Воблид сидел на кремниевом астероиде, на куче из коротких полимеров. Рядом висел Вор-Юн-Гак, с видом настолько безучастным, как будто его совсем не интересовало то космическое действие, которое должно было произойти уже в ближайшие часы. Хитрый Подлый Змей словно что-то выглядывал.
«Странно, неужели новеги не подозревают о сюрпризе, что готовит вредный Ничтов? Я могу сообщить им – через мою тригняду. А зачем – чтоб они имели возможность подготовиться? Тогда Ничтово войско будет драться злее. Ну и что? Где же здесь моя великая цель? Цели нету предо мною.»
Пока Вор-Юн-Гак мысленно искал цель во всем происходящем (цель, полезную ему, Вор-Юн-Гаку), Воблид рассуждал о том, что, кругом нет почти ничего кроме чепухи, и странно даже, что порой чепуха побеждает. О том, зачем нужно убивать, и как трудно дается богатство. А что делать с богатством, Воблид не мог толком сказать. Его «колокол» в отдельные времена был до отказа забит полезным материалом – сырьем, аппаратурой, информацией – но зачастую материал портился, и его приходилось выкидывать. Воблид был уверен, если б он, подобно Вор-Юн-Гаку, мог управлять своим временем, то «колокол» летал бы шибче света, а новегам никогда бы не удалось пробить защитную толщу стен.
А так… Воблид жаловался Змею на ограниченность своих функций.
Хитрый Подлый Змей кивал, но не слушал. Он выжидал.
Воблид оставил при себе пять сущностей. Остальные восемь отправились действовать напрямую: две командовали истребами на флангах, две находились в центральной части
войск, три отправились на «красную спираль» (галактику, расположенную неподалеку от Новеговского Мира, и скрытую темной энергией. Оттуда удобней ударить в тыл). Еще одна сущность сидела в «колоколе».
Воблиду наскучило ворошить кремниевую кучу ногами; он воткнул вглубь 2 когтистых пальца, двигая ими поочередно вперед-назад. К когтям липли камешки с отпечатками чьих-то тел, очень причудливых. Воблид даже заинтересовался их формой и полез еще глубже, почти по самое плечо.
К этому моменту формирование фронта атаки завершилось.
– Начинать, что ли? – спросил Ничтов.
Вор-Юн-Гак зевнул.
– Ну тогда колонны к бою – сказал Ничтов.
«Колонны к бою! Колонны к бою!» зашумели фланги.
«Колонны к бою!» прогудел центр.
– Есть призыв идти вперед – пропищала 9-я голова всем остальным.
Воблид услышал, выдернул руку, и не удержавшись, кубарем съехал вниз с горы, прямо на твердое дно. И сказал важным голосом:
– Сейчас, Великий Вор-Юн-Гак, наше мастерство разнесет их шарик в клочья. Разнесет на осколки и атомы!
– Аккуратнее с осколками. Не обрежтесь. – сказал Вор-Юн-Гак. И незаметно исчез.
Из двух верхних флангов стали наступать колонны истребов. Десятки и сотни колонн, испуская блеклый свет, вошли в атмосферу Новеговского Мира. Воблид не видел, что там внутри (он глядел в экран).
– Очевидно, воздух слишком плотный. Сообщения плохо идут.
Воблид налаживал связь, крутил узлы своих приборов, переставлял микросхемы; все детали были неновые и работали с перебоями. Сначала он не видел ничего кроме помех, потом возникла какая-то мишура из коротких сигналов от истребов. Потом он едва разобрал слова – свои собственные:
– Ахр… везь… достал! Достал! Кастра… фора…
Тут его 9-я сущность стала сильно зудеть и дергаться.
– Никак меня подбили? 11-й, посмотри, что с девятой.
Но 11-я сущность вопила:
– Жгут!!! Жгут!!! Огнем жгут!!! Пройти нельзя, там заслон! Я возвращаюсь.
Воблид еще не успел осознать сказанное, как атака колонн прекратилась, а два верхних фланга стали медленно двигаться назад, прочь от планеты. Истребов опутало черным.
На астероид свалилось 2 ящера с помятыми головами.
Это были 9-я и 11-я сущности Воблида.
Воблид втянул их в себя.
– Наступление не удалось? Странно… а истребы их как? Что – все? Это как – все 5 тысяч по сто штук? Так это же – если 5 тысяч по сто штук, это будет, это будет… слишком много, с первого-то раза… Или ПВО у них сплошное?
– Ну как, взяли? – спросил Вор-Юн-Гак.
– Нет пока. Но скоро. Подлатаемся чуть-чуть. Главное – не лезть вперед. Вперед не лезть. – сказал Воблид сам себе. – Будь ядром иглы, а не острием. Неплохая у нас игла.
Из центра атаки выступила игла – гигантский стрежень из миллиона колонн по сотне истребов в каждой. Истребы могли метать лучи, снаряды, бомбы.
Игла уперлась в Мир новегов, под прямым углом к экватору. Ударила, застыла, стала опускаться… Видно было, как уже в пределах мира от нее летят многочисленные мелкие искры, но понять, что это за искры – сами истребы или их огонь – было трудно. Игла опускалась, опускалась – становясь при этом короче, словно ее растворяла атмосфера Добреголядовой Нови.
Наконец игла вошла внутрь и исчезла. Больше от нее не поступало никаких сообщений – только отдельные истребы беспорядочно кружили на орбите. Воблид 11-й головой приказывал бомбить хоть что-нибудь, но его никто не слушал.
Внезапно он сообразил, что 6-я голова не отвечает вовсе и не выполняет никаких действий.
Воблид понял, что она так и осталась на Добреголядой Нови. В ярости он хотел взорвать астероид, да улетать было не на чем – «колокол» висел далеко от места схватки. Просить Ничтова или Вор-Юн-Гака Воблид не решался; оставалось лишь прыгать по заброшенной поверхности, круша молчаливые скалы.
Ничтов был озадачен.
– Я хотел взорвать их материк. Но атака сама собой рассеялась. Разлетелась в прах, будто замок из песка… Истребы пропали. Конечно, такая потеря мелочь, но. Это первый раз, когда атака иглы не помогает. Это нечто ненормальное.
– Может, стоит атаковать сплошным фронтом. – заметил Вор-Юн-Гак. – Не отдельными частями, а всей силой. Сразу. Тогда у новегов не будет преимущества.
Ничтов подумал.
– Да! Запустим сразу все фланги. Окружим их со всех сторон. Фланги сожмут тот мир в кулак, а центр проткнет его… или взорвет. Сжечь атмосферу не удается, поэтому будем бить по земле.
Весь фронт задвигался; истребы – двухвостые скорпионы – шли настолько плотной массой, что нельзя было разобрать даже контуров отдельных кораблей; сотни тысяч и миллионы боевых единиц собрались в один кулак, против которого, как считал Ничтов, не сможет устоять уже никакая сила.
Кулак подобрался к миру Новегов, разжался – в пять флангов и центр, а потом снова стал сжиматься, охватывая Добреголядовую Новь с востока, запада и обоих полюсов.
Центр метил в экватор.
Части кулака сходились, медленно-медленно, по всей поверхности Мира; кулак сжимался равномерно, не запаздывая; истребы, полные ярости, ринулись к материку, но тут на полюсе возникла вспышка.
– Это зенитки – сказал Воблид 5-ой головой. – Обычное дело. Ведут обстрел… на прощание.
– Но их огонь долетает вплоть до космоса – заметила 7-я голова, – то есть слишком далеко. Артиллерия так не бьет. Наверное, это ракеты…
– Управляемый огонь – сказала 1-я голова (самая главная) и зевнула. – Неприятная вещь. Он горит повсюду, но им трудно управлять. Вряд ли новеги…
Воблид не договорил и стал наблюдать за огнем. Вот он ударил по флангу, застрял в нем; вот из фланга посыпались точки, черные, неправильные («авангард сгорел, подумал Воблид»). Воблиду не впервой было наблюдать космические сражения, он даже часто видел, как великие народы жгут друг друга на просторах Бесконечности; однако сейчас он никак не мог понять, кто побеждает. Кажется, победил фланг, он уже пошел на землю, клонясь ниже, ниже…
Воблид подумал, что в его глазах рябит, поскольку он увидел, как фланг превратился в сеть, а из нее – в облако. «Наверное, рассредотачиваются. Сейчас сомкнут ряды. Уплотнятся».
Однако фланг не уплотнялся – наоборот он стал дырявым словно сито. Воблид открыл рот, чтоб произнести решительные слова, однако, там, внизу, произошло смятение. Фланг дрогнул и стал крошиться вдребезги. Колонны истребов исчезали в облаках.
Сверкающие корабли – стремовзоры – группами вылетали из Добреголядовой Нови. Их корпусы, в отличие от истребов Ничтова, не имели четко прямых углов и линий – их очертания были сглажены как у живых существ, они были вытянутые, гармоничные. «Напоминает морковь», подумал Воблид. Эти корабли стреляли по всему фронту – весьма метко.
– Злая морковь. Но должен же я поделить, то есть – победить!!! А?…
Истребы огрызались, смятенные; они были мощные, но уступали в маневренности – при движении на два момента свободы истребов стремовзоры имели четыре, пять, семь моментов; а вооружение, похоже, было равным по мощи.
Истребов несоизмеримо больше. Они вели плотный огонь, и сбивали стремовзоры; корабли новегов гасли, однако Воблид не мог сказать, что он видел хоть один явно уничтоженный стремовзор. Все куда-то исчезало, растворялось в кутерьме. Истребы горят тысячами.
Стремовзоры наступают.
– Задавите же их! – попросил Воблида Ничтов.
Головы (2 и 4-я) сообщали Воблиду, что руководить невозможно.
– Я не знаю такой тактики! Они бьют не по правилам. У них слишком много вариантов движения, которые не поддаются… чтоб я помер!
Фотонный заряд случайно ударил совсем недалеко от Воблида.
Его тряхнуло; Предводитель воинов почувствовал, как сидящие внутри сущности перепутались друг с другом.
– Как хотите, а я должен перегруппироваться. Я должен… отойти… на… другой рубеж! Иначе не получится. Да. Мы ведь должны перегруппироваться, правда, Великий Вор-Юн-Гак?
Но Вор-Юн-Гака рядом не было; ни его, ни его слуг. Хитрый Подлый Змей опять скрылся во мраке.
– Видите, и Великий тоже…
Воблид полез в камеру, возникшую ниоткуда; эта камера понесла его в сторону «колокола». Ничтову осталось сказать только одно:
– Отходите.
Ничтов мигнул и огромная, истребительная туча исчезла. Только гроздья звездной пыли, принесенные ею из далеких мест, все еще висели над Добреголядовой Новью. Но ее уже разгонял ветер – звездный ветер.
На полпути камера Воблида стала барахлить (это тоже был корабль, похожий на гигантский шкаф). Воблид сел в произвольном месте – на небольшом метеорите из железа.
Ноги Воблида прилипал к поверхности – ему пришлось изрядно поругаться, чтоб одолеть здешний магнетизм.
Внезапно он услышал:
– Кажется, Ничтову надавали?
– Да, и даже очень. – признался Воблид.
– Вы убили кого-нибудь?
– Да. Вроде бы. Мне так кажется, совсем немало. Но не похоже, чтоб новеги сильно огорчились…
– Этого следовало ожидать – из пустоты возник Вор-Юн-Гак, Хитрый, Подлый Змей. Его огненное лицо было полупрозрачным. – У новегов есть некая субстанция, разгадать смысл которой есть ключ к победе. Это очень странная субстанция, не программа и не поле; я не могу понять ее природу. Мои компьютеры не могут. Никто не может. А раз нельзя понять, то нельзя и управлять.
Было у новегов что-то такое, недоступное ни компьютерам, ни Пустоте.
– А куда делся этот старый… в общем, Ничтов?
Воблид поскреб головы.
– Полетел к Красной Спирали. У него там резерв. Там сидят мои сущности и на какого шута я оставил там свой колокол? Глупо.
На далекой Туманности, прозванной Красной, авангардный отряд стремовзоров, (им командовал Онег, приятель Юрия), обнаружил еще одну армию. Те истребы были мельче, но злее, их называли истребы-нази. Они не бомбили, но били огнем с близкого расстояния. Управлять собой сами они не умели и эффективность таких аппаратов очень зависела от мастерства командира, действующего дистанционно.
Командовал здесь опять-таки Воблид – 13-й сущностью, засевшей в колоколе.
«Сообщим о них?»
«Да. Если это последние силы тех космических вредителей, то нам не стоит мешкать».
Истребы-нази стали забрасывать Красную Туманность ядом – его принес Ничтов.
«Кто-нибудь там живет? Или никто там не живет? Это неважно. ОНС говорит, что мы должны остановить разрушителей.»
«Сами?»
«А что? Они же все совершенно невнятные.»
– Мы получили сигнал от «Добреголяда»! Юрий говорит, что эта штука (имелся в виду колокол) – рассадник зла, в ней сидит тип с ящеровой мордой, который совращает слабые умы. Это их предводитель.
Стремовзоры сгруппировались и пошли на колокол.
Их удары пронзали его старую обшивку. Но колокол летел – не горел, не взрывался. Из него неслось – в виде рваных волн.
– Эй, вы, нази! Бомбите! Бомбите, я сказал! Уворачивайтесь от новегов! Что – не можете? Болваны. Окружайте! Что – опять не можете? Слабаки вообще. Да!
Воблид давил на рычаги:
– Приказываю! Следить за мной. Эти штуки быстры, но их очень мало. Я оттяну их на себя. Вы же формируйте. Формируйте, я сказал. Накройте их и жгите, жгите, жгите. Уж здесь-то я не проиграю.
Истребы-нази разрозненно отступали; стремовзоры догоняли их. Онег по связи уговаривал товарищей не отрываться далеко от отряда, но в тех стремовзорах были еще очень молодые новеги. Им хотелось уничтожить всех врагов.
Истребы-нази долетели до некой точки и исчезли. На их месте выросла плотная стена – из сотен тысяч других таких же истребов (последний резерв Воблида, но очень большой).
Истребы образовали сплошное поле.
– Ребята, дадим по ним?
Поле изогнулось и возникло уже в виде сферы – вокруг самих стремовзоров. Это была тактика «открытого колпака», разработанная Хитрым Змеем.
Стремовзоры завертело.
– Товарищи! Их магнитный момент!… Парализует! Отходите!
Но часть отряда уже исчезла. Она была уже глубоко внутри сферы.
Онег и весь остальной отряд били снаружи по «колпаку», но он не распадался. Очевидно, формирующая его субстанция была не на поверхности. Тогда новеги с разгона пошли на таран. Стена «открытого колпака» не была слишком прочной – ее прорвали; внутри мельтешили рои истребов. Стремовзоры шли вглубь колпака, поле уплотнялось, управление уже давало сбои. В какой-то момент Онег почувствовал, что если они не повернут, то уже не смогут выйти.
– Вперед! Там наши! Додавим…
Стремовзоры уже не шли – их утягивало внутрь поле, придуманное Хитрым Змеем. Воблид нажимал на все подряд. Рвутся фотонные заряды; тысячи истребов-назей целились по стремовзорам и мазали, ударяли по своим же; новеги искали корабли своих товарищей, наконец обнаружили – безо всякого движения. И выбраться наружу было нельзя (не позволяла мощность). Их притягивало к колпаку, который так и не закрылся; огромной массой он повис между истребами и колоколом. Он зажал все стремовзоры; внезапно на него вылетел еще один стремовзор. Во время атаки его отбросило, он отстал и его не поймала гравитационная ловушка. Но он сам летел к ней.
– Ты что?!! Уходи! – кричал Онег и другие новеги. – Здесь тупик! Уходи, тебе говорят!!
– Нет, товарищи я с вами. – последний стремовзор влетел внутрь «колпака» – я не могу уйти один. Мы вместе пришли…
Стремовзоры стреляли, пока не исчерпали всех снарядов. Проклятый «колпак» остался неповрежденным. А спереди продолжали стрелять истребы – радостные оттого, что побеждают. Вернее, это Воблид был радостный.
– Нам, похоже, не выйти. Тогда что…– Онег замолчал, всего на мгновение, а потом сказал – Есть идея. Запустим коды активации… Соберемся.
Горящие стремовзоры выстроились в треугольник; треугольник медленно пошел вперед, наполняясь светом – будто разгораясь изнутри.
13-я сущность Воблида прыгала как на сковородке:
– Ага, они хотят еще чуть-чуть повоевать?! Я устрою им такое удовольствие! И сам наполнюсь им…
Стремовзоры дрожали, становясь плохо различимыми в огне. Никто из новегов уже не подавал сигналов, кольцо «открытого колпака» сжималось, сжималось, а потом вдруг отлетело – назад. Треугольник резко ускорился.
Воблид выстрелил по нему – прямо из колокола, потом еще и еще – впустую. Треугольник летел прямо на колокол, полный белого и голубого огня. Вся внутренняя мощь стремовзоров целиком перешла в огонь, сокрушительный огонь, и не было в космосе такой силы, чтоб его остановить. И уйти от него невозможно.
– Колокол!!! Колокол!!! – орал Воблид.
Треугольник огня пронзил стены колокола; вмиг корабль Воблида наполнился страшной вибрацией. Отсеки – все, вплоть до самого центра – превратились в стекло, потом в газ, потом в энергию и… Сказать, что колокол был уничтожен здесь явно недостаточно; колокол разорвало… – нет, если бы его разорвало, тогда что-то бы да осталось. А от колокола ничего не осталось. Все его узлы распались на невидимые компоненты, гораздо мельче атомов и были уничтожены огнем, огнем новегов. Все пропало. Огонь поглотил то нелепое и страшное творение, на котором Воблид сеял в Космосе семена войны. И оно стало тем, что так любил вспоминать Ничтов – колокол стал пустотой, простой, никчемной пустотой, которая не могла уже – ничего.
…
Добреголядовая Новь отразила все атаки Ничтова. Она устояла и перед бомбами, и перед тучами истребов, и перед потерями. Никто из новегов не боялся умереть, потому что все верили в то, что выше простой жизни. И что теперь скажет Вор-Юн-Гак?
– Даже. Я. Теперь. Не знаю. Как покончить с этим делом. Сдаваться немыслимо. Победить невозможно. Проклятие! Как подумаешь, что это я – я сам! – придумал эту странную историю, из которой непонятно как выкрутиться, так и…
Впрочем, пусть Ничтов выкручивается.
Где теперь Ничтов? – Глядит на Воблида. А тот и сам не знает что делать.
На кривых ногах Воблид бродил по астероиду, и, отплевываясь, считал потери.
– Кошмар! Никогда такого не было. Это полнейший штукер! Я потерял пять голов. Пять! Правда, сущности во мне, их так просто не убьешь, но головы – головы! – знаете, как долго их выращивать? Потом колокол – такой хороший колокол был, что вообще!… Треснутый немного и местами ржавый, но какие в нем были картины! Картины моих побед, запечатленные в этом, как его… Жуть полная.
У Ничтова болела голова.
– Да не кричите так. Ну, дам я вам корабль… или что у вас было – колокол? – ну дам колокол… Это мелочь. Истребы сгорели… Говорят, энергия на миллионы звезд пошла прахом. Тоже мелочь. Главное – что Пустота не победила! Не победила!! Это что же теперь будет?
– «Что-что!» – сказал Вор-Юн-Гак, вылезая из тьмы. – Идеи Зергера разрастутся, только и всего. Сначала в этой Вселенной, затем в – Нашей, или еще где. И так далее. И без конца.
Ничтов проговорил:
– Так ведь это же катастрофа!
– Да, наверное. А ведь я сначала хотел просто сжечь Зергера. Смешно. Сжечь одного. А теперь их – миллионы. Да, это катастрофа. Будет. Что, миленькая моя, что ты хочешь?
Голос Змея обращался к кому-то мелкому, невидимому. Ничтов не смог его распознать.
Змей долго слушал и еще дольше молчал. Воблид все это время ходил под открытым космосом, ругаясь во все стороны. Ничтову не хотелось ничего.
– Тригняда. Сообщает. Мне. Что. В мире. Новегов. Есть некий сбой в системе управления. Маленький такой сбой, но прилипчивый. Еще она говорит, что якобы в их полях возникли помехи, и что это из-за нее. Врет, наверное.
…
Добреголядовая Новь устояла. Казалось, новеги могут торжествовать, потому что – победа – была за ними, и Мир, и жизнь в нем, и все настоящее – нужное, большое, прекрасное – сохранено. Однако самые взрослые и мудрые из новеговского народа испытывали некоторое внутреннее волнение.
В эфирах дальней связи – той, что обеспечивала бесперебойный контакт с космическими кораблями – появились помехи неясной природы. При выводе на экран они напоминали кляксы. Несколько раз эти кляксообразные сигналы проникли и во внутреннюю связь, из-за чего произошли сбои вычислительной аппаратуры. Странные кляксы проникали в информационные потоки с той же ловкостью, с какой Краиниц внедрялся в наследственный аппарат. Но на этот раз «шустрая мелюзга» была не при чем – кляксы, хотя и напоминали одноклеточных, имели неживую природу.
Были срочно отозваны все исследовательские и разведывательные отряды, все они вернулись на Добреголядовую Новь, поскольку новеги решили: лучше приостановить научный процесс, чем потерять сообщение со своими товарищами.
По-прежнему не выходил на связь корабль «Добреголяд 3». Очевидно, Юрий с командой завели свой корабль слишком далеко.
«Добреголяд 3» искал лабиринт, ориентируясь на сигнал, посланный Взором; Юрий и все новеги, что были на борту, изо всех сил хотели выручить Взора – сами не зная как.
Взор продолжал сигнализировать. Его сигналы тонкой струйкой уходили в Неизвестное. На экране декодера они превращались в причудливые, неповторимые мозаики, из которых складывались образы живых существ, формулы, или просто знаки.
А между тем тригняда тоже стала рисовать знаки – только возмутительные и пошлые. Она рисовала их в сознании новегов.
Откуда ни возьмись, в информационных сводках появилось отвратительное слово. И его все прочли.
– Что это? – удивились новеги. – Откуда?
Слово не было ни в одном тексте. Однако через день редактор, опытнейший специалист, страшным голосом сообщил, что это его вина. Это он придумал то слово. Нет, он его не печатал, но он его… подумал. Он, непонятно по какой причине, произнес то слово про себя, повторил несколько раз, и сам рассердился. Но он его не печатал. А оно возникло в реальности.
На фабрике детской пищи углеводы расщепляются не до мономерных сахаров, а до спирта.
– Аппаратура опьянела. – мрачно пошутил технолог, у которого сбоев не было последние лет сто.
Всю ту пищу сожгли; однако на соседнем заводе эта история повторилась. А потом ее стали видеть повсеместно.
Везде аппаратура словно немного помешалась. Она работала, но в ее готовой продукции постоянно обнаруживали нечто измененное, и, чаще всего, явно вредное. Нормальными оставались лишь те приборы, в которых не было программного обеспечения, и которые работали сугубо механически.
Таких устройств было тогда уже немного (в процентном отношении) и именно они-то как раз не имели никаких сбоев.
Техника новегов тесно связана с их ментальным полем, обычно очень ровным. Теперь оно рябит от сбоев, как будто его кто-то специально портит. Но ведь у новегов не принято ругаться! не принято обижать других, и тем более, обижать товарищей. У них полная сплоченность, они спорят – но не с целью обидеть. Так задумал еще Зергер, но его план был нарушен (и не скажешь теперь, кто был тогда виноват). Наверное, старые поколения были неидеальны в общественном смысле. Но ведь их давно нет! – за многие годы новеги заново пришли к идее товарищества. Значит, им самим незачем портить ментальную сферу.
Это тригняда мешает. В сущности, она не умела ничего, кроме одной функции, и эта функция была простая – портить. Но не материальные объекты (у тригняды элементарно не хватит мощности), а идеи.
Как узнал об этом Вор-Юн-Гак, так сразу же сорвался с места, и запрыгал, завинтился, загрохотал – в виде гигантской огненной ленты, полной смертельной мощи; он в пять мгновений пролетел миллиарды миллиардов шагов, туда и обратно, а потом упал перед удивленным Ничтовом. Истощенный. Торжествующий.
– Тригняда. Тригняда. Моя. Да.
– Не понял Вас – сказал Ничтов.
От восторга Змей почти не мог говорить.
– Тригняда. Тригняда! Она. Основа. Победы! Понимаешь?!!!
Змей, дурачась, толкнул Воблида – того отбросило на пятьсот шагов.
Вор-Юн-Гак опять выдохнул:
– Победа!
– Что-то я не ощущаю чего-то такого – пробормотал Воблид. – Через что мы победили? И кого?
– Новегов. Победили. Почти. Тригняда! Проникает в их умы! Проникает в их сердца! Да, она отравит их тем чудесным дивным ядом, что мне служит много лет, ядом моего творения… Прочее все вздор. Ни бомбы, ни грозы, ни мор не выгонят его оттуда, ибо этот яд зовется несовершенство. Несовершенство, в том виде, как я его организую, просто неустранимо. Неустранимо. И подвластно – мне.
Последнее слово Змей произнес глубоким, ледяным голосом.
Ничтов уже стал догадываться.
– Значит, вашими усилиями новеги начнут портиться? И ими можно будет управлять?
– Да! – сказал Вор-Юн-Гак. – Через некоторое время. Но не сейчас. Сейчас рано. Еще. Но. Ведь у нас есть время.
– Действительно, – признался Ничтов, – а я-то и не додумался до такой замечательной вещи, как несовершенство! Вы гений, Великий Вор-Юн-Гак.
Змей изгибался в бурном восторге.
– Гений? Я? А разве был повод в этом сомневаться?
…
«Добреголяд -3» шел по бесконечному пути, в поисках Взора. Нигде не было ничего похожего на его сигналы – ни символа, ни слова. Из Добреголядовой Нови тоже не было сообщений (их ловила, портила и перевирала тригняда, хотя ее сил явно не хватило б на то, чтоб испортить всю исходящую информацию). Из-за этого в сознание порой проникала мысль о том, что о них давно забыли или считают несуществующими; что Добреголядовая Новь уже перестала ждать возвращения «Добреголяда»; эта мысль была жгучей и агрессивной, но ей не давали разрастись.
Команда Юрия обнаружила уже множество «лабиринтов» – галактических спиралей, астероидных скоплений, туманностей. Они видели различных существ, и хотя не все те существа были благородные, новеги всем оказывали помощь.
Кому-то помогли. Кого-то спасли.
Кое-кто получил от экипажа новегов дельный совет и благодаря ему прославился. Одним словом, экипаж «Добреголяда» решал чужие задачи, а свою решить не мог.
Внезапно – на экранах декодерах возникла надпись.
«Лабиринт есть жизнь. Трудно, но необходимо. Просвещение бессмертно. Счастье будет. У достойных.»
И снова ничего не ясно.
– В этом сообщении какой-то сплошной мрак… с точки зрения смысла. Видимо, Взор находится в таком отчаянном состоянии, что уже говорит иррационально, и… Или не иррационально? Или здесь есть скрытый смысл?
– Это похоже на базовые установки, на главную идею, цель. Но как это нам поможет найти Взора? И какое именно счастье он имеет в виду?
«Добреголяд» летел и видел, как появляется счастье.
Счастье – состояние ума, способного к чувствам; впрочем, у нечувствующих оно тоже есть. Счастлива трава – тем, что она есть – только она не знает об этом.
Бессознательное счастье присуще простой жизни. Начало ему дает рождение нового мира, появление в нем первых живых структур. Они просты и незатейливы, и способны лишь на элементарные функции. Состояние счастья им, конечно, неизвестно. Но время идет, и вот появляются все новые и новые обитатели, еще и еще; некоторые из них усложняются. Так тянется очень долго, природа растет, становясь все шире, сильней и разнообразней. Вечное стремление к жизни есть ее бессознательное счастье. Наконец появляются те, кто способен мыслить и понимать, что они мыслят. Им тоже доступно бессознательное счастье – восторг, эйфория, т.е. ощущения, данные природой. Но некоторые достигают счастья осознанно – за счет активной деятельности. Осознанное счастье – продукт длительной работы, как над материальными объектами, так и над самим собой; оно возникает при свершениях, открытиях, победах; настоящая любовь тоже дарит такое счастье. Но не всем оно понятно.
«Добреголяд» нашел этому множество подтверждений.
Например, в одном из миров встретились два местных жите-
ля. Один был настоящий Герой – смелый и благородный; он всегда стремился к высокой цели и его все знали. Другой был Весельчак – добродушный легкомысленный увалень, он любил пожить в свое удовольствие, безо всяких сложных затей.
– Здорово вам! – сказал Весельчак Герою. – Вы не писатель, случайно? Или хотя бы поэт? У меня в голове куча занимательных историй, хорошо бы их сохранить в литературной форме, а мне… что-то лень писать.
– Нет, к сожалению, я не сочинитель, я всего лишь воин – скромно отвечал Герой. – Но я иду в Н-скую землю, а там много настоящих сочинителей. Хотите, я Вас провожу?
– Давайте прогуляемся, – согласился Весельчак, – а то что-то меня скука гнетет.
И они пошли вместе. Весельчак всю дорогу шутил, балагурил, рассказывал разные истории, не всегда приличные. Герой молчал и лишь сдержанно улыбался: он не мог смеяться, тем более над пошлостью – ведь он был Герой.
По дороге попадались кабаки и трактиры – Весельчак забегал в каждое заведение, чтобы освежиться, т.е. выпить.
Герой в заведения не шел.
– Мне неудобно. – говорил он.
На одном глухом перекрестке волк напал на девушку, но зря – одним ударом Герой повалил его наземь. Девушка бросилась к Герою с поцелуями. Герой вежливо поцеловал ее запыленную ладонь – он стеснялся проявить большую нежность – ведь он Герой.
– Я бы с такой красавицей обнимался бы до вечера – бормотал Весельчак, глядя на поверженного волка.
В другом месте другой волк напал на другую девушку. Весельчаку захотелось отличиться: попросив Героя побыть в арьергарде, Весельчак смело бросился на врага. Он прыгал и скакал вокруг волка, дергал его за усы и пытался приподнять легкими пинками. Зрелище было весьма занятное. Волк не чувствовал никакой боли, но сконфузился, и немного отошел от девушки. Тут вышел Герой – завидя его, волк бросился наутек. Весельчак не мог понять почему.
Но девушка все поняла – ведь она знала, что Герой – это Герой.
Они шли и шли – через горы, через поля, через дремучие леса, через заброшенные пустыри. Весельчак жутко устал; взор его поугас, спина смешно согнулась, лицо корчило всякие уморительные гримасы; он без бодрости двигал ногами и время от времени отпускал едкие остроты по поводу всего. Герой, наверное, тоже устал – путь был очень долгий – но он твердой, решительной походкой шел вперед, не сгибаясь и не кряхтя, а в глазах его горел огонь. Весельчак смотрел на него и не мог надивиться.
Наконец они дошли до Н-ской земли.
– Ну, теперь можно и расслабиться! – выдохнул Весельчак. – Проветримся?
– Простите, но я не могу. – ответил Герой.– Ведь я выполнил только легкую часть моего дела.
– А какая же сложная?!
– В Н-ской земле поселился подлый Е-н, сеющий смятение. Он берет с жителей слишком много дани. Я должен победить Е-на.
– А что, Е-н этот сильный?
– Да, он могуч как туча, и еще никто не одолел его.
– Так может плюнуть на все это?! Не так уж они и страдают, в этой Н-ской земле… Подумаешь, повышенная дань! Но Вы же можете запросто погибнуть.
– Да, могу погибнуть. Но я должен сразиться с Е-ном, ведь мой долг – помогать другим.
И Герой пошел дальше.
– Надо же, – сказал Весельчак, – я и не думал, что у героев такая сложная жизнь. Что так трудно быть героем. Какое счастье, что я не герой! – и пошел отдыхать. Отдыхая, он рассказывал всем истории, старые и новые, все смеялись, хлопали Весельчака по плечу и давали на кабак. Весельчак был счастлив.
А Герой победил подлого Е-на, одолел его в неравной схватке. Жители Н-ской земли ликовали, восхваляли Героя, плакали от радости; Н-ские девушки уговаривали Героя остаться в их земле навсегда – жить вместе, ведь он – такой хороший. Но Герой остался лишь на одну ночь – слегка передохнуть; утром он поблагодарил Н-цев за их радушие и пошел дальше. Впереди была новая цель, и герой шел, чтобы совершить новый подвиг. В этом было его счастье.
Многие из могучих существ считают ощущение счастья слабостью. «Эта слабость – удел жалких биологических созданий, для серьезных лиц это несерьезно» (Ничтов). «Многие говорили мне про счастье, но где оно? Гуляет во мгле? На суку повисло? Или, может, оно в исполнении желаний? Невозможно и примитивно!» (Третий советник Вор-Юн-Гака). «Мое желание – творить войну; я ей часто занимаюсь, но от этого я не обнаружил даже атома счастья в себе. Значит, все кругом вранье, и никакого счастья нет» (Воблид).