Глава 13 Чёрный квадрат Сорнякова – Водкина
До обеда солнце озаряло своим светом офисные помещения «Студёного ручейка». Его жаркие лучи растекались по стенам кабинета Петра Петровича, разглядывая грамоты, вымпелы и разнообразные призы за участие в профильных выставках. Огненным фронтом солнечный свет плыл по карте страны с запада на восток, освещая великие реки, великие озёра и города, павшие под натиском вездесущих менеджеров из отдела продаж. Все победы скрупулезно накололи красными флажками.
На противоположной стене, за столом генерального директора висела черно-белая фотография прапорщика, ещё молодого, но уже с большими усами, лицо перемазано чёрным. В правой руке граната, в левой – автомат Калашникова. Прапорщик раскрывал пасть в немом крике, а на заднем фоне клубился черный дым. Внизу фотографии шла надпись: в атаку.
Пётр Петрович отлично помнил, как перед увольнением в запас они взяли в оружейной комнате автомат, учебную гранату и портупею. Подожгли покрышку на пустыре, измазали лица сажей и устроили прощальную фотосессию.
Слева от фотографии находился большой портрет обрюзгшего мужчины, в камзоле восемнадцатого века. На лбу мужчины красовалась большая волосатая родинка. Подпись внизу портрета гласила: Повелитель Млечного Пути. А ещё левее висело полотно с квадратом Малевича18, руки самого Петра Петровича. Картина располагалась точно над креслом директора «Студеного ручейка».
Рисовал свой квадрат бывший прапорщик почти неделю.
Как-то во время дружеской попойки, по случаю восьмого марта, зашёл спор об искусстве. Затронули футуризм, экспрессионизм, сюрреализм и, конечно, авангардизм с основным направлением супрематизмом. Неразрешимым камнем преткновения предстали картины Казимира Малевича, а в частности, Черный Квадрат и Белое на Белом.
К концу спора в желудке у каждого прапорщика – участника застолья находилось примерно по литру прозрачной как слеза, палёной водки.
– Просто любой дурак, – выдал Пётр Петрович, захрумкивая солёным огурцом очередной тост за «наших баб».
– Что любой дурак? – спросил сослуживец.
– Да любой дурак состряпает этот квадрат. Я понимаю там, персики на столе или баба какая, голая на кровати. А квадрат-то… Ни одного предмета на холсте. Берёшь маркер, – Пётр Петрович описал рукой зигзаги в воздухе. – Ничего сложного, а стоит миллионы! Хоть бы укроп какой положил или граненый поставил, – он икнул, изо всех сил стараясь контролировать тяжелые веки, наполненные уже под завязку.
– Смотрю, у нас художник-авангардист здесь на складе работает. Может, рисовать начнёшь? Красный квадрат Сорнякова-Водкина19!
Прапорщики заржали и налили ещё по одной.
– Во-первых, писать, – Пётр Петрович поднял указательный палец вверх и бросил на собутыльников презрительный взгляд. – Картины пишут, а не рисуют, деревня. Маслом там разным, акварелью специального цвета. А во-вторых, – очередной стакан опрокинулся в горло знатока искусств. – Малевич уже накатал Красный квадрат. Казимир вообще специализировался на квадратах. Выдавал по несколько штук в год, разного цвета. Плодовитый был бестия. Даже белый на белом изобразил20. Мошенник из него хоть куда.
– Как это белый на белом?
– Не знаю. Может, денег на краски не было, а может, совсем сорвался от безнаказанности. Только эту картину американцы выкрали. Теперь ищут в ней тайный смысл.
– Ну тогда напиши свой черный квадрат! Продашь чуть подешевле, бабок поднимешь. Поторговаться конечно надо, чтоб цену набить, но какая разница коллекционеру? Если смысл не меняется, то зачем переплачивать деньги?
– Это верно, – Пётр Петрович задумался, вспомнив прогноз на месяц – создайте что-нибудь интересное и вы станете загадкой для людей вокруг вас. – А ведь точно, возьму и напишу картину.
На следующий день прапорщик направился в специальный магазин. Купил чёрную масляную краску, холст, мольберт, а также стопку листов ватмана, гуашь и кисти для тренировки.
Задача оказалась не из лёгких. Несмотря на видимую простоту, работа не ладилась. Пётр Петрович помогал себе линейкой, транспортиром и циркулем, старательно высовывая язык и хмуря брови. Делал контуры на ватмане, а потом закрашивал чёрным. Когда очередной эскиз бывал готов, прапорщик отходил на пару метров оценить своё произведение, но в глаза сразу бросалась фальшь супрематистского искусства. Квадрат не желал быть квадратом. То он выглядел прямоугольником, то трапецией, то фигурой, которой математики пока не придумали название. Тогда Пётр Петрович пошёл на хитрость и стал рисовать прямоугольник специально. Получалось вообще черт знает что, и прапорщик приуныл.
Через ещё пару дней он нашел в себе силы сходить в Третьяковку, где измерил все грани черной натуры рулеткой. За что его чуть не арестовали. Бдительная старушка-надсмотрщик закричала «вандалы» и засвистела в свисток. Пётр Петрович еле ноги унёс, ощутив на себе весь груз отрицания невежественным обществом полёта мысли художника-авангардиста. Об этом инциденте написали в одной из газет под заголовком «Четырёхугольные дела».21
Придя домой в растрёпанных чувствах, прапорщик напился и разнёс студию в хлам. А утром, на развалинах его творческого пути, аккуратно приколотый канцелярскими кнопками к листу фанеры висел холст с идеальным черным творением.
Пётр Петрович уяснил три вещи: Малевич – на самом деле гений; к настоящему художнику озарение приходит неожиданно; а также почему люди искусства пьют горькую. Картину продавать прапорщик не стал, натянул холст на подрамник и купил дорогую, в золотой патине, раму.
Пётр Петрович Сорняков стоял у окна своего рабочего кабинета. Вид открывался на противоположную сторону от кабинета Ванваныча. После двенадцати солнце понемногу начинало скрываться за углом здания. Лучи светили косо, как будто прощаясь, и потом исчезали совсем. В час дня светило занимало полный паритет между окнами конкурирующих «ручейков». И уже после двух, сначала неуверенно, а потом во всю силу, пялилось на сюрреалистичную обстановку офиса Ванваныча, отбрасывая на пол причудливые тени фигурок богатства и плодородия.
Перед окном многонациональная бригада рабочих готовилась к вскрытию асфальта. В пятницу прорвало трубу, когда после месячного отключения пустили горячую воду. Земля просела, и образовалась большая лужа, которая, впрочем, сразу высохла на такой жаре. Пробоина была небольшая, но всё равно требовалось копать котлован. Сегодня попросили машины переставить на другую сторону. Пётр Петрович так раскорячил свой внедорожник (он улыбнулся про себя), что Чарку, наверное, энергия Ци убила своим высоким напряжением.
Рабочие в специальных комбинезонах с лямками на загорелых плечах уже подогнали генератор и небольшой экскаватор, суетились, раскладывая кольца длинного черного шланга. О чем-то болтали и подкалывали водителя экскаватора, который был явно не в форме после вчерашних возлияний. Слышался смех.
Одиннадцать часов, а такая жара. Сколько там? Градусов тридцать сейчас. Через пару часов невозможно будет выйти на улицу. Как раньше в городе обходились без кондиционера?
Пётр Петрович без перерыва жамкал губами и вытягивал их в трубочку, от чего усы то закрывали его нос, то открывали. Солнечные лучи освещали «его университеты», поддернутые лёгкой сединой.
Сколько ему сейчас? Сорок девять. Обернуться не успеешь, и всё. Прошло его время. Не то, чтобы переживал сильно, но кое-что очень беспокоило. Он многого достиг в жизни. Сорняков повернулся и посмотрел в зеркало, которое висело рядом с его рабочим столом, соорудил торжественное выражение на лице и опять углубился в раздумья.
Сколько он маялся и страдал, стойко переносил тяготы и лишения воинской службы, терпел ту несправедливость, с какой отнеслась к нему жизнь. А теперь всё в порядке, ну почти всё. Приличная работа, большой черный внедорожник с открытым кузовом, не новый, но и не в кредит. Даже квартирка есть малюсенькая в Троицке – теперь Москва! Никто и представить себе не мог, что простой паренёк из деревни Савельевка, что заблудилась в сибирских кедровых лесах… Паренёк не с самыми хорошими оценками в школе… Вдруг на тебе – Москвич! Директором в крупной торговой организации работает.
Однако докучала небольшая ложка дёгтя в этом бочонке мёда с кедровыми орехами. У Петра Петровича не было семьи.
После школы прапорщиков, когда произошло распределение по воинским частям, Сорнякова отпустили на побывку в родную деревню. Молодой был, гладкий. Пётр Петрович нежно пригладил «моржа». Он плохо помнил эти дни. Сойдя с поезда, он встретил Витьку, школьного дружка. Выпили. А дальше всё пошло отрывками. Дискотека в соседнем селе. Какая-то баба. Витек делит её со здоровым парнем – кулаки как кувалды у молота. Затем утро. Они с Витькой на сеновале в обнимку. Болело всё тело. Выпили. Пошли разбираться, что случилось вчера.
В памяти нестройно всплывали картины далекой сибирской молодости. Время уже засветило пленку тех старых событий, оставляя в сознании лишь редкие вспышки двадцать пятого кадра. Наливают в стаканы. Опять сеновал. Несутся на мотоцикле через ячменное поле. Трактор… Близко. Дядя Ваня тракторист. Витька сверху орёт ему в лицо. Кирюха в белом халате разливает по стаканам. Точно! Кирилл же тогда устроился в травмпункт санитаром. Опять сеновал. Баба, из-за которой вышел весь сыр-бор на дискотеке. Она лезет к нему, жарко целует. Господи… Чем от неё несёт?! Его тошнит. Утро. Жарко. Солнце уже высоко. Большой костёр вечером. Собирается вся молодёжь. Что с ними сейчас? Самогон. Ночь. Голые бегут на речку. Лида, Лидка! Он кричит молодой черноволосой бабе в теле. Лица в темноте не видно. Да это же та, с дискотеки. Зарывается с головой в больших грудях. Обхватывает их руками. Жарко. Открывает глаза. Он на боковой полке в плацкартном вагоне. Скоро Казанский вокзал. Молодость остаётся позади.
Лидка приехала к нему через месяц. Но отношения в тесной комнатке общежития не клеились. Глубокие чувства терлись, бились, ломались. Об «общий туалет из комнаты направо по коридору, до конца, синяя дверь», об «когда у нас будет машина? Вон, даже у Голубцова есть», об «давно уже пора иметь квартиру», об «все люди как люди, а ты…», об «Виталик вот приехал из Савельевки», об этого капитана Голубцова, которого он заставал в их комнатушке, возвращаясь со службы. Боже, как же жарко.
Лидка собрала вещи через два года. Ему было всё равно. От Голубцова она тоже ушла. Встретил её случайно через несколько лет. Выглядела на миллион. Все пальцы в перстнях. Красивая всё-таки. Декольте. На шее огромная золотая цепь с сапфиром, такая же, как у её нового спутника. Да это же тот парень с кулаками-кувалдами! Виталик, наверное. Они вышли из черного мерседеса. Она – в норковой шубе, он – в малиновом пиджаке. Помнит её презрительный взгляд. Виталик даже не смотрел в его сторону.
Через месяц их нашли в том же мерседесе. В телах на двоих больше тридцати пуль калибра семь-шестьдесят два.22
Витька умер, заснул на морозе по-пьяни. Кирюху зарезали на одной из дискотек. Отец потом написал в письме.
Женщин Сорняков пускал в свою жизнь неохотно. Стеснялся своего жуткого безденежья. Нет, конечно без них никак, он же мужчина. Но больше старался напроситься к ним в гости. Потом сбегал, обрывал все контакты. Он знал, не подходят они ему. Звёзды послали ему то глубокое понимание человеческих отношений, которое неподвластно даже Зигмунду Фрейду. Он листал его книги, но был не согласен.
Материальное положение понемногу налаживалась, но звездное небо оставалось глухим. Дарило счастье не ему, Петру Петровичу Сорнякову, а кому-то другому, кто был больше достоин, на его, неба, пропитанный миллиардами лет мудрости взгляд.
И вот сегодня звезды говорили, да нет, просто кричали изо всех созвездий! Сорняков дрожал всем телом, читал и перечитывал всю доступную информацию. На столе разложил сегодняшний гороскоп, похожий на карту военных действий со стрелками между знаками зодиака. Даже отослал пять тысяч рублей за внеочередную связь Повелителю Млечного Пути. Он получал его прогнозы по подписке, но сегодня другое. Сегодня не стоит мелочиться. Сегодня стрелец спустил тетиву и послал стрелу из созвездия девы прямо в сердце уставшего козерога. Судьба готовила встречу. Сегодня будущее предстанет перед ним в розовом свете. И всё, что нужно от него, не так-то и много, если честно – взять ситуацию в свои руки. Жарко, как же жарко.
Звук отбойного молотка вернул Сорнякова в кабинет. По лбу текли крупные капли пота. Без четверти двенадцать. Солнце ещё светило в окно, раскаляя офисный кабинет.
– Что за черт? – Пётр Петрович поднёс руку к дефлектору кондиционера. Воздух не шёл.
Глава 14 Плюс на минус
Голованов стоял на крыше, пустыми глазами гипнотизируя электрощит. От обугленных останков валил черный едкий дым. У инженера по коммуникациям трепетал весь его двухметровый организм; дрожали колени, подрагивали руки, вибрировало тело.
Вот и конец. Сейчас арестуют, отправят на каторгу. Зачем я только согласился? В интернете рассказывали – на каторге только бульон из сосновой коры дают, мошкара мясо заменяет, а на гарнир прошлогодняя листва. Не проживу в таких условиях, помру.
Из люка кровельной шахты появилась плешивая голова Ванваныча. Волосы по бокам проплешины торчали в противоположные стороны. Весь этот забавный комплекс вращался по заданной траектории между инженером и его работой. Выразительный взгляд полководца говорил о том, что Голованов сейчас разделит участь электрощита, а может, сразу превратится в пепел, минуя предварительные стадии. Горе инженер съежился и уменьшился в размерах.
– Ты что наделал, тунеядец? – полководец уже выбрался на крышу и стоял на цыпочках, стараясь заглянуть в лицо горе-инженеру. – Ты что тут устроил, я тебя спрашиваю?
– Мм мм…у, – промычал Голованов, не в силах найти хоть какой-нибудь подходящий ответ, и еле справляясь с дрожащей нижней губой.
– Что ты мычишь тут, Му-Му перекормленная? Тебя, что просили сделать? Ты хотел теракт устроить?
Голованов испуганно посмотрел на директора.
– Меня посадят?
– Тебя утопят! Привязывай вот на шею и ищи подходящий водоём, – Ванваныч пнул в сторону горе-инженера лежавший рядом шлакоблок.
Голованов обреченно потянул руки к шлакоблоку.
– Ты что делаешь?
– Ну Вы же сказали привязывать на шею.
– Господи, за что мне это?! Где ты водоём собрался искать? Всё пересохло вокруг! Я тебе сказал лишить противника спасительной прохлады, деморализовать и пустить в ряды сомнения. А ты что сделал?
– Поменял.
– Что поменял?
– Плюс на минус поменял.
– Прекрасно! Взорвал водородную бомбу и уничтожил и своих, и чужих.
– Ну Вы же сами сказали поменять.
– Господи, Голованов, – Ванваныч взялся за голову. – Скажи, тебя папа в детстве бил?
– Нет, – проблеял Голованов.
– Может, мама? Ты не спал с родителями во время пубертатного периода? Братья, сестры есть? Голованов, все проблемы идут из нашего детства. Наверняка что-то скрываешь.
– У меня сестра есть, старшая, – сознался инженер.
– Вот! – Ванваныч аж подпрыгнул. – Вот он ответ! С этого и надо было начинать. Наверняка, Голованов, ты надевал её платья, брал её помаду и вертелся около зеркала? Сознайся, Голованов!
– Один раз.
– О-о, Голованов! Ма-ла-дец! – Ванваныч отошёл в сторону, чтоб внимательнее рассмотреть двухметровую бородатую фигуру инженера. – Представляю с трудом, но жизнь преподносит и не такие фортеля, а ведь не хотел на подоконнике фотографироваться. Стеснялся! За честность объявляю благодарность!
– Правда? – обрадовался Голованов.
– Всё, – продолжил Ванваныч, не обращая внимания на инженера, и заходил кругами, убрав руки за спину. – Начну прямо завтра. Всех соискателей на работу буду спрашивать об их тяжелом детстве. Составлю анкету из тридцати вопросов, и пока не испишут сто листов секретарской бумаги, продолжения не последует. К чему эти глупости – какой у вас опыт работы? есть высшее, нет высшего? Первый же вопрос ребром – чем вас били в детстве? Далее варианты ответа: ремень дедушки, ножка табуретки, железная цепь, плеть из спальни родителей, другое. Должны рассказать: где? когда? кто? Ответы типа «у меня было счастливое пионерское и всё прошло в трудовых лагерях» – не принимаются. Если эти психи наврут о прошлом, значит, наврут и в будущем.
Из электрощита продолжал валить дым, солнце палило нещадно, но Ванваныч не замечал. Великий полководец ускорял шаг, накручивая знак бесконечность между Головановым и шлакоблоком.
– Зачем ждать до завтра? У нас полный офис психов и необъятной работы. Сегодня же подготовлю вопросы, а Милу заставлю сидеть до ночи, пока не подготовит всё как надо. Далее. Второй вопрос не менее важный, чем первый. С какой максимальной высоты вы падали вниз головой? Кто из родных вас ненавидел? как сильно? Расположить в порядке убывания. Ваш любимый порногерой? С какого класса вы начали пить? Каким вы предпочитаете съесть сердце врага, запечённым или варёным? Представьте – вы сидите у камина, вам шестьдесят… Боже! – Ванваныч остановился перед Головановым. – Мы задаём не те вопросы.
Ванваныч подошёл вплотную к инженеру.
– Почему Вы хотите работать у нас? Что ты ответил?
Голованов начал крутить зрачками, потому что вопросов ему вообще никто не задавал.
– Возможность роста, перспективы развития, самореализация. Компания самая передовая в отрасли, – вспомнил Голованов необходимые выражения.
– Да–да, всё верно. А надо было тебя спросить, зачем? Зачем ты вообще хочешь работать? А, Голованов? Что ты конкретно забыл на работе? Ты же просто хочешь жрать, – Ванваныч замолчал, отвернувшись в сторону.
Инженер, видимо, и правда, хотел жрать, а Ванваныч спровоцировал своими словами бурный звук в глубине его желудка. Утробный рокот вывел оратора из раздумий, откуда он вернулся в озверевшем состоянии.
– Вам же, Голованов, ничего нельзя поручить, всё обосрёте, изгадите, а крышку не опустите. Мол нате, смотрите, что мы тут наделали. Где твой амулет? – с новой силой накинулся он на инженера и продолжил.
– Ничего не делают. Просто надеть небольшой амулетик и тот не в состоянии. Как, скажи мне, пожалуйста, можно избежать всего этого без талисмана? – Ванваныч направил свой указательный палец в сторону электрощита. – Черт вас всех задери. Невозможно ничем заняться, только сосредоточишься.
И действительно, перед тем как появиться на крыше, Ванваныч принял на грудь и забылся в своих ежедневных баталиях. Громкий хлопок вынес полководца с поля брани, где он сражался с усатым чудовищем. Чуть не упав с бронированной джакузи – в этот раз оружие было более современное – Ванваныч выбежал в коридор. Работники уже толпились у лестницы на крышу. Наорав на менеджеров, чтоб они расходились по своим делам, директор полез наверх.
Тем временем Голованов выудил из широких штанин маленькую фигурку слона23 и торжественно поднёс её прямо к носу спасителя.
– Вот. Всегда ношу с собой!
Хобот, который должен смотреть вверх и притягивать богатство и удачу, обломился под самый корень. Без хобота фигурка напоминала недовольного поросёнка.
Полководец без сил опустился на шлакоблок.
Глава 15 Видение в розовом
– …мы передаём репортаж непосредственно с места событий, – на фоне скрежета строительной техники вещал задорный голос диктора радио. – На место коммунальной аварии приехал лично президент. Вы не можете видеть, но президент сейчас лично встречается с жителями «Дворянского гнезда». С минуты на минуту ждём, когда он выйдет к журналистам. Напомним: вчера вечером произошла ужаснейшая коммунальная авария в элитном комплексе на юго-западе Москвы. Тонны нечистот заполнили все окрестности и внутренние помещения комплекса. Жители отказываются терпеть дальше, они вышли с плакатами на улицу. Среди них много известных лиц. Пока оцепление не сняли, но из официальных источников к нам приходит информация, что ведутся активные работы по устранению техногенной катастрофы. Сейчас у нас есть возможность задать вопросы человеку, который знаком с ситуацией изнутри. В прямом эфире бывший местный депутат Свинобоков. Добрый день! Прокомментируйте пожалуйста эту жуткую трагедию.
– Здравствуйте, уважаемый ведущий, добрый день, уважаемые слушатели. Мне посчастливилось возглавить штаб операции по борьбе с коммунальным бедствием, и я полон решимости оправдать оказанное мне доверие. Операция получила рабочее название – Дворянский излом. На данный момент мы уже развернули брезентовые палатки и организовали горячее питание для всех нуждающихся дворян. Расконсервированы стратегические запасы, к месту аварии подвозится самое необходимое: тушёнка, перловая каша, солдатские портянки и одеяла. Сейчас идут переговоры с жителями соседних хрущёвок о возможности хотя бы на время приютить у себя обездоленных жителей элитного комплекса. Конечно, не бесплатно. Мы обеспечиваем переговорный процесс и гарантируем солидную компенсацию, а по всем финансовым вопросам можно обращаться лично ко мне. Сразу хочу предупредить, откликнулось слишком много людей, народ у нас гостеприимный, поэтому, чтоб никого не обделить, мы ввели квоту на подселение – одна хрущёвка – один дворянин. Просим с пониманием отнестись к возникшим ограничениям. Но ситуация остаётся сложной, если не сказать опасной – многих жителей до сих пор не можем найти. Списки пропавших висят на подъездах «Дворянского гнезда», правда ознакомиться с ними сейчас крайне затруднительно. Доступ имеют только аккредитованные специалисты, в том числе и ваш покорный слуга. За моей спиной орудуют баграми волонтёры, поиски пропавших дворян идут буквально по колено…
Раздался телефонный звонок.
Женщина за столом приглушила радио.
– Татьяна Алексеевна, добрый день! – в телефонной трубке заскрипел знакомый голос генерального директора «Студёного ручейка».
– Добрый, Пётр Петрович! Но раз Вы позвонили, то боюсь ненадолго. – ответил спокойный женский голос.
– Ну что Вы, Татьяна Алексеевна. Просто неудобно Вас беспокоить по ерунде.
– Говорите уже, что случилось?
– Скажите, кто сейчас заменяет Владимира Никанорыча?
– Никто, он завтра будет.
– У нас тут кондиционеры не работают, хотя в соседнем крыле всё нормально. Не знаю к кому обратиться.
– Что значит не работают? Во всём офисе?
– Ну да. С утра всё было нормально, а где-то полчаса назад перестали.
– Хорошо, я к вам зайду. – ответила Татьяна после нескольких секунд молчания.
– Ой, спасибо большое, Татьяна Алексеевна, а то сам я… ну Вы понимаете…
Татьяна повесила трубку.
Администратор здания понимала, Сорняков сам не пойдёт разбираться. Внешние блоки сплит систем находятся на крыше, а выход на неё через офис Чарки. Старая вражда двух ручейков уже давно переросла в войну двух морских держав. Обсуждение боевых сводок стало любимым занятием населения офисного комплекса. Так и называли «сводки с мокрого фронта», хоть стенгазету выпускай. Татьяна улыбнулась, они с Никанорычем тоже были грешны. Главный инженер по работе наведывался во все уголки комплекса и так, между прочим, вставлял в разговор пару слов о ручейках.
Старый, умный, с юмором. Никанорыч умел передать информацию всего одной фразой. Но манера, тембр голоса, уместность. Оставаться серьёзной было невозможно.
Она слышала Никанорыча, даже когда тот отсутствовал. Его голос воспроизводил в голове Татьяны короткие предложения, и казалось, что он находится совсем рядом.
«Перехвалите сейчас, Татьяна Алексеевна», – засмущался Никанорыч.
Татьяна работала администратором почти пятнадцать лет. Никанорыч чуть больше. Когда она пришла, сработались сразу. Татьяна со своей неиссякаемой энергией и мудрый Никанорыч со своим знанием техники и инженерных коммуникаций.
А сегодня она осталась без главного инженера. Никанорыч отпросился, чтоб уладить семейные дела.
Татьяна взяла рацию со стола и вышла из кабинета.
* * *
Комплекс состоял из двух зданий. Первое строение занимали склады и, когда Татьяна пришла работать, на его месте простирался пустырь с завалами строительного мусора. Совместными усилиями с владельцем комплекса удалось заключить договор на аренду земельного участка и построить современный складской павильон. Несколько лет Татьяна работала почти круглосуточно.
Второе офисное здание состояло из двух раздельных крыльев по три этажа, которые соединяла галерея с высокими потолками. Оба крыла построили под углом друг к другу, и комплекс напоминал латинскую букву «V» с галереей на стыке двух сторон. В левом крыле располагались небольшие компании, правое занимали несколько крупных организаций. Первый и третий этажи были враждующими ручейками, они делили пространство ещё с двумя фирмами. Второй этаж сейчас пустовал. Компания обанкротилась месяц назад и съехала. Бизнес переживал нелёгкие времена. «Жёлтый ручеёк» тоже постоянно задерживал арендную плату. В отличие от Сорнякова, который руководил фирмой по принципу «ничего не трогаешь – ничего не болит», ох уж Никанорыч, Чарка стремительно разрушал свою компанию. За каких-то полгода он сумел разнести в пух и прах всё, что долгие годы строил предшественник. Татьяна понимала – часть третьего этажа скоро освободится.
Кабинет администрации находился в левом крыле на втором этаже. Татьяна спустилась по лестнице и прошла через галерею. Навстречу шелестела Мила из «Жёлтого ручейка». За ней семенили два молодых человека со скорбными лицами. Мила широко улыбалась, смотрела в телефон и тыкала в экран пальцами.
– Да не волнуйтесь вы, документы точно там. Сейчас на третий этаж зайдём. Заодно чайку попьём с сахарными крендельками. Небось проголодались уже? – Мила повела команду за собой, а Татьяна открыла дверь «Студеного ручейка».
В лицо пахнуло жарким, влажным воздухом. Сразу чувствовался контраст.
«Работа кипит», – прокомментировал ситуацию голос Никанорыча.
В офисе стоял оглушающий грохот, в открытые окна врывался стук отбойного молотка. Казалось, что рабочие копают яму прямо в центре Сорняковского кабинета. Все двери открыли нараспашку, таким образом удавалось заставить воздух хотя бы немного двигаться.
– Татьяна Алексеевна, добрый день ещё раз. Ну вот, сами посмотрите, – Сорняков выбежал навстречу администратору. Он был без пиджака, в одной рубашке, под мышками уже проступили тёмные пятна.
Взгляды, полные надежды, устремились на женщину со всех берегов «Студеного ручейка».
– Да, вижу. Жарковато у вас. Я правильно поняла, не работают только кондиционеры?
– Да–да, остальное в порядке, не волнуйтесь, – заторопился Сорняков. – Мы за всем следим, да и кондиционеры работали. Не знаю, что там случилось. Только жарко очень, а работы много, период сейчас очень сложный.
– Понятно. Пойдемте на третий этаж, вместе посмотрим.
– Ой, Татьяна Алексеевна, а я то Вам зачем? Я не очень понимаю в технике, – Сорняков сплёл пальцы рук на груди и испуганно смотрел на Татьяну.
– Пригодитесь, Пётр Петрович, если понадобится грубая мужская сила.
Татьяна старалась не встречаться с Чаркой лишний раз. Не то, чтоб возникали какие-то проблемы, просто обычно Ванваныч начинал нести несусветную чушь, особенно если переберёт. Перебирал он редко, но под шафе находился всегда. Хотя, если честно, ей нравился Чарка. Несмотря на алкоголь, мыслил он достаточно ясно. Ванваныча Татьяна называла «130 почему». Почему пьет? Почему откровенно разрушает компанию? Почему он вообще её возглавляет? Почему Фэн-шуй? Почему не тратит свои мозги на благо? Почему всегда говорит не пойми что? Почему не женат? А может, женат? Татьяна не знала. Она не знала ничего, только поверхность. Непроницаемый панцирь из мутных насмешливых глаз. Может, поэтому он интересен? Но иногда Ванваныч зарывался. Татьяна резко не отвечала, но именно поэтому старалась избегать лишних встреч. Иногда ей казалось, что Чарка ведёт себя как школьник, влюблённый в одноклассницу.
Вместе с Сорняковым они поднялись на третий этаж, в офис «Желтого ручейка».
Какофония из десятков металлических подвесок сшибала с ног прямо на лестнице. Складывалось ощущение, что взбунтовавшиеся макаки захватили симфонический оркестр, растащили контрабасы с тромбонами по углам и теперь извлекали звуки из музыкальных инструментов обычным для обезьян тривиальным способом – скакали по ним и бросали их об пол. Грохот стоял грандиозный. Как вообще кто-нибудь мог работать в этом офисе, оставалось загадкой. Входная дверь в «Жёлтый ручеёк» хлесталась на сквозняке, разбивая и сталкивая потоки ароматного дыма, струившиеся из дверного проёма.
За стойкой администрации сидела густо накрашенная девица, раскачиваясь в такт «симфоническому оркестру». На её лице застыло выражение обкуренного шамана во время спиритической связи с духами. Девица никого не замечала, находясь в прострации.
Картину обряда дополняли безмолвные фигурки лягушек, черепах и пузатых колдунов.
Во влажном, жарком и непрозрачном воздухе дышать оказалось нечем. В эту секунду солнце уничтожало своими лучами офис Сорнякова, и только это обстоятельство спасало обитателей «Жёлтого ручейка» от неминуемой смерти.
Ударом ладони о поверхность стола Татьяна вывела накрашенную девицу из состояния транса.
– Живо погасите все ваши палочки.
Девица вскочила и так стремительно бросилась исполнять приказ, словно долгие годы готовилась к одному единственному заданию, а всё, чему она научилась, свелось к простому действию – потушить дымные палочки.
Татьяна и Пётр Петрович пошли следом, наблюдая, как девица кидала дымные палочки в вазу с водой.
В общем помещении происходили странные перемещения менеджеров, никак не связанные с основным направлением деятельности. Сотрудники организовали два живых кольца, один внутри другого. Перед каждым менеджером внешнего круга находился один из представителей внутреннего. Сотрудники были одеты в белые рубашки с разводами от пота, на фоне которых отчаянно бросались в глаза большие бусы с разнообразными оберегами. В самом центре находилась пухлая девушка в розовом костюме. Она держала в руках бубен среднего размера.
«Зажжение алого пламени на саммите вождей племени – тумба-юмба», – возник в голове Татьяны голос Никанорыча.
– Итак, те, кто падает, закрывают глаза. Я слежу-у, – пухлая девушка обошла всех по кругу, изучая зажмуренные лица. – И на счет раз… два… три, – звонко ударила в бубен.
Внутренний круг разом рухнул назад, а внешний поймал – каждый своего партнера. Послышался довольный смех и крики боли.
– Ну вот, молодцы. С пятого раза наконец получилось! – захлопала в ладоши блондинка в розовом. – Так, что случилось?
Оказалось, что одно из внутренних звеньев при падении наткнулось на хобот от талисмана внешнего звена, и теперь ругалось, почесывая спину.
Татьяна огляделась. Остальные помещения офиса выглядели пустыми.