– Нет, нет, со мной все в порядке. Тут мой… – запинаюсь, не зная, что сказать про Егора. Он выжидающе смотрит на меня – и я решаюсь: – Тут мой парень лежит.

Егор одобрительно кивает и улыбается. Я тоже улыбаюсь в ответ, а потом вспоминаю, что папа ждёт.

– Я смогу ненадолго выйти.

– Хорошо, Ксюшенька, я приеду к больнице, и мы сходим куда‑нибудь в ближайшее кафе. Утром, часов в одиннадцать подойдёт?

– Хорошо.

Прощаюсь с папой и смотрю на Егора:

– Завтра в одиннадцать мы встретимся. Где‑нибудь недалеко от больницы.

Кажется, Егор облегчённо вздохнул. Наверное боялся, что я откажусь от встречи с отцом. Но я пересилю себя и дам ему шанс объясниться.

***

Снова сидим, взявшись за руки, и слушаем музыку. Кажется, это стало нашим вечерним ритуалом. Только музыка сегодня почему‑то грустная. Выбирает всегда Ксюша, и я не против. Хочу лучше узнать её, а музыкальные пристрастия очень многое могут сказать о человеке.

Ксюша о чём‑то задумалась. Смотрит куда‑то вдаль и кусает губы. А я просто любуюсь её милым личиком и поглаживаю ладошки. Наверное, переживает из-за встречи с отцом. Я рад, что она согласилась с ним встретиться. И не только потому, что мне теперь не нужно выдумывать предлог, чтобы удалить её завтра из больницы. Моей девочке нужен отец. Даже если она от меня уйдёт, у неё должен быть мужчина, который будет заботиться о ней.

Поджимает губы, словно приняв какое‑то решение, и возвращается взглядом ко мне. Улыбаюсь ей. Она дотрагивается пальчиками до моих губ и словно обрисовывает улыбку. Замираю. Это безумно приятно. Обводит линию подбородка легонько, будто пёрышком касается. Пробегается по шее и медленно ведет ладонью по обнажённым плечам. Чуть сжимает бицепсы и опускается ниже к ладони. Внимательно следя за своей рукой, поднимается вверх и переходит на грудь. Я слежу за ней, чуть прикрыв глаза. Она закусывает губу, её грудь высоко вздымается. Она будто не может оторвать взгляда от своих пальцев, рисующих спирали вокруг моих сосков и опускающихся всё ниже. Мысленно молю её не останавливаться. Но она вдруг замирает у края одеяла и испуганно смотрит на меня.

– Вот я дурочка, да? Ты лежишь тут такой больной, а у меня в голове фантазии всякие…

Пишу ей: «Загляни под одеяло»

Она осторожно отодвигает одеяло и потрясенно охает. Мой дружок топорщит трусы и явно просится на свободу. Ксюша сглатывает и облизывает губы. Боже, это так волнующе! Несмело касается его пальцами и начинает поглаживать через ткань. Мысленно стону и тяну её на себя. Опирается руками на подушку и тут же впивается в меня поцелуем. Я запускаю руки ей под футболку и расстёгиваю бюстгальтер. Вдруг Ксюша перекидывает через меня ногу и осторожно садится сверху. О, да! Вряд ли она соображает, что сейчас делает, но я потерплю. Сам до безумия хочу быть к ней как можно ближе. Языком ласкаю её рот, сжимаю груди и потираю соски, а Ксюша легонько двигается вперёд-назад, трётся об меня, и даже через три слоя ткани я чувствую жар её тела. Боже, как же давно этого не было! Девочка моя, я так хочу в тебя… но здесь не место и не время. Ритмично вхожу языком в её рот, воображая себе совсем другое. Наверное, Ксюша тоже, потому что её движения становятся быстрыми и рваными, она стискивает пальцами подушку и вдруг замирает и тут же вздрагивает на мне. Я тоже выстреливаю, прямо в трусы, и счастливо смеюсь. Она упирается лбом в мой лоб и тяжело дышит.

– Боже, мы же в больнице! А если бы кто‑то вошёл? – с ужасом смотрит на меня, видимо, только осознав, что же такое мы с ней сейчас делали.

Поздно сокрушаться, девочка моя. Всё уже случилось.

«Кажется, мне опять требуется банный день»

«И чистые трусы»

Переводит взгляд на мокрое пятно и хихикает. Потом смотрит мне в глаза и, вся лучась от счастья, шепчет:

– Люблю тебя, Егор…

Глава 11. Лёгкие деньги

Сегодня Егору сняли швы на шее. А ещё пересадили его в кресло и увезли на рентген. Но сел‑то на кровати он сам! Теперь может есть ложкой. Доктор разрешил ему переходить на нормальную еду. Только тщательно пережёвывать, не слишком горячую, не острую и не твёрдую. Он так явно обрадовался! Бедняжка мой.

Оставляю ему на кровати бумагу с ручкой, чтобы мог сам общаться с врачом, и иду на встречу с отцом. Егор советовал забыть про старые обиды, но у меня нет никаких обид. Тогда, двенадцать лет назад, мы с мамой вместе принимали решение жить без него. И это казалось самым правильным. Он страшно пил. Его из-за этого уволили с работы, и он просто пил дни напролёт. Дома ужасно пахло, они с мамой постоянно ругались, а я боялась лишний раз показываться ему на глаза. Мы посадили его на поезд до Москвы, где жила моя бабушка, и постарались забыть. И у нас всё получилось. Мы были счастливы вдвоём. Мама старалась делать всё, чтобы я ни в чем не нуждалась. Мы жили нормально, и мне всегда было достаточно того, что я имела. Мама окружала меня любовью и вниманием, и я отвечала ей тем же. Я забыла о том, что у меня был отец, так же как и он забыл про нас. А тут почему‑то вдруг вспомнил.

Выхожу из больницы и сразу узнаю его. Невысокого роста, с такими же кучерявыми волосами, как у меня, только русого цвета, опущенными до плеч. Худой мужчина, выглядящий сильно старше своих лет. На нём светлая рубашка, серые брюки и большие очки. Выглядит немного забавно. В его руках вижу коробку конфет «Птичье молоко» и улыбаюсь – помнит ведь, что я любила их в детстве.

– Ксюшенька… милая… – его голос срывается, а руки слегка дрожат.

Пару секунд смотрю на него, а потом бросаюсь на шею. Крепко обнимает меня и, кажется, плачет. Мягко отстраняюсь и улыбаюсь:

– Здравствуй, папа.

Сидим в какой-то уютной кофейне. Я ем мороженое с кофе, а он говорит, протирая носовым платочком свои смешные очки.

– Я пил тогда несколько лет. Чего только матушка не делала, чтобы меня остановить. Ходила в церковь и к разным колдунам. Что-то подсыпала в водку, чтобы меня сразу выворачивало. Но я только смеялся и снова брался за стакан. А потом я встретил одну женщину. Очень хорошую женщину. Она как-то вытащила меня из этого дурмана. Устроила на работу в институт. Я будто стал с ней другим человеком. Про вас вспоминал, конечно, но…

– Но у тебя была другая жизнь, – с улыбкой помогаю я ему. – Всё нормально, пап, я понимаю. Я рада, что эта женщина помогла тебе.

– Моя Томочка… Она умерла два месяца назад, от рака. Мне было очень плохо, и я снова чуть не взялся за бутылку. Боролся с собой. Однажды разбирая бумаги, нашел твою фотографию – ту, где ты с большим бантом на макушке. Долго решался. Потом занял денег на билет и рванул в Дивногорск. А ты здесь, оказывается, была.

– А… дети у вас были?

– Нет, Ксюшенька, больше детей Бог мне не дал.

– А чем ты занимаешься? – пытаюсь отвлечь его от грустных мыслей. Хотя мне и правда интересно.

– Тружусь в государственном институте, на кафедре современного естествознания. Доцент. Пытаюсь показать разным оболтусам, как удивительно и гармонично устроена наша вселенная. Кто-то даже слушает, – горько улыбается он.

Представляю его в аудитории. В широком костюме, больших очках и с растрёпанными волосами, увлечённо рассказывающим что-то, например, об электронах.

– Я бы тебя слушала, – улыбаюсь и беру его за руку.

Он накрывает второй рукой мою руку и благодарно смотрит на меня.

– Доченька… кроме тебя, у меня больше никого не осталось. Пожалуйста, давай видеться с тобой хотя бы иногда? Или хотя бы созваниваться?

– Конечно, пап, – обещаю ему.

– А если тебе что-нибудь будет нужно, хоть что, не стесняйся обращаться, я всегда тебе помогу! – уверяет меня, а я закусываю губу.

– Вообще‑то, мне уже нужна твоя помощь, – решаюсь попросить я. – Посоветуй, пожалуйста, к кому можно обратиться, чтобы помогли снять квартиру. Какого-нибудь надежного риэлтора или агентство.

– Зачем, Ксюшенька? Ты можешь жить у меня, – восклицает он и тут же осекается. Понимает, что ещё слишком рано предлагать мне такое.

– Это не для меня, – мягко отвечаю я. – Понимаешь, Егора выселяют из квартиры, а он лежит в больнице, и мне нужно самой всё устроить и как можно быстрее.

– Егор – это твой парень, да? – киваю ему в ответ. – Наверное, хороший парень, раз ты ему так помогаешь? Вон, аж из Красноярска примчалась!

– Очень хороший, – тихо говорю я.

– Ксюшенька, мне посмотреть надо, у знакомых поспрашивать. Я к вечеру тебе узнаю, хорошо?

– Отлично! Спасибо, пап!

– А если тебе вещи перевозить надо, так я помогу! Михалыч вчера свою газель починил, его попросим, он не откажет. А деньги‑то у тебя на квартиру есть? Я, если что, могу…

– Всё есть, пап, не переживай, – быстро прерываю его. Вот деньги у него брать я точно не буду! Попрошу у Светланы Аркадьевны занять, она мне всегда помогала. – Извини, мне бежать пора. Там обед скоро, если не успею, Егор голодным останется.

– Хорошо, доченька, беги. Я позвоню тебе вечером насчет риэлтора. Спасибо, что согласилась со мной встретиться.

– Я рада была тебя увидеть, пап, – искренне говорю я и целую его в щёку. – До вечера!

Бегу обратно в больницу, а на душе тепло и радостно. Теперь у меня есть папа, и он замечательный! Он мне поможет, и всё у меня получится!

***

Когда вернулся с рентгена, меня ждали. Слава богу, Ксюши уже не было. Кивнул им в знак приветствия. Пока санитар помогал мне пересесть на кровать, заметил, как Тася скривила свой носик. Видимо, от моей немощи. Хорошо хоть я сегодня полностью одет.

Вижу эту девушку второй раз в жизни. Она очень красивая, но такая холодная и высокомерная, что сам бы я никогда к ней не подошёл. Санитар уходит, и они тут же принимаются за дело. Делают несколько фотографий: Тася сидит рядом и держит меня за руку, Тася кормит меня с ложечки Ксюшиным бульоном, Тася помогает мне сесть. Фальшиво улыбаемся друг другу, а мне до жути противно. Только бы Ксюша этого никогда не увидела!

Потом включают видеокамеру и снимают те же кадры. Тася держит меня за руку и рассказывает, как проводит рядом со мной дни и ночи; Тася кормит меня с ложечки и говорит, что сама готовит мне бульон, потому что больничная еда – «ну вы сами понимаете»; Тася помогает мне сесть и сообщает журналисту, что после выписки я перееду к ней, и она будет сама обо мне заботиться. Хочется кричать, что об этом мы не договаривались, но я могу лишь молчать и улыбаться. Мне просто нужны деньги.

Уходят, оставив пухлый конверт. Прячу его под подушку и думаю, что скажу Ксюше.

Вдруг заходит санитарка и начинает менять белье на Ксюшиной кровати. Я в страхе замираю, понимая, зачем она может это делать. Немного погодя мои опасения оправдываются. На каталке привозят мужчину, видимо, только после операции. Он ещё не отошел от наркоза и негромко постанывает. Его укладывают на кровать и уходят.

Теперь я не смогу видеть мою девочку рядом каждую минуту. Не буду слышать ночью её сопение в моё плечо. Я снова буду один в этой чёртовой больнице!

Ксюша, где же ты?

***

Забегаю на этаж, и меня тут же перехватывает Глеб Викторович:

– Ксюшенька, зайди ко мне на минутку.

Прохожу за ним в кабинет и сажусь на стул.

– Я посмотрел снимки Егора и могу вас порадовать. Ребра срослись, и отёки внутренних органов спали. Через три дня снимем швы на животе, а там уже можно и к выписке готовиться.

Я радостно улыбаюсь, а доктор продолжает:

– С коленом тоже всё хорошо. Сгибать его пока не получиться, но самостоятельно передвигаться Егор уже может. Тебе нужно достать ему костыли, я напишу сейчас какие удобнее. Можешь купить или взять напрокат, тут за углом неплохой магазин есть. Ему они нужны будет недели две, не больше.

– Хорошо, я достану. Спасибо вам!

– Подожди убегать, – останавливает меня доктор. – Ещё кое-что. Так как Егор уже сам садится и его душевное состояние не вызывает опасений, тебе не обязательно находиться с ним круглосуточно. Сегодня мы положили в его палату другого больного. Он пока что лежачий, но зато с голосом у него всё в порядке. Так что, думаю, они присмотрят друг за другом.

Смеётся своей шутке, а у меня дыхание перехватило. Как я оставлю Егора одного? Кто будет за ним ухаживать? Подавать еду, выносить утку, отвлекать от грустных мыслей, в конце концов? А как я теперь буду без него? Видеть его два часа в день – это ничтожно мало! И куда я теперь пойду?

Пытаясь справиться с паникой, прощаюсь с доктором и иду в палату.

Захожу и вижу Егора, сидящего на кровати с ложкой в руках. Перед ним на стуле стоит обед. В ту же секунду понимаю, что да, ему уже и не нужна моя помощь. Но мне‑то, мне нужно его постоянное присутствие! Егор поворачивается ко мне и улыбается. Потом резко грустнеет и указывает взглядом на спящего соседа. Киваю ему и сажусь рядом, помогая держать тарелку.

Он ест котлету и пюре, старательно пережёвывая пищу. Выглядит при этом безумно довольным, и я просто радуюсь за него.

«Ты можешь жить у меня» – пишет мне, закончив с обедом.

«Угу. Доктор сказал достать тебе костыли. Сейчас пойду за ними»

Достает из-под подушки толстый конверт и протягивает мне. Открываю и потрясённо охаю. Так много денег сразу я ещё не видела. Вопросительно смотрю на Егора. Кивает и что-то долго пишет.

«Знакомый долг принёс. Двести пятьдесят оставь в конверте на столике в коридоре квартиры, завтра хозяйка придёт за арендной платой. А остальное – тебе на расходы»

«Хорошо»

Целую его в губы и помогаю лечь.

– Я скоро вернусь, – шепчу на ушко и не могу удержаться, чтобы ещё раз не поцеловать.

Беру из конверта десять тысяч и иду за костылями.

Если честно, я в шоке. Двести пятьдесят тысяч за квартиру? В месяц? Ну и цены… Я смотрела вчера в автобусе несколько предложений, за эти деньги можно снять очень приличную квартиру на полгода. Правда, однокомнатную и не в центре города. Хотя вряд ли Егор в ближайшем будущем сможет так же много зарабатывать, как и раньше. Так что бюджетный вариант жилья его должен устроить. Наверное.

Вообще-то, в этом есть и положительная сторона. В том, что меня выгнали из палаты. Теперь у меня много свободного времени, и я смогу снять новую квартиру и перевезти вещи, ничего пока не говоря Егору. Только вот наверное нехорошо принимать такие решения без него. С другой стороны, зачем ему сейчас эти переживания? Ведь он даже и выбрать‑то квартиру сам не сможет. Всё равно придётся мне ездить смотреть, мне собирать и перевозить вещи. А он будет чувствовать себя виноватым, что взвалил на меня это. Нет, всё-таки правильно я решила. Сделаю всё сама, а потом расскажу ему перед самой выпиской. Просто постараюсь представить себя на его месте и понять, какое бы жильё ему понравилось. Точно, так и сделаю. Только бы папа нашел хорошего риэлтора.

Беру костыли напрокат на три недели. Так дешевле. Возвращаюсь в палату и помогаю Егору встать. Получается далеко не сразу, но мы не сдаёмся. Наконец Егор твёрдо стоит, опираясь на костыли, и я убираю руки. Смотрит на меня с триумфом и я улыбаюсь. Переводит взгляд на дверь и явно намеревается дойти до неё. Прыгаю вокруг него, выставив руки, не зная, с какой стороны его ловить, если будет падать. А он посмеивается надо мной и медленно, но твёрдо шагает.

«Кажется, я больше тебе не нужна…» – пишу, когда мы возвращаемся к кровати, и Егор ложится на неё, явно очень уставший.

«Ты нужна мне больше, чем воздух. Ты моё солнце, и без тебя я замёрзну»

Улыбаюсь и целую его руку. Он гладит меня по щеке. Кажется, мы сидим так долго-долго, глядя друг другу в глаза и купаясь в нашей нежности.

– Время посещения закончилось, – язвительно тянет Ирочка, заглядывая в палату.

– Я уже ухожу, – отвечаю ей и встаю, чтобы собрать свои вещи.

– Ну вот, оставляю тебя на попечении твоих любящих фанаток, – весело говорю Егору, а у самой на душе скребут кошки.

Он кривится, будто от отвращения, и я тихонько смеюсь. Целую его в последний раз и закрываю за собой дверь.

Вечером мне позвонил приятный парень и представился риэлтором от Николая Афанасьевича. Подробно расспросил о моих пожеланиях и обещал к завтрашнему утру подобрать варианты. Пожеланий у меня было немного. Дом рядом с парком, чтобы Егор мог гулять и дышать свежим воздухом; квартира на первом или втором этаже, чтобы ему не приходилось долго подниматься, если лифт вдруг сломается, и минимум мебели, чтобы поместить всю его аппаратуру. О том, буду ли я жить там вместе с ним, я старалась не думать. Мы не говорили о будущем, слишком много сложностей впереди. Через два месяца начнётся моя учёба, и мне придется уехать. Это единственное, что известно абсолютно точно.

Слоняюсь по квартире Егора и не могу решить, с чего начать собирать вещи. У него слишком много всего. Слишком много подарков от других девушек. Не знаю, захочет ли он сохранить эти напоминания о своей музыкальной карьере. Хотя вряд ли в новой квартире для всего этого найдётся место…

Решаю начать с того, что меня больше всего раздражает. С плюшевых мишек. И зайцев. И котят. И ещё чёрти-пойми‑каких зверюшек, которые, к счастью, заполняют всего лишь одну комнату этой огромной квартиры.

Егор меня постоянно отвлекает. Разгадывает там какую-то музыкальную викторину и делится со мной разными интересными фактами. От этого создаётся иллюзия, что он где-то рядом, и мне не так одиноко. В десять он желает мне спокойной ночи, и я остаюсь одна.

Включаю запись его концерта и продолжаю собирать вещи, наслаждаясь любимым голосом. Он не сможет больше петь. Наверное, очень тяжело вдруг потерять возможность делать то, что любишь. Мне он этого не показывает, но наверняка страдает в душе. Слушаю, как он поёт, и вспоминаю все слова, что Егор говорил мне. Его смех. Я скучаю по этому. Теперь мне остались лишь чёрные буквы на экране телефона. Надеюсь, так будет не всегда.

К трём часам ночи, наполнив двенадцать больших мусорных пакетов мягкими игрушками и умяв при этом три коробки конфет из запасов Егора, я падаю без сил на огромную кровать. Подушка ещё пахнет им, я обнимаю её и шепчу в пустоту: «Спокойной ночи, любимый!»

Глава 12. Лучшее свидание и неожиданное предательство

Сам сходил в туалет. Поразился, как много людей на этаже. Ходят, скрючившись и держась за живот, или на костылях, как я. А некоторые изнурённые счастливчики чуть ли не бегают, сообщая знакомым, что сегодня их отпускают домой.

Завтрак мне принесли в палату. Съел всё до последней крошки. Ходьба отбирает много сил.

Считаю минуты до прихода Ксюши. Часы посещения с четырех до семи. Ещё полдня почти. Она там чем-то занята. Отвечает не сразу, и мне совсем одиноко.

Сосед очнулся. Пытался со мной поговорить, потом обиделся. Отвечать ему на бумаге я не захотел.

Без Ксюши медсестры стали заглядывать чаще. Но так как у меня сегодня никаких процедур не назначено, они делают вид, что пришли к соседу. Проверяют пульс, давление, температуру, не забывая пониже наклоняться, чтобы я разглядел их кружевные трусики под короткими халатиками. Я разглядел, и что? Все мои мысли занимает Ксюша. Я представляю, как она ходит по квартире в одной из моих рубашек на голое тело… Завтракает на моей кухне, случайно проливая на себя молоко, и её сосок топорщится под мокрой тканью… Моется в душе, пользуясь моей мочалкой… От этих мыслей мой дружок стоит колом, а эти дурочки замечают и принимают на свой счёт. Подмигивают и томно спрашивают, не нужно ли и мне чего‑нибудь. Закатываю глаза и отворачиваюсь к стенке. Мне нужна моя девочка и больше никто.

***

К девяти утра Кирилл прислал мне несколько предложений квартир. Я посмотрела фотографии и местоположение и выбрала два неплохих варианта. Пока парень договаривался о просмотре, запекла курицу с овощами в духовке и сделала фаршированные творогом блинчики. В магазин я сходила ещё вчера, купила продукты и вакуумные пакеты для упаковки одежды. Сегодня мне предстоит собрать его гардероб.

Во вторую квартиру я даже не пошла. Первая была идеальна, и мы сразу заключили договор. Я заплатила за три месяца и получила ключи. Квартира в новом доме на первом этаже с окнами во двор. Небольшая спальня со шкафом-купе и двуспальной кроватью, гостиная с диваном, телевизором и большим рабочим столом, и просторная кухня. Мебели – минимум и она почти новая.

Риэлтор взял с меня тридцать процентов от месячной аренды, наказал передавать привет папе и убежал. А я осталась одна, в первой снятой мною квартире. Тут было чисто и просторно. Добавить чуть-чуть уюта и личных вещей – лучшего жилья и не найти. Надеюсь, Егору понравится. До метро добираться на автобусе, но зато через дорогу замечательный парк. Я прошлась по его краешку до следующей остановки и поехала в больницу. Еду я брала с собой, потому что времени было впритык.

– Здравствуйте! – громко говорю, входя в палату.

– Ох, какая красавица пришла! И тебе не хворать! – отвечает мне сосед Егора.

Ему лет сорок-пятьдесят, такой крепкий мужчина с суровым лицом. Но мне он улыбается, и глаза его лучатся тёплым каре-зелёным светом. Улыбаюсь в ответ и перевожу взгляд на Егора. Он сидит на краешке кровати и смотрит на меня с такой радостью, что его глаза будто светятся. Парень широко улыбается, и мне становится так тепло внутри от того, что он ждал меня. Но я снова перевожу взгляд на соседа и не могу понять, что же меня смущает. Они оба смотрят на меня и улыбаются, и мне кажется, что они чем-то похожи. Мотаю головой, чтобы сбросить наваждение, и снова смотрю на Егора. Парень раскидывает руки в нетерпении, и я бросаюсь в его объятия. Сидим рядом и просто прижимаемся друг к другу, и я понимаю, как сильно я по нему успела соскучиться. Наконец отрываюсь от него.

– А я тебе кое-что принесла. Кушать будешь? – он с таким восторгом кивает, глядя на контейнер в моих руках, что я счастливо смеюсь.

Егор тут же берётся за ложку, а я обращаюсь к его соседу:

– У меня ещё есть. Вас угостить?

– Нет, спасибо, милая. Я сегодня на бульоне, вчера только операцию сделали. Меня, кстати, Петром Александровичем звать.

– Ксюша, – улыбаюсь ему.

– Парень‑то у тебя, Ксюша, какой-то молчаливый. Немой что ли?

– Нет, что вы. У него голосовые связки повреждены, ему пока нельзя говорить. Но он может писать, и мы так общаемся.

– Тогда ясно. Ладно, воркуйте, голубки! – и мужчина отворачивается к стенке.

Егор откладывает пустой контейнер, и я помогаю ему прилечь на подушки.

«Чем занималась сегодня?»

– Гуляла по парку. Там так здорово. Вот выпишешься, обязательно туда вместе сходим, – и ведь почти не вру ему, но всё равно в душе как-то неприятно.

Он кивает и берёт мои руки в свои. Начинает нежно целовать пальцы, водя по ним губами. Глаза его прикрыты, но я вижу, какой в них полыхает огонь. Смущаюсь и мягко отнимаю руки.

– У нас ещё два часа. Может, посмотрим какой-нибудь фильм? У меня наушники с собой есть, – предлагаю Егору, и он соглашается.

Забираюсь рядом с ним на кровать, и Егор зачем-то прикрывает нас одеялом. Включаю на планшете один из американских боевиков, передаю один наушник парню, и мы начинаем смотреть. Вернее, я начинаю смотреть, а у Егора, видимо, другие планы. Он ложится набок и начинает расстёгивать пуговки на моей рубашке. Я пытаюсь возмутиться, но он уверенно убирает мою руку и продолжает пробираться к груди, одновременно покусывая мочку моего уха. У меня перехватывает дыхание, и планшет падает из рук. Чувствую, как Егор усмехается и продолжает рисовать языком на моей шее. Его рука тем временем сдвигает вниз чашечку бюстгальтера и довольно обхватывает грудь, потирая большим пальцем сосок. Крепко держу планшет, но не вижу, что там происходит в фильме. Мои глаза прикрыты от наслаждения, я глубоко дышу и мысленно молю Егора не останавливаться. Он медленно опускает руку, лаская мой живот и подбираясь к краю джинсов. Я закусываю губу, чтобы не застонать, и поворачиваю голову к Егору. Смотрю в его глаза и тону… Меня уже слегка подбрасывает от нетерпения, а он дразнится, водя пальцами вдоль пояса и чуть засовывая их под край ткани. Хочу дальше… хочу глубже… Выгибаю спину и чувствую, как его губы улыбаются у моей шеи. Вдруг мы слышим слабое похрапывание, и движения Егора становятся смелее. Он расстёгивает молнию на моих джинсах, привстает и впивается в мои губы. Помогаю ему чуть стянуть с меня штаны и неистово целую в ответ. Мы стараемся всё делать бесшумно, но чёрт его знает, насколько хорошо у нас это получается. Сосед спит или притворяется, и в любой момент кто-то может войти, но это придаёт ощущениям ещё больше остроты. Рука Егора в моих трусиках, он умело ласкает меня там, и кажется, я схожу с ума. Он кусает мою губу, его дыхание такое же рваное, а мои руки дрожат, но держат планшет так, будто мы смотрим фильм. Палец Егора уже во мне, я чуть шевелю бедрами, насаживаясь на него. Будто чувствуя, что мне нужно больше, парень добавляет второй, а потом и третий. Одновременно умудряется продолжать ласкать меня там подушечкой большого пальца, и это так круто! Я выгнута как струна, в голове какой-то вязкий туман, мягко кусаю его губы и посасываю язык. Напряжение внутри меня всё нарастает и – вдруг … какой-то оглушительный взрыв в моих ушах. Испуганно распахиваю глаза и вижу море огня на экране планшета. Видимо, взрыв в фильме совпал с пиком моего оргазма, и я вздрагиваю, сжимая пальцы Егора внутри себя. Он отстранился чуть в сторону, но продолжает нежно меня поглаживать. Перевожу на него свои затуманенные глаза и вижу взгляд, полный триумфа, и улыбку на опухших от моих поцелуев губах.

Возвращаем мою одежду на место и досматриваем фильм, обнявшись. «Ты поняла, зачем он там всех убил?» – спрашивает меня Егор о фильме.

– Не-а, – шепчу я ему и улыбаюсь.

«Это потому, что мы были заняты более интересными вещами»

«Захочешь повторить – обращайся»

– Непременно, – обещаю ему и целую в губы.

Уходить так не хочется, но уже пора. Посылаю ему воздушный поцелуй и тихонько прикрываю за собой дверь. Кажется, это было лучшее свидание в моей жизни.

Я совсем не спала этой ночью. Позвонила вчера папе и попросила помочь переехать сегодня в одиннадцать. Он обещал договориться с соседом. Егора выпишут уже послезавтра, и я хочу, чтобы к его приезду новая квартира имела более-менее жилой вид.

До утра собирала вещи, периодически заправляясь кофе и конфетами. Нашла в бумагах договор аренды с перечислением вещей, которые принадлежат хозяйке. У Егора нет мебели, и это меня порадовало. Из тяжёлого – только компьютеры, но я почти для всего нашла коробки и надежно всё упаковала. Пришлось повозиться с его огромным гардеробом, но тут меня спасли вакуумные пакеты.

В десять утра всё готово. Коробками и пакетами заставлен весь коридор, и я убираюсь в остальной части квартиры. Подумать только, пятьдесят процентов этой кучи – подарки поклонниц Егора, процентов тридцать – одежда и обувь, а остальное – аппаратура, компьютеры и разные мелочи, вроде средств гигиены и оставшихся продуктов.

Звоню хозяйке (оказывается, она живет этажом ниже) и отношу ключи. Она спрашивает про мотоцикл в гараже, и я обещаю, что заберём его дня через три-четыре. Нехотя соглашается. А я думаю теперь, куда мы будем девать мотоцикл. Этого я не предусмотрела. Представила себе Егора, гоняющего на нём по городу, и поняла, что хотела бы сидеть сзади и обнимать его за талию. И чтобы ветер свистел в ушах, а огни ночной Москвы проносились мимо нас… Интересно, сможет ли он теперь на нём ездить…

Мы всё перевезли, и я даже успела к четырём в больницу. Когда поднималась по лестнице на четвёртый этаж, закружилась голова, наверное, от усталости и недосыпа. Я остановилась у окна, чтобы отдышаться.

– Опять к нему идёшь? – раздаётся за спиной насмешливый голос.

Узнаю по приторным духам медсестру Тамару и недоумённо оборачиваюсь. Она как всегда слишком ярко накрашена, в коротком халатике и на каблуках.

– Дурочка такая, – презрительно кривит губы. – Егор тобой только пользуется, а всем говорит, что ухаживает за ним его любимая Тасенька. Они даже жить вместе собираются после выписки.

– Что вы такое говорите? Зачем вы меня обманываете?

– Новости посмотри, вчера по всем каналам их показывали, – неприязненно хмыкает она и уходит.

А я стою потерянная и не могу унять бешеного стука сердца в груди. Она врёт мне. Просто врёт из зависти, что у нас с Егором всё хорошо. Ведь он не мог… Он говорил, что это ложь, они пара лишь для публики… для пиара… Может, эта Тася сама чего-то навыдумывала и рассказала журналистам, чтобы о ней все говорили.

Я должна сама увидеть. Включаю вчерашний выпуск новостей и вставляю наушники. Перематываю несколько раз туда и обратно и никак не могу найти тот сюжет. Снова промахиваюсь и, наконец, вот он:

Популярный певец Егор Бро всё ещё находится в больнице. Его жизни больше ничего не угрожает, и он стремительно идёт на поправку. Рядом с ним всё своё свободное время проводит его девушка, Тася Белкина, известная во всем мире фотомодель.

«Не знаю, что бы я делал без моей красавицы! Она – мой лучик света» – пишет нам Егор на листке бумаги, ведь только так он пока может общаться с людьми.

– Это так романтично, – улыбается Тася, держа Егора за руку, – он написал мне уже десятки посланий с признаниями в любви, я обязательно сохраню их все.

Смотрю, как они улыбаются, глядя друг на друга, и в сердце будто нож проворачивается. Я не верю. Не может ТАК быть!

– Конечно же, я не могла его бросить, – признается Тася с грустью в глазах. – Пришлось отложить все съёмки, чтобы быть рядом с Егором. Первые дни я даже кормила его с ложечки, сама приносила бульон, потому что больничная еда… ну, вы сами понимаете… – презрительно морщит носик, и репортёр понимающе кивает. Показывают фото, где Тася кормит Егора из того контейнера, который я приносила. Я понимаю, что она врёт, но ведь эти фото и видео – не монтаж. Вот же он, Егор, влюблённо смотрит на неё и поправляет прядку волос.

«А после выписки Егор переедет ко мне, – радостно сообщает Тася. – Чтобы я могла продолжать ухаживать за моим любимым. Мы наконец‑то будем жить вместе, и я очень счастлива!»

Она говорит ещё что-то, и Егор кивает, держа её за руку. Но я уже не слушаю. Выключаю телефон и просто смотрю в окно. Ничего не вижу, в голове шумит, и я пытаюсь мысленно сложить детали какой-то картинки. Вокруг туман и я плохо вижу, но что-то явно не сходится. Умом понимаю, что где-то здесь ложь, но сердце кровоточит от боли и предательства. Прокусываю губу, пытаясь не закричать. Машинально стираю пальцами кровь и заставляю себя глубоко дышать. В голове понемногу проясняется. Теперь я словно заледенела внутри. И я готова идти к Егору.