Глава VI
Оставшуюся часть дня Артем просидел на кухне глядя в окно. В голове его не было ни мыслей, ни ответов. Хорошо хоть за окном шел дождь: наблюдение за падающей водой заменяет человеку мыслительный процесс, иначе звук пустоты свел бы его с ума. Наверное, он мог бы просидеть так весь день и вечер, и ночь. Может быть он просидел бы так несколько дней, но кому-то было надо, чтобы он ушел от окна, а ещё лучше, чтобы он уехал из города.
– Артем Александрович, Марта Борисовна сказала, чтобы я купил в Москву и обратно, – Витя стоял в дверях и протягивал билеты через порог. Входить он не хотел. В его обязанности входило встречать актеров, приезжающих в Санкт Петербург, но никто не оговаривал с ним процесс их отъезда и Виктор Егорович опасался, что его могут обязать ещё и провожать их.
– Вы ведь сами доберетесь, Артем Александрович?
Он был похож на лепрекона: невысокого роста, с хитрыми глазами и торчащими из-под шапки ушами.
– Там опять график меняется, но ваши сцены я трогать не велел. – проговорил он строгим голосом и опять заулыбался.
Потом в глазах у него промелькнуло беспокойство.
– Провожать вас, наверное, не буду? – скорее попросил он. – А то мне далеко добираться.
Потом Виктор Тимофеевич замялся на секунду, вспомнив что-то.
– Я должен у вас ключи от квартиры забрать…
– Хорошо. – Артем посмотрел на часы. – Поезд в одиннадцать, я выйду за полчаса. Здесь подождёшь или на вокзале встретимся?
Если Витя откажется ждать, то Артем проводит его кивком головы, закроет за ним дверь и пойдет одеваться. Через пятнадцать минут, он окажется на Невском проспекте и не торопясь направится в сторону площади восстания, а ещё минут через двадцать войдет в здание московского вокзала.
– Добрый вечер. – женщина в окошке, привычно не смотрит на него. – Я бы хотел сдать билеты.
Витя не захотел ждать, он оставил ключи, а Артему некуда было ехать. Совсем некуда. Так получилось, что ни в Санкт Петербурге, ни в Москве, ни в каком другом городе, его никто не ждал. Не было места куда бы он мог пристроить вещи, не было кровати или стула, куда бы он мог пристроить самого себя. Так вышло. Случается ведь такое, что человеку некуда идти? Случается…
“ – Куда ты пойдешь, Огюстен? – спросил папаша Кошен. – Да и как, ты ведь больше месяца не встаешь?
Вокруг старого Огюстена собрались все его друзья, или, вернее сказать, завсегдатаи кабачка папаши Кошена с ним во главе. Была с ними и кривая Кларис.
– Если он останется здесь, то его непременно арестуют! – сказала она. -Но и уйти он не может, ноги его не слушаются.
Тут все заволновались, замахали кулаками и обещали, что не дадут арестовать заслуженного ветерана, который проливал кровь за Францию и видел двух императоров. Так они поволновались, покричали, а поскольку время близилось к вечеру, то стали потихонечку расходиться и в каморке Огюстена остались только папаша Кошен и кривая Кларис.
– Ты знаешь Огюстен, – заговорил папаша Кошен со слезами на глазах, который хоть и был кабатчиком, но сердце у него было доброе. – У меня есть племянник, он учится на адвоката в Париже. Я напишу ему и он, как-нибудь да уладит твое дело.
– Нет. – возразила кривая Кларис. – Если за старика взялись судейские, то тут не поможет адвокат, тут нужна нечисть пострашнее. -она перешла на шепот и добавила. – Тут нам поможет только Берта Фури.
Сказала эти слова кривая Кларис и ветер в ту же секунду задул свечу в каморке Огюстена”
Чудесно было этим вечером на Невском проспекте, люди торопились, проходя мимо роскошных витрин, но, если присмотреться, начинало казаться, что красивые девушки попадая в свет этих витрин замедляли движение и непременно встряхивали распущенными волосами, а как только витрина оставалась позади, немедленно занимали свое место в монолитной толпе прохожих, и так до следующей освещенной витрины. В Гостином дворе торговали марципаном, а за столиками кофеен сидели парочки и одинокому холостяку, могло бы показаться, что парочки эти все сплошь из подружек, и только и ждут, когда кто-то попросит позволение разделить с ними их девичье одиночество. А в полутьме старого Невского неподалёку от Лавры, размашистым шагом через дорогу ходила проститутка с распущенными белыми волосами, которые смущали водителей мужчин, заставляя их отвлекаться от дорожной ситуации. Красиво на центральной улице Петербурга, прекрасны мосты через Неву, но тревожно и сумрачно в переулках. Темно на Жуковского и Некрасова, перекопано на Советских, пустынно на Херсонской. В который раз Артем шел этой дорогой от Михайловского замка до Ладожского вокзала и не увидев ни замка, ни Вокзала и как будто растворялся в переулках. А свет на площади Александра Невского пугал его и гнал назад к дому, на Перекупной. А там, на Перекупном переулке, где редко проезжают машины, Артем встал посреди дороги и стал смотреть на круглое окно, красивого дома в стиле модерн. Большое окно было черно, и во всем доме не было света и от этого становилось ещё тоскливее. Артем нехотя повернулся и стал смотреть на окна своего дома. Впрочем, в свой дом заходят без страха и радуются свету на кухне. Радуются, что тебя кто-то ждет, что этот кто-то волнуется и греет чайник. А он боялся, что в квартире кто-то будет, что кого-то вселили, что кто-то занял его комнату и готовится спать в его постели.
– Еще немного подожду.
Артем посмотрел время на телефоне и прошелся по переулку. Смена может закончиться в любое время и стоять можно хоть до утра. А утром приходит поезд из Москвы или Саратова, и Витя приведет нового актера.
– Нет смысла. – пробормотал Артем. – Не выгонят же меня на улицу. А так я могу замерзнуть… – он ещё раз посмотрел на круглое окно. – Хотя, может это лучший выход.
В квартире было тихо, и тишина эта была, какая-то слишком таинственная, слишком неразборчивая: то ли от пустоты была эта тишина, а то ли от того, что все обитатели квартиры только что заснули и вот-вот наполнят её дыханием и храпом. Дверь в его комнату была открыта. Может он забыл её закрыть перед уходом, а может новый жилец не справился с роликовым направляющим двери, да так и отставил на ночь.
Свет луны падал на кровать, но была ли она пустая или на ней кто-то лежал, укутанный его одеялом, Артем не понимал. Он замерз, валился с ног от усталости и невероятно хотел спать. Тихо прижимая к груди рюкзак и неся ботинки в руке, Артем все-таки вошел в свою комнату, подошел к застеленной кровати и не решился лечь, а наоборот, стал отходить от неё шаг за шагом, озираясь со страхом и беспомощностью. Наконец он нашел то, что искал – шкаф. В углу стоял шкаф с запасными постельными принадлежностями. Вот так вот с рюкзаком в одной руке и ботинками в другой, Артем открыл дверцу шкафа и шагнул в него. Устроившись на одеяле и подушках, он прикрыл дверцу за собой и уснул.
Глава VII
Утро разбудило его мирными звуками и радостными солнечными бликами, которые пробрались в шкаф сквозь неплотно запертые дверцы. Кто-то на кухне жарил яичницу. Артем читал, что Петр I будучи с великим посольством в Голландии под именем Петра Михайлова и изучая разнообразные ремесла, спал в шкафу, как это было принято в тех местах, и сейчас он вспомнил об этом. Вспомнил и улыбнулся. А ещё ему очень захотелось яичницы. И жизнь показалось ему в этот момент простой и приятной. Ему захотелось выбраться из шкафа, выйти на кухню, поздороваться и объяснить ситуацию. Потом принять душ и пойти в магазин за яйцами и колбасой.
– А маленькая Мари? – услышал он знакомый женский голос. -Что будет с ней? Конечно, ты будешь есть свою яичницу, а старого Огюстена посадят в темницу.
Артем изо всех сил сжал зубы, чтобы ни в коем случае не ответить.
– Почему ты уверен, что жизнь должна быть простой и прекрасной? Потому что так об этом говорят по телевизору?
Это был хитрый ход со стороны Марии. Артем много лет не смотрел телевизор и гордился этим. Она специально дразнит его, чтобы он сорвался и заговорил. А если он сейчас не выдержит и заговорит, то ему придется уйти из квартиры и опять прятаться.
– Разве ты умираешь с голоду? – не унималась Мария. – Или тебе ты тяжело болен, что не можешь без трехразового питания?
Тот, кто жарил яичницу на кухне, уже мыл посуду, а Артем все не решался вылезти из шкафа, чтобы как-то поговорить и объясниться. Он закрыл глаза и попытался успокоиться. Голос Марии становился все дальше, и перед глазами вставала заснеженная дорога, которая вела из города Питивье и люди на ней: мужчина и женщина, которые волокли за собой тачку из тех, что развозят по домам уголь. В тачке, завернутый во всякою тряпьё, сидел старик. До Артема доносился скрип колес, очень громкий в чистом морозном воздухе и голоса:
“ – Неужели старая Берта Фури ещё жива? – и говоривший закашлялся, видимо глотнув холодного воздуха. – Её именем пугали, когда я был ещё ребёнком.
– Жива, папаша Кошен, ещё как жива. – ответила Кривая Кларис. – Что ей ведьме станется? Нам бы только застать её, нам бы только её найти, нам бы только сторговаться с проклятой колдуньей, а уж за ней дело не станет. Она своё ведьмино дело крепко знает.”
Артем тряхнул головой, будто вынырнув из ледяной воды. Лицо покалывало и не хватало воздуха. В коридоре кто-то крутил ключом в замке, наверное, закрывая за собой дверь.
– Будь ты неладна! – Выругался Артем.
Он ругался так яростно и замысловато, что ему начинало казаться, будто ещё чуть-чуть и он задохнется. Но остановиться он не мог.
– Это ты! – вопил он мечась по квартире между туалетом ванной и холодильником. – Ты и есть ведьма!
В результате он не поел, не принял душ и не сделал ничего из того что собирался, а когда он это понял и остановился, он услышал, как Мария плачет. Сердце у Артема поднялось высоко – высоко и заколотилось с такой силой, что ему захотелось разорвать себе горло и достать его. Захотелось вынести его на свежий воздух, чтобы оно, надышавшись, перестало биться. Чтобы оно заснуло, как раскричавшийся младенец. Он выскочил на улицу, но добежав до Площади Восстания, все ещё слышал всхлипы и сбитое дыхание Марии.
Глава VIII
Весь день Мария не появлялась. Весь день Артем не вспоминал про старого Огюстена. Он был сегодня туристом, праздным зевакой, поглотителем сэндвичей и прочей мусорной еды. Денег, вырученных за сданные билеты, хватало, чтобы почувствовать себя частью социума, со всеми вытекающими отсюда приятностями. Купив в магазине большое пирожное со взбитыми сливками и кусочками настоящих фруктов, он шел по Невскому проспекту и таращился на барышень, дома и коней на Аничковым мосту. Он чувствовал себя так непривычно, так хорошо и легко ему было, что в какой-то момент он устыдился. Он поднял голову и почувствовал, что мир, и синее питерское небо закружились вокруг его головы. Артем вдруг заметил, что стоит на набережной лицом к Троицкому мосту. Там на мосту кто-то был. Женская фигура. Несмотря на то, до женщины было далеко, Артем знал, что та смотрит на него. Не просто смотрит, она говорит с ним. Её губы, он был в этом уверен, шевелились, а глаза смотрели именно на него. Неотрывно смотрели именно на него. А потом, уверенная, что Артем её не слышит, но непременно понимает, она кивнула и поднялась на ограждение и прыгнула.
– Мужчина, вам нехорошо? – спросил чей-то голос у Артема за спиной.
Этот кто-то волновался, он был готов помочь ему, вызвать скорую или дать таблетку, а Артем неотрывно смотрел на воду с ужасом ожидая, что над поверхностью покажется женская голова.
– Пап пойдем.
Артем обернулся и увидел, что к пожилому мужчине, который предлагал ему помощь, подошла девушка и тянет его прочь.
– Что ты, в самом деле? – она зло смотрела, то на отца, то на Артема. – Ты ещё бомжей у Московского вокзала собери.
И она потянула отца за собой. Тот, уходя, все оглядывался и хлопал себя по карманам. Наконец он нащупал что-то, вырвал рукав из цепких пальцев девушки и вернулся к Артему.
– Вы возьмите. – он протянул мятую бумажку, синеватой от холода рукой без перчатки. – Это не совсем лекарство, но помогает.
Вложив этот мятый бумажный комочек в Артемову ладонь, он слегка похлопал его по руке и не оглядываясь пошел к ожидавшей его дочери.
Что же происходит? Эта девушка на мосту, кто она? Мария? Нет, это была не она и даже не похожа. Девочка из сказки? Тоже – нет. Она совсем ребенок и потом она француженка девятнадцатого века. Ей нечего делать на Троицком мосту в веке двадцать первом, тем более ей не полагается с него прыгать. А этот старик?
Артем разжал руку и увидел в ней смятую упаковку валидола. На автомате он стал выдавливать из бумаги одну таблетку и заметил, что руки у него дрожали. Таблетку он достал, но она выпала и покатилась по асфальту. Катилась она, на удивление резво и так же резво упала в Неву.
Что же все-таки происходит!!!
– Ты сходишь с ума. – спокойно сказала Мария.
Она стояла, глядя на реку и ветер так сильно трепал её волосы, что казалось будто злая свекровь хочет проучить строптивую невестку и выдрать ей косы. А может она походила на вдову рыбака, что ходит на берег в безумной надежде дождаться его возвращения. А может на проклятую ведьму Берту Фури.
“ Они остановились перед небольшой ямой в земле, яма эта была входом в землянку, а землянка домом старухи Фури, которую старожилы называли ведьмой, а молодые не звали никак, ибо не догадывались о её существовании. Те кому рассказывали в детстве страшные истории про старую Берту, которая уводила за собой непослушных детей, выросли, а те кто видели Берту Фури взаправду уже умерли.
– Это не землянка. – прошептал папаша Кошен. -Это могила старой ведьмы. Зря мы пришли.
– Не трусь! – возражала ему кривая Кларис. -Живая или мертвая, но она выйдет к нам если правильно позвать.
И служанка зашевелила губами, вспоминая старую присказку, которой пугал в детстве её старший брат.
Ведьма старая, Фури,
На детишек посмотри
Этот неслух, тот простужен
Выбери себе на ужин
Облизнись на малых сих
Выбери себе любых
Вырви сердце у ребенка
Да тащи в свою избёнку
Мясо, потроха и кровь
Повкуснее приготовь
Ничего вкусней на свете
Нет, чем маленькие дети
Тихо вскрикнул в чаще кто-то
Ведьма вышла на охоту
Смерть вас всех сегодня ждет
Берта вас к столу зовет.
И только она закончила произносить заклинание, как налетел сильный ветер, он гнул деревья и поднимал к небу снег и палые листья. Кривая Кларис от такого порыва ветра упала на землю так что юбка её задралась до самой головы, папаша Кошен остолбенел от ужаса и не мог сделать и шага. Даже старый ветеран Огюстен был готов убежать, да только ноги его не ходили. А из-под земли показалась седая косматая голова ведьмы Фури. Сколько бы ей не было лет на самом деле, выглядела она все равно старше и страшнее. Лица её было не видно из-под седых растрепанных волос, только нос крючком выбивался между прядей и глаза сверкали, как черные звезды. Руками она опиралась на палку, а сами руки были похожи на сухие ветки, пальцы на высохшие корни, а ногти на мертвых жуков. Лохмотья на Берте напоминали ковер из черных гниющих листьев, который покрывает землю в ноябре, а ботинок у нее не было вовсе и казалось, что ступни ведьмы уже стали землей.
– Здравствуй, малютка Кларис. – прокаркала ведьма. – В прошлую нашу встречу я забрала только глаз, теперь же ты принесла мне остальное!
Голос её был громче шума ветра и так страшен, что папаша Кошен и старый Огюстен совсем пали духом. А вот кривая Кларис напротив поднялась на ноги и, подбоченясь, захохотала в лицо ведьме Фури.
– Совсем ты видно из ума выжила старуха, если думаешь, что я все та же маленькая девочка, чтобы так запросто порубила на куски и сунула в свой проклятый горшок. Попробуй сделать это и я выдеру тебе твои седые космы, да выцарапаю твои злющие зенки. Я бы прямо теперь свернула твою тощую куриную шею, так мне охота посмотреть, как ты забегаешь по лесу без головы, натыкаясь на все деревья подряд, но уж так и быть удержу себя. Мы пришли сюда по делу и нам нужна твоя помощь, поэтому я удержу себя и не трону такую поганую развалину как ты.
От этих слов, от того, как смело вела себя кривая Кларис, приободрились и Огюстен, и папаша Кошен.
– Не ты ли похитила малышку Мари? – спросил вдруг ветеран.
– Да, не худо бы её порасспросить. – поддержал его трактирщик.
И так они смотрели на ведьму, так решительно папаша Кошен поднимался на ноги, а Огюстен теребил веревку, угрожая связать ведьму, а может и вздернуть её на первом же суку, что та отступила и хотела было бежать, но служанка уже зашла ей за спину, а Огюстен отложил веревку и достал пистолет.
– Не трогала я вашу девчонку! – выплюнула берта со злостью. – И не видела её, и не знаю где она. Вам надо, вы и ищите.
– Я бы с радостью. – вздохнул старый Огюстен. – Да только ноги не ходят. – добавил он и взвел курок.
– А вот с этим я тебе так и быть помогу. – согласилась ведьма и глаза её недобро заблестели.!”
Глава IX
Что бы ни происходило в твоей голове, но рано или поздно тебе придется искать теплый угол и крышу над головой, потому что тело твое устанет, а ноги промокнут. Артем возвращался в квартиру на Перекупном переулке, не зная, что и кто его ждет – ему больше некуда было идти. Ведь так бывает, что человеку некуда идти?
Тот же грязный перекопанный дворик, та же темная лестница с истертыми ступенями и та же железная черная дверь. Перед тем как вставить и повернуть ключ в замке, он прислушался, понимая, что все равно ничего не услышит, потому что за железной дверью была еще одна, а за той дверью прихожая с коридором и только потом дверь в кухню, на которой в этот час либо пусто, либо собралась веселая актерская компания. Выдохнув, Артём повернул ключ и потянул дверь на себя.
В коридоре было пусто, а на кухне и в комнатах тихо, но Артем уже знал, что в квартире кто-то есть. Это кто-то оставил куртку на вешалке, ботинки у двери и зажег тоненький лучик света под дверью в ванную комнату.
Возникло неприятное предчувствие скандала.
Артем старался все делать нарочито медленно: он разулся, снял куртку и некоторое время нашаривал ногой свои тапочки. Все эти действия он совершал, стараясь не сильно шуметь, но и не скрывая своего присутствия, а издаваемые звуки должны не должны были, ни в коем случае, напугать того, кто находился теперь в ванной комнате, а напротив внести в неожиданное появление Артема, нотку нормальности и спокойствия. В самом деле, разве может напугать бестолковое шуршание тапочек по паркету или звук падающей куртки? Наоборот! Задумчивые вздохи и милое бормотание в прихожей – это знак домашнего уюта и показатель нормальности бытия. Когда дверь в ванной приоткрылась, он уже растворялся в полумраке своей комнате. На пороге он обернулся и бросил молодой девушке, с головой обернутой полотенцем, маловыразительное, но дружелюбное “Добрый вечер” и нырнул в темноту.
Он зажег свет и прохаживался по комнате, стараясь не издавать резких звуков, но и не замолкать совсем.
“Главное, чтобы она не заорала и не стала звонить” – крутилось у Артема в голове.
– Простите, если напугал! – проговорил он громко, обращаясь к девушке.
Ему показалось, что она ищет телефон, а вот это было бы очень некстати, если бы она позвонила генеральному продюсеру или своему ассистенту по актерам.
– Я не знал, что ко мне подселят девушку. – добавил Артем, вслушиваясь в звуки за дверью.
Но за дверью было тихо. Наверное, его соседка справилась с испугом и теперь обдумывала, как начать разговор. У неё не могло не возникнуть вопросов и она, должно быть, искала подходящие слова. Наконец в коридоре послышались шаги и в дверь, хотя она была открыта, постучались.
– Да-да! – радушно отозвался Артем и постарался улыбнуться самым благожелательным образом.
На всякий случай, добавил в выражение лица нотки растерянности.
– Меня зовут Артем.
– Меня зовут Янина.
Какое-то время они стояли, глядя друг на друга. Артем подумал, что, наверное, они оба не знают, что сказать. Он собирался предложить пройти на кухню и выпить чаю. С огорчением подумал, что так и не купил пряников. Хотел было даже побежать в магазин, но не понадобилось, потому что не знал, что сказать только он Артем.
– Я, конечно, извиняюсь, а вы кто? – голос Янины был абсолютно спокоен, и сама она не казалась напуганной.
– Меня зовут Артем…
– Спасибо, это я поняла. Вы актер?
– Ну, в некотором роде.
Возникла пауза. Девушка смотрела на Артема настолько спокойным и оценивающим взглядом, что у него пропало всякое желание пытаться ей понравиться. Напротив, ему захотелось разговаривать по-военному коротко и по делу.
– Да. – кивнул он головой и перестал улыбаться. – Я приехал на съёмки, но их все время переносят и я, в некотором роде, тут завис.
– Ясно… – Янина помолчала, но молчание это относилось не к Артему, не к его проблемам и даже не к ситуации. Она просто вспоминала, где её телефон и выбирала кому лучше позвонить. Это так читалось на её лице, что Артем торопливо начал объяснять ей суть своей проблемы. Он сбивался, придумывал объяснения и обстоятельства, врал, но все больше запутывался.
– У меня просто в Питере дела и я взял билеты на пару дней раньше… График съемок все время переделывают, и я немного запутался, когда надо быть … На всякий случай приехал заранее… Раньше сюда не селили актрис, только ребят и я подумал, что не будет проблемы.
– Нет. – возразила Янина. – Проблема есть. Тут либо вы остаетесь, либо я. Давайте позвоним ассистенту по актерам с вашего проекта или с моего. Пусть они разбираются, если это их косяк. Или планировщику. Кто этим должен заниматься, я не знаю.
– Не надо. – Артем хотел было махнуть рукой, показывая бессмысленность какого-либо телефонного звонка. Он её только поднял, чтобы опустить и тем самым положить конец разговору. Он хотел тем самым признать свою неправоту полную капитуляцию, но Янина поняла это движение по-своему. Она отшатнулась в сторону и сделала самое решительное выражение лица.
– Руки! – сказала она со всей возможной твердостью. – Руки уберите! Я сейчас позвоню генеральному продюсеру пусть она сама с вами разбирается.
И через пару секунд, Янина разразилась длиннющим монологом, в который вплела и свои представления об организационном процессе в кинопроизводстве, и о гендерных взаимоотношениях, об Артеме лично. Она и грозила ему, и пыталась его высмеивать, и поучать. Пытаясь вспомнить что именно говорила ему Янина, Артем с удивлением понял, что ей удалось коснуться его внешнего вида, одежды, запаха, и перспектив в профессии. То есть всего того, что никоим образом не касалось его обсуждаемого вопроса. Или касалось? Он ведь так и не попросил у нее разрешения переночевать.
– Вы напрасно горячитесь. – сказал Артем преувеличенно спокойно. – Я не собираюсь делить с вами квартиру. – Девушка попыталась продолжить свой монолог, но Артем продолжил и ей пришлось замолчать, хотя выражение лица она сделала самое саркастическое. – Мне есть где ночевать. Я пришел забрать рюкзак.
Он уже надел ботинки и собирался открыть дверь, но Янина не собиралась просто так отпустить его. То ли ей нужно было чтобы последнее слово осталось за ней, может хотела добить Артема, а возможно и вправду беспокоилась о своей безопасности.
– Ключи оставьте мне!
Она даже схватила его за рукав не давая выйти из квартиры, из которой только что его выгоняла.
– Руки! – Артем постарался повторить её недавнюю интонацию и, судя по тому. Что Янина его отпустила, у него получилось. – Ключи я должен вернуть нашему ассистенту по актерам. Вам же достается квартира. Тут три комнаты, стиральная машина и я в холодильнике оставил консервированные персики. Вернусь проверю. – добавил он строго. – Вы же, если волнуетесь посягательств на вашу честь, задвиньте засов. Но имейте ввиду, утром вам могут подселить соседку или соседа. Доброй ночи, моя не случившаяся сожительница.