Странное чувство охватывает, если идёшь по абсолютно пустой улице в перенаселенном городе. Начинает казаться, что на город напали инопланетяне, или его поразила неведомая эпидемия, унесшая всех жителей. В такие моменты одиночество становится острее и безысходнее, а вслед за одиночеством приходит надежда, что ещё не поздно начать все заново, с чистого листа: нет больше никого, кто мог бы напомнить тебе об ошибках, нет тех, кто попрекнёт прошлым, никто не занял твоего места, не с кем состязаться и нет смысла кому бы то ни было что-то доказывать. Есть только ты – делай что хочешь. Никто не сможет тебе помешать. «А чего я хочу?» – подумалось мне. И тут же ответ загорелся неоновой вывеской: « Бар "Панург и его бараны"».
«Что же, – решил я – Мне это вполне подходит. Это наверняка про меня». – И я направился к питейному заведению, которое раньше никогда не попадалось мне на глаза.
– Эй, есть кто-нибудь? – в баре было пусто, как и перед ним, как не было ни одного человека на улице, по которой я шёл.
Я присел на высокий барный стул и стал смотреть по сторонам: это было типичное питейное заведение, такое, каким оно должно быть – разумное и удобное. Оно напоминало бары из американских фильмов, с длинной стойкой, грязноватым большим окном, через которое в полумрак бара проникал красноватый свет неоновой вывески. Множество бутылок с разноцветными этикетками стояли на полках над тем местом, где должен был находиться бармен. Но бармена не было, как не было и посетителей.
«Оно конечно романтично и загадочно», – решил я.– «Но в абсолютно пустом городе, должен быть бармен. Иначе кто мне нальёт хитрый коктейль? Кто побеседует со мной?»
– Хотите, что-нибудь выпить? – из помещения, прикрытого занавеской, которого я раньше не замечал, вышел человек. В руках у него было полотенце, он протирал им высокий стакан.
От неожиданности я слегка вздрогнул.
– А я зову, зову… Пусто у вас в баре.
– Почему же пусто? Я есть, вы пришли. Говоря, что у меня пусто, вы либо желаете мне этого, либо пытаетесь оспорить очевидное. И мимоходом, сами того не замечая, называете себя пустым местом. Зачем же вы так? – он был красноречив, склонен философствовать, и немного отстранён, как и любой бармен. – Так что вам налить? – и вежливо мне улыбнулся. – Или вы зашли просто погреться?
Я не был уверен, в том, чего я хочу, но …
– Пожалуй, всё-таки выпить, – вырвалось у меня.
– Прекрасный выбор, – покачал он одобрительно головой, глядя на меня с уважением. – Хотя, если бы вы ответили погреться, я бы принял и этот ответ. Впрочем, я любой ответ счёл бы правильным, даже: "Не знаю". Он, кстати, является самым распространённым и самым верным. Это ведь не просто признание, это честное и искреннее обозначение своего статуса. Даже, если вы знаете, чего хотите, но отвечаете, что не знаете, это лишь означает, что вы готовы принять и чужую точку зрения. Что вы согласны выслушать и другое мнение. Это характеризует вас как человека, который ещё способен учиться, а не закостенел в догматах, которые вдолбили ему в школе. Говоря, что вы чего-то не знаете, вы оставляете для себя открытыми все двери разом. В выборе напитков стоит придерживаться той же точки зрения.
Нет, я не имею ничего против клиента, который решительно направляется к стойке бара, требует виски Jameson и заказывает его вновь и вновь, пока не свалится со стула или пока супруга не вытащит его из заведения – это значит, что он уже сделал свой выбор и не в силах его изменить. Я говорю о напитке, а не о его жене, хотя она – тоже его выбор. Я не имею ничего против трезвенников, пусть живут они долго и счастливо. Они заказывают чай и кока-колу, безалкогольный мохито и даже, прошу извинить, молочные коктейли – всё это также приносит мне доход. Я не могу им уже ничем помочь, но могу поскорбеть вместе с ними, или вместо них. Но те, кто так поступает, обессмысливают мою профессию. Им не нужен бармен, им нужен священник. А разве мой бар похож на церковь? Разве я надеваю на работу рясу или подрясник? Кто-нибудь видел, чтобы священник обсуждал с прихожанами, что именно он будет читать на службе: Тору или Коран, Новый завет или Бхагавад-гиту? Ни в коем случае! Если он позволит себе подобное вольнодумство, паства поколотит его. Собственные прихожане побьют его камнями. Я не одобряю подобные методы, но не вижу, как бы они могли поступить ещё. Конечно, клиенты иногда рассказывают мне истории из своей жизни, и это напоминает исповедь. Тайны я умею хранить не хуже Папы римского. Но разве я отпускаю им грехи? Наоборот, я подталкиваю их к новым. Одной только похоти этот бар видел не меньше, чем апартаменты Борджиа в Ватикане. Но всё же главная моя задача смешивать напитки. Кстати, мы заболтались, а вы так и не сказали, что будете пить.
Я, конечно, мог бы ему ответить, что заболтались не мы, а он, и что если бы я даже сделал свой выбор, то все равно не смог бы вставить ни звука, поскольку он не делал пауз между словами, куда можно было бы поместить название напитка. С другой стороны, я так заслушался, что напрочь забыл о том, что мне надо выбирать. Видимо моя растерянность отразилась на моём лице, потому что бармен тут же продолжил говорить:
– Замечательно! – воскликнул он, расплывшись в улыбке умиления, и даже всплеснув от избытка чувств. – У меня сегодня, поистине, хороший день! Я впервые, за долгие годы, встречаю такого вдумчивого посетителя. В вас виден недюжинный ум и склонность к анализу, вы неторопливы и рассудительны, как все великие люди. Скажите, вы любите одновременно есть, читать, смотреть телевизор и размышлять?
– Ну… Когда у меня был телевизор…
– Именно! Я был в этом уверен. Вы не рубите сплеча, а тщательно обдумываете каждое слово. Если вы умеете и любите делать несколько дел одновременно, то вам стоит заказать Лонг-Айленд.
Я не успел поразиться такому нетривиальному и глубоко осмысленному подходу к выбору напитка, как высокий бокал с оранжевой жидкостью, уже стоял передо мной, а к моим губам тянулись сразу четыре коктейльные трубочки.
– Я могу включить телевизор, лёгкую музыку, принести что-нибудь закусить, и мы сможем нормально поговорить, – предложил бармен. Я задумался.
– Нет? – ещё больше обрадовался он. – Вы, несомненно, человек целеустремлённый и не любите размениваться на пустяки. Пить одновременно водку, джин, ром и холодный чай, и при этом требовать закуски – это всё равно, что ехать на осле через Альпы и читать книгу, – сказал он и включил телевизор.
– Да… – протянул бармен. – Ох уж эти женщины!
Переход был довольно неожиданный, и я посмотрел на него с удивлением.
– Прошу извинить, но я добавил в ваш коктейль слишком много рому и недостаточно холодного чая, так что спешу перейти к сути, минуя предисловия. Все разговоры, так или иначе, сводятся к этой теме, так чего же болтать попусту?
Глава III
Девушка и космос
– Сложность таких разговоров в том, что все слова уже давно сказаны и не по одному разу, а решение так и не найдено. И не будет найдено, смею вас уверить!
Я слушал бармена, и моя голова растворялась в бокале, стоящем передо мной. Три крепких напитка, смешанные в коктейле, плавили кубики льда, и вместе со льдом таял мой мозг и всё что в нем было. Мне грезилось, что время, натянутое до предела, сорвалось с крюка сегодняшнего дня и отбросило меня на двадцать с лишним лет назад. Я и мои мечты как-то разом помолодели. К ним вернулась сила, и они готовы были вот-вот взлететь. Они несли меня, давая мне храбрость и надежду. Они готовы были умирать и разбиваться – как много их было! Я видел тех, кто ушёл; давно убитые, они окружили меня и хлопали по плечам, как старые фронтовые товарищи.
– Фантазии, только во вне! Никогда не внутрь себя! – говорили они и хлопали меня по плечам.
– Мечты не должны умирать внутри! – кричали они боевой клич и поднимали бокалы!
– На прорыв! – громыхнуло у меня в голове, и молодые лица и смокинги менялись на окровавленные повязки и рваные мундиры.
Мне виделось поле, усеянное умирающими, а тех, кто ещё был жив, косил пулемётный огонь, но они упорно шли вперед, вооружённые старинными шпагами и игрушечными ружьями. А я, тот, кто оставил их беззащитными и неготовыми к этой бойне, стоял позади и просто провожал взглядом всё новые резервы, уходящие на прорыв.
– Дай сигарету, – кто-то коснулся моего плеча, и я вернулся назад в полутьму бара. Увидел стойку, с пустым бокалом, в котором оставался только лёд.
Рядом со мной стояла та самая девушка, которую я уже видел сегодня в лесу.
Звездолёт Аэлита
– Внимание! Корабль входит в зону высокой радиации!
Система оповещения надрывалась во всех отсеках: в каютах экипажа и пассажиров, в коридорах и зонах отдыха, в трюмах и на верхней палубе. Но ни экипажа, ни пассажиров на судне не было. На ходовом мостике в кресле капитана сидел ребёнок лет десяти и устало смотрел в обзорный иллюминатор рубки – он не знал, что полагается делать в таких случаях.
– Аэлита, выключи его, – сказал он, подняв голову куда-то наверх, но не обращаясь ни к кому конкретно.
– Что ты хочешь, чтобы я выключила, Антон? – раздался тихий женский голос.
– Этот звук. Чего он надрывается? Я уже всё понял, – мальчик, которого компьютер назвал Антоном, тяжело вздохнул.
– Я не могу. Прости. Чтобы его выключить, придётся перезагрузить систему, а значит не буду работать и я. Мне кажется, тебе не стоит сейчас оставаться одному. Я могу закрыть шлюз, и ты не будешь слышать оповещение. Не хочешь перед этим ничего взять из своей каюты?
Антон задумался. В последние несколько дней он почти не покидал ходовой рубки и принёс сюда все вещи. Что же он мог забыть? Он посмотрел на место вахтенного офицера, где лежали его пожитки и покачал головой.
– Нет, Аэлита, пока мне ничего не надо.
– Хорошо, если вдруг ты передумаешь, я открою шлюз. Но напоминаю, что ты и сам можешь это сделать, набрав порядок цифр на панели, которая находится с обоих сторон шлюза. Бумажка с кодом лежит у тебя в верхнем кармане комбинезона.
От этих слов, мальчик вздрогнул. Он понимал, что означало это напоминание: бортовой компьютер мог отключиться в любой момент, и тогда маленький капитан останется один на один с огромным потерявшим управлением кораблём.
– Пожалуйста, – сказал он совсем тихо. – Аэлита, миленькая, потерпи ещё немножко. Осталось ведь совсем чуть-чуть. Мы почти добрались – ты сама говорила.
– Конечно, Антон. Я никуда не уйду. Я сказала это на всякий случай, – этот голос разговаривал с ним так, как никто до этого. Он был добрее и мудрее всех голосов, которые Антон, когда-либо слышал, и потерять его означало ещё раз остаться одному, но на этот раз – навсегда.
– Это Земля? – спросил Антон, глядя на планету, которая росла перед ним.
– Да, мы проходим сейчас внешний радиационный пояс, который находится на высоте 17000 километров от самой планеты. Через несколько часов мы либо окажемся на её орбите, либо войдем в атмосферу земли.
– Аэлита, – мальчик замолчал, пытаясь подобрать слова, – я могу ещё раз попытаться развернуть парус?
– Нет, Антон. Всё что мог, ты уже сделал. Теперь нам остаётся только ждать.
Это было не так – он ничего не сделал тогда, когда надо было надеть скафандр и выйти в открытый космос, чтобы устранить неисправность системы раскрытия фотонного паруса. Звездолет потратил всё имеющееся топливо маршевого двигателя на межзвёздный прыжок и теперь для маневрирования в Солнечной системе ему нужен был парус, чтобы с его помощью изменить траекторию полёта и направиться к одной из лун Юпитера, Европе. На этом спутнике была вода, необходимая для работы ядерного двигателя корабля, и посадка была необходима. Но без паруса, с пустыми баками и неработающим двигателем, звездолёт пролетел орбиту Юпитера, и теперь почти неуправляемый приближался к земле под таким углом, что, скорее всего, не сможет выйти на орбиту планеты, а на всей скорости войдёт в её атмосферу и либо сгорит в ней, либо разобьется при посадке.
На корабле не было скафандра на десятилетнего ребёнка для работы в космосе, а тот, что подходил Антону по размеру, не имел ни обуви с магнитной подошвой, ни крепления для страховочного троса. Он годился только для того, чтобы спасти от аварийной разгерметизации или недолгой прогулки от корабля до шлюза жилого модуля на какой-нибудь внешней луне без атмосферы. И когда понадобилось выйти из корабля, Антон растерялся. Он вертелся, обвязанный тонким тросиком вокруг пояса, и мог думать только о том, что, если узел развяжется, то он улетит в открытый космос и никогда уже не сможет вернуться на корабль. Надо было всего лишь протянуть руку и ухватиться за железную скобу на обшивке корпуса, потом ещё за одну и ещё и в итоге добраться до заклинившей мачты паруса. Но у него не получалось взяться за перекладину скобы: он промахивался, бил беспомощно рукой по обшивке корабля и от этого крутился, отлетал от корабля на расстояние фала, которым был обвязан. Тот натягивался, и Антон плыл в обратную сторону, стукался о корабль, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, и от удара об обшивку его опять отбрасывало от корабля. Не успевал! Он всё делал слишком медленно. Это было похоже на драку, в которой соперник кружит вокруг тебя, и ты не успеваешь по нему попасть, а только бессмысленно машешь руками. Наконец в шлеме раздался голос Аэлиты: " Антон, у тебя заканчивается кислород – надо возвращаться".
– Аэлита, – сказал Антон, вернувшись мыслями на капитанский мостик, – у нас получится затормозить и выйти на орбиту Земли?
– Ты уже спрашивал, Антон. Я несколько раз проверила расчёты и уверена, что у нас получится. Тебе надо будет перейти в спасательный челнок, на всякий случай. Если вдруг, что-то пойдёт не так, то я отстрелю его, и ты опустишься на Землю в нём.
– А ты? Я не хочу спускаться на Землю без тебя!
– Я останусь на орбите. Корабль не сможет сесть на планету, ты же знаешь – он разобьётся.
– А если ты пролетишь мимо? Если ты не сможешь выйти на орбиту?
– Я полечу дальше. А ты попросишь помощи у жителей Земли и догонишь меня. Я буду ждать тебя, мой капитан.
Антон заплакал, беспомощно сжавшись в кресле командира корабля, которое было ему не по размеру.
Девушка из бара
– У тебя есть сигарета? – повторила девушка, глядя на меня.
У неё были зелёные глаза, такие яркие и большие, что казалось, они светятся в полутьме бара.
Мысли в моей голове смешались, как только что выпитый коктейль. Вопросов было столько, что я понятия не имел, какой из них требует ответа раньше. Как она меня нашла? Зачем она здесь? Ждут ли за дверью её друзья, которых спугнул этот странный человек, называвший меня бароном? И наконец: можно ли в этом баре курить?
На последний вопрос ответ нашёлся сам в виде чистой пепельницы, услужливо поставленной барменом.
Я похлопал себя по карманам и, отыскав пачку и зажигалку, протянул ей сигарету.
– Смотри-ка, – сказала она, затянувшись, – к Земле летит метеорит. Или космический корабль с инопланетянами, – и она махнула рукой в сторону работающего телевизора. – Интересно, какие они? – она подсела ко мне, не глядя в мою сторону.
Несмотря на странность этой ситуации, когда некая девица гуляет по лесу с двумя парнями, когда она участвует в странных разборках, а потом подсаживается в баре к невольному участнику этого конфликта, которого её друзья били ногами, меня заинтересовал этот вопрос: «А действительно, какие? Какими должны быть пришельцы с далёких планет? Даже не так … Какими их хотят видеть все отчаявшиеся неудачники земли? Какого подарка ждут от них все разочарованные романтики? Лекарства от всех болезней и эликсира вечной жизни? Ответы на загадки вселенной и на вопрос о смысле жизни? Решение всех научных вопросов и технического прорыва?»