Скажите, пожалуйста, г. Писарев, вы эту тираду написали обдуманно или просто наваляли ее сплеча, придумывая только хлесткие фразы и вовсе не заботясь об их содержании? Вероятно, вы по своему обыкновению главным образом заботились о фразах и проглядели, какой смысл вышел из них. Вот то-то и есть; а то бы вы увидали, как нелестен и позорен смысл ваших фраз для вас и для всего «Русского Слова». Желая укорить «Современник», вы все касаетесь таких предметов, которые составляют ваши темные пятна и позорные памятники поражений, понесенных «Русским Словом». Вы вспоминаете спор г. Постороннего сатирика с г. Благосветловым и этим напоминаете вашим читателям и всем, что это тот самый г. Благосветлов, который спанье на ливреях в барской передней предпочитает литературе, который «независимость» «Русского Слова» доказывает свидетельством графского «швейцара», вероятно, вместе с ним спавшего в передней на ливреях же, и которому вы наконец исключительно обязаны своим перерождением. Затем, в укор же «Современнику», вы вспоминаете о г. Зайцеве и его взгляде на полезность рабства негров; и этим вы тоже напоминаете всем о том безвыходно-нелепом положении, в какое поставил себя г. Зайцев этим взглядом; вспоминаемый вами Шопенгауэр тоже говорит о событии, очень не лестном для г. Зайцева. Наконец вы говорите о бутербродах и «Будильнике», от которых, по законам ассоциации представлений, очень естествен переход к переродившему вас г. Благосветлову, который и до сих пор, в XIX веке, не сознает того, «что говорить поносные слова в глаза другому лицу – отвратительно и для собственной физиономии убыточно». Вот видите, все «изнывания», которые вы приписываете «Современнику» и называете «бессмысленными», очень и очень нелестны для вас самих, и вы напомнили об них на свою же голову, ибо они свидетельствуют о «бессмысленности» – если вам угодно употребить это слово – не «Современника», а самого же «Русского Слова». Ваши укоры изнываниям «Современника» походят на то, как если бы французы стали корить англичан Ватерлооским мостом, или австрийцы – французов Вандомскою колонною. – Далее, вы напрасно усиливаетесь уж слишком унижать нас и тоже на свою голову говорите, что у нас «нет ничего»; чем больше вы станете унижать нас, тем больше позора будет для вас же самих; как вы не можете сообразить этого? В самом деле, уж если мы, не имеющие «ничего», да и то могли разбить всех вас на голову, то что же мог бы сделать с вами человек, имеющий что-нибудь? Что же подумают добрые люди об вас, которых даже мы, по-вашему ничего не имеющие, никаких воззрений, да и то могли загнать такую нелепо-безвыходную трущобу, что вам остается или с достоинством просить у нас пардону, как сделал г. Зайцев, или же постыдно ретироваться и прикрывать свою ретираду хлесткими фразами, как это делаете вы и как, вероятно, сделает автор «Нерешенного вопроса». Наверное, даже самые мизерные из ваших почитателей, прочтя ваши фразы против нас, придут к такому заключению: «плохи же, – подумают они, – наши кумирчики, когда даже человек, ничего не имеющий, и то одним взмахом разрушил их пьедестальчики и расколотил их самих». – Затем, в приведенной тираде остаются еще разные колкости нам; г. Писарев, вероятно, очень был доволен собой и весело улыбался, написавши несколько раз «великий Антонович», или «Антонович, увенчанный лукошком»; особенно, должно быть, понравилась ему последняя фраза, он воображал ее ужасно саркастическою и думал задеть нас ею за живое; а больше, должно быть, ни о чем и не думал. Жаль; подумайте-ка, г. Писарев, вот о чем. Положим, ваша фраза задела нас; но разве вы пишете свои статьи исключительно только для нас лично и разве вы не имеете никаких других целей, кроме того, чтобы колоть нас вашими фразами? На читателей же ваши фразы не произведут ни малейшего действия; потому что в этих фразах нет смысла, они ничего не доказывают и не опровергают, не помогают вашему делу и нимало не ослабляют наших возражений. Напишите хоть целый лист сарказмов, они ни на волос не поколеблют того нисколько не саркастического факта, что вы не поняли Добролюбова, перетолковали его и несправедливо осудили; может быть, этот факт не заденет и не обидит вас, но на читателей он подействует несравненно сильнее, чем всевозможные сарказмы. Ужасно вредит вам ваше пристрастие к забористым фразам, и мы, право, затрудняемся, как бы вас излечить от фраз. Попробуйте-ка сделать вот что: как только придет вам искушение написать забористую фразу, вы тотчас анализируйте ее логический смысл, и если это вас не остановит, то вы представьте себе, что и вам могут отплатить тою же монетою, и ваши сарказмы возвратятся к вам же, не произведши никакого действия; и, стало быть, не стоит и выпускать их. В самом деле, как вы думаете, могли ли бы мы осыпать вас фразами в вашем роде, или нет? Поверьте, могли бы написать их целый лист. Вы вот все не верите нашим словам и наши внушения вам считаете хвастовством и пустыми угрозами, думаете, например, что мы не опровергали «Нерешенного вопроса» потому, что не в силах этого сделать; так же точно вы можете подумать, что мы только хотим попугать вас саркастическими фразами, а на деле не можем придумать ни одной такой фразы. Так послушайте же, что мы могли сказать вам, пародируя ваши фразы и сарказмы.
У г. Писарева нет ничего; за ним только г. Благосветлов, на нем тот же г. Благосветлов, перед ним благосветловские предания. У г. Писарева нет самостоятельного миросозерцания; до 1861 года он имел миросозерцание, тянувшее его в «Странник», который, как известно, есть родной брат «Домашней Беседы». Затем с г. Писаревым совершилось «превращение», которым он обязан «исключительно» г. Благосветлову. И хотя это превращение было ненормально и поспешно, совершилось всего в 6 месяцев, однако детище, по теории Дарвина, унаследовало от своего родича «повадку» к фразам. Но так как перерождение было все-таки ненормальное, то следует опасаться, что в детище могут «прокинуться», по теории Дарвина, свойства отдаленного предка и г. Писарев снова потянет к «Страннику». – Согласитесь, г. Писарев, что на эту тему мы могли бы написать больше четырех страниц, на которых также пестрели бы фразы: г. Писарев, или ех-сотрудник «Странника», г. Писарев, или недоношенное детище г. Благосветлова, г. Писарев заведет все «Русское Слово» в дебри «Странника» и т. д. Ведь эти все фразы ничего бы не доказывали, хоть они и основаны на письме вашей матушки, и вы бы сами первый назвали их пошлыми. Вот таковы же точно и ваши все саркастические фразы. Убедитесь же наконец, что решительно всякий способен на те забористые и хлесткие фразы, которыми вы щеголяете, способен даже ваш «друг, учитель и руководитель», г. Благосветлов. Лучше посмотрите-ка, как мы без всяких саркастических фраз опровергнем «Нерешенный вопрос».
Собственно говоря, мы сами не будем опровергать «Нерешенного вопроса», а предоставим это дело сотрудникам «Русского Слова», которые, как уверяет редакция, «сливаются в одно стройное целое единством мысли, представляемой журналом и убеждениями постоянных его сотрудников». Но, несмотря на это слитие, они тотчас же передерутся и начнут опровергать друг друга. Г. Писарев сам же сделает нам услугу и опровергнет «Нерешенный вопрос»; автор этого вопроса опровергнет г. Писарева; наконец, г. Писарев сам себя опровергнет, и читатели ясно увидят весь раздор «Русского Слова», этого «стройного целого». «Года два тому назад, – говорит автор „Нерешенного вопроса“, – наши литературные реалисты сильно опростоволосились»; это относится к «Современнику» и доказывается далее тем, что мы не поняли романа «Отцы и дети». В этом романе г. Тургенев будто бы требовал, чтобы ему объяснили молодое поколение, которого он не понимал; а мы в ответ на это требование напали на г. Тургенева «с неслыханным ожесточением» и доказывали, что его роман плох. Это вот и значит, что мы «опростоволосились». Г. Писарев, опровергните, пожалуйста, этот вздор вашего сотрудника и докажите, что он сам не понимает тургеневского романа.
Автор «Нерешенного вопроса»:
«Роман этот („Отцы и дети“), очевидно, составляет вопрос и вызов, обращенный к молодому поколению старшею частью общества. Один из лучших людей старшего поколения, Тургенев, обращается к молодому поколению и громко предлагает ему вопрос: что вы за люди? Я вас не понимаю, я вам не могу и не умею сочувствовать. Вот что я успел подметить. Объясните мне это явление. – Таков настоящий смысл романа. Этот откровенный и честный (sic) вопрос пришелся, как нельзя более, вовремя».
«Русское Слово», 1864.
Г. Писарев:
«В личности Базарова (представитель и тип молодого поколения) сгруппированы те свойства, которые мелкими долями рассыпаны в массах, и образ этого человека ярко и отчетливо вырисовывается пред воображением читателя… Тургенев вдумался в этот тип и понял его так верно, как не поймет ни один из наших молодых реалистов… Если бы на тургеневскую тему напал кто-нибудь, принадлежащий к нашему молодому поколению и сочувствующий базаровскому направлению, то даже и его герой вряд ли был бы равен Базарову в отношении жизненной верности и рельефности».
«Русское Слово», 1862
Кто же из вас, друзья, порет вздор и кто говорит правду? Один из вас уверяет, что г. Тургенев не понимает молодого поколения и требует в романе, чтобы молодые реалисты объяснили ему Базарова, а другой, совершенно наоборот, толкует, что г. Тургенев верно понял молодое поколение, даже вернее «наших молодых реалистов», так что в своем романе он не требует объяснения от реалистов по поводу Базарова, а, напротив, сам объясняет им, что такое Базаров, которого никто, никакой реалист не мог понять и изобразить так хорошо, как г. Тургенев. И потому с точки зрения г. Писарева совершенно нелепа претензия автора «Нерешенного вопроса», требующего, чтобы реалисты объясняли г. Тургеневу Базарова, которого он и без того отлично понимает. Кто же из вас прав и кто проврался? не может быть, чтоб вы оба говорили правду, потому что ваши мнения исключают одно другое. Как бы то ни было, но читатели видят уже, что такое «Русское Слово» и как оно может держаться двух противоречащих суждений, говорить, что г. Тургенев не понимал молодого поколения, и утверждать также, что он понимал его; «Русское Слово» не отказывается от г. Писарева и в то же время заявляет о своей солидарности с автором «Нерешенного вопроса». – Итак, считайте, г. Писарев, это вторая нелепость «Нерешенного вопроса», который, вопреки вашему мнению, утверждает, будто бы г. Тургенев не понимал Базарова и молодого поколения. Или, может быть, автор «Вопроса» прав, а вы говорили нелепость? Как хотите, так и решайте. Вы, впрочем, заявили о своем согласии с «Нерешенным вопросом»; это значит, вы сами себе противоречите, и это равняется вашему сознанию, что вы прежде говорили нелепость о романе г. Тургенева. Таким образом, кто же опростоволосился-то два года тому назад по поводу тургеневского романа? Вот что значит необдуманно сыпать фразами!