Помолчав с минуту, она снова стала всхлипывать и трубить носом, толкая в переборку локтями и пятками, а потом начала ругать меня, тщательно выбирая самые неудобные слова.

– За что? – спросил я.

Она убежденно ответила:

– Вы все – собаки!

Но, удовлетворив себя этим, позвала меня:

– Иди ко мне!

Я не успел поблагодарить ее за любезность, ибо она тотчас же добавила:

– Нет, не ходи, не надо, а то поутру Мишка придет, так он и тебе и мне…

– Это кто – Мишка?

– Мой кредитный. Тоже сыщик.

– А почему тоже?

– Да ты – кто?

– Газетчик, писатель…

– Письмоводитель? Тоже, поди-ка, из полиции…

После этого она уснула, а утром, проснувшись, долго вздыхала, потом безуспешно училась свистать, что-то грызла – сахар или сухарь, – наконец постучала в стену:

– Сосед!

– Доброе утро…

– Чего-о?

– С добрым утром, говорю…

Она фыркнула:

– Скажите, пожалуйста, какой вежливый!.. У вас нет… ваксы?

– Нет.

– Ну, не надо… Ах, господи!

– Что вы?

– Скучно. Вас как зовут?

– Иегудиил.

– Вы разве жид?

– Нет, русский…

– Ну, значит, врете…

Поговорив в этом тоне еще несколько минут, она снова захрапела, точно ее схватили за горло, и проснулась уже незадолго до появления нищего… Проснулась и, вскочив с постели, запела веселым голосом: