Пятница-косячница. Грязное белье на свет. Проблемы квантовой релятивистики.
Проснувшись, я долго лежал неподвижно, не смея открыть глаза. Меня терзало настолько всепоглощающее чувство отвращения к себе, что только не менее сокрушительное похмелье позволяло хоть как-то отвлечься. Сил у меня хватало только на то, чтобы нудно пережевывать в звенящей голове одни и те же мысли: Боже, какое же я говно… Нина… Эля… что же теперь делать… и далее по кругу, сдерживая приступы тошноты. Дешевейший, омерзительный ликер с шампанским, да еще Эльза сверху… как это все пережить теперь, Господи?
Внезапно над моим воспаленным ухом послышалось деликатное покашливание. От неожиданности я вскинулся, тем самым детонировав в голове настоящий шрапнельный фугас, но увиденное заставило меня на минуту забыть о бедственном самочувствии. Диспозиция была следующей. Я, совершенно голый, с отвисшим лицом и окровавленными, исцарапанными руками путался в простынях поперек роскошной Элиной кровати, а надо мной возвышался всем своим баскетбольным ростом невозмутимый Эльдар – свежий, с иголочки, в белой сорочке и галстуке, и безжалостное утреннее солнце праведно сияло на его лысом черепе. В руках у него был серебряный (что меня не удивило) поднос, который он, заметив, что я разлепил глаза, с поклоном протянул мне. На подносе стоял высокий стакан с ядовито-желтой жидкостью, а рядом лежало нечто, завернутое в клетчатый листок из тетрадки.
– Мама просила вас не будить, – ровным голосом сказал Эльдар. – Но мне пора уходить, а у нас нет запасного ключа.
– Ы-ы?.. – просипел я, пытаясь стянуть многочисленные простыни в область паха. Некстати мне вспомнился давешний пьяный разговор со Стасом, и я с горечью понял, что не оправдал его педагогических чаяний.
– Мама велела дать вам это, – он кивнул на поднос. – Я думаю, хотя и не могу поручиться, что это безвредно.
Я негнущимися пальцами сцапал бумажку и развернул ее. Там лежала крупная, в ярко-красной оболочке, таблетка. Проморгав слезящиеся глаза, я смог разобрать на смятом листке надпись, сделанную каллиграфическим, как у школьницы, почерком: «Позвони. Снова жду». Даже в эту коротенькую фразу Эльза умудрилась впихнуть заряд угрожающего пафоса.
– Выпейте, – деликатно напомнил Эльдар, заметив, что я завис над расшифровкой скрытых в записке смыслов, и поставил поднос на кровать. – Я подожду вас на кухне.
Он вышел, а я послушно, хоть и не без труда, заглотил капсулу и залил ее жидкостью из стакана. Это был сок, и это было дивно хорошо. Кажется, организм начинал подавать признаки жизни после полученной накануне алкогольно-сексуальной контузии. Я сполз на пол, с трудом разыскал свою одежку, закопанную в Элиных тряпках (пуговица оказалась заботливо пришитой), кое-как пригладил пятерней волосы и потащился вслед за Эльдаром.
Он стоял у плиты и осторожно помешивал длинной ложечкой в малюсеньком ковшике. Обернувшись, он с безукоризненно светским выражением лица оглядел мой потрепанный экстерьер, и не сказав лишнего слова, пригласил за стол.
– Я приготовил вам espresso ristretto7, – сообщил он, выливая содержимое ковшика в наперсточного размера чашку.
– Спасибо, дружище… – поблагодарил я уже более или менее нормальным голосом. – Скажи, э-э-э… а разве ты все время был здесь?
Он удивленно посмотрел на меня.
– Вы, должно быть, знаете, что я еще не достиг совершеннолетия, так что мне подобает ночевать дома. Где же еще?
– А мы, э-э-э… с мамой… не разбудили тебя, когда пришли?
– Мне приятно, что вы волнуетесь обо мне. Но вы можете быть совершенно спокойны. У мамы часто бывают гости, и я, чтобы не нарушать режим сна, использую вот это. – Он взял с полочки маленькие серые горошины и показал мне. – Это наушники с активным шумоподавлением. Они улавливают шум микрофоном и подают на ушную перепонку звук той же амплитуды, но в противофазе. Обеспечивают абсолютную тишину, так что уверяю вас, что я ничего, ни-че-го не слышал.
– Ага, – с глупым видом сказал я. – Противофаза, ясен день… Говоришь, ты торопишься?
– В целом, да. Но я предполагал, что вам понадобится время, так что взял на себя смелость разбудить вас с необходимым запасом, – он посмотрел на массивные ручные часы. – Думаю, минут десять у нас с вами точно есть.
– Принято, успею, – я рывком заглотил кофе, и огляделся. – А где у вас тут туалет?
– Уборная и ванная комната в конце коридора, налево. Там есть запечатанные зубные щетки… у нас действительно часто бывают гости, – посчитал нужным немного смущенно пояснить он.
Хороший вроде парень, подумал я, но какого же черта быть такой занудой! Мое состояние – как эмоциональное, так и физическое – стремительно улучшалось. Не знаю, что за таблетки такие были у хозяйки дома в аптечке (а ведь Эля какой-никакой, а врач, вспомнил я), но действие они оказывали пугающе волшебное. Да где же у них сортир? Немудрено заблудиться в этих бесконечных коридорах…
С ванной комнаты, судя по всему, начиналось благоустройство жилища, и на нее еще не жалели денег. Это было помещение гигантских размеров, все в мраморе, фарфоре и полированной стали, и в нем было все, что пытливая Элина фантазия смогла приспособить для удовлетворения телесных нужд. Половину площади занимало джакузи, способное заменить собой тренировочный бассейн в провинциальной школе олимпийского резерва. Помимо затейливого высокотехнологичного унитаза на гранитном постаменте, здесь были: два биде разновеликой высоты – одно с золоченным душиком, другое с черным; отдельная душевая кабинка, в которой можно было аккуратно вымыть бегемота; настенный фен на длинной штанге; специальное зеркало, которое могло показать тебе во всей красе собственный затылок; и даже, за каким-то немыслимым хреном, писсуар, присобаченный к стене. Мне, право, было неловко осквернять этот храм физиологии своими плебейскими потребностями, но деваться было некуда. Почтительно держа спину, я присел на краешек трона (простите за подробности, но похмелье располагает делать все, что возможно, сидя, а не стоя) и еще раз восхищенно оглядел окружающее меня фаянсовое великолепие. Взгляд мой упал на корзину с бельем для стирки, забитую под завязку, и в голову мне тут же пришла невероятная, грязная, но поразительная в свое простоте мысль. Стасик говорил, что для экспертизы будет достаточно любого платка, носка… так вот же они!
Заправившись и мысленно извинившись перед ничего не подозревающим Эльдаром, я тут же вывалил тряпки на пол и брезгливо погрузился в их изучение, выбирая образец понадежнее. Так, это явно Эльзино, это тоже… черт, сплошные кружева, какие-то вышитые чулочки, шнурочки, бретельки… а, вот то, что нужно! Клетчатые, до колен, труселя – со старомодными пуговками, порядком поношенные, с неопрятными подростковыми пятнами – если это тоже Элино, то я многого про нее не знаю. Я двумя пальцами, стараясь поменьше касаться, свернул трусы в комок и воровским движением засунул в карман. Искренне надеюсь, что для Эльдара это не было любимым предметом гардероба… Пораскинув мозгами, я сообразил, что материал матери тоже пригодится, и выудил из кучи первые попавшиеся стринги. Остальное утрамбовал обратно в корзину и тщательно вымыл руки, чувствуя себя закоренелым фетишистом.
Когда, освежившись, я вышел в коридор, Эльдар уже нетерпеливо топтался у двери. Я успокаивающе кивнул ему, обулся (за ботинками пришлось снова сходить в спальню) и молча проследовал за ним к лифту. Честно говоря, я собирался расстаться у подъезда и поскорее исчезнуть, чтобы остаться в одиночестве и сообразить, как жить дальше, но Эльдар задержал мою протянутую на прощание руку и умоляюще посмотрел на меня:
– Максим Викторович, вы же обещали посмотреть на мою работу. Может быть, у вас сейчас найдется для этого час времени? Я не задержу вас дольше, обещаю.
– Послушай, – вздохнул я. – Ты так и намерен всю жизнь называть меня по имени-отчеству?
Он всерьез задумался, не отпуская мою ладонь.
– Не думаю, – наконец сказал он. – Но мне кажется, что излишняя фамильярность вредит надлежащему процессу развития отношений. Вы не находите?
Я сообразил, что этот паршивец говорит, в том числе, и обо мне, и не без труда забрал свою клешню обратно.
– Хорошо, – смирился я. – Поехали. Это далеко?
– На автобусе полчаса плюс-минус десять минут, зависит от времени прибытия транспорта на остановку.
– Подожди, – я огляделся. – Тут где-то во дворах должна быть моя машина. Давай-ка ее отыщем и поедем на ней, не будем зависеть от времени какого-то там чертового прибытия…
К счастью, машина нашлась быстро. Я небрежно смахнул с лобового стекла пыльные листья и завел двигатель, радуясь, что за эти три (или четыре?) дня не сел дряхлый аккумулятор. Эльдар нерешительно топтался рядом:
– Если вы не возражаете, я сяду сзади. Я, конечно, ни малейшим образом не сомневаюсь в ваших водительских компетенциях, но статистика ДТП с участием пассажиров…
– Да хватит тебе, – устало сказал я. – Садись, куда душе угодно, не оправдывайся.
Он обошел машину стороной, открыл заднюю дверцу и замешкался там, чем-то шурша и удивленно покашливая. Я обернулся, начиная чувствовать раздражение:
– Да залезай уже, что там у тебя?
– Максим Викторович, тут у вас, э-э-э… небольшой беспорядок. Вам лучше взглянуть самому.
Я перегнулся назад, но ничего не понял. Тогда я вылез из машины, подошел к Эльдару и вместе с ним уставился на заднее сидение.
Вся поверхность кресел была толстым слоем покрыта зелеными бутылочными осколками – их было столько, что не видна была ткань обивки. Посреди этой россыпи лежала какая-то то ли кисточка, то ли пучок из длинных белесых нитей. Я протянул к ней руку, но Эльдар предостерегающе тронул меня за плечо:
– Если вы собираетесь вызвать полицию, то я бы не рекомендовал к чему-либо прикасаться…
– Да не собираюсь я никого вызывать! – резко ответил я. – Вот же суки, хулиганье малолетнее, как теперь это все вычищать?..
Освободившись от Эльдара, я схватил кисточку и поднес ее к носу, рассматривая. Меня передернуло. Никакие это были не нити, а самые настоящие волосы – длинные, спутанные, грязно-белые, но не седые, а просто будто выгоревшие на солнце. Солидный пучок, на который ушла, наверное, целая прическа с головы какой-нибудь несчастной тетки. С одной стороны этот пучок был перехвачен кожаным ремешком с грубо нашитым аляповатым бисером, и та часть, которая высовывалась из-под узла, была плотно заляпана бурой грязью – пугающе похожей на запекшуюся кровь. Ко всему прочему, когда я поднял это безобразие со стекла, из него густо посыпались крошки земли. Разглядев находку, я с рефлекторным ужасом зашвырнул ее обратно.
– Что это за хрень?!. – ошеломленно обратился я к Эльдару.
– Пока не знаю, – спокойно ответил он, – но я бы не рискнул квалифицировать это, как хулиганство.
– Почему?!.
– Судите сами, – он показал пальцем на слой осенней пыли, скопившийся на бортах и стеклах машины. – Видите, к дверям не прикасались, иначе остались бы видимые следы. Отпечатки только на ручке, за которую брался я, и… – он обошел машину кругом, – и на той, которую трогали вы. Нигде больше пыль не потревожена, а все замки, насколько я могу судить, целы. Значит, машину вскрыли профессионально, ничего не сломав, и аккуратно скрыв все следы. Если только исключить, что у них не было запасного ключа. У вас есть второй ключ от машины?
– Хрен его знает… Валяется где-то.
– То есть вы его не теряли? Тогда действительно, работал профессионал. Хулиганы просто разбили бы стекло.
– Тогда зачем это всё?
– Розыгрыш, угроза, предостережение, ритуальная мистификация… сложно сказать. Разрешите взглянуть? – он достал из кармана карандаш и осторожно подцепил им пучок волос.
– Насколько я помню курс криминалистики, – профессорским тоном продолжил он, – так могут выглядеть волосы с трупа через несколько месяцев, даже лет post mortem8. Но без экспертизы ничего нельзя сказать определенно. Волосы явно настоящие, но их могли состарить искусственно под воздействием определенных веществ или ультрафиолета. Вот это, – он показал на испачканный ремешок, – похоже на кровь, но вполне может оказаться ее имитацией, или, допустим, кровью животного с бойни. Вы уверены, что не хотите инициировать расследование?
Я представил, как буду давать объяснения полицейским дуболомам по поводу того, чем занимался накануне (особенно ночью), и помотал головой:
– Да фиг с ними… Чьи-то глупые шутки. Надо выкинуть все это поскорее из машины и ехать.
– Максим Викторович! – умоляюще посмотрел на меня Эльдар. – Позвольте мне самому этим заняться. Я ведь тоже, в некотором роде, следователь, и мне уже так надоело сидеть в аналитиках…
Я с удивлением взглянул на него.
– Н-ну, ладно… если тебе охота копаться в этой грязище, – я кивнул на изгаженное сидение.
– Спасибо! – расцвел он. – Но я не собираюсь копаться. По стеклу особо ничего не скажешь, так что можно взять лишь несколько кусочков для экспертизы. А вот это, – он потряс волосами, – наша главная улика. Я смогу организовать ее исследование. Может быть, получится выяснить, чьи это волосы по ДНК, а там и до разгадки недалеко.
Я с подозрением на него уставился. И здесь генетика. Догадался про трусы?
– А что касается «грязищи», как вы выразились, то я сейчас все устрою. Вас не расстроит, если вам придется подождать еще пять минут?
Я пожал плечами – спешить мне было некуда. Эльдар сбегал домой, благо, недалеко, и принес веник, совок, мешок для мусора, пинцет и несколько пакетиков поменьше – для сбора улик. Упаковал в них жуткий хвост и кусочки стекла. Потом на загляденье быстро вымел весь мусор из машины и отнес его в уличный бак. Я только диву давался – оказывается, этот лысый интеллектуал еще и руками работать может…
Наконец, мы тронулись с места. Эльдар объяснил куда ехать, и несколько минут мы провели в молчании. У меня не было никакого желания разговаривать, а мой спутник неподвижно застыл, неприятно вперившись взглядом в мое отражение в зеркале заднего вида. Потом он вдруг выдал такое, чего я никак не ожидал услышать:
– Не верьте матери, когда она говорит, что ей ничего от вас не нужно.
– Вот как? – пробормотал я, поглощенный дорогой. – А что же ей может понадобиться?
– Деньги и статус, что же еще. Она думает, что раз вы писатель, то богаты и вхожи в высший свет. Я полагаю, она намерена привязать вас к себе и использовать в своих целях.
До меня начал доходить смысл его слов. Что же, от Эльзы всего можно ожидать, и, по сути, ничего нового он мне не открыл. Удивительно, что он сам решил об этом заговорить, вот что.
– Почему ты так считаешь? – задумчиво спросил я.
– Потому что совпали две вещи. Во-первых, у нас почти закончились деньги, и мать совершенно упала духом. Она стала совсем невыносимой, и даже, кажется, собиралась наложить на себя руки. А во-вторых, и очень для вас неудачно, вы попали в поле ее зрения. Ей рассказал о вас один знакомый, и я, поскольку присутствовал при этом, видел, как она оживилась. Так что она будет действовать очень активно, прошу вас учитывать это.
– Господи, при чем тут деньги… Тоже мне, нашла богача.
– Да, мама плохо разбирается в людях, и часто ошибается. Надеюсь, вы простите меня, но я навел о вас справки и знаю, что вы, в целом, небедны. Но аппетиты матери кратно несопоставимы с вашими возможностями. Мой отец – я имею в виду, тот, кого я называл отцом всю жизнь, – был действительно богатым человеком, и того, что осталось после его гибели, нам хватило лишь на год. Так что, боюсь, maman зря рассчитывает на вас. Вы не обиделись?
– Так значит, он умер… Я-то думал, Эльза имеет в виду, что он просто ушел.
– Нет, это трагическая история. Он ехал с деловых переговоров и почесывал пистолетом в носу. Машину тряхнуло на кочке, ну и… сами понимаете… Скажу только, что для того, чтобы после продать машину, маме пришлось полностью заменить салон. Не считая дырки в крыше.
– О господи, да как же можно ковыряться пистолетом в носу?!.
– Сам не знаю, – печально сказал Эльдар. – Возможно, он использовал для этого не весь ствол целиком, а какую-то выступающую часть. Хотя вы знаете, – добавил он, подумав, – следует признать, что у отца был действительно выдающийся нос. Он был армянин.
Мы помолчали.
– Впрочем, мы мало знаем об обстоятельствах его гибели, – странным, сдавленным голосом добавил он. – Дело в том, что все, что я рассказываю, известно только со слов мамы. Она была рядом с ним в той поездке. Одна. Понимаете?
– Ты хочешь сказать… Слушай, а почему ты вообще мне все это рассказываешь? Она же твоя мать, а я… Кто я?
– Вы просто не в курсе. Она уже давно не мать, так мы договорились. Я говорю: мама, матери, но это по привычке, от которой я никак не могу избавиться. Лично ее я должен называть только по имени. Она боится возраста. Она не хочет иметь рядом взрослого сына, она хочет видеть во мне… делового партнера, наверное, так правильно будет сказать. А вы… Конечно, я совсем вас не знаю. Но я прочитал ту книгу, которую вы мне дали, и пришел к выводу, что вы неплохой человек. И у вас, может быть, есть шанс принести пользу человечеству.
– Спасибо, – ответил я, стараясь сохранять при этом максимально серьезный вид. Это было не так трудно: выслушанные откровения здорово меня встревожили.
– Да. Я должен рациональным образом назначать приоритеты в своих действиях, не поддаваясь эмоциям. Поэтому и решил предостеречь вас. Например, вы знаете, что пока вы спали, она сняла копию с вашего паспорта? У нас дома есть настоящая копировальная машина. Мать любит, когда много техники…
Я промолчал. Было уже не смешно.
– И я решил, – закончил мысль Эльдар, – что мне очень не хочется, фигурально выражаясь, еще раз менять салон в машине. Понимаете? А вот мы и на месте.
Мы остановились в какой-то пыльной промзоне, залитой слепящим сентябрьским солнцем. Над нагретым бетоном дороги струился воздух, а вокруг громоздились тоскливые зеленые заборы.
– И куда нас занесло? – скептически спросил я. – Ты работаешь грузчиком?
– Конспирация, Максим Викторович, конспирация, – снисходительно ответил он.
Охранник на проходной вынул из меня не только душу, но и все остальное. Въедливо изучил паспорт, потом мою физиономию, потом направил на меня камеру и сделал снимок, а когда ему не понравился результат, заставил меня сделать шаг назад, на свет. В конце концов он допустил меня до журнала учета посетителей, чтобы я нацарапал свою подпись, и потребовал, чтобы я выложил все из карманов в специальный железный ящичек с замочком. Я подчеркнуто вежливо ответил ему, что в карманах у меня шаром покати, а телефон я, будучи предупрежден своим спутником о чрезвычайном пропускном режиме, загодя оставил в машине. И эта нехитрая уловка сработала: страж турникета тут же потерял ко мне интерес и уставился в крохотный телевизор.
В здании царила кладбищенская тишина. Создавалось впечатление, что сослуживцы Эльдара дружно решили не приходить на работу по случаю пятничного дня. А может, наоборот, все, как один, сорвались с места и умчали на оперативное задание. Как бы то ни было, пока мы шли по длинным коридорам, отделанным скучными декоративными панелями, нам на встречу не попалось ни единой живой души. Равно как и мертвой. Когда я поинтересовался у Эльдара, почему тут так пусто, он развел руками, будто извиняясь за то, что лишил меня возможности полюбоваться на настоящих бойцов невидимого фронта:
– Боюсь, сейчас обеденное время. Мы задержались, а тут начинают работать рано… И обедать, соответственно, тоже.
– Тебе наругают за опоздание? – посочувствовал ему я.
– Нет, я же стажер, у меня свободный график, потому что я должен учиться. Не волнуйтесь за меня. Мы пришли, вот мой office.
Он отпер ключом дверь без номера, такую же, как и все остальные двери в этом заведении, и мы оказались в прелюбопытном месте. Окон в комнате не было; стены были сплошь утыканы пирамидальными выступами из темного материала, угрожающе направленными остриями мне навстречу. Здесь работали, по-видимому, двое, если судить по скудной обстановке. Стол напротив двери ничем не выделялся на фоне миллионов своих канцелярских товарищей: обычный предмет бюрократической мебели из облезлой волокнистой плиты, заваленный не менее волокнистыми папками и всякой писчебумажной мелочью. А вот второй стол выглядел куда как внушительней. Это был даже не стол, а какой-то футуристический снаряд, состоящий из глубокого кресла, похожего на гоночное, полукруглой столешницы из полированного металла и множества экранов, подвешенных на штангах там и тут. Примерно так же в фильмах 90-х выглядели рабочие места сумасшедших газонокосильщиков, собирающихся под действием психостимуляторов поработить планетарную телефонную сеть. Рядом с загадочной конструкцией возвышались электрические шкафы и стойки с компьютерной требухой. Не скрою, я был впечатлен.
Эльдар с гордостью обвел рукой помещение:
– Вот здесь, – он показал на письменный стол, – находится мой руководитель. Очень заслуженный сотрудник, старой еще закалки. Тоже работает с данными, но предпочитает, э-э-э… бумажные носители. А вот это – мой инструментарий. Отсюда я слежу за тем, что происходит в Сети.
– Послушай, – сказал я. – До меня уже дошло, что ты способный парень. И здесь, видимо, тебя очень ценят, раз доверили такую технику. Но за что именно? Что ты умеешь такого особенного?
– Видите ли, – скромно улыбнулся он, – я знаю, где искать.
– В смысле?
– Ну, понимаете, – пустился Эльдар в объяснения, – не секрет, что каждый человек оставляет массу следов в электронном пространстве. Вы и сами это знаете, верно? Но вы даже представить себе не можете, какой это объем информации. Каждый день – тысячи точек геолокации, сотни лайков в соцсетях, мегабайты ничего не значащих смайликов и картинок в мессенджерах. Часы бессмысленных телефонных разговоров, наполненных пустыми междометиями, имеющими ценность только для того, к кому они обращены. А еще почтовые ящики, переполненные спамом, электронные платежи, технические данные со смартфонов, да мало ли всего… И это все – каждый день для каждого из вас. Все это, конечно, тщательно фиксируется, но как это все расшифровать и изучить? Надо посадить на каждого человека целый взвод экспертов только для того, чтобы понять, есть ли хоть что-то полезное во всем этом мусоре. А я, как говорил вам недавно, умею хорошо расставлять приоритеты. Если возникает потребность быстро разобраться в какой-то конкретной истории и выудить из информационного хаоса полезные данные, то это поручают мне. Сначала, конечно, не доверяли, но сейчас уже привыкли.
– Я так и не понял, как это у тебя получается?
– Сам не знаю, – смущенно произнес он. – Я беру файлы, расшифровки, прокручиваю их перед собой… И глаза сами находят то, что важно. Всю шелуху я игнорирую, пропускаю мимо сознания.
– Так это, значит, и есть твой дар? Вроде интуиции?
– Ну да. Конечно, никакая это не интуиция, а особенность восприятия. На мне тут даже одна аспирантка диссертацию хочет делать. Пытается меня изучать. Тесты приносит, зовет энцефалограмму снять…
Я вздрогнул при слове «аспирантка», но виду не подал.
– А можешь показать?
– Конечно! Желаете про кого-то что-то узнать?
Мне пришла в голову интересная мысль.
– Да. Про меня. Сможешь?
– Обижаете, – он по-детски фыркнул и нажал на своем агрегате несколько кнопок. Замигали лампочки, загудели вентиляторы, замерцали экраны – ну, и все прочее, что в таких случаях должно мигать, гудеть и мерцать. Эльдар погрузился в кресло и выжидающе уставился на меня.
– Мне тут повадились, э-э-э… какие-то поклонники писать идиотские письма, – пожаловался я. – Ты можешь вычислить этих шутников?
– Давайте попробуем… Вы как предпочтете: чтобы я сам зашел в вашу почту здесь, – он кивнул на свои мониторы, – и посмотрел, или вы перешлете мне письма?
– Да что уж там, – я слегка покраснел. – Смотри прямо отсюда.
Я достал телефон, контрабандой пронесенный мимо охранника, нашел там нужное и протянул Эльдару.
– М-да… – протянул он, ознакомившись с содержимым. – Действительно, похоже на болезненный бред. Вы имеете представление, о чем тут речь?
– Нет, – честно признался я. – Но все равно не по себе.
– Могу вас понять. Вы позволите?
Он потыкал в экран, что-то посмотрел, и вдруг поднял на меня голову, неуверенно улыбаясь.
– Да вы просто решили меня разыграть, – с обидой сказал он. – Вы же сами себе это все и писали, а теперь решили меня проверить, да?
– С чего ты взял?!
– Оба письма были отправлены с другого вашего же адреса. Это вы так шутите?
– Да ладно!.. Почему ты так решил? Неужели ты думаешь, что я…
– Так проще простого. Мне даже не надо для этого использовать специальные инструменты. Посмотрите, – он протянул телефон мне. – Домен зупузда точка ру. Это сайт сельского образования Зупатые У́зды – знаете такое?
– Ну, знаю, – нехотя признал я, холодея от непонятного предчувствия.
– Давайте туда зайдем… – он листнул страницу приложения. – Сайт запущенный, давно не обновлялся, но есть вход в почтовую службу – видите? Как обычно, логин и пароль.
– Вижу.
– Так вот там ваши данные уже введены. Понимаете? Вы раньше заходили в этот ящик, телефон запомнил, какой логин и пароль вы вводили, и теперь вставил их на место. Это ваша почта, чья же еще?
– Дай посмотреть…
Действительно, все было так, как он говорил. Я легко вошел в почту, щуря глаза на мелкие символы убогого меню. Там было два письма в отправленных – тех самых, и всего одно во входящих. И это единственное пришло десять лет назад, и с того адреса, который я до сих пор не забыл.
«милый!
я еще написала тебе стишок:
мне держаться к тебе поближе бы
чтоб не видеть того, что не надо
я знаю, что больше не выживу
без глухой, безнадежной ограды
твоих нежных объятий, любимый
окончательных, необратимых
пока можно, держи меня за руку
хочешь новую, хочешь старую.
прости, спешу, не успела толком дописать.
как оставить тебя без последнего напутствия. Оно такое – не верь ничему, что тебе будут показывать про меня. Я только любила тебя, а все остальное – ложь, ложь, ложь. Не грусти. Я попробую тебя здесь дождаться»
Какой наивный декаданс, подумал я. Совершенно в ее стиле… Подписи не было, но, разумеется, я знал, чье это письмо. Почему она отправила его сюда? И почему письмо датировано тем днем, когда она уже никак, ну никак не могла его написать?
Эльдар перегнулся со своего кресла и с интересом читал перевернутый текст с экранчика в моих руках.
– Похоже на шифр, – с самоуверенным видом знатока заявил он.
– Почему? – рассеяно поинтересовался я, думая о том, что не понимаю ничегошеньки.
– Потому что при буквальном прочтении слишком мало смысла.
– Ты, видно, еще не знаком с поэзией Серебряного века…
Он с легкой обидой задрал нос:
– Конечно, знаком. Но даже в сравнении с таким… В общем, если не возражаете, я попробую заняться и этим.
– Попробуй, дружище, попробуй… – разрешил я, со вздохом пряча телефон в карман. – Короче, хочешь верь, хочешь не верь, но я этого ничего не писал и раньше не видел. Железно.
– А вы точно-точно это помните? – он смотрел на меня с сочувствием и опаской, как, наверное, смотрят на потенциально буйных душевнобольных. – Может быть, вы просто забыли? Я знаю, что бывают состояния – не подумайте, что я…
– Ладно, приятель, – устало прервал его я. – Я и впрямь в последнее время какой-то дерганный. Не настолько, конечно, чтобы писать такую чушь и ничего не помнить… Здесь я еще разберусь… Пойду я, дела у меня, хорошо?
– Конечно, конечно! – с видимым облегчением закивал он. – Вы и так потратили на меня столько времени… А насчет этого, – он потряс в воздухе пакетиками с осколками и волосами, о которых, признаюсь, я уже забыл, – вы даже не сомневайтесь. Я все исследую, проверю, и сообщу вам в самое ближайшее время.
– Договорились, – буркнул я и направился к выходу. – Да! Чуть не забыл. Скажи, Эля ничего не говорила тебе про коробку?
– Коробку?
– Ну да, какую-то коробку с моими старыми бумагами. Что ее надо мне отдать…
– Н-нет, Максим Викторович. Ни про какую коробку Эльза мне не говорила. Я думаю, вам стоит связаться с ней напрямую.
* * *
Стасика я нашел в его университетской лаборатории. Это было громко сказано – лаборатория, больше это напоминало строительный вагончик, поставленный в углу огромного гулкого ангара. В этом ангаре было еще много вагончиков, мостовых кранов, дымящих цистерн с жидким газом, решетчатых ферм с подвешенными на них приборами несерьезно кустарного вида, силовых кабелей, заросших пылью и тянущихся во всех направлениях – и прочего физического хлама. Все это вместе называлось неудобоваримым словосочетанием «Хроноскопический университетский ядерный комплекс». Его устроили на месте старого экспериментального корпуса ускорителя, когда стало ясно, что тот уже не способен предложить человечеству ничего нового. Зато ускоритель до сих пор исправно разгонял частицы до тех мозголомных скоростей, которые позволяют изучать всякие релятивистские штучки, связанные со временем – отсюда и гордое слово «хроноскопический» в названии. Все это было мне известно из научно-популярной лекции одного местного теоретика, на которую я забрел со скуки.
Когда я вошел, Стасик в одиночестве сидел на стуле с пяльцами на коленях, в то время как на экранах за его спиной бесконечным потоком мелькали цифры расчетов.
– Что делаешь? – спросил я с порога.
– Хуйней страдаю, – желчно ответил он, даже не соизволив оторвать головы от своего вышивания. – Эта дохлая жестянка со вчерашнего дня не может посчитать эксперимент. Говорил я этим толстомордым сукам в ректорате, что нам новый кластер нужен, так им же хоть в глаза ссы…
Сколько я помню Стасика, он, если только не пил в баре, сидел на этом самом стуле, за этим самым столом, непременно с вышивкой (к этому странному занятию его приучила мама, и в нем он достиг более значительных высот, чем в науке: во всяком случае, его панно регулярно попадали на различные выставки), и матерился на работу. Но я знал, как его приободрить.
– Херней же страдаешь, – процитировал я его самого минутной давности, и он тут же взвился.
– Да еще ты бы тут квакал, гуманитарий хренов! Это твои синапсы-хуинапсы херня полная, а у меня тут – Большая Наука…
– Ну, расскажи, – усмехнулся я.
– Брось, братан, твой бедный мозг на такое не рассчитан.
– Ну ты давай как-нибудь доступно. На моем уровне, а?
Он хмыкнул.
– Ну ладно. Если хочешь знать – мы тут меняем прошлое.
– Да не гони. Это невозможно.
– Вот сам и не гони. А я, например, уточнил третью гравитационную постоянную в модели Эйнштейна-Подольски-Розена, и показал, что в запутанной квантовой системе первого порядка состояние одной связанной частицы можно детерминировать влиянием на другую9.