– Видал?!
В это время Наталья на сковородке печет лепешки на печи. Рядом вертится, ощупывая место во рту, где был зуб, средний Андрюшка:
– Мам! Дай лепендрик.
– Подожжи.
– Ма-ам! Ну дай лепендрик.
– Дак, жрал уж!
– У-у блядь какая…
Во дворе Денис лениво восстанавливает поленницу.
– Диня! А ты куда после школы? – спросил Иван, но за Дениса ответил отец:
– В армию пойдет.
Денис за спиной Захара торжественно поднимает средние пальцы на обеих руках и пальцами поддевает полено.
– Там права получит, и на КамАЗ. И интересно, и без куска хлеба не останется.
– Очень интересно, – с грубой иронией прокомментировал эту перспективу Денис
– Ему Францевич голову запутал в своей физике. Да это пройдет. Кому у нас физики нужны? Шофер – это да, это человек. Как я.
Несмотря на эти слова, видно, что Захар горд тем, что сын и наследник не какой-то чепухой занимается, а увлечен серьезной наукой
– Физики всегда нужны, – говорит Денис вполголоса. – Посиди сейчас при керосинке без физиков.
– И солярка подорожала, – вспоминает Захар. – Когда они уже нажрутся?!
По улице мимо быстрым шагом идут Сойдет и Ермек.
Серега, не сбавляя темпа, коротко свистнул, призывно махнул рукой. Захар натянул шапку ворча: «Случилось че…пойдем поглядаем», вышел со двора. Иван пошел следом. Денис тоже засуетился.
– А что там? Может взять что? Лопату? Топор? Паяльник? Амперметр?
Побежал вдогонку.
****
В одном из переулков снесло с дороги джип «Антиквара», правый бок машины в десяти сантиметрах от высокого деревянного забора, колеса слева не достают до земли. Вокруг стоит человек восемь жителей села мужского пола, всех возрастов. Подошли Иван, Захар, Серега, Ермек, Денис. «Антиквар» осматривает машину, мужики обсуждают:
– Что стащило?
– Откуда тильки берутся эти водилы?
– А пихнуть?
– Тогда стащит на забор. Покарябает.
– Тачка дорогая, да.
– Я про забор.
– Вперед нельзя. Надо дернуть за колеса и на дорогу. Боком.
– Как ты дернешь?
– Веревки привязать.
Серега Сойдет берет у кого-то из рук ломик и начинает отбивать лед у заднего колеса. Денис штыковой лопатой делает что-то у переднего. Подходили еще люди, у всех были свои варианты освобождения автомобиля. Попробовали выталкивать, но машину сносило в забор. Антиквар вышел из-за руля, переводил взгляд темных очков с одного советчика на другого.
– Надо колею выдолбить на дорогу и пихать.
– Дэн! Ты не правильно делаешь!
– В штанах у тебя «Дэн». Я – Денис.
– Дернуть. У тебя есть к чему трос цепануть?
Антиквар пожимает плечами.
Дело кончилось тем, что мужики подняли зад автомобиля и вынесли на руках на дорогу. Потом взялись за передок.
– Ну, мужички навались!
– Оп! И раз-два!
– Еще-еще!
Автомобиль оказался на дороге.
– Вот так-то гуртом-то всё и осилим, – говорит Захар, вытирая лоб.
Ермек весело подхватывает:
– Обрати внимание, так-то, обрати внимание. В русском языке нет такого «я победю», или «я побежду». А только «мы победим». Вот не случайно, не случайно.
– Ты, конечно, известный специалист по русскому языку…
Антиквар достал из кармана деньги и протянул Сереге Сойдету (он был ближе всех), тот убрал руки за спину.
– И откуда вы только беретесь, городские, – ворчит Серега.
Антиквар, убрал деньги, достал из машины две большие бутылки дорогого пойла, раздал мужикам. Потом они отошли с Серегой в сторонку и о чем-то переговаривались. Остальные рассматривали бутылки, отхлебывали из горлышка по очереди.
Ермек заливает быстрым говорком:
– Я, между прочим, еще лучше некоторых по-русски разговариваю и пишу. Не то, что вы тут некоторые: «Куды, туды, к Лены, в прибанок»… Холодно, блин, – он поежился, ему ответили: «ниче и не холодно». – Кому как. Вот, этот мой друг Сирожа, – показывает на Серегу, который стоит поодаль с Антикваром. – На крещение он… ну ты знаешь, вон Ванька не знает. Слышь, Бровкин. Было, значит, крещение, ну прорубь в виде креста, мороз сороковник, все как положено. Все нормальные люди быстренько так раз-два-три окунулись и скорее одеться, и до дому. А Серый заходит в прорубь вот посюда, – Ермек показывает до середины груди. – И стоит. Никому не понятно. Что такое? Что случилось? А этот, ха-ха! Ссыт. Понимаешь? Довольны-ый. Ссыт в ледяную воду. Минус сорок!
– Минус, не плюс, – говорит Захар. – Вот плюс сорок – конкретно жопа. А мороз… вон, помню, в детстве в школе уроки отменят из-за мороза, а мы потеплее оделись и на санках с горки, – поворачивается к стоящему рядом Денису. – Понял? На санках! А вы всё интернет, да интернет. А еще летом в футбол до темна…. Пока мамка уже пинками не загонит.
Иван в это время потихоньку отошел от толпы и скрылся за поворотом.
****
Крадутся сумерки по деревне, крадется Иван.
Подошел к двухэтажному особняку, встал у забора из витых железных прутьев, попытался свистнуть, один раз, второй – не получилось. Тогда он достал из кармана телефон, набрал номер, сказал в трубку: «Привет. Че делаешь? Выходи»
Телефон в карман, ждет.
Выходит Элина в наброшенной на плечи куртке. У нее очень худое лицо, яркий макияж. Пренебрежительно оглядывает пьяного Ивана.
– Ну и чего? Все гуляешь? Денег сразу не дам.
Иван пристально смотрит на нее, вздыхает:
– Соскучился.
– Работу ищешь?
– Нашел. Ну, как бы… пошти што.
Элина всё-таки подобрела, даже улыбнулась.
– А что гуляешь-то? Не надоело?
– Святое дело – дембель.
– Ага! Месяц уже скоро, как дембель. И, Слава Богу, не с войны же!
– Слава Богу, – соглашается Иван, мнется, ему хочется курить, а доставать при девушке окурки стыдно. – Пойдем до меня.
– Не пойду с бухим. Да и гости у нас.
– Я не пьяный, просто ночь не спал. Какие гости-то?
Элина значительно:
– Бизнесмен с района. Саморядов.
Иван придурковато восхищается:
– Саморядов? Который с района? Такой, по-моему, бизнесмен, да?
****
Из окна на Ивана с Элиной смотрят Катерина Петровна и Саморядов. В дальнем углу комнаты сидит в кресле отец Элины – Михаил Михайлович. Катерина Петровна – полная женщина средних лет с высокой прической, Саморядов – молодой, импозантный человек с модной бородкой. Михалыч выглядит аристократично: сед и худощав, носит очки в тонкой оправе. Он отстраненно смотрит в телевизор.
Саморядов говорит с сарказмом:
– Какой колоритный типаж! Персонаж советских фильмов. Кто такой?
– А! – Катерина Петровна машет рукой. – Элькин ухажер, Ваня
– Вот как! И что это – серьезно?
– Да что вы! Так, школьная любовь. Что тут серьезного?
Михалыч не отрывая глаз от телевизора, заступаясь, напоминает:
– Я со своей женой тоже со школы…
– Отец! – перебивает Катерина Петровна. – Загоняй Эльку домой. У нас гость, а девка романтИк разводит.
Михалыч вставая:
– Загонять не буду – приглашу. Не девка ж – взрослая женщина девятнадцати лет.
На улице Иван тянет руку к Элине, она отстраняется.
– Ты когда деньги начнешь зарабатывать? Ходишь, как… так и говорят – непутёвый и кутеляпый.
– Есть задумка. Эль…
– Не надо «Эль»! Сколько раз говорено!
– Ну, Лина.. Ты не колотись, всё наладиться как-нибудь. Ли-ина…
Подходит Мхалыч, прикуривает сигарету.
– Элька! Мать зовет.
Элина говорит Ивану: «я напишу» и уходит.
Иван недоволен.
– Опять. «Напишу». Опять переписка. Теперь-то в километре живем, че писать-то? Можно ж поговорить. Не люблю я эти сообщения. Лица не слышно. Да, Михалыч?
Михалыч достает из пачки несколько сигарет, подает Ивану (это у них традиционная схема), строго говорит:
– Ты зачем мне на задах калитку сломил?
– Кто?! Я?! Михалыч, не в жисть! Когда?
– Позавчера. Я вечером с работы пришел, а ты зачем-то смываться надумал.
– Сам не знаю. Эля, говорит, папа идет. Я и побёг. Наверное, по привычке.
– «По привычке»! – передразнивает Михалыч. – «Побёг». Взрослые люди, называется.
****
Иван приходит к себе. Его дом находится на краю поселка. Иван постоял возле крыльца, смотрел на поле до горизонта, немного слева была жиденькая лесополоса, правее – озерцо, еще покрытое льдом.
Поднялся на крыльцо, через сени прошел в избу. Долго разувался. В доме от прихожей слева – кухня, справа комната Ивана, вход в которую прикрывали занавески. Прямо – зал, где в кресле у телевизора дремала мать Ивана. Она выглядит гораздо старше своих лет.
– Ма-ам! Я – дома.
– Нагулялся? – говорит мать, поднимаясь. – Сейчас похлебку разогрею. Жидковата, правда, получилась. Ну да ни чего с хлебом.
Мать идет на кухню, Иван – за ней.
– Вот, снимают! Сериалы-то, – словно удивляется женщина. – Че попало! Взялся про село кино делать, так хоть спроси как там всё. Живут, вроде как, с огорода, а девка с маникюром. Ногти длинные, покрашенные. Глянь сюды.
Она показывает свою руку – ссохшиеся кривые пальцы, серые ногти грубо остриженные. Рабочая рука.
Мать наливает из кастрюли суп в глубокую миску. Иван берет ложку
– Не смотри сериалы.
– Ну да. А о чем мне завтра с людьми разговаривать? – смеется мать. – Кста-ати! Валентина сказала, что у Зои Петровны муж собирается в больницу лечь.
– А че с ним?
– Болеет, че еще? Не про то. Можно пока заместо его кочегаром и сторожем. Он договорится. Пойдешь?
– Я-то? Я тот еще сторож.
– Месяц покараулишь. А Сабир Сабирович говорит, что ты к нему зайди потом, может, что-нибудь придумает.
– Мгм. Работать в колхозе за три копейки.
– Не в колхозе, а в СПК. Мы колхозов, Слава Богу, не застали, там мне тесть рассказывал… Устроился бы, Вань. Корма можно там как-нибудь. А домой тогда теленка взять.
Тут Иван взбеленился:
– Ты меня как хоронишь! Не собираюсь я здесь торчать всю жизнь! Теленочков рОстить. Всяко уеду. Куда подальше, как люди все. Надо деньги зарабатывать! Вон, Саня Попов третий год в Ростове живет, на Дону. Прекрасно себя чувствует. Так и пишет – прекрасно. Ширяй – в Краснодаре. А я что?
– Понятно, что уезжать, – Мать через силу согласна. – Но уезжать надо с чем-то, чтобы на первое время прожить. И зачем вам всем надо куда-то? Отец тоже ездил-ездил, все одно вернулся.
Иван дохлебал суп, остатки допил через край. Ушел в свою комнату, некоторое время отправлял с телефона сообщения, вскоре уснул.
****
Утром следующего дня Ивана будит требовательный стук в окно. Он выглядывает, на улице стоит Захар. Иван ему показывает жестами, чтобы заходил. Сам надевает штаны, футболку. Выходит в прихожую, в это время как раз зашел Захар. Обмениваются рукопожатием.
– Что трубу не берешь? – спрашивает Захар
– Моя труба, хочу и не беру. Заспал что-то.
Иван заходит на кухню, алюминиевой кружкой зачерпывает воду из фляги, с наслаждением пьет. Захар в это время снял ботинки, расположился за кухонным столом, вид у него удрученный. Иван зачерпывает еще кружку воды, встает возле раковины, начинает чистить зубы.
– Собирайся, сейчас поедем в Первомайку.
Иван нечленораздельно мычит.
– Всё! – Захар бьет ладонью по столу. – Добегался! К бабке поедем, заговаривать меня от пьянства.
Иван сплюнул воду.
– Чё вдруг?
– Наталья сказала, что либо кодироваться, либо пошел в жопу. И сучкорез не забудь.
– Так она вроде вчера нормально.
– То при людЯх. А теперь такой расклад. Вот так. Там колдунья сильная. В Первомайке-то. Тесленок-братьев как заговорила, так и всё! Никакой водки. Витька, правда, помер. Но трезвый. А младший Теслен даже не помер. Так что, поехали!
– А я зачем поеду? – кривится Иван, ехать ему никуда неохота. – Морально тебя поддерживать?
– Затем, что еслиф застрянем, машину пихать. На дядь Жене поедем, Наталья уже добазарилась. Так что, собирайся.
– У меня вообще-то другие планы.
– Тем интереснее.
Иван согласен, что без плана интереснее, стал натягивать свитер.
– А че не к врачам? Медики кодируют.
– Медики кодируют меченых кюар-кодом. Деревенских врачи не лечат.
– Получи штрих-код, – предлагает Иван.
– Ага! Это мне в район поехать надо, прививку поставить. А потом ехать триста верст в этот, – Захар силится вспомнить. – В эмфэцэ. А вдруг код не готов? Как обратно? В автобус не пустят
– Можно на специальном сайте зарегистрироваться.
Иван кладет свой армейский бушлат на стол, открепляет дембельские украшения.
– На сайте! – передразнивает Захар. – Хотели вон детское пособие получить, так в интернете не проходит нихера! Мы же женились без женитьбы… Во гуляло все село! Помнишь? Ты мелкий был. Свадьба, угар, белое платье, блины – все как положено. Какой там ЗАГС? Никто и не подумал.
– А бабке, значит, без прививки?
– Меня ж врачи кодировали уже один раз. Наркологи. Ага. Надели мне на голову такую круглую херню, она че-то щелкат, мигат. Говорят: все год пить не будешь. Я говорю: зашибись, пиши справку! Справку взял, до дому вернулись. Наталья – в хату, я в прибанок. Там с прошлой бани оставалась. Ну, все нормально, справку директору отдал, не уволили в тот раз. Наталья довольная. Потом еще месяц такая говорит: ты то ли выпил? А я: ты что? Я же закодированный. Уже когда совсем сплошную пересёк, когда уже принесли домой, тогда…. Зачем спрашивается принесли? Лежит человек себе, никого не трогает.
Под рассказ Захара они вышли из дома. На крыльце Иван прикрыл дверь, запер вместо навесного замка на палочку. Для поддержания разговора спросил:
– Не помогла, говоришь, кодировка?
– Это ж тока для справки. Другой раз после майских праздников, где-то в июне Наталья опять говорит, что кодируйся или проваливай. А куда я провалю? Приехали в город торпеду вшивать. Пять пятьсот стоит – охренеть! Наталья платит, мне ставят, кодировка на три года. Выпьешь – хана. Пугают, понял? Ага. А тут день военно-морского флота как раз. Мы с мужиками собрались на берегу, в своем месте. Я не пью. Час проходит – не пью. Два проходит – нет. И как –то… Никто и не наливает… никто не уговаривает… Я обиделся на это дело. Ну и: всё пропью, а флот не опозорю!
– Один раз, говоришь, кодировался? – насмешливо говорит Иван.
– Каво там кодировался! Вот из меня зависимость изгонял настоящий психолог. Это я в дурке лежал три недели. Так и то! Психология, грит, для закономерных людей, а вы, грит, будто с другой планеты. Иные, блять, этические нормы. «Блять» он не говорил. Это я от себя. Но всей своей рожей тот психолог ругался. Непонятно ему.
****
На кухне у Захара Наталья наливает чай. За столом сидят Андрюшка и дед Женя (он не родственник, просто сосед, но так повелось, что зовут дядей или дедом). Он носит очки, дужки которых скреплены синей изолентой, от этого лицо деда Жени кажется беспомощным, но в то же время очень приветливым.
Наталья жалуется:
– Вот, деда, силов моих больше и нету!
– Эх, Наталя, Наталя. Пьет – да. Но расходится из-за этого – нехорошо. Не ты одна такая. А Захар, он ничего мужик. Работящий. Добрый.
– Какой там добрый!? Мат на мате!
– А доброта – это не сюсюканье, – дед кладет в кружку ложку сахара. – Это, как щепотка справедливости в кружку – как сказать? – милосердия. Отзывчивости ложечка, – насыпает еще ложку сахара. – Верность здесь тоже. Щедрость. Это есть…
– Вот уж что есть, то есть! Одному – это, другому – то! У него только попроси – всё отдаст.
Андрюшка, шепелявя, заключает:
– Лошара!
****
Иван и Захар подходят к дому. Внутри за столом Андрюшка играет пустыми кружками, как машинками. Дед Женя из кухни смотрит в комнату, где по телевизору демонстрируется мультфильм. Дед смущенно смеется, плотно сжав губы, потом выглянул в окно.
– Наталя! Поехали. Пришли.
– Иду, дед Жень, – крикнула Наталья, после чего дала указания Андрюшке. – Из дому не ногой, Гордея покорми. Полезешь на чердак – пришибу. Денису заниматься не мешай.
Андрюшка слушает, шмыгая носом.
Сели в красные жигули. Иван на пассажирское сиденье, Захар с Натальей – назад. Машина с ревом и дерганием тронулась.
Выехали из поселка грязную полевую дорогу. Впереди была небольшая горка, на которую автомобиль с первого раза не въехал.
Иван смеется: «Что уже?»
Дед начинает подрыкивать в тон двигателю, жмет на газ, автомобиль взбирается в горку.
Иван: «Машина – зверь! Да дед?»
Дед Женя, рыча, кивает: «Ы-гх-ы!»
Машина в движении. Иван пишет в телефоне, Захар выглядит понурым, даже испуганным. Дед Женя поглядывает на Захара в зеркало заднего вида.
– Да не волнуйся, Захарка!
– Я, дядь Жень, не волнуюсь, просто не доволен.
– Конечно! – восклицает Наталья. – Неделю пить, неделю отходить. Кто такой жизнью доволен будет.
Захар вздыхает, смотрит в боковое стекло.
– Жизнью я как раз доволен, собой – не всегда.
– Ничего-о, – подбадривает его дед. – Закодируешься, не попьешь годик. А вдруг понравится? Сам завяжешь. Посмотришь вокруг чистым взглядом. А? Хорошо…
Иван поднимает глаза от телефона и видит впереди в небе вчерашнюю тучку в форме запятой.
****
Приехали в соседнее село. Жигули остановились у усадьбы с высоким кирпичным забором, за которым виднеется огромный трехэтажный дом похожий на замок. Возле ворот припарковано около десятка машин разного класса.
Иван, Захар и Наталья подошли к воротам, Наталья нажала кнопку звонка.
Захару не по себе, но он старается этого не показывать, шутит, обращаясь к Ивану.
– Гармошка с собой? Че мы в гости и без музыки?
Калитка открылась, в проеме возник высокий накаченный мужик.
Наталья заискивающе говорит:
– Нам бы, чтобы вот мужа от пьянки вылечить. – дергает Захара за рукав. – Вот этого.
Качок осматривает Захара, потом вопросительно уставился на Ивана.
– Это брат, – представляет Захар
Качок не верит:
– Брат?
– Ну, не брат, а братан! Свой, короче.
Качок посторонился, они вошли во двор.
Двор выложен плиткой, стоят какие-то статуи, на скамейках сидит народ, человек пятнадцать. Переговариваются вполголоса, на вновь пришедших – ноль внимания.
К Наталье подошла женщина в черном балахоне, черном платке. Они стали шептаться.
Из дома вышла юная девушка тоже в черной одежде с ведром в руке. Она прошла к стоящему в глубине двора колодцу, набирает воду. Иван смотрит на нее заинтересованно.
Наталья вполголоса говорит Захару:
– Ждем.
– Долго?
– Сказали, сама позовет. Тут некоторые по неделе ждут.
Девушка в темном, набрав ведро воды из колодца, стала переливать ее в пластиковые бутылки. Одной ей было это делать неудобно, вода проливалась, бутылки падали.
К ней подошел Иван, взял из рук девушки ведро. Она придерживала бутылки, он медленно наливал воду. Наполнили посуду, девушка слегка поклонилась, прошептала: «Спасибох», ушла обратно в дом. Иван вернулся к своим, осматривал людей.
Через некоторое время опять вышла девушка, направилась к колодцу Иван – за ней.
****
Иван вертит валик колодца.
– А ты родственница бабкина?
Девушка промолчала (она стоит, опустив глаза).
– Меня Иваном зовут. А тебя?
Девушка что-то бормочет неслышно, Иван удивляется:
– Как?! Лина?
– Полина.
– Полина – Лина. Надо же! А бабка твоя как? Она – ведьма, или где? Помогает?
– Она мне не бабка.
Иван наливает воду из ведра в бутылки и смотрит на двух женщин с покрытой головой, которые занимаются хозяйственными делами.
– А вы кто тут? – спрашивает Иван, мотнув подбородком на женщин. Он понимает общность Полины ними.
Полина без слов показывает руку, запястье в несколько оборотов обмотано толстой нитью, на тыльной стороне ладони мудреная татуировка.
– И что это значит?
Полина, не ответила, ушла.
В это время во двор вбегает женщина в слезах. За ней волоком втаскивают мужчину, руки которого были неестественно вывернуты, на губах – остатки чего-то белого, взгляд бессмысленный.
Женщина причитает:
– Ох ты. Помогите, горе-горе какое? Ой, помогите, Лилия Пална!! Лилия Пална!!! Нарушил!! Нарушил, дурак, гляньте как его перекособочило! Ох, беда.
Люди посторонились, паралитика пристроили на скамейку. Иван заметил, что у того на тыльной стороне ладони такая же татуировка как у Полины и такая же нить на запястье. Из дома появилась женщина средних лет. Вокруг пронеслось: Лиль Пална… Лилия Павловна. Колдунья подошла к паралитику.
– Выпил? А я предупреждала! – строго говорит Лилия Павловна. – Сам виноват. Увозите его.
– Лилия Пална! – взмолилась женщина. – Простите, я не уследила! Прости, пожалуйста!
– Поздно, – равнодушно бросает колдунья.
– Лилия Пална! Любые деньги! Я все, что хотите! Отработаем! Лилия Пална, простите нас.
Колдунья обратила внимание на Захара, тот был потрясен происходящим.
– Помочь? – кричит колдунья.
Все присутствующие нестройно просят помочь. Захар мелко и часто кивает.
– Хорошо! Заносите, посмотрим. Вот как бывает, если зарок нарушать!! Не знаю, что можно сделать. Не всё от меня зависит.
Паралитика внесли в дом, ушла и колдунья, люди обсуждали инцидент. А Захар говорит:
– Что-то мне совсем не по себе.
Снова выходит Полина, направляется к колодцу. Иван опять к ней.
– А это что сейчас было?
– Наверное, выпил, – безучастно говорит Полина. – Нарушил.
– А ты тоже? От водки кодированная? Веревочка эта, я слышал…
– Не от водки.
– Мгм. А сама откуда?
– Тебе-то что? Издалека. Как у вас говорят, из России.
– Далековато, – соглашается Иван. – А сколько вас? Я думал тут бабка дремучая, а она молодая даже. Слушай, может, погуляем? Когда перерыв?
– У нас не бывает перерывов. И уходить нельзя.
****
Захар и Наталья шепчутся возле забора.
– Наташ, может, ну его а? Что-то мне не по себе.
– Ничего не ну! Глянется мне такая кодировка. Понял? Чуть что, и овощ.
Из дверей выходит давешний паралитик. Он бледен, голова трясется, но идет самостоятельно.
Лилия Павловна вслед вещает из открытых дверей:
– Это последний урок! Последний звоночек! (Оглядывая людей). Кто по алкоголю еще? (больше половины присутствующих подняли руки, в их числе Наталья) Вы (Наталье и Захару) проходите.
В комнате, где принимала колдунья, царит полумрак, окна плотно завешены темно-красными шторами, горят свечи, на стенах между икон висят связки трав. Колдунья опустилась на стул, напоминающий трон. Рядом с ней на столике – стеклянный шар, колода карт, палочки, корешки.
– Так! Рассказывайте, – докторским тоном сказала колдунья.
– Пьет. Запойный, – отрапортовала Наталья, а Захар деликатно покашлял, дескать, это я, который запойный.
– Сядь! – велела Лилия Павловна. – Когда последний раз употреблял?
– Ну-у, – затянул Захар, прикидывая как бы половчее соврать.
– Вчера, – наябедничала Наталья. – Но нормально. Сам пришел даже.
– А обычно не сам? – с пониманием уточнила колдунья. – Что ж вы так быстро приехали. Надо было хотя бы три дня подождать.
– Лилия Пална! Не реально это. Раньше можно было. А у него недавно права забрали, теперь как три дня?
– Гофудафтво забрало, – подтвердил Захар.
Лилия Павловна встала:
– Давай я тебя посмотрю, – поводила руками над головой Захара. – Дети у вас.
– Точно! – удивилась Наталья. – Трое, три сына, как в сказке.
– Три сына, а ты … зачем пьешь так? Сам-то хочешь бросить?
Захар развел руками.
– Хочу. Чтоб не хотелось.
– Сложно первые три месяца, а там и желание пропадет, – обнадеживающе сказала колдунья. – А здоровье у тебя плохо-плохо. Печень… сердце… легкие. Куришь? Куришь. Помогу вам. Хотела бы отказаться, но раз трое детей. Понял? Только из-за детей!
Наталья смущенно замялась.
– А как по деньгам?
– Как по божьей совести. В пределах установленного в регионе прожиточного минимума. Там полочка за дверью. Выйди.
Наталья вышла. Колдунья поклонилась в красный угол. Захару показалось, что образ на иконе отвел глаза и спрятался в нимбе. Лилия Павловна взяла со столика палочки подула на них три раза, что-то неразборчиво бормоча.
Наталья стояла за дверью, прислушивалась. Подошла к полочке, на ней лежали в основном пятитысячные купюры. Наталья вздохнула, достала кошелек, пересчитала деньги.
Колдунья села напротив Захара, взяла его за руку. Он попытался что-то спросить, но та приложила палец к губам. Она взяла со стола окаменелый корень растения, поводила по руке Захара, неразборчиво повторяя заклинания.
Наталья в прихожей кусает губы.
Иван ходит по двору.
Лилия Павловна перевязала руку Захара нитью, наложила на тыльную сторону ладони временную татуировку
– Всё. – она завершила обряд. – Сегодня не есть. Отсюда пойдешь – не оглядываться. Вода, – колдунья достала из-за стула полторашку, потом вторую, третью. – Утром по три глотка натощак. Или если выпить захочется, тоже три глотка. Видел, какого привозили? Если выпьешь – такой же будешь. Даже пиво безалкогольное нельзя. Даже корвалол.