наши позиции! Пусть только попробуют, – Ванваныч похлопывает медицинского работника по аппетитному заду. У девушки подрагивает нижняя губа, влажные глаза с любовью смотрят на полководца.
Ванваныч отстраняет медсестру рукой, встает и запрыгивает на джакузи. Когда-то джакузи имело гидромассаж спины и ног, подсветку. Сейчас это обгорелое разбитое корыто. Идёт война, ничего не попишешь.
Сотрудники в оборванной одежде, с грязными лицами жмутся к ногам полководца. Кто-то всхлипывает, кто-то рыдает. Но Ванваныч холоден и полон решимости.
– Что? Боитесь? – он обводит своих людей взглядом. – Трусы! Ванваныч поворачивается к ним спиной, смотрит вдаль, стараясь разглядеть за дымом войска противника.
Там сейчас должно быть жарко, очень жарко. Но мы им добавим ещё жару! Они окажутся в адовом пламени! Ха-ха, ха. За дымовой завесой слышен скрип. Пора. Последний бой.
Ванваныч воздевает руки к небу, и вселенная наполняет энергией израненное тело полководца. Ещё немного, осталось совсем чуть-чуть, и он направит белые молнии в сторону врага. Как громовержец будет безжалостно жечь всё живое, но отстоит золотой трофей.
Из дыма появляется огромное чудище. Ванваныч собирает последние силы и с криком, исходящим из самой глубины его истерзанного тела, направляет всю энергию против исполина.
– Вызывали, Иван Иванович? – говорит чудище человеческим голосом.
Поле боя медленно исчезает. Кабинет начинает принимать очертания. Джакузи, как будто пробило полночь, превращается в стол. Медсестра с диким злобным смехом исчезает в дыму. Полководец вспоминает, что «медсестра» написала заявление ещё месяц назад и уже не работает в фирме. Трубы и осколки унитазов воронкой уносятся в образовавшийся временной портал. Ванваныч сглатывает вязкую слюну. Он стоит на столе, в руке фляжка с коньяком, а перед ним в тумане дверного проёма стоит Голованов.
– Вызывали, Иван Иванович? – повторил вопрос ещё раз инженер по коммуникациям.
Бывший полководец уже пришёл в себя, слез со стола и поправлял костюм с галстуком, которые незначительно помялись во время боевых действий.
– Ты у нас инженером работаешь, Голованов? – Ванваныч уставился в бороду чудища снизу-вверх.
– Ну да вроде.
– Что значит вроде?
– Ну да, инженером… вроде.
– Не просто инженером, а инженером по коммуникациям, – Ванваныч с трудом понимал круг его обязанностей, впрочем, как, наверное, и сам Голованов, но слово «инженер» рисовало перед Ванванычем образ чего-то огромного, металлического, со всякими рычагами и кранами. И во всех этих рычагах кто-нибудь разбирался.
– Послушай, Голованов. Ты, конечно, знаешь, что за нами закреплено место на парковке перед офисом, – начал издалека бывший полководец, – там тоже всё организовано по правилам Фэн-шуй. А наша компания строго придерживается этих правил. Голованов, ты ещё с нами? –Ванваныч пощёлкал пальцами около бороды инженера.
– Ну да, – вздохнул Голованов, оторвавшись от созерцания потолка. – Только у меня нет ни автомобиля, ни водительских прав, ни места на парковке.
Ванваныч понимал, что Голованову наплевать на парковку, Фэн-шуй и правила, по которым строилась эта парковка. Да и какие могут быть водительские права при двухметровом росте и весе мраморного бычка перед забоем. На каком автомобиле он будет сдавать экзамены? На самосвале? И где этот самосвал он будет парковать? Нет, такие закидоны ни один Фэн-шуй не потянет.
Ванваныч подошёл к окну.
Внизу, обычно полупустая парковка к одиннадцати утра набилась под завязку. Стальные тела машин заполнили все газоны и тротуары. На большой камень в центре зелёного островка под окнами кабинета заехал огромный черный пикап, растоптав передним правым колесом всё, во что по легенде верил Ванваныч.
– Голованов, ну вот иди сюда, посмотри, – Инженер подошёл. – Это что, по-твоему, парковка? Они что, в тумане парковались? Под руководством слепого экспрессиониста. Набросал тут палитру, видите ли; красное налево, зелёное направо, здесь плесканём жёлтенького. Свалка тщеславия, а не парковка! Атрибуты мнимого благополучия.
Ванваныч открыл окно, уперся руками в подоконник, набрал воздуха и плюнул в сторону черного пикапа. Плевок игриво сверкнул на солнце и точно приземлился на лобовое стекло автомобиля.
Директор довольно крякнул.
– Отлично! Правильней было бы подойти к вопросу посерьёзней, но здоровье уже боюсь не то, не добью, – Ванваныч повернулся к инженеру. – Голованов, может ты попробуешь?
– Что?
– Что-что? Всё объяснять надо. Может до тебя, как до жирафа доходит? Ну ты тогда приседай, когда со мной разговариваешь, глядишь, понимать начнёшь, а там и зарплата вырастет.
Голованов весь как будто втянулся и обмяк одновременно, став немного ниже.
– Вот уже лучше. Повторим вопрос, Голованов, ты когда-нибудь ссал из окна генерального директора?
– Что Вы имеете в виду?
– Боже мой, – Ванваныч взялся за голову. – С одной проблемой разобрались, появляется вторая. Голованов, что тебе непонятно в словах «ссать» и «окно директора»? Мне казалось, что я виртуозно увязал художественный смысл.
– Да мне понятно. Просто не понятно, зачем? – промычал инженер и замолк.
– Неплохо, уже теплее, даже появились вопросы по теме. Отвечаю. Встаешь ногами на подоконник и разбрызгиваешь вон на ту чёрную машину. Задача-то несложная, Голованов, всего два действия, уверен, ты справишься. Здоровье у тебя отменное, силы хоть отбавляй, сухого места не останется. А как в окне будешь смотреться! Лепота! Могуч, статен, с бородой! Если хочешь, сделаю снимок на память, фотографию разместишь в рабочем портфолио. Давай лезь уже, у тебя ещё дел много.
– Я не хочу, – Голованов начал пятиться к двери.
– Чего ты не хочешь, чудовище? Фотографию? Ладно-ладно, не паникуй. Не хочешь – не надо, другого Голованова найду. Господи, как же прав был Ипполит. В нас пропал дух авантюризма, мы вообще перестали лазить в окна15.
Ванваныч решительно закрыл окно.
– В общем так, Голованов, среди нас двоих ты один приличный басурманин, тебе и разбираться с негодяями! Не хочешь работать силой массы – будешь работать силой головы. Ты, я знаю, постоянно налаживаешь что-то на крыше?
– Там много дел, – насторожился Голованов.
– Вот и хорошо. Одним делом больше будет. Иди на крышу и отключи негодяям из «Студёного ручейка» кондиционеры. Задача предельно простая – наладить наличие отсутствия присутствия холода.
– Но, Иван Иванович, я не могу это сделать, – начал сопротивляться Голованов. – Кондиционеры не наши, а общие. Татьяна Алексеевна не одобрит, вызовет главного инженера. Они меня просто убьют.
– Может и так, Голованов, но для потомков ты останешься героем. Поверь, им будет наплевать на твой жизненный статус. А коллектив «Жёлтого ручейка» тебя не забудет, в память о героической жизни выпустим стенгазету. Тебе даже лучше умереть, не придётся ходить на встречи с почитателями. Голованов, хватит канючить. Это приказ, а на войне приказы не обсуждают. Пора наконец послужить родной компании и оправдать вложенные в тебя средства. Ты уже всех монстров в своём телефоне убил, теперь потрать свою силушку богатырскую на благо общества.
– Но я даже не знаю, что где отключать, – у инженера по коммуникациям дрожал голос.
– Мне наплевать. Ты либо увольняйся, либо наконец становись инженером. А раз ты инженер, тебе и думать, как там плюс на минус поменять. Кстати! Сегодня Никанорыча нет, я точно знаю, никого Татьяна Алексеевна не позовёт. А вечером вернёшь минус с плюсом на свои места, Никанорыч никогда и не узнает. Вопросы есть?
– Да нет вроде, – вздохнул Голованов.
– Тогда иди поднимать занавес. Спектакль в разгаре, и представление уже идёт во всю. Не надо портить нам с Пьеро чудесный день.
Голованов вышел из кабинета.
Перед глазами разрушалась привычная жизнь.
Такой чудесный день, и ведь надо же попасться на глаза этой новой бабе в розовом. Как она нашла-то его?
Сколько он работал в компании, столько о нём никто не вспоминал. А теперь что делать? Как было хорошо на крыше. Никто не дёргает, сиди себе спокойно.
Что же делать? Может сказать, что не получилось? Так ведь уволят же. А где такую работу найти? Везде просят корочки, аттестаты, допуски. Ладно, попробую. Открою щиток, посмотрю, если ничего страшного, то поменяю пару проводов. В конце концов, что случится?
Глава 12 Жилищная контора «Дворянское гнездо» накануне чудесного дня
Разница между московским июльским вечером и июльским днём существовала только в расположении стрелок на часах. Больше отличий не наблюдалось. Удушливый зной терзал москвичей как днём, так и вечером. Солнце светило высоко, город гудел, вокруг «Дворянского гнезда» изумительно пахло навозом. Насыщенный аромат нежно ласкал ноздри местных жителей.
Рядом с дверями управляющей конторы бурлила благородная кровь обитателей комплекса.
– У Вас тоже нет? Полнейшее безобразие, – говорил женский голос. – Только вернулись с фазенды, а воды опять нет. А в туалет как прикажете? Три часа в пробках. Я сюда бегом разбираться, а муж наверху страдает. Он у меня между прочим заслуженный человек.
– Чего он страдает? Мои вон, в рощицу пошли, – перебил голос опытного «дворянина».
– Воды надо было налить заранее, каждый раз такое в выходные. Мы теперь уезжаем, наливаем в ведёрки, – говорил третий голос.
– Двадцать первый век на дворе, наливают они в ведёрки. Не припомню такого, – скрипел древний представитель дворянского рода, тряся петушиным висячим подбородком. Я видел Первую Русскую Революцию16ещё в сознательном возрасте, даже в те времена такого не было.
– Не хотите воду наливать, идите в рощу садитесь, пока все места не заняли.
– А Вы чего здесь околачиваетесь, если ведёрки налили?
– Жалобу писать буду. Входящий номер поставлю, а копию письма себе. В суд подам на этих варваров.
– Верно! В следующий раз надо вместе письмо написать. Да, господа? А потом коллективно идём в суд. Я покупал квартиру в элитном доме, обещали солидных соседей, а в итоге в рощу зайти невозможно.
С грохотом распахнулась дверь, из конторы выбежал посетитель с бланком в руках, жена заслуженного человека рванула в кабинет.
Сразу при входе женщина упёрлась в стол с электрическим чайником. За ним сидела дама средних лет в белой театральной рубашке времён Екатерины Великой и юбке до колен, обтягивающей заматеревшую в административных кабинетах задницу. Из-под юбки виднелись две поросячьих голени в туфлях.
Помещение конторы представляло собой вытянутый от окна до двери прямоугольник со стенами голубого цвета, под стать благородной крови обитателей гнезда.
По диагонали из угла в угол перекатывался пожилой управляющий конторы Ханырин, осуществляя моральную поддержку двум передовицам домового хозяйства.
– Нет, ну а как он хотел? – прокомментировал Ханырин предыдущего посетителя, протёр голову шёлковым платком, развел руками в стороны и помотал головой.
Управляющий представлял собой идеальный шар, из которого произрастали необходимые человеку конечности. Центр шара с радиусом сантиметров семьдесят располагался в районе желудка. С протёртой от возраста макушки Ханырина спускалась гармошка из складок, по которой горным ручейком стекал пот. Мокрыми от пота были клетчатая рубашка а-ля передовик колхоза и льняные штаны до середины голени, мода на которые пришла из «дикого зарубежья». Из-под штанов торчали две ноги в серых носках и советских сандалиях.
Вся жизнь управляющего прошла в тесной связке с коммунальным хозяйством, на котором, если не наврал доктор, он съел целого сенбернара. Грандиозный размах жилищно-коммунальной деятельности Ханырина в период развитого социализма съёжился в наши времена до обычных должностных инструкций по уборке двора, ремонту коммуникаций и сбору платы за пользование благами цивилизации.
За долгие годы ответственной службы Ханырин отработал идеальный стиль работы с посетителем. После отвода или отказа в просьбе управляющий разводил руками в стороны и спрашивал: «Нет, ну а как Вы хотели?». Когда же посетитель уходил, Ханырин сокрушенно мотал головой со словами: «Нет, ну а как он хотел?» – или «как хотела она», если проситель женщина. Навыки работы с клиентом Ханырин передал сотрудникам управляющей конторы.
По сравнению с улицей в кабинете было прохладно, но очень душно и влажно. Маленький кондиционер натужно ревел пыльными соплами, грозя в скором времени сдохнуть.
На стенах конторы висели немногочисленные предметы, а именно: часы пластмассовые, фотография Ханырина на рыбалке, фотография Ханырина по грибы, фотография Ханырина на охоте, фотография Ханырина на самокате, ещё штук десять фотографий Ханырина на разных вручениях грамот, календарь на прошлый год и плакат рэпера Хумуса с крупной надписью «моим землякам».
Вдоль левой от входа стены стоял шкаф – ровесник Октября. В нём хранились деловые папки с подписанными корешками: входящие, исходящие, приходящие, канализация, берёзовая роща, ремонт.
– Что у вас? – дама в театральной рубашке строго глядела на посетительницу.
– Как что? Воды нет опять!
– Понятно. Сейчас разберёмся. Галюш, дай я гляну журнал отключений, – обратилась первая дама к своей копии за соседним столом.
Обе дамы синхронно встали и зацокали на каблуках навстречу друг другу. Посередине они кивнули головами и, цокая как лошади на булыжной мостовой, поменялись местами.
За новым столом первая дама долго смотрела в монитор и водила компьютерной мышью.
– Наверное всё-таки не здесь, – пришла она к выводу.
Она встала и поцокала к одному из шкафов. Пыхтя вытащила несколько папок, вернулась обратно.
– Так, здесь тоже нет.
Произошла процедура возврата папок.
– Галюш, дай я вернусь на своё место, в ящиках посмотрю.
Обе дамы встали, и произошел цокающий обмен в другом направлении.
Первая дама порылась в ящиках стола, но опять ничего не нашла.
– Хорошо, не волнуйтесь. Вот Вам бланк. Составьте заявку по образцу в коридоре за дверью и на неделе занесите нам. Не переживайте, разберёмся, как только найдем документы.
– Нет, ну а как Вы хотели? – развёл руки Ханырин.
Со следующим посетителем повторилась аналогичная процедура.
Судя по всему, ритуал не менялся годами. Если бы Ханырин мог, то запатентовал бы его как идеальное решение коммунальных вопросов.
Зазвонил телефон, какой-то удачливый дворянин прорвался на линию.
Галюша взяла трубку.
– Управляющего мне, – без дежурных приветствий потребовал мужской бас и сразу представился женским именем. – Мадам Ахова Кларета Михайловна.
Галюша пожала плечами и передала трубку Ханырину.
– Мадам Ахова на той стороне.
– Хорошо только мадам, а не баронесса, – пробормотал управляющий в сторону. – Слушаю, Ханырин у телефона.
– Послушайте, Ханырин, я устала уже звонить в вашу службу. Постоянные проблемы. Вы дождётесь у меня, я сообщу об инциденте наверх.
– Что случилось, мадам? – спросил Ханырин с французским прононсом. – Я весь во внимании.
– Я не могу искупать графиню, у нас в квартире пропала вода.
– К Вам приехала внучка, мадам?
– Графиня – йоркширский терьер, между прочим из самой Англии, её прабабушка знавала Черчилля. Ути моя крошка.
– Вы это мне или Черчиллю?
– Болван!
– Я Вас понял, мадам, работы ведутся, но точных сроков окончания мы сказать не можем. Советую для Черчилля заказать воду в магазине, – Ханырин повесил трубку.
– Нет, ну а как она хотела?
Никто, конечно, не собирался ничего устранять. Это было попросту невозможно.
Когда строили квартал, то заказали проект со всеми расчетами, в тогда знаменитом бюро «Ласкин и его город» под руководством самого архитектора Ласкина.
У архитектора водились серьёзные связи в мэрии, где он согласовывал проекты своего бюро. Поэтому многие обращались именно к нему.
Компания-заказчик приехала в бюро на дорогих машинах, все в костюмах и галстуках. На улице встречали хлебом-солью, но внутри ели икру и разливали шампанское. Ласкин произнёс торжественную речь:
– Сегодня исторический день. Мы закладываем фундамент нашего с вами будущего, господа. Конечно, пока на бумаге, но в скором времени стены «Дворянского гнезда» станут реальностью и символом новой эпохи. Поднимем бокалы, господа.
Посвятив почти две недели грандиозной попойке, приступили к разработке проекта.
После представления первого варианта в бюро приехал глава компании-заказчика, прилично одетый, с костюмом и галстуком. Они заперлись с Ласкиным в кабинете и долго совещались.
Проект решили исправить. Убрали подземные парковки, красивые подъезды и оставили два лифта вместо шести на подъезд. Также отказались от межкомнатных перегородок, что через многие годы стало ноу-хау современного строительства.
Но и этого главе компании-заказчика показалось недостаточно. Строительство всё равно обходилось слишком дорого.
Ласкин насмерть ругался со всеми представителями, которые приезжали в костюмах и галстуках. И наотрез отказался вносить дополнительные изменения.
– Мы дорожим своей репутацией, и меня там не поймут! – сказал Ласкин указывая пальцем наверх.
Ни глава, ни представители больше не приезжали. Вместо них закладывать фундамент будущего прибыли спортивные парни без костюмов и галстуков.
Ласкина положили в багажник и увезли на три дня.
Когда он вернулся, то из «реальности новой эпохи» убрали всё лишнее, оставив в проекте только красивые фасады и название.
Наверху намек поняли и подписали проект в работу.
При возведении «Дворянского гнезда» выяснилось, что убрали не всё. Поэтому с «лишним» категорически боролись по ходу строительства.
Как сказал один из прорабов: «Будущим дворянам ходить в уборную следует только по крайней надобности».
– Нет, ну а как они хотели? – резюмировал финал стройки Ханырин.
В выходные дворяне обычно сидели дома и пользовались всем подряд без крайней надобности. Включали чайники, смотрели телевизор и скорее всего ночевали в уборной. А в такую жару всем дворянским кагалом лезли в холодный душ. Вода просто не успевала дойти до последнего этажа, где жила мадам Ахова. Из-за труб диаметром меньше чем нужно, вода вообще с трудом доходила до половины дворянских квартир.
Поэтому выходные и праздники Ханырин не любил.
Ещё один звонок вывел управляющего из тяжких раздумий. Он сам подошёл к телефону.
– Ханырин, ты там спишь или трубку боишься взять? –начал весёлый голос. – Что, дворяне беснуются? Понимаю, жара, в это время они беспокойные, кровопийцы эти.
– А, Богданов, у тебя тоже сортир засорился? – узнал Ханырин директора ремонтной бригады.
– Нет, мой сортир обычный, советский. Система выдерживает мощь рабочего класса. Проверили тремя поколениями, – засмеялся Богданов. – Слушай, у меня экскаваторщик повредился в субботу на шашлыках. Играли в Мушкетёров, дебилы. В общем гвардейцы оказались сильней, а этот придурок в больнице. Я помню у тебя этот, как его, Оберзяев вроде могёт. Да и корочка у него есть. Дай его на понедельник, у меня работа там в одном офисном комплексе образовалась.
Ханырин почуяв запах наживы, подал знак дамам, чтоб они пока никого не пускали в кабинет.
– Что значит дай? На Оберзяеве весь уклад дворянской жизни держится. Без него супостатов оставишь – беды не миновать. Без воды голубая кровь всем сословием в рощице осядет, штаны спустит и дворянское собрание там на корточках проведёт. Неизвестно, чем дело закончится. Может, и бунт поднимут. Дворянин сейчас тёмный пошёл, несознательный. Чуть что, за телефон хватается и давай трезвонить знакомым князьям. Дорого мне их жалобы обходятся. Не дам, Богданов, не умоляй.
– Ладно тебе, договоримся, свои люди. Что ты сразу, не дам? Отплачу, в долгу не останусь.
– И что же ты предлагаешь? – оживился Ханырин.
– Ты скажи, что сам хочешь? Оберзяев твой, назови разумную цену.
– У Оберзяева руки золотые, голова светлая. Работящий.
– Ты мне ещё про зубы его расскажи и историю болезни пришли по почте. У нас что? невольничий рынок? Я его в аренду беру, на день, может на два. Ханырин, давай не жадничай, а то найду в другом месте.
– Ну хорошо, хорошо, – засуетился управляющий. – Выделишь мне пару человек через недельку на фазенде септик выкопать? Душегубов сто лет назад свергли, а сами всё квадратно-гнездовым17 ходим.
– Смотрю, понабрался ты. Фазенда! – заржал Богданов. – Я тебе лучше экскаватор дам с машиной. У меня маленький, в аккурат впишется в твои шесть приусадебных соток. За час всю территорию в септик превратишь. А экскаваторщиком возьмёшь работящую голову с золотыми руками.
Ханырин почесал проплешину на голове. Предложение, конечно, справедливое, на нём и подзаработать можно. Отрыть котлованы соседям, например. Единственное, что вызывало вопрос – способность Оберзяева к такому подвигу. Ханырин страшно жалел, что выгнал Петровича. Вспылил, наломал чугунных труб. Теперь делать нечего. Петрович нашёл работу у себя в Твери и возвращаться не хотел. А Оберзяев отмечал повышение и больше разрушал, чем делал, этими своими «золотыми руками». Всё разваливается. Зима близко, последняя трудовая зима.
– Хорошо, договорились! Завтра отправлю Оберзяева к тебе, – управляющий повесил трубку.