Да

– Не перегибай палку, ты не можешь знать это место, ксэ. Иначе тебя бы уже не было в живых, – просвистел первый Кеаго.

– Я отлично проводил здесь время с одной очаровательно особой. Она, правда, стелила на пол шкуру, когда я приходил, а не рисовала всякие каракули.

– Молчи! Не смей оскорблять ритуальную печать, паршивый пес! – приказал другой, молчавший до сих пор.

Его волк нервно зарычал.

– Кто это стелил для тебя шкуры? – спросила девушка, не обращая внимания ни на его дерзость, ни на возмущение своего товарища.

– А ты ревнуешь? – спросил Эльхес.

Она надменно рассмеялась. Но можно было уловить, что ей нравится его дерзость. Третий Кеаго сорвался с места и присел прямо у головы Эльхеса, волк не отставал от него.

– Какие же вы нахальные твари, ксэ, – он с неподдельным гневом смотрел ему в глаза, Эльхес видел стальные стрелы в его светлых глазах, как у Инга, и как были у Сольвейг, – Ты понятия не имеешь, что тебя ждет. Мы готовимся к ежегодному ритуалу, жертве которого обычно не до шуток, уж поверь.

– Да? А ты мне расскажи, что за ритуал, может быть я и испугаюсь.

– Не дерзи, пес! Ритуал Кеаго это ужасающее зрелище!

– Кстати, да, тебе бы самому понравилось, – сказала девушка и тоже подошла к Эльхесу.

Теперь он мог лучше рассмотреть ее: среднего роста, с золотистой кожей, несвойственной Кеаго, небрежно обрезанными пепельными волосами. Он определенно ее узнал, хоть и видел впервые за много лет.

– Когда печать наполнится твоей чакрой, над тобой прочитают молитву и оставят ритуальную отметку на лбу и на сердце, – продолжил Кеаго со светлым волком, – Потом вскроют грудную клетку и вырвут сердце. Представь, как с него стекает кровь. Кровью жертв у нас изрисованы все стены. Твое сердце погрузят в сосуд с Тьмой, оно истлеет и станет кучкой пепла, который мы развеем по ветру. А твое тело остается висеть здесь, прикованное окровавленными цепями. Им полакомятся наши вороны.

– Мне кажется, слишком пафосно. Да и предсказуемо. Вы не думали как-то освежить сюжет? Например, кормление жертвы ананасами, было бы неплохо. Или расслабляющий массаж от Кнеса. Прислушайтесь, я ведь о вас забочусь, не о себе.

Девушка снова рассмеялась.

– Ты бесподобен. Как тебя зовут?

– Я скажу свое имя только тебе, – таинственно прошептал Эльхес.

Он чувствовал, что сил у него остается все меньше – нужно было поспешить.

– Даже Кнес не смог меня получить, не обольщайся.

Она не скрывала удовольствия.

– А ты скажешь, как тебя зовут? – тем же эротичным шепотом продолжал он.

– Амба. Но можешь не стараться запоминать, жить осталось недолго.

– О милосердная Амба, известно ли тебе, что всем умирающим дают право на последнее желание?

– Что ты еще несешь? Не слушай его, – вмешался Кеаго с длинными волосами.

– Я сама решу, кого слушать, – отрезала Амба, – Выйдете все вон.

– Решила съесть меня в одиночку? – похотливо улыбнулся Эльхес

– Шепнешь мне на ухо свое последнее желание, а заодно и имя.

– Амба… – попытался предостеречь ее Кеаго со светлым волком.

– Не перечь прекрасной воительнице, иначе она разрубит тебя на части, – сказал Эльхес снизу.

– К тому же старшей по сану, – напомнила Амба.

Все Кеаго, кроме нее, вышли из грота и увели с собой волков. Амба подсела совсем близко к краю печати.

– У меня такое чувство, что ты убиваешь мужчин, если они тебе отказывают.

– Таких еще не встречалось, но я бы так и поступила.

– Из огня да в полымя! Какой у меня насыщенный день!

– Даже жаль, что такой очаровательный наглец попался мне на охоте, а не где-нибудь в более непринужденной обстановке.

– Я огорчен этим не меньше твоего. Да и вообще досадно, что ты Кеаго.

– Что-то имеешь против?

– Совершенно нет, только за! Но я не понимаю, что ты здесь забыла. Могла бы ведь жить, как свободный человек, а не тратить жизнь на служение сомнительным идеалам. Мне кажется, такая женщина, как ты, может быть создана только для того, чтобы быть королевой жизни, а никак не рабыней какого-то духа. Не хочешь служить Хану, так будь вором. Но не здесь! Почему?

– Я уже сама не знаю, почему я здесь. Мне просто нужно было уйти. А сюда потянуло потому, что именно этого от меня не ожидали.

– Тебе не кажется, что это опять больше похоже на поступок жертвы? Затравленной жертвы, которая действует исходя из обстоятельств, над которыми она не властна. Ты бежишь по единственному свободному коридору. Но любой охотник скажет, что он обязательно закончится капканом.

– Я не ждала философской критики, когда оставалась тут с тобой.

– Не тебе причитать передо мной о неожиданных поворотах жизни. Я тоже, знаешь, не ждал, что здесь окажусь.

– Так что, ты меня вербуешь?

– В твоей власти убить меня прямо сейчас, я беспомощен, как котенок. Но может быть, мы с тобой просто сбежим отсюда вместе. Гори оно все, а? Давай, Амба. Я вижу, что ты давно об этом думаешь. Тебе просто нужен был момент. Я говорю тебе, этот момент настал. Он просто идеален для прорыва. От тебя они ничего не ждут.

– Не нужно никакого прорыва, – Амба посмотрела Эльхесу в глаза, впилась взглядом так глубоко, словно прямо сейчас мысленно проводила над ним весь описанный гротескный ритуал, – Мы сделаем по-другому. Из грота есть другой выход. Они не зайдут сюда, пока я не прикажу.

Амба отменила действие печати, и она прекратила свечение. Эльхес ощутил чертовскую усталость и дурноту, но заставил себя подняться и последовать за Амбой в темноту пещеры. Они в полной темноте и молчании проследовали вдоль бесконечного коридора, и Эльхес не раз успел подумать о том, что она может в любом момент передумать. Но терять было нечего, он продолжал идти за ней, полагаясь на свое чутье. Только когда вдалеке показался свет, Амба остановилась и обернулась на него.

– Ты так и не сказал, как тебя зовут.

– Эльхес Сефид, – представился он.

– Сефид, шенад?!

– Я младший брат твоего отца. И очень надеюсь, ты меня не убьешь за то, что я оказался единственным мужчиной, с которым у тебя ничего не выйдет.

Амба всплеснула руками, выругавшись про себя. Потом она усмехнулась, помотав головой, и сказала:

– Так и знала, в чем-то подвох. И давно ты меня узнал, дядя?

– Как только увидел твое лицо.

– Понятно, – она снова покивала, посмотрела на него своим оценивающим ироничным взглядом, и они продолжили путь.

Амба вывела Эльхеса на неприметную лесную тропу и распрощалась с ним. Он использовал остатки чакры, чтобы стать орлом, и полетел в сторону деревни ксэ. Амба проводила его взглядом и, вместо того, чтобы повернуть обратно к пещере, отправилась в деревню Ма к Джакомо. Возвращаться она не собиралась, решив навсегда покинуть секту и Сатанга.

Оказалось, что Эльхес задержался у Кеаго ненадолго, но в своем первичном кратком отчете указал пленение ими как единственную причину превышения временного лимита на выполнение задания. Видя его ужасное состояние, Хан не стал долго задерживать его и удивился, что он вообще не послал медиков отчитаться о своем прибытии.

– Я хотел узнать, все ли в порядке с Хелен, – ответил Эльхес.

Нацхи уколол его взглядом.

– Вас не должно волновать это больше, чем собственное состояние.

– Господин, я интересуюсь этим вопросом в первую очередь потому, что результаты ее инспекции помогут мне обобщить и проанализировать информацию, которую собрал я. Кроме того, Хелен мой сослуживец и друг. Уверяю, что у вас нет причин для беспокойства.

– Хелен до сих пор не прибыла с задания. И, возможно, Кеаго следили за вами обоими. Но есть и другие версии, куда более напрягающие. Я поделюсь своими соображениями на общем собрании, когда вернется Хелен. Вы свободны.

Эльхес отдал Хану честь и покинул кабинет. Им обоим нелегко было скрыть друг от друга свое волнение.

***

Хелен вернулась с задания в полной уверенности, что в деревне Эр царят покой и порядок, а Комохо там не только живой, но и самый примерный из всех сихэ. Почему-то при этом она чувствовала себя совершенно разбитой и больной. Вот перед ней уже были ворота деревни ксэ, а она с трудом вспоминала, как добралась сюда. Смутно казалось, что в дороге на нее напали Кеаго. В памяти всплывал образ красивой рыжеволосой девушки Каты, которая ждала ребенка и была чем-то сильно обеспокоена. Это необъяснимое состояние пугало и злило ее. Карта распространения чакры была выполнена аккуратно и подробно, хотя Хелен не помнила, как занималась этой работой. Самым неприятным и обескураживающим было то, что она сидела верхом на незнакомой лошади и была безоружна.

Хан сам вышел к конюшням, чтобы встретить ее. Она задержалась: на поездку в Эр должно было уйти четыре дня, но она возвращалась только вечером пятого дня. Нацхи провел ее в свой кабинет и отослал слуг.

– Что с тобой? – спросил он, присаживаясь на небольшой диван, а не за стол, что означало неформальную форму разговора.

– В деревне Эр все прошло хорошо, я подробно нанесла все на карту.

– Сейчас не Эр меня беспокоит.

Хан распустил ленту, которой были собраны его черные волосы. Нацхи Най носил традиционную стрижку, много веков назад определенную для правителей: спереди волосы распадались на две части, виски были выбриты, сзади собрана недлинная косичка. В клане Най все были похожи друг на друга: сухощавые, с правильным овалом лица, высоким лбом, фарфоровой кожей и миндалевидными глазами кристально чистого серого цвета. Воспитанный в соответствии с консервативным этикетом и оттого лишенный искренней мимики, Нацхи мог выразить свое беспокойство лишь едва заметным напряжением аккуратных бровей.

– О делах поговорим завтра, с Эльхесом. Меня волнует твое состояние.

– Я не знаю, в чем дело, Нацхи, – сказала Хелен и не солгала, – Сейчас я почти в порядке. Все вокруг немного мутно, но это ерунда. Ты видел, что я вернулась не на своем коне? Более того, я безоружна. Над моей памятью явно проводили манипуляции. Чутье говорит мне, что это были Кеаго, но никаких фактов у меня нет. Я ничего не помню.

– Тебе нужен отдых, Хелен. Выспаться сейчас очень важно. Я бы хотел, чтобы ты осталась здесь на ночь.

Хелен какое-то время не знала, что сказать. Она посмотрела Хану в глаза и сказала:

– Могу ли я позволить себе остаться?

– Ты вольна принять мое приглашение или отказаться.

– Но ведь остаться означает очень многое поменять. Боюсь, что иному, чем сейчас, положению я не смогу соответствовать.

Нацхи посмотрел Хелен в глаза.

– Веришь ли ты, что я никогда не причиню тебе зла?

– Да, – ответила она и отвела взгляд.

– Тогда ты можешь честно сказать, не восприняла ли ты выражение моих чувств как приказ? Хочешь ли ты сама быть со мной?

– Я ни на секунду не забываю о том, что ты не только мой Хан, Нацхи, и о чувствах говорю с тобой на равных. Стараюсь говорить. Но ведь у тебя нет возможности слушать только свое сердце. Ты знаешь, что выполнить главный долг жены Хана я не смогу никогда, поэтому жениться на мне было бы безрассудно. А значит, ты никогда не поступишь так. На каких же правах я могу быть с тобой?

– Ты не веришь мне, опасаешься, что я тебя использую.

Хелен попыталась возразить, но Хан пресек ее жестом.

– Пожалуйста, позволь мне самому решать, что для меня недопустимо, и какие поступки считать безрассудными. Я не делаю тебе предложение прямо сейчас лишь потому, что не хочу торопить.

Хелен не могла смотреть ему в глаза.

– Но ведь это вопрос не только одной семьи, а целого Ханства. У тебя не будет наследника. Что ты будешь делать?

– Я не раз говорил тебе, что в данный момент не вижу в этом проблемы.

– С каких пор Хан стал мыслить одним днем? – сказала Хелен и тут же испугалась своей дерзости.

– Я не оставляю надежды, что смогу вернуть тебе возможность быть матерью, мы испробовали еще не все способы лечения. Но тебя вообще не должен волновать этот вопрос. У моего брата скоро должны появиться двое или трое сыновей, и один из них мог бы когда-то сменить меня на троне.

«Пожалуйста, хватит, замолчи!» – думала Хелен, не поднимая глаз.

– Конечно, брат – представитель клана Реттер, наследник Западного Ханства. Но это не значит, что он захочет с нами воевать, – продолжал Нацхи, – Нужно ли думать об этом прямо сейчас? Как бы ни был серьезен вопрос наследника, твои волнения напрасны.

Хелен выдержала паузу, чтобы убедиться, что он закончил свою мысль, подошла и молча обняла его.

– Мне нужна не мать для сына, а ты, – тихо сказал Нацхи, поглаживая ее по голове, и добавил с улыбкой: – Или ты не можешь выбрать между мной и Эльхесом?

Хелен отстранилась от него и взглянула с игривым негодованием. Она уже расслабилась и могла дурачиться, хотя отчасти и вкладывала в рисованную мимику свои истинные чувства.

– Если вдруг решишь, что Эльхес тебе нравится больше, можешь просто сказать, что больше не можешь выносить мою нелепую прическу, – сказал он примерно с той же степенью серьезности.

На следующий день, наконец, прошло совещание Хана с ксэ высшего ранга. Хелен на этот раз официально отчиталась о результатах своей работы и обстоятельствах возвращения; она предположила, что на нее напали Кеаго и, скорее всего, отравили ее своими ядами. Ее версию поставил под сомнение Эльхес, напомнив, что Кеаго нападают лишь на тех, кого собираются принести в жертву, а ритуалу она не подвергалась. Возможно, ей удалось уйти, но по какой-то причине она не помнит, каким образом это произошло. Но, описав произошедшие с ним по пути домой события и знакомую ему процедуру ритуала жертвоприношения, он обозначил, что и это маловероятно.

В случае, если Хелен так же, как и он, столкнулась с Кеаго, уже нельзя было считать эти нападения случайностью. То есть им был известен маршрут передвижений ксэ, и велика вероятность, что эти нападения – заказ. Ночью Нацхи проанализировал предоставленные ими сведения о положении всех деревень сихэ, поднял некоторые документы и, к своему сожалению, оправдал интуитивные предположения. Он выразил опасение, что прошедшая война между Ту и Ма была спровоцирована некой третьей силой, причем стоят за этим не Кеаго, хотя они и используются этой силой. Целью этого конфликта было ослабление наиболее сильных застав. Исходя из этого, готовиться нужно было к более решительным действиям повстанцев.

Завершилось собрание на довольно напряженной ноте, так что Эльхес после него завернул в папиросную бумагу немного канны. Хелен же задержалась у Нацхи.

– У меня остался к вам один вопрос, господин, – сказала она, продолжая держать формальный тон совещания.

– Я внимательно вас слушаю, – ответил он с едва читающейся иронией.

– Мне необходима информация о том, как давно вы спали.

– Интересующее вас явление было зафиксировано прошлой ночью и продолжалось в течение четырех с половиной часов.

– В таком случае, разрешите мне сегодня обеспечить вам более качественный отдых.

– С удовольствием разрешаю.

Октябрь

Несколько дней Селлах Реттер жила у Каты. Айран представил ее как свою ученицу, хотя о наставничестве речь между ними еще не заходила. Ката не задавала лишних вопросов. Она окружила Селлах заботой, как родную сестру. Сейчас, когда в ее теле была вторая маленькая душа, она создавала своим присутствием еще больше уюта.

Но Селлах не могла принимать опеку Каты, не могла заставить себя быть благодарной. Ей нравились блины со сметаной, которые Ката жарила каждое утро, но она всегда отказывалась от завтрака, чтобы быть как можно меньшим обязанной хозяйке. Айран постоянно пропадал вне дома, и без него Селлах чувствовала себя здесь чужой. Чтобы не дать раздражению выплеснуться наружу, ей приходилось уходить из дома и целыми днями упражняться в стрельбе, ведь именно это заинтересовало в ней Айрана. Она до сих пор оставалась в неведении, что именно от нее потребуется, когда и во имя чего. Она знала только, что не вернется домой, хотя самовольно находилась вне деревни уже достаточное время, чтобы ее могли объявить в розыск.

Из четырех деревень сихэ Северного Ханства одна была занята ворами, две – ослаблены войной друг с другом. Оставалась только деревня Ив, на которую уже было спланировано нападение. В первую очередь это было необходимо, чтобы лишить сихэ южной заставы возможности оказать Хану помощь и одновременно отвлечь внимание на самые удаленные от центра земли прямо перед решительным ударом. Кату к этому времени уже увезли в подготовленное Айраном укрытие в Восточном Ханстве – дома становилось небезопасно, да и не нужно было ей становиться свидетелем грядущих событий.

Для большинства воров, как и для Селлах, битва в Ив была боевым крещением. Айран обещал посветить ее в подробности дел сразу после штурма деревни, а до тех пор вопросы о планах и целях задавать ему было бессмысленно. Она отдавала себе отчет, что при таких условиях, он мог убить ее, если что-то пойдет не так, но вернуться домой у нее не было и мысли.

Айран и Селлах подъехали к деревне Ив, когда все войско воров уже было наготове.

– Держись меня, я должен всегда тебя видеть, – сказал Айран.

Селлах фыркнула, но не стала возражать.

Воры атаковали. Все шло по плану. Их превосходство определилось внезапностью нападения. Айран и Селлах какое-то время вели бой на мечах спина к спине. Их тандем работал, как мясорубка.

Трое сихэ Ив одновременно направили на них потоки чакры Огня, Воды и Ветра. Отразить такую атаку любой природной чакрой было невозможно. Только заметив, что они кооперируются для атаки, Айран сформировал вокруг них с Селлах сферический щит из темной чакры. Реттер начала задыхаться, словно сквозь щит не проходил воздух. Айран обхватил ее одной рукой, второй продолжая удерживать щит против троих сихэ, и внезапно обрушил на них всю энергию, заключенную в сфере, в виде ответного потока. Не дожидаясь возможности пронаблюдать произведенный эффект, он принял облик Хвоста и взлетел, подхватив Селлах на руки.

– Поведешь атаку сверху. Не дай им связаться с другими деревнями.

Айран подлетел к возвышающейся башне дворца Комохо и выбил окно потоком чакры. Здесь оказались несколько мечников, но с Хвостом им было не справиться. Не прошло и двух минут, как он покончил с двумя, а последнего зарезала Селлах. Айран оставил ее на удобной позиции и стал спускаться вниз по винтовой лестнице, пробивая себе дорогу.

Селлах подстрелила всех почтовых птиц, которых пытались отправлять из деревни во время боя. Айран с присоединившейся группой воров расчистил весь верхний этаж и не позволял никому приблизиться к башне.

Только когда Айран сошелся в бою с самим Комохо, он решил, что развлечений на сегодня хватит, и выпустил в воздух сигнальный шар из чакры, с треском взорвавшийся над деревней. Воры по команде отступили, хотя некоторые из них не сразу угомонили пыл схватки. Задерживаться было нельзя, иначе преимущество перешло бы на сторону сихэ. Комохо упустил возможность и приказал не преследовать воров, находясь под воздействием техники иллюзии Айрана.

Во время привала после отступления, Селлах поспешила укрыться в уединенном месте. Ее душа орала, вопила, пылала: как могла она убивать сихэ своего Ханства?! Селлах начинала осознавать, в какую серьезную историю влезла. Но пути назад уже не было.

Айран нашел ее и позвал к себе. Когда она дважды не ответила, он подошел сам. Резко развернувшись, Селлах сосредоточила в своем кулачке огромное количество чакры для удара. Несмотря на силу атаки, Айран вывернул ее кисть и бросил девушку на землю.

– Успокойся, – он присел рядом.

Селлах тут же оттолкнулась от земли и с разворотом размахнулась ногой. Айран схватил ее за ногу, рывком подтянул к себе и повторил:

– Успокойся.

Селлах отползла от него и осталась сидеть на земле. Она тяжело дышала и смотрела в сторону, как рассерженный ребенок.

– Стань моим учителем, – наконец, сказала она.

– Уверена? – Айран не был удивлен, – У меня вообще-то нет подобного опыта.

– Но ты ведь тренируешь других воров. И меня тренировал на мечах. Мне еще нужно усилить свою чакру. Я тоже с профиля Огня, как и ты.

– Ты нуждаешься не в тренере, а в наставнике. Ты же видишь разницу.

– Если не хочешь – так и скажи прямо.

– Я сомневаюсь в правильности твоего выбора.

– Это мне решать. Макса ведь ты учил когда-то.

– В этом и дело. Где он сейчас? Не самый желанный результат для наставника. Если хочешь правду, это я виноват во всем, что с ним произошло.

– Знаешь, мне, наверное, тоже нужно, чтобы со мной что-то такое произошло.

– Не неси чепухи. Я этого не позволю.

Селлах посмотрела на него с вызовом.

– Боишься брать ответственность за мою душу, но осмеливаешься что-то мне запрещать? Научи меня темной чакре. Что это был за облик в деревне Ив? Ты же Шеган?

– Я Хвост. Делать тебя темной я не стану, это не обсуждается, ты светлая.

– А что? Макс стал темным, да? – дерзко кинула Селлах.

Он не ответил.

– Я просто чувствую себя бесполезной, – продолжила Реттер, не выдержав длительного молчания, – В своей деревне я оказалась никому не нужна. Я не знаю, как подступиться к Свету, что делать со своим светлым началом. Одной с этим не разобраться. Да и не нужно мне это. Морально я уже темная.

Айран чуть заметно вздохнул.

– Знаешь, еще в Ту однажды я встретил на улице перед общежитием академии маленькую семилетнюю девочку. Она стояла под деревом, плакала и бормотала только: «Не умирайте! Не умирайте!». Она была в полной растерянности и совершенно одна. И я знал, что у нее просто не укладывается в голове та трагедия, которую ей пришлось пережить. Я подошел к ней и сказал: «Им сейчас хорошо». Она подняла на меня голову и посмотрела сквозь слезы, так напряженно, недоверчиво. Она не понимала, что мне нужно от нее, думала: «Что он вообще знает!», она хотела, чтобы я поскорее ушел. Я не сдавался. Говорю ей: «Эти Най и представить себе не могут, сколько боли причиняют обычным людям своими глупыми семейными распрями». Она все еще смотрела на меня, как загнанный зверек. «Не плачь, – говорю, – Они хотели, чтобы ты была счастливой». А девочка так по-взрослому спрашивает: «Счастливой?» – и смотрит мне в глаза, прямо внутрь заглядывает, пытается понять. «Да, – отвечаю, – будь счастливой ради них. Они ведь отдали за это жизни».

– Девочка тогда подумала, что ты над ней издеваешься, – сказала Селлах. – Она спросила: «А можно быть счастливой, когда души больше нет? Разве можно быть счастливой, если тебя разорвали на тысячи мелких кусочков?» А ты ответил: «У тебя все еще есть душа. Поэтому живи и будь сильной. Ты должна. Уныние – не лучшая благодарность родителям». Девочка все помнит. И она все еще жива. Раз это был ты, значит, теперь у тебя нет права отказываться от ответственности за меня.

– Я не отказываюсь, – сказал Айран, – Тебе пришлось убивать невинных, не для молодой девушки эта работа. Но если сейчас понесем определенные жертвы мы, потом будет лучше другим – тем, кто сейчас еще совсем юн. Очень скоро ты узнаешь обо всем, а сейчас просто верь мне. Как тогда поверила, как верят наставнику. Все это я делаю во имя своего брата.

– Ты так и не сказал, что с Максом, – требовательно напомнила Селлах.

– Он стал темным и сейчас в Аду. И, поверь, это не сделало его счастливее. Чтобы стать Хвостом, Шегану нужна маска. Она значительно увеличивает силу, но при этом воздействует на душу. Все маски разные – есть более сильные, агрессивные и, как бы сказать, самостоятельные. Максиму досталась именно такая.

– В каком он вообще состоянии?

– С каждым днем он становится все меньше похожим на себя. Честно сказать, если хочешь его увидеть, сейчас – самое подходящее время, потому что дальше, вероятнее всего, будет только хуже.

– Отведи меня к нему, – решительно сказала Селлах.

– Тебе будет тяжело переносить атмосферу Ада, но к этому привыкнешь. Я перенесу тебя к дому Анкс, у которой он живет. На Землю тебя вернет она или сам Максим. В Аду течения времени не ощущаешь, но постарайся там не задерживаться. Когда вернешься, обещаю посвятить тебя в подробности нашего дела. Если ты готова, я могу отправиться в Ад прямо сейчас. Увидишь, что может сделать Тьма.

– Да, я готова, – сказала она и встала.

Айран тоже поднялся и посмотрел ей в глаза.

– На всякий случай, не говори Максу, что знаешь меня. Легенда такая: ты все еще живешь в своей деревне, а в Ад тебя отправила моя сестра, Лина. Она Шеган, сейчас живет с Иллисом в Ту. И будь осторожна. Если Анкс скажет, чтобы ты уходила, не возражай.

***

Анкс не могла вспомнить случая, чтобы когда-нибудь мерзла в собственном доме, поэтому постоянно кипятить чайник и сидеть, как нахохленная птица, закутавшись в шерстяной плед, было ей непривычно. Она уже в который раз переписывала страницу регистрационного журнала, в котором Ольгерд должен был вести учет всех прибывших в Азур душ, но благополучно переложил эти обязанности на нее. Сосредоточиться никак не получалось, да и писать было неудобно: лампы теперь горели совсем тускло, а от холода вовсе не хотелось вытаскивать руки из-под пледа. Ее раздражала эта вынужденная беспомощность, и вообще она была на взводе, постоянно прислушиваясь, не проснулся ли Макс.

Он теперь почти всегда засыпал один в своей комнате, если вообще засыпал. Гнетущая атмосфера распространялась по дому именно из этой комнаты, вокруг нее даже стены покрылись темными разводами. За дверью была еще более безрадостная картина: диван с разодранной спинкой и два высоких пустых шкафа были здесь единственной мебелью; на потемневших стенах отчетливо виднелось множество трещин и царапин, точно кто-то царапал ее в безумном припадке; потолок был весь черный, как после пожара.

Макс уже долгое время не позволял Мешер взять над собой контроль, но вчера снова ощущались выбросы его чакры, слышался скрежет когтей и приглушенный стон. Как он ни сдерживался, Анкс слышала все. Он просил не входить в такие моменты – помочь она никак не могла. Однажды он выбил стекло в единственном окне в комнате (новое на его месте так и не появилось), поэтому теперь мог тихо вылететь из дома и так же тихо вернуться обратно незадолго до пробуждения Анкс.

Не в силах дальше выносить ожидания она осторожно зашла в его жуткую комнату. Он лежал на диване в облике Хвоста, дрожь часто пробегала по его напряженному лицу, пальцы крепко впивались в потрепанный подлокотник, другая рука заботливо лежала на маске. Анкс подкралась к нему и постаралась осторожно вытащить Мешер, опасаясь, чтобы она вдруг не ожила. Но этого не произошло, маска была сыта. Анкс, не дыша, протащила Мешер еще немного в сторону, но вдруг Максим вздрогнул и проснулся.

– Что ты делаешь? – опасливым шепотом проговорил он, – Зачем она тебе?

– А тебе зачем?! – она поперхнулась собственным голосом, – Сколько можно, Макс?! Ты в курсе, что разрушаешь свою душу?! Посмотри, что творится вокруг, во что ты превратил мой дом!

– Я уже как-то предлагал оставить тебя, помнишь? Если ты больше не можешь терпеть нас с Мешер, я не восприму это как предательство.

Анкс молча уселась на пол рядом с диваном, нахмурившись и поджав ноги. Макс сполз к ней, снимая обличие Хвоста.

– Может тебе просто тяжело меня выгнать? Не бойся, Анкс, скажи, как есть. Я никогда не подумаю о тебе плохо, клянусь. Ольгерд меня куда-нибудь пристроит.

– Нет, Макс! – она порывисто обняла его, – Не уходи. Я не хочу этого. Я просто не понимаю, зачем, ну зачем тебе эта проклятая маска?!

– Я пока не нашел способ, как подчинить ее себе. Но Айран как-то справлялся с ней, так что я тоже этому научусь. В любом случае, даже если сейчас появится новый Шеган, перекладывать на кого-то такую ответственность я не стану.

– Этот твой Айран, от него точно нельзя ждать ничего хорошего, – она погладила его по спине, – Будешь чай?

Он выжал благодарную улыбку. Она вышла на кухню и в очередной раз поставила чайник. Последнее время у нее все валилось из рук, так что все любимые чашки уже были разбиты. От Макса она вообще старалась держать посуду подальше. Сфорца был бы здорово огорчен, не найдя на полке подаренного им сервиза (к счастью, он уже давно не заглядывал).

В дверь постучали. Это было так непривычно, что Анкс стала прислушиваться к источнику звука, никак не предполагая, что кто-то стоит за дверью. К ней приходили только Ольгерд и Сфорца, но они обычно не ждали, пока им откроют. Тем временем Макс спустился со второго этажа и, услышав стук, направился к двери.

На пороге оказалась Селлах. Она пристально осмотрела Макса с ног до головы, от чего у него по спине пошли мурашки, и сказала:

– При жизни ты выглядел лучше.

Макс отступил внутрь дома, пропуская ее. Он очень сомневался в том, что Селлах не галлюцинация, и не сразу смог с ней заговорить.

– Мертв я только на бумагах. А когда умру, стану еще страшнее, – его голос был болезненно тихим.

Селлах застыла в изумлении.

– Так ты жив? Хитро ты это устроил, – медленно проговорила она.

– Откуда ты здесь?

– Я пришла увидеть тебя. Мне помогла Лина.

– Странно, что она не рассказала тебе, как вытащила меня из тюрьмы и сделала Шеганом. Пойдем, у нас готов чай.

Они прошли в просторную столовую, куда Анкс вынесла поднос с разнокалиберными кружками, над которыми поднимался ароматный пар.

– Это Селлах, мы с ней учились у одного Мастера. Единственная из команды, кто не успел набить мне морду. А это Анкс, само терпение, приютила меня себе на голову и теперь не знает, как от меня избавиться.

Анкс тихо хмыкнула себе под нос и расставила кружки, определив для Селлах место напротив Максима. Он обхватил кружку холодными руками и обжегся. Анкс сделала глоток и посмотрела на свое волнистое отражение. Она подумала, что цвет ее глаз такой же, как крепкий чай – насыщенно карий, чуть красноватый.

– Максим, ты ведь Хвост? – прервала тишину Селлах.

– О да, веселюсь по полной.

– Значит, ты можешь делать других темными. Сделай меня Шеганом.

– Это еще зачем? Ты для этого пришла?

– Так мне будет проще жить. Со светлой душой слишком многое ранит. Я хочу стать нормальным человеком и прекратить реагировать на все так остро: на чужое предательство, на равнодушие. Ты должен мне помочь, иначе я не выдержу. Все внутри меня истерзано и выхолощено. Мне нужна Тьма, чтобы продолжать жить. Еще немного, и мне будет это безразлично, тогда и помогать будет некому.

Макс молчал около минуты, прежде чем ответить:

– Я понимаю, что ты чувствуешь. У нас обоих светлое начало второй ступени. Только я не знал этого о себе, в отличие от тебя.

– Именно потому, что мне это известно, я и прошу усилить мое темное. Это приглушит чувствительность светлого, и я перестану быть такой беспомощной. Мне сейчас очень нужно забыть про свою боль и быть сильной.

– Селлах, что вообще с тобой случилось?

– Просто мне не нужен этот мир такой, каким я его вижу сейчас. Темным быть куда проще.

Анкс недобро рассмеялась.

– Ты родилась светлой, и твое тело привыкло к светлой душе. Для тебя принять Тьму будет очень болезненно, особенно если ты собираешься развивать темную чакру. Думаешь, станешь Шеганом, и твои проблемы исчезнут?