“ Она сейчас выйдет! – шептала толстая служанка, оглядываясь по сторонам. – Вы уж не выдавайте меня, господин Огюстен. Я делаю этот только из сочувствия к вам и вашему горю. Но если господин паскаль узнает …. Мне несдобровать. – и голос её задрожал.
Пока она это говорила, Огюстен поправлял свой истрепавшийся в дороге солдатский плащ и приглаживал остатки волос на голове. Змея на груди, будто ей передалось волнение ветерана, ещё сильнее вцепилась ему в сердце, а он от этого только силнее распрямлял спину. Огюстен чувствовал себя снова мальчишкой в мундире барабанщика второго егерского полка средней гвардии, он также, как и сорок пять лет назад, страшился этого дня и гордился, что оказался здесь.
– Я выманила её хитростью и не сказала зачем. – служанка дергала Огюстена за рукав, призывая его к вниманию. – И если это не ваша Мари, то вы уж не забудьте своего обещания, мсьё Огюстен, и просто уходите, не привлекая к себе внимания. Господин Паскаль, страсть как не любит, если на её воспитанницу смотрят другие мужчины. Может вам ещё повезет. А уж я как-нибудь извинюсь перед госпожой и уж придумаю, как солгать.
“Это моё второе Ватерлоо.” – подумал старый солдат: “ Но уж в этот раз я не отступлю, даже если мне и не пережить его.”
В ушах у Огюстена зазвучали военные горны, руки его задрожали, как если бы он выстукивал дробь на своем старом барабане, а щека, за которую пятьдесят лет назад потрепал его великий император, горела будто он сделал это только что.
– Уж будьте спокойны. – проговорил он твердо. – Если я ошибся, то более не побеспокою ни вас, ни вашей молодой госпожи.
Он прижался к каменной ограде, покрытой мхом и все смотрел на большой дом стоящий на той стороне улице, на его празднично освещенные окна, на богатые кареты у подъезда и на маленькую дверцу с торца, откуда должна была выйти малютка Мари.
– Еще немного и уж она покажется. – бормотала толстая служанка. Ей было страсть как любопытно, чем кончится эта встреча. Уж она живо представляла, как будет рассказывать эту историю своим знакомым. Да и самого Огюстена ей было очень жаль.
А сам Огюстен так волновался, что пропустил момент, когда дверца открылась. Ему показалось на какой-то миг, что он ослеп, потому как белое яркое пятно закрыло собою все краски этого мира и ничего другого глаза Огюстена видеть не могли. Он моргал и плакал, как моргают и плачут старики, выйдя на свежий воздух из своих сумрачных каморок. Он тер глаза, проклиная их и умоляя не отказывать ему в последней милости, и дать возможность видеть ещё хоть не долго. Послужить ему ещё чуточку, чтобы он смог увидеть, ту которую так долго искал. И его глаза услышали Огюстена. Зрение вернулось к нему и белое пятно превратилось в белое платье на красивой молодой госпоже.”
Лежащий на столе телефон затрясся, как припадочный изо всех сил призывая обратить на себя внимание.
– Не бери. – зашипела Мария в ярости. – Ты не закончил. Потом перезвонят. Ты перезвонишь. Ты занят. Ты не дописал.
Она не находила себе места сам и теребила Артема, не давая ему ответить.
– Это Витя. – отмахивался Артем и пытался совладать с телефоном, несмотря на энергичные усилия Марии, направленные в противоположную сторону.
– Артем Александрович, – ожила трубка голосом ассистента по актерам. – У нас тут опять изменения. Мы, уж извините, ждем вас на площадке прямо сейчас.
Глава XVIII
Артем вышел из машины и некоторое время недоуменно вертел головой. Его привезли на проспект Обуховской обороны к зданию похожему на кинотеатр.
– Все чудесатее и чудесатее! – хмыкнула Мария.
Она теребила его всю дорогу пока он собирался, ждал машину и даже в самой машине, но тут даже ей стало интересно.
– Я пойду осмотрюсь. – бросила она и исчезла.
У входа в здание стоял почему-то сотрудник полиции. Причем самый настоящий сотрудник, а не переодетый актер массовых сцен.
– Вам куда? – спросил он самым строгим и деловым тоном.
И в этот момент, Артем вдруг понял, что понятия не имеет куда ему. Он вдруг только сейчас сообразил, что кроме имени ассистента по актерам, он больше ничего не знает. Он не помнит даже названия фильма, в котором приехал сниматься.
– Это к нам! – услышал он вдруг знакомый голос.
И действительно, из-под локтя сотрудника выглянула голова Виктора Тимофеевича.
– Пришлось милицейское охранение вызывать, а то в этом старом ДК кого только не было. – поделился он по секрету, когда сотрудник полиции их уж слышать не мог.
– Кого не было? – спросил Артем с некоторым испугом.
– А никого не было. – ответил Витя и задорно улыбнулся. – Режиссеру мерещиться всякое. Они с линейным продюсером утром приехали точку смотреть, а через полчаса он позвонил и потребовал охранение. Представитель владельца здания приезжал, все замки ощупал, все углы осмотрел – ничего не нашел. Но режиссер у нас…, да вы скоро сами увидите. Или услышите…
– Мне нужен красный лак!!! – кричал кто-то так громко, что даже блюститель у входа схватился за кобуру.
– Что случилось? – Артем оглянулся в поисках источника звука. – Это режиссер?
– Очень за дело переживает. – сказал Витя и попытался стать ещё ниже ростом.
Они прошли фойе с гардеробом, множеством зеркал на столбах и красивой люстрой на потолке и поднялись на второй этаж. Все этот время режиссёр кричал, меняя повод и интонации, но не снижая напора, а громкость при приближении к эпицентру крика, только возрастала. Съемочная группа была взволнована и даже напугана, всеми выразительными средствами выражая свою готовность исправить что бы то ни было и что бы то ни было улучшить, но двигались участники съемочного процесса крайне неторопливо. Проходя мимо открытых дверей, Артем слышал обрывки разговоров: “Что вы решили с ремонтом?” – говорила женщина средних лет с гримерной кисточкой в руке; “ Как съездили?” спрашивала молодая актриса костюмершу: “Скинь мне ссылку.” – просил молодой осветитель дольщика.
То есть все разговоры к недовольству режиссера не имели ни малейшего отношения, как не имели они ни малейшего отношения и к самому процессу съемок. И только директор картины, выражала заинтересованность в происходящем на площадке и пыталась это происходящее оценивать.
– Он просто мудак! – бросила она в телефонную трубку и покосившись в сторону большого монитора, за котором сидел режиссер, раздраженно отошла подальше.
Тут же к Артему подбежала второй режиссер и долго интересовалась, кто он такой и зачем пришел. Этого Артем объяснить также не сумел и опять на помощь пришел Виктор Тимофеевич.
– На костюм и на грим его, быстро! – заключила второй режиссер и Артема подхватил вихрь из костюмеров, гримеров и звуковиков. И хотя этот вихрь был все так же нетороплив и даже меланхоличен, но нельзя было не отметить, что группа несколько взволнована и даже оживлена.
Когда переодетого и загримированного его вытолкнули на площадку, Артем успел только попросить дать ему текст сцены, поскольку в связи с бесконечными изменениями уже давно перестал за этими изменениями следить и что осталось от его персонажа даже приблизительно не представлял.
– Текст исправляют на ходу. – прошептала второй режиссер. – Сейчас режиссер решает, что вам говорить.
Режиссер в самом деле решал. Он был в этот момент похож на памятник Лермонтову у красных ворот в Москве. Только вместо сюртука на нем была теплая лыжная куртка с капюшоном, но во всем остальном сходство было поразительное.
– Артем. – режиссёр стремительно протянул руку и было непонятно представился он или уточнил имя того с кем знакомился.
– Артем. – согласился Артем и тут же остался в одиночестве, потому что режиссер и все, кто были с ним, стремительно переместились в другую комнату.
– Вы тезки? Забавно. – промурлыкала неожиданно появившееся Мария.
Впрочем, она всегда появлялась неожиданно, и привыкнуть к этому было невозможно. Артем вдруг сообразил, что Мария на съемочной площадке впервые и ему захотелось даже устроить ей экскурсию, хотя он и понимал, что это будет совсем странно.
– Не волнуйся, я уже осмотрелась. – Мария осмотрела каждый угол и плюхнулась в кресло. – Мы здесь были вчера, помнишь? Ты спал на этом кресле.
– Наверное, – сказал Артем тихо. – Но я не уверен.
Комната выглядела совсем не так, как вчера. Но дело было даже не в том, что из мебели здесь осталось только это кресло, зато появились: фанерный сейф, столы, неработающие телефоны, и карта Санкт Петербурга на стене – не это было главным. Изменился воздух и цвет предметов. Все стало каким-то плоским, двухмерным.
“Как они тут будут снимать?” – подумал Артем.
– Артём Александрович, – кто-то тянул его за рукав.
Артем оглянулся и увидел Виктора Тимофеевича.
– Вас зовут. – сказал тот.
Режиссер, второй режиссер, директор картины стояли буквально в двух шагах и обсуждали именно его Артема. Подходить к ним в этот момент было, как минимум странно, не нужно и просто бессмысленно. Но Витя подталкивал его в сторону этой спорящей и говорящей о нем группы людей с неумолимой настойчивостью.
– Мне та сцена сейчас не нужна. – громко доказывал режиссер.
– Перенесем на завтра. – тихо спрашивал директор.
– Мне она вообще не нужна. – режиссер был неумолим.
– А что мне делать с актером? – встряла директор.
Артем понимал, что речь идет о нем, но не обижался, не удивлялся и не расстраивался. Ему просто хотелось уйти, но ассистент по актерам, как маленький паровозик, зачем-то подталкивал его в ту комнату, где решалась его судьба. Даже и не решалась – она не зависела от этих людей. И они уже ничего не решали – они давно приняли решение, но еще не знали, что с этим решением делать. Он был нужен, сейчас не сам по себе, самому ему уже давно отказали в праве на существование, он был нужен, как предлог, как повод, чтобы кто-то мог произнести свой бессмысленный текст.
– А зачем мы тогда актера вызывали? – спрашивала директор, хотя ответ на это вопрос был ей не нужен. Как был не нужен и сам вопрос.
– Я его не вызывал. – с торжественной ухмылкой отрезал режиссер.
– У него вообще-то контракт.
– Я его не подписывал.
– А с его персонажем что?
– Мне он не нужен.
– И что делать?
– Не знаю.
– Звони генеральному продюсеру.
– Звони сама.
Артем уже перестал следить, что и кто говорит, ему захотелось заорать, но почему-то он был уверен, что его не услышат.
– Теперь ты понимаешь, что чувствую я? – Мария обняла его сзади, но он почему-то не почувствовал её рук.
Удивительно спокойно, не дожидаясь ничьих указаний, он переоделся в свою одежду, снял грим и спустился на первый этаж. Его не мучали сомнения, в нем не было ни злости, ни грусти. Может быть впервые в жизни он просто шел и ничего больше. Впрочем, что-то он все-таки чувствовал – ему хотелось на свежий воздух. Он только теперь заметил, насколько душно и накурено было в здании. На секунду Артем остановился перед полицейским и подумал, что должен его о чем-то спросить, но никак не мог вспомнить о чем.
– Уходите? – спросил блюститель дружелюбно. Ему было скучно, и он был рад поболтать – Как там ваш режиссер? Нам сказали он здесь девчонку какую-то видел. Говорит – утопленница. Может он не вполне? – осклабился полицейский. – Может это его стоит охранять?
– Вы уж проследите за ним. – ответил Артем вполне искренне и шагнул на улицу.
Он не успел сделать и десяти шагов, как его Нагнал Виктор Тимофеевич.
– Артем Александрович, – сказал он, как всегда застенчиво. – Тут деньги на билеты и за съемочный день. Не за полный, за половину, вы же успели загримироваться. Куда вы теперь?
Куда? А действительно, куда ему? Должна же быть точка куда он может вернуться. Обязательно должна быть. Хотя бы та откуда он пришел. В голове опять всплыли образы плачущей женщины и его образ, Артема, собирающего свою рюкзак. Рюкзак по-прежнему висит на плече, а вот женщина? Куда же он?
– Пройдусь я, Витя, а там видно будет. Чего загадывать?
Эпилог
Они с Марией стояли на платформе и были, наверное, похожи на десятки таки же парочек, где непонятно кто кого провожает. Вот только для всех остальных Артем стоял один.
– Пойдем. – сказал он и показал Марии на замерзшую проводницу. – Нам пора.
Мария не отреагировала. Она подставляла лицо ветру, встряхивала головой и была невероятно манерна и прекрасна одновременно. На ней сегодня белое платье и жемчуг в длинных распущенных волосах.
– Мария. – поторопил Артем.
– Как ты прошел охрану? – спросила она.
– Сунул им под нос билет и предложил вызвать полицию. Даже в рюкзак не заглянули. Пойдем холодно же.
– А что сказала та девушка?
– Солнышко, – Артем поежился. – Я совсем замерз, давай в вагоне поговорим. Честно поговорим, я обещаю.
Но Мария не двинулась с места.
– Я не слышал. – Но Арсений сказал, что-то вроде … “ Пока ты жив, ты можешь что-то изменить. В этом смысл…”
– Ужасная пошлость.
– Мария, пойдем, пожалуйста.
– Я дописала сказку. Прости за тебя. Мне важно было сделать выбор, и чтобы он был не только моим. Понимаешь? Я хотела, чтобы хоть один раз, не открытый финал – у каждого свой, а один на двоих. Чтобы мой выбор на что-то повлиял.
Артем вдруг все понял. Ему впервые за много дней стало по-настоящему больно. Даже и не так, он почувствовал, только почувствовал, что ему будет больно. Может не сейчас, может не завтра, но будет непременно. Кажется, он заплакал.
– Мы еще увидимся?
– Да. – Мария обняла его и поцеловала. – И даже быстрее чем ты думаешь.
Исчезла ли она сразу или Артем на несколько секунд ослеп от слез и ветра, но когда проводница прикоснулась к нему, Марии уже не было.
– Мужчина, вам плохо? – спросила проводница.
– Да. – но это нормально.
В вагоне он вспомнил про слова Марии и открыл ноутбук.
“ Зрение вернулось к нему и белое пятно превратилось в белое платье на красивой молодой госпоже. Статная красивая девушка с добрыми глазами. Ноги Огюстена подогнулись, и он увидел над собой небо Женевы. А сердце, сердце Огюстена, больше не чувствовало боли и яда. А потом над ним склонилось чьё-то знакомое лицо.
– Я собрала вещи, Огюстен. Нам пора идти.
Куда пропала воспитанница господина Паскаля, никто так и не узнал. Как никто не знал откуда она появилась в его доме. Только толстая служанка иногда выходила из маленькой двери в торце дома и утирая передником глаза, как наяву видела уходящего вдаль старика и прекрасную девушку в белом платье и с жемчугом в белых распущенных волосах. Но и она умела держать свое слово и не говорила об даже подругам на рынке. Мудрено ли, что вскоре историю о старом солдате и пропавшей крошке Мари знала вся Женева.”
Артем закрыл ноутбук и изо всех сил прижал голову к стене купе. Что же, Мария сдержала слово и сказка его дописана. И только его вина, что сказка эта, как бы она ни была скучна, не пускает своего создателя, ни к себе ни прочь от себя.
Он почувствовал, что его телефон ожил.
“Привет! Я скучаю по тебе” – прочел он сообщения.
Ему еще предстоит вспомнить от кого оно, но у Артема наконец появилась цель.
“ Я возвращаюсь.” – написал он. И в тот же миг Артем ясно и четко вспомнил, что в рюкзаке его лежит большой пакет с пряниками.