Как я выжил в Японии. Записки инопланетянина

25 ноября 2011. Что бывает при тройном переводе

Сегодня день был перенасыщен всякими событиями. С утра у меня был поход в школу. Школа классная. Ей уже 120 лет. В ней учится всего 19 человек. 5 классов. Само здание ничем не отличается от типовой российской панельной школы, кроме как отсутствием отопления, пожалуй, поэтому +4 градуса в коридоре это как-то… бррр, и в ней всего 2 этажа. Но на 19 человек учеников и 5 преподавателей… это как-то… ну прямо слишком шикарно.

Я понял, что в следующий раз, когда попросят проводить игры, надо брать что-то переодеться. Они меня загоняли. Мы играли в жмурки, пару игр с мячиком, с верёвкой, так что пахло от меня, как от немолодого парнокопытного. Благо весь остальной день я провёл на улице – на ярмарке. Вот, кстати, это тоже определённое достижение сегодняшнего дня. Я упёрся из дома без шапки. Хотя тут все ходят без шапки, но то японцы. А я не очень умный русский. Заледенел как собака.

Сегодня мне вообще везёт на общение с детьми. На ярмарке я отвечал за детей, которые должны были считать от 10 до 0, чтобы включилась иллюминация. Их было человек 20. Милых ангелочков. Почему я ещё жив, я не понимаю. Ко мне подошёл каждый. Каждый меня потрогал, подёргал за руки и волосы, один самый ловкий попытался снять с пальца кольцо. Они меня жали, тыкали, пихали и далее по списку. Я всегда считал, что японские дети должны быть застенчивыми.

Особенно когда вчера на планёрке О.-сан на предложение дать детям слово на мероприятии выдала: «Да вы что, они же японцы, никто не пойдёт говорить». Так вот, сегодня я два раза убедился, что на стадии детёнышей ученики начальной школы абсолютно ничем не отличаются от нормальных детей. В какой же тогда момент из них вырастают японцы? Сложный философский вопрос. Что делает из нормального ребёнка японца? Похоже, что средняя школа. Там они уже выдрессированы. Но будем продолжать наблюдения.

Ещё один случай, так сказать, небольшой казус произошёл со мной сегодня на ярмарке. Я просто гулял, и вот иду я себе, никого не трогаю, подлетает ко мне Н.-сан с квадратными глазами и тащит куда-то за рукав.

По ходу я у неё кое-как выяснил, что надо срочно взять интервью для прямого эфира на радио в литовской палатке.

И тут, видимо, пришло время для небольшого пояснения. «Саппоро-Мюнхен Крисмас Ичи», или «Мюнхенская рождественская ярмарка в Саппоро» – ежегодное мероприятие, проводящееся усилиями двух городов, когда на центральном бульваре Одори раскидывается традиционная немецкая ярмарка с рождественскими яствами, сувенирами, горячим глинтвейном и всем-всем, что обычно на таких ярмарках бывает. Торговцы из Германии и не только привозят свой товар, и месяц с конца ноября до конца декабря в Саппоро царит праздник.

Литовская палатка тётушки В. торговала подсвечниками и лампами в виде керамических цветных домиков. Хотя значительную часть своей жизни В. прожила в независимой Литве и Великобритании и прекрасно говорит по-английски, почему-то вдруг внезапно кто-то решил, что рождённой в Советском Союзе будет проще говорить по-русски. Это было катастрофически неверное решение.

Начали мы брать интервью. Корреспондент Т. задаёт вопрос по-японски, я перевожу его на русский, мгновение тишины, и хозяйка выдаёт мне ответ на английском. На секунду я растерялся, но первую подачу отбил и успешно перевел всё на японский для наших уважаемых радиослушателей в прямом эфире.

Корреспондент Т. задаёт второй вопрос по-японски, я перевожу его на русский, в надежде, что на второй раз всё пройдёт как надо, и чтобы не особо светить свой, кхм, не идеальный английский, хозяйка долго и подробно отвечает мне по-английски, я поворачиваюсь к микрофону и начинаю переводить.

Через несколько фраз по лицу звукорежиссёра и корреспондента я увидел, что происходит что-то не то. Совсем-совсем не то. И тут до меня доходит, что в микрофон для японского радио я говорю по-русски. От убиения меня в этот момент спасло только то, что все хором начали истерично хохотать. Как мне потом объяснили, когда до меня дошло, что я творю, у меня лицо стало страшным. Я догадываюсь.

<…>

В среду я не выкинул пластиковый мусор. В эту среду я его опять не выкину, потому что буду в Токио. Итого он у меня будет лежать дома 3 недели. А там немытые поддоны от мяса. Японцы всё-таки очень ущербные товарищи. Хоть неси этот мусор ночью к какому-нибудь комбини и там выкидывай в сжигаемый.

8 декабря 2011. Кое-какие мысли

Вчера было занятие в клубе русского языка, и оно подарило мне минут 15 несказанного наслаждения. Т.-сан, рассказывая про смотровую площадку на горе Мойве, которая открывается 23 числа, кроме прочего сказал, что там есть комнаты для отдыха и «праретарий».

Будучи под впечатлением от недавней победы коммунистов на выборах в Н-ске, я после этих слов впал в ступор секунд на 30. Когда до меня дошло, что он имел в виду вовсе не представителей рабочего класса, а место, где можно полюбоваться звёздами, я попробовал его поправить. «Пралетарий», – уже гораздо чётче повторил он. Я попытался ещё раза три, но, видя, что меня не понимает не только Т.-сан, но и все остальные -сан, написал оба слова на доске.

Сначала все долго в тишине на них смотрели, а потом постепенно по аудитории поплыло чьё-то «э-э-э», подхватываемое новыми и новыми голосами.

Там же вчера мы разбирали разницу между «на горах», «в горах», «на горЕ», «в горЕ» и «по горам». И чем отличаются «избушка в горах» и «избушка на горе», а также в чём разница между трассой, идущей «по горам», и трассой, идущей «в горах». Не знаю, кто что понял, но я получил от этого процесса громадное удовольствие. Мои же 70-летние студенты, судя по их лицам, удовольствие получили не все.

После я поехал на каллиграфию по настойчивому намёку бабушки С., которая сказала, что ей тяжело работать 2 дня до позднего вечера, и попросила меня и двух И.-сан ходить со всеми белыми людьми (это я сейчас о чём вообще?) по средам. В итоге всё равно на занятии были только я и одна И.-сан, потом, правда, подошла М.-тян¹⁸, и об этом сейчас и пойдёт речь.

Я успел ровно к 8, думая, что все хорошие места в аудитории уже заняты, не тут-то было. Кроме вышеупомянутой И.-сан, никого не было. Мы, на удивление, действительно начали писать в 8, а не стали пить чай, и обсуждать свежие сплетни, как обычно.

Где-то в полдесятого позвонила М.-тян, которая сказала, что сейчас тоже придёт. «Э-э-э», – протянула И.-сан. К 10 пришла М., И.-сан пошла домой. Бабушка С. сказала, что раз М.-тян только пришла, то она даёт ещё полчаса, и я могу остаться, а могу идти домой. Но дома меня никто не ждал, кроме горы посуды в раковине и полной стиральной машинки (и откуда это всё берётся), так что я решил остаться.

За это пришлось платить душевным спокойствием, потому что все 60 минут из этого «получаса», которые мы в итоге сидели, бабушка С. говорила, не замолкая, о том, что И.-кун¹⁹ женится на А. из Казахстана, свадьба будет в ДжэйАр Тауэр (это круто на самом деле), и «тебе (М.-тян) тоже надо обязательно выйти замуж за русского, русские все добрые, заботливые…».

М., которая, по-видимому, тоже не знала, куда испариться от внезапно нахлынувшего на бабушку желания немедленно оженить кого-нибудь ещё, решила пресечь все поползновения умудрённой жизненным опытом С. и сказала: «Обязательно, как только найду хорошего».

Зря она это сказала. Угадайте, какова была следующая фраза бабушки С.? Угадали. Естественно, она ответила: «А чего его искать, вон он сидит…»

Предпринимая тщетные попытки провалиться хотя бы под пол, «он» в это время, высунув язык, старательно изображал вид, что ничего, кроме вот этого конкретного иероглифа, не видит, не слышит, и вообще в мире больше ничего не существует.

Как назло, это был иероглиф «свадьба». На полном серьёзе. У сэнсэя вчера, видимо, было свадебное настроение.

Немного о каллиграфии. С., конечно, всегда говорила, что у иероглифа есть ритм. Я как-то всегда это теоретически, абстрактно понимал. А вчера я, по-моему, поймал это ощущение. То же самое, как при игре на пианино, когда тебя так затягивает, что даже отвлечься не можешь. Не можешь даже оторвать кисточку, чтобы макнуть её в тушь. Интересное такое ощущение. И, кстати, я очень много общего замечаю между игрой на пианино и каллиграфией.

На каком-то субъективно-эмоциональном уровне мне кажется, что это практически одно и то же. Я стал гораздо лучше понимать выражение, что линия, как звук: раз проведя, её уже нельзя изменить, как и вылетевший звук. Но всё не так просто, потому что и внутри ты чувствуешь то же самое, извлекаешь ли звуки из инструмента или водишь кисточкой по бумаге. Никогда бы не подумал. Каллиграфия как-то заставляет меня переоценить, проанализировать свои внутренние ощущения. Сложно говорить словами о таком непонятном предмете, но она как бы в свою очередь извлекает из меня какие-то эмоции, какие-то чувства, некоторые из которых я даже не знаю и не понимаю, что это такое.

Теоретически можно много об этом рассуждать, что я раньше с успехом и делал, но на практике всё в разы сложнее и интереснее. Пока не попробуешь – не поймёшь, наверное. Но в качестве инструмента для самопознания – изумительная вещь. Может быть, поэтому и говорят, что это одна из форм медитации?

12 декабря 2011. И снова о выходных

Выходные – зло. Страшное зло. Спасло то, что в субботу был рабочий день, иначе всё было бы ещё хуже.

Меня постепенно затягивает общество потребления – медленно, но верно я превращаюсь в типичного японского обывателя, который всю неделю вкалывает на работе, а в выходные носится по магазинам. Это ужасно.

Поначалу, когда я только приехал, я смеялся над тем, как выглядят люди в метро в будни и выходные. В будни это такие непробиваемые морды, утром и вечером, в выходные – обвешанные пакетами и упаковками, с какой-то дикой жаждой покупок в глазах потребители. Сейчас мне уже не смешно. Я чувствую себя частью всего этого, и от этого делается страшно.

В Н-ске было проще. Там, во-первых, покупать было нечего, во-вторых, даже то, что было, покупать хотелось не сильно. Тут хочется всё. Человеку, придумавшему рождественские скидки, надо вырвать… зубы. А человеку, придумавшему распродажи в специализированных магазинах, зубы надо вырвать все! Пассатижами! Без анестезии! К покупкам мы ещё вернёмся. Первые эмоции я выплеснул, теперь по порядку.

В субботу мы работали. У нас было одно классное мероприятие, собравшее в стенах офиса всех генконсулов, консулов, почётных консулов, торговых представителей и прочих представителей разных представительств, имеющихся в Саппоро. Всего 9 стран, а также 50 детей в возрасте 12 лет и их родителей. Несмотря на всё это – было весело. Вечером мы пошли ужинать с тётушкой В., ужинали мы так долго, что я опоздал на последнюю электричку, и домой пришлось топать пешком в полпервого ночи. Благо в субботу на улице был ноль.

Вчера, как обычно, я подписывал новогодние открытки. Это у меня такое развлечение последний месяц.

Кстати, про открытки. В субботу я чуть не поседел и трижды перекрестился, что ещё не успел их отправить. Я просто феноменальный чудак/счастливчик (нужное подчеркнуть). В тексте почти 50 открыток я по привычке, совершенно случайно, в одном слове поменял местами две буквы. Не заметь я этого, думаю, мне бы это припоминали весь следующий год, а возможно, и всё время моего нахождения в Саппоро. Те, кто не лопнул бы от смеха и нашёл в себе силы вылезти из под стола хотя бы на второй день, конечно. А мне бы точно пришлось делать харакири от стыда. Ибо место фразы «спасибо, что так обо мне позаботились», у меня получилось «спасибо, что кое-как обо мне позаботились». Подозреваю, что новогодняя открытка с таким текстом ввергла бы японцев в состояние тяжёлого шока.

Итак, писал я открытки вчера до обеда, потом решил пройтись по магазинам (мне нужен был только чай) и заодно купить какую-нибудь простенькую, недорогую, но натуральную меховую маленькую кисточку. Потому что у меня была только одна, она была толстовата и нейлоновая. Не самый удобный инструмент. Это как плоской отвёрткой выкручивать крестовый шуруп. Можно, конечно, но крестовой удобнее.

Я купил чай. Много чая. Очень много чая. И зашёл в магазин причиндалов для каллиграфии. Вот тут-то я и попал на «рождественские распродажи». Короче, я купил 5 кисточек. Из которых три обошлись мне чуть больше, чем в 7000 йен.

Я понимаю, что покупай я их по их настоящей цене, они обошлись бы мне почти в два раза больше, но по их нормальной цене я бы их скорее всего никогда и не купил. Но и трезво поразмыслив, отдать почти 3000 рублей за 3 кисточки. Дома бы я на такое никогда не отважился. Ну да, опять же это были не самые дорогие кисточки… далеко не самые дорогие, но как-то вот так… Кроме этого, я взял ещё туши, ну и так… по мелочи… кхм…

Каждые выходные я убеждаю себя, что если я буду так ходить по магазинам, то мне придётся опять кушать один рис, и чувствую я, этот момент не за горами.

Вчера в метро я был снова приятно удивлён. Стоявший рядом со мной парень примерно моего возраста, а может, и не моего, определять его на глаз здесь у меня не получается. Я всегда ошибаюсь минимум лет на 5, а то и гораздо больше, бывало, что и на 10 ошибался, так вот, этот парень читал книгу. Само по себе это не удивительно. В метро Саппоро читают многие. Очень многие. Это сразу бросается в глаза. Читают всегда книги. Читают больше, чем в метро Новосибирска. Даже если ему нужно проехать 2 станции, он будет читать книгу, ожидая поезда, в поезде, стоя на эскалаторе, каждую свободную минуту. Это тоже слегка порушило мои стереотипы о японцах как о существах, книги не читающих.

Вот в Токио совсем другое дело. Там мало кто читает, как мне показалось в этот раз. Те же, кто читал – читали, как и положено японцам, с планшетов, как и положено японцам, порномангу, которая, благополучно отражаясь в ночном окне за спиной читавших, доставляла удовольствие всему вагону. Таких на вагон было трое. В Саппоро читающих я насчитывал от 3 до 8 человек в любое время в каждом вагоне.

Ну так вот, товарищ, возможно, примерно моего возраста читал «Преступление и наказание». Захотелось пожать его мужественную руку.

Нет, я ничего не имею против «Преступления и наказания», я его раза три перечитывал. Просто я знаю, каково это японцам, пытаться продраться через Достоевского. Даже самые простые вещи ставят их в тупик. То, что для русского естественно – японцам непонятно.

Самый простой пример, в романе Раскольникова зовут то Раскольников, то Родион Романович, то просто Родион, то Родион Романыч. Так вот. Для японцев… это РАЗНЫЕ имена, и они не всегда понимают, что речь идёт об одном и том же человеке.

Я не утрирую, ко мне несколько человек обращались с этим вопросом: почему к Раскольникову обращаются то так, то так. И естественно, что разница между Родион Романович и Родион Романыч, которые используют другие герои при обращении к Раскольникову, совершенно естественно и легко понимаемая любым русским, для японцев оказывается скрыта.

Что-то я опять отвлёкся. Больше я вчера ничего не делал. Вернувшись домой, продолжил подписывать открытки. К концу первой сотни у меня стали получаться буквы, похожие на буквы. Ещё пара сотен, и глядишь, иероглифы получаться начнут. Маленькие знаки писать гораздо сложнее, чем большие. А самое сложное по-прежнему соблюдать вертикальные и горизонтальные ряды. И да, надо заново переписывать те почти 50 открыток…

19 декабря 2011. Бесконечные праздники

Выходные прошли, и одно это не может не радовать. Начались выходные в пятницу после работы с торжественного празднования Рождества в нашем консульстве. Ещё одна крисмас пати в бесконечном ряду крисмас пати, которые, откровенно говоря, несколько утомляют. На этой неделе ещё 4 штуки и на следующей, надеюсь, одна.

В консульстве всё было весьма пристойно, а главное – очень вкусно. Концертные номера тоже были весьма ничего. Правда, большую часть их я прослушал, таскаемый бабушкой С. по всем её знакомым, что заметно пополнило мою коробочку, в которой я храню визитки по принципу «А это кто?». В.-сан, как обычно, распинался о своей любви к Ленину, К.-сан, как обычно, ныл, «почему Россия не отдаст нам острова». Что там делали остальные, я не знаю. Большая часть приглашённых не имеет ни малейшего отношения ни к России, ни к культуре, ни к «обществу культуры». То есть к «обществу» -то они без сомнения отношение имеют, но чур меня господи от всего этого.

Японцы – это страшно, увлечённые японцы – страшно вдвойне, а уверовавшие японцы, это, наверное, самое страшное. Ещё в Японии есть такая категория людей, как «большой сэнсэй». Обычно это люди, которых почему-то почитают большими сэнсэями, и они, преисполнившись чувства собственной важности, сидят, развалившись в кресле, свысока поглядывая на окружающих, не снисходя даже до разговора, остальные же вьются вокруг них, шепча что-то на ухо, не будучи удостоенными даже мимолётного взгляда. Неприятное зрелище.

В субботу была крисмас пати в обществе поддержки людей с черепно-мозговыми травмами. Как я туда попал, лучше не спрашивать. Я сам не знаю. В целом было весело, насколько может быть весело в окружении людей неговорящих, парализованных, страдающих расстройствами памяти, зрения и прочими последствиями аварий, ушибов головного мозга, инсультов и так далее.

Если честно, я был восхищён. Добровольно, на волонтёрских началах, не получая за это ничего, создать такое общество помощи этим людям. Это дорогого стоит. Организовывать семинары, лекции, помогать инвалидам в поиске работы, принимая чужую беду как свою. Дай Бог здоровья этим людям. Но, несмотря на всеобщие улыбки, радость, где-то подспудно чувствовалась тяжёлая атмосфера, что всё не так радужно, как это кажется. Там же я встретил своего соседа. Того самого, который каждый раз спрашивает меня в лифте, откуда я приехал.

После того как меня представили, возникла очередная неприятная ситуация: «Кто хочет задать вопрос?» – поинтересовалась С.-сан, которая меня туда и пригласила. «Я, – отозвался, встав, один товарищ. – От лица всех японцев хочу спросить, когда вы нам вернёте острова?»

Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу. От полного провала меня спасло только то, что первой мыслью я не вспомнил, как по-японски будет «свистеть» и «рак», иначе мог бы выйти небольшой скандал. Потому что мысль о том, что я не имею права отвечать на этот вопрос, пришла только второй. Хотя, я думаю, мне тут гораздо легче, чем С. в его Нэмуро, но всё-таки.

На прошлой неделе ехал в лифте с незнакомой бабушкой. «Нанка, росиадзинппой²⁰», – пробурчала она себе под нос. Где?! Где?! Где на мне написано, что я русский? Я в этот раз даже ни слова не сказал. Я не улыбался и не хмурился. У меня было обычное выражение лица. От меня даже ничем не пахло. Я в шоке. У меня на самом деле давно стало появляться ощущение, что японцы умеют читать по лицу лучше многих.

Может быть, столетия тренировок чтения по лицу-маске сделали свое дело, и читать живое лицо им теперь гораздо проще. Но очень часто я замечаю, что незнакомые японцы понимают меня много лучше, чем мои друзья и давние знакомые дома. И от этого иногда страшно. У меня ушло гораздо больше времени на то, чтобы себя понять, а они делают это сразу. Не все, конечно, но есть такие индивидуумы в моём окружении.

Вчера мне предложили развитие моей теории о том, как из нормальных детей вырастают японцы. Было высказано предположение, что «японец» – это состояние со средней школы и до пенсии. На самом деле японские бабушки действительно ничем не отличаются от человеческих бабушек, ну кроме возраста, конечно, и хобби. Но исходя из того, что японские дедушки больше всё-таки японцы, нежели дедушки, гипотеза была мной признана несостоятельной.

Вот так и прошли выходные.

22 декабря 2011

Хорошо, что завтра выходной, иначе завтра мог бы уже и не встать. Поставил систему на автопилот, но он сегодня тоже мне отказывает. Сперва я забыл щётку, когда пошёл в душ, выйдя из душа, я понял, что всё совсем плохо, потому что полотенце осталось в комнате, где оно сушилось, поскольку в ванной оно не просыхает, а в комнате есть печка.

Вышло, как в том самом коротком анекдоте, который «баня, а через дорогу раздевалка». Для тех, кто не понял ужаса ситуации, когда надо просто пройти из ванной в комнату, – объясняю. Пройти надо было по ледяному полу при температуре воздуха +10 градусов в квартире. Это то же самое, что голышом в ноябре выйти на улицу в Сибири.

Одевшись, сообразил, что дома нет кофе, выйдя на площадку вспомнил, что не взял мусор, вернулся, взял мусор, дошёл до лифта, понял, что я до сих пор в тапочках, вернулся, обул туфли. На работе умудрился высыпать полпачки кофе на куртку и в свой шкаф. Теперь у меня пахнет кофе всё, что можно, но зато теперь кофе нет ни дома, ни на работе. Думаю, это ещё не конец.

Вчера была крисмас пати с клубом русского языка. Они такие милые, особенно когда поддатые. Мы пили (они пили), пели (мы пели), играли, устраивали конкурсы, читали стихи, развлекались. К.-сан жёг напалмом.

Мы играли в известную всем детскую игру, которая тут называется исутори. Когда все ходят вокруг стульев, а потом на них надо сесть. Одному же участнику стула не хватит. Ну, как вприсядку танцевал К.-сан – это отдельная история. Как же я пожалел, что у меня не было камеры. Эх.

Когда К.-сан остался вдвоём с Т.-сан, он горько вздохнул и сказал по-русски: «Я обязательно проиграю, у неё такая большая поясница», чем на несколько секунд парализовал меня и русскую тётушку И. приступом смеха. В итоге он выиграл, спихнув своей «поясницей» «поясницу» Т.-сан, и с гордостью изрёк: «Корэкара сири-аи ни натта²¹». Я разлил весь чай, О.-сан, чтобы просмеяться, закрыла руками лицо, забыв, что держит пирожок, и в итоге украсила себя каким-то фаршем, а всем стало ещё веселее. Любимое развлечение во всём мире: обсмей ближнего своего.

Ещё я вчера веселился над нашим МО. Мне туда надо было по делу. В рамках деятельности общества «потролль японца», в коем я пока являюсь единственным официальным членом, а проще говоря, по причине глубоко укоренившейся во мне лени, я не стал надевать куртку, тем более что всего-то надо перейти дорогу, и пошёл в соседнее здание просто так. Все 18 человек спросили меня: «Ты что, реально так пришёл? Э-Э-Э». И не объяснишь же им, как зимой в 30 градусов мороза ты в одном костюме на переменке выбегаешь из института и бежишь через весь квартал до магазина на углу, приплясывая на светофоре. Что такое по сравнению с этим просто перейти дорогу в минус 3. Несчастные они.

В МО стояла бейсбольная бита. Большая, чёрная, с золотой надписью «Добро пожаловать, делегация из Тэджона». Она надолго вывела меня из равновесия. До сих пор глупо хихикаю.