Дочь герцогини. Человек без имени. Романы

******

– Месье Фабьен! Обед снова стоит! – бросилась к нему пожилая служанка, едва только молодой человек вернулся домой.

– Что?

– Я говорю, что обед, который я приносила под дверь для месье Франсуа, по-прежнему нетронут. Так было и вчера, и позавчера, и…

– Я вам уже сказал, что такое вполне может быть, – перебил ее Фабьен. – Я к нему поднимусь, не волнуйтесь, мадам Клодина. Сейчас, будучи частично парализованным и полуслепым, мой брат переменился, и все мы подчиняемся его капризам. Если вы приготовили ужин, то можете идти домой. Дальше я сам.

– Я думала… Может быть, месье Франсуа нужна была бы сиделка, которая все время будет в доме, а то я только прихожу…

Молодой человек нахмурился:

– Вы же видите, что он вообще никого не пускает в свою комнату, кроме меня. И я вас нанимал не для того, чтобы вы советовали мне и моему брату, как нам жить.

– Прошу прощения, месье, – пробормотала служанка и собралась уйти, однако заметно смутившийся Фабьен окликнул ее снова:

– Мадам! Прошу прощения, если нагрубил. Сегодняшний день… он… – перед его глазами возникла встреча с Шарлотт у дома маркизы. – Было много дел. И разных не очень приятных моментов…

– А еще я хотела сказать, что почты для вас не было, – развела руками женщина, как бы говоря, что не видит повода для обид.

– Почты? – растерялся он.

– Ну да… Вы же целую неделю постоянно спрашивали, не приходило ли в ваше отсутствие писем… Вот и говорю сразу, что нет.

– Ах, писем, – горько усмехнулся Фабьен, пряча в тонкие усы болезненную гримасу. – Можете не проверять больше почту, мадам Клодина… Я ничего уже не жду. Ах, мадам! – внезапно что-то вспомнив, он оживился. – Как-то вы мне сказали, что раньше работали в мастерской одной модистки…

– О, месье! Если вы решили заказать себе платье, то я вас разочарую! Мадам Борно одевала исключительно знатных дам! – пошутила домработница, явно довольная своим ответом, но на лице Фабьена не дрогнул ни один мускул.

– Может быть, у неё одевалась герцогиня де Трельяр или ее дочь… Что вы помните о них?

– Герцогиня Соландж? Кажется, так ее звали, – кивнула та. – Помню. Знаю в лицо. Очень милая, но вечно грустная женщина. Она хорошо обращалась со всеми служащими и подмастерьями, ее трудно было не запомнить. А дочь… Стойте, какая дочь? У герцогини нет детей. По крайней мере, три года назад не было…

Повисло молчание. Фабьен зачем-то взглянул направо, затем – налево и уточнил:

– Нет дочери?

Мадам Клодина на мгновение замялась.

– Ну… Герцогиня иногда говорила что-то про свое одиночество… Про большой дом для неё и мужа… О, ну я могу и ошибаться, конечно, кто я такая, чтобы…

Но Фабьен уже не слушал, мысли в его голове лихорадочно путались.

– Если Шарлотт не дочь герцогини, то кто она тогда? – думал он. – Её племянница? Дальняя родственница? Или герцогиня просто удочерила какую-то безродную девушку? Мало ли какие причуды у аристократов… Тогда это, с одной стороны, объясняет, почему Шарлотт отличается от титулованных особ, но с другой – не дает понимания, чем я мог ее так оскорбить, что она даже букет от моего имени принять не пожелала. А сегодня у дома маркизы… Ах, маркиза! Кажется, все пути ведут к этой женщине с ее ядовитыми играми.

И с этими мыслями он медленно побрел в свою комнату, не слушая болтовню домработницы за спиной. Возле двери в спальню брата он на мгновение задержался. Немного подумав, достал ключ из кармана, отпер и вошел, негромко пробормотав:

– Дорогой мой Франсуа, положение лучше не стало…

*********

Париж. 1761г.

В маленькой комнате, расположенной на втором этаже одного из многочисленных домов на мосту Менял, царили полумрак и прохлада. Протяжно поскрипывала створка приоткрытого окна, потревоженная вечерним ветром. Запах грязной воды из Сены перемешивался с табачным дымом и оседал на грубой деревянной мебели, среди которой выделялся массивный секретер со множеством запертых шкафчиков. Вдоль стены тянулись обитые железом сундуки, а позолоченные часы с маятником, словно заблудившиеся среди этой скромной обстановки, тикали громко и лениво.

На лестнице раздались звуки тяжелых шагов, и вошел мужчина средних лет с обезображенным ожогами лицом, пропуская впереди себя девочку лет девяти.

– Всё, сиди пока здесь. И ничего не трогай.

– А кто к вам приходил?

– Тебе это знать не нужно.

– Конечно, не нужно, этот господин закутался в плащ и натянул шляпу на нос так, что, наверное, дороги под собой не видел.

– Видишь ли, любопытная ты девчонка, – сурово сказал хозяин дома, – ко мне приходят люди, которые не хотят, чтобы их видели, и, уж тем более, запоминали и узнавали. Я предпочитаю забывать про них сразу же, как только они уходят. Главное, что они платят, остальное – лишнее.

– Месье Жиль, а что такое цетракс?

Он нахмурился:

– Ты подслушивала?

– Я случайно услышала…

– Знаешь что, Клэр, я согласился оставить тебя тут исключительно из уважения к Софи Каруш, которая не хотела, чтобы ты ночевала у себя дома после пьяного дебоша твоего отца… А вообще, я не люблю детей и людей, которые суют свой нос куда не надо, ясно?

– Конечно, ясно. Поэтому вам сделали это с лицом, – бесстрашно заявила та и прибавила: – Все в округе говорят, что просто так кислотой не метят…

– Пусть эта округа поменьше болтает, деточка. И да, – месье Жиль плотоядно показал зубы, – цетракса у меня нет. Я же скромный меняла.

Клэр почесала щеку пальцем:

– От него умирают, да?

– И не сразу, – кивнул он с усмешкой. – Поэтому всяким безродным девчонкам лучше сидеть смирно. Вижу, ты с книгой пришла. Вот сиди, читай и не умничай.

*********

Уже стемнело, когда Шарлотт де Трельяр вышла из экипажа у дома маркизы де Буассель и невозмутимо направилась сразу к задней двери. Поздоровавшись с парой горничных, встретившихся ей на кухне, она поинтересовалась, где госпожа, и, получив ответ, поднялась на второй этаж. В маленькой комнате, которая была обставлена как детская, в домашнем платье темно-синего цвета сидела маркиза, чьи неубранные волосы словно змеи расползались по узким плечам. Молодая женщина лениво наигрывала на пианино какую-то мелодию, а, услышав за спиной шаги и шелест платья, медленно обернулась.

– Сразу подумала, что это ты, – сказала она с грустной улыбкой. – Кто еще может прийти ко мне в самое, казалось бы, неподходящее для посещения время суток.

– Не ожидала, что вы будете в этой комнате… – тихо ответила девушка вместо приветствия.

Маркиза вздохнула и обвела вокруг рукой:

– Я помню, как все выбиралось здесь для нашего малыша… И все это время мы с Филиппом еще надеялись, что у нас будут дети.

– Наверное, вы не знаете, – сказала Шарлотт, выдержав длительную паузу, – но сегодня Фабьен Ле Бре собирался явиться к вам.

– Сюда?

– Да. Я столкнулась с ним почти у парадной, когда выходила…

– То есть, ты знакома с ним лично?

Девушка замялась:

– Он стал нашим попутчиком несколько часов дороги до Парижа, – произнесла она неохотно и тут же перевела тему: – Маркиза, я вот о чем подумала: то, что не можете сделать вы – могу сделать я. Хотя бы немного разобраться в случившемся, и – если получится – привлечь к ответственности виновного.

– Звучит по-упрямому, в твоем стиле, – повела бровями та и встала. – Идем вниз. В этой комнате не выйдет говорить о таких сложных вещах.

В дверях кабинета ныне покойного маркиза де Буасселя Шарлотт задержалась, с ужасом вспомнив так потрясший ее неделю назад диалог.

– Филипп умер не от сердечного приступа. Он был убит. Отравлен… – повторила молодая вдова, обнимая себя за локти. – И, как ты понимаешь, этот вердикт вынесла не я. И у меня нет причины не доверять нашему семейному врачу.

– О, Боже! – ужаснулась Шарлотт. – Но кто?! Разве у вашего мужа были враги?! Мне казалось, его любили все… Как это случилось? Неужели ничего нельзя было сделать?

– Доктор назвал мне предположительный яд, – маркиза прошлась туда-сюда, не глядя на свою гостью. – Слишком поздно уже было что-то исправить. Он опасен именно тем, что симптомы проявляются через несколько часов и поначалу отравление можно принять за обычное недомогание… А потом уже поздно. Цетракс.

Шарлотт вздрогнула:

– Ах…

В глазах хозяйки дома жемчужинами заблестели слезы:

– Филипп умирал, а я ничего не могла сделать, – заговорила она прерывающимся голосом. – Он уже не имел возможности писать и произносить слова, его холодные пальцы держали мою руку, я видела, что он пытается что-то сказать, но не понимала, как ему помочь… В какой-то момент меня озарило! Я смирилась с тем, что уже практически вдова, но произошедшему должно было быть объяснение… Я стала умолять Филиппа дать мне понять, знает ли он, кто виноват в его смерти. Просила назвать имя человека, который мог бы быть его отравителем или как-то участвовать в случившемся. Я была так напугана…

Она внезапно замолчала.

– И… что же? – плохое предчувствие сжало сердце Шарлотт. – Вы что-то выяснили?

Маркиза кивнула:

– Он смог назвать фамилию. С большим усилием. Ле Бре.

– Ле Бре? – ужаснулась девушка, но тут же взяла себя в руки и даже изобразила подобие спокойной улыбки. – Ах… Может быть, ваш муж попросту просил позвать этого человека.

– Ты не понимаешь, – холодно ответила хозяйка дома и в ее темных глазах сверкнули молнии. – Все было абсолютно ясно. Филипп произнес: «Ле Бре» – и я растерялась. Я не знаю такого человека и никогда не слышала этого имени от мужа. Кто это? Не ослышалась ли я? Я переспросила, и Филипп кивнул… Ле Бре.

– Ах, – снова выдавила из себя Шарлотт, силясь казаться спокойной, хотя ее начинала бить мелкая дрожь. – Их вроде два брата… Я слышала разговоры…

– И один не лучше другого, – процедила маркиза. – Невоспитанные грубияны и – что самое страшное – явно что-то скрывают! – она налила себе воды из графина и продолжила: – Я убедила нашего доктора объявить причиной смерти супруга сердечный приступ: не хотела спугнуть преступника шумихой… После похорон, невзирая на траур, я отправилась в дом этих буржуа… Глупо, да? Женщина в моем положении идет к мужчине! Но я думала только о том, чтобы хоть немного пролить свет на убийство Филиппа. Втайне я надеялась, что кто-то из братьев поможет мне разобраться в этой истории, но, кажется, я сильно ошибалась.

Шарлотт снова сумела подавить приступ отчаяния, который бился в груди так, что мешал дышать:

– Что же случилось?

– Старший из близнецов, кажется, Франсуа, с недавних пор парализован и наполовину слеп. Меня принял Фабьен. Он вел себя странно: уходил от темы, разговаривал грубо и, в основном, задавал встречные вопросы вместо того, чтобы ответить на мои. Такое поведение напугало меня, но я настояла на том, что должна увидеть второго брата. Меня попросили вернуться после обеда…

Шарлотт молчала, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Она не сомневалась ни в одном слове, сказанном этой женщиной, но рассказ о неподобающем поведении Фабьена Ле Бре, о котором она наивно думала все только самое лучшее, приводил ее в ужас.

Маркиза вздрогнула, увидев ее лицо:

– Милая девочка, ты бледна. Сядь…

– Это так страшно…

– Я боюсь до сих пор, – внезапно призналась маркиза. – Кто убил Филиппа и за что? Не стану ли я следующей жертвой? Братья Ле Бре разговаривали со мной странным тоном и выдавали двусмысленные фразы. Мне казалось, еще мгновение – и меня просто вытолкают за дверь или даже пригрозят пистолетом. При этом, оба они отрицали какое-либо знакомство с моим покойным мужем… С Франсуа я разговаривала наедине и после этой встречи меня даже никто не проводил до двери… – она сделала паузу. – Я убеждена, что оба брата знают что-то или, возможно, являются прямыми виновниками произошедшего. Но что делать, если я всего лишь несчастная вдова?

– Шарлотт?

– Ах! – встрепенулась девушка, выйдя из воспоминаний. – Простите, маркиза, я задумалась… Я представила себе ужас, который вы испытываете, вашу боль и отчаяние…

– Знаешь… – молодая женщина бережно провела ладонью по поверхности секретера, стоявшего в углу. – При жизни мужа я крайне редко бывала здесь. Он вообще не любил, чтобы кто-то прикасался к бумагам или переставлял что-то без его приказа. Кабинет был миром Филиппа… И сейчас, когда я нахожусь здесь одна, я все еще чувствую его присутствие. Глупо, да?

Шарлотт болезненно улыбнулась. Разбитое сердце снова заныло, и в памяти возникли глаза Фабьена Ле Бре, но она быстро взяла себя в руки, стараясь не выказывать своих страданий:

– Маркиза, вернемся же к нашему самому первому разговору. Вы сказали тогда, что у женщины в вашем положении практически нет возможности хоть немного пролить свет на случившееся. Все, что доступно вам – это постараться защитить себя от возможного покушения. Я вернулась в Париж для того, чтобы поддержать вас. Я не могу просто сидеть и смотреть на то, как вы страдаете, а потенциальный виновник делает вид, что ничего не произошло, – Шарлотт прошлась по кабинету, заламывая руки, и придала своему голосу твёрдость. – Вряд ли дома у обычного промышленника хранится цетракс. Это достаточно редкий яд, его в шутку называют пособником интриг дворца…

Маркиза отрицательно покачала головой:

– Но мы не были вхожи в Лувр. Лишь пять лет назад, когда…

Она замолчала, заметив, как шевельнула бровями ее гостья.

– Я о том, – возразила та, – что, как бы то ни было, месье Ле Бре или кому-то еще пришлось бы достать орудие преступления… И нам надо понять, действительно ли все подозрения правдивы. Самое простое, с чего можно начать – это организовать слежку. И да, маркиза, я знаю, что в вашем положении это сложная задача, так как вы – благородная леди и носите глубокий траур. Мне это сделать проще. Я найду того, кто сможет докладывать нам обо всех шагах Фабьена Ле Бре – раз второго из братьев в этом вопросе мы не учитываем. Важен лишь момент оплаты.

– Тебе прекрасно известно, что найти виновника смерти Филиппа для меня не имеет границ цены, – холодно заметила маркиза. – Делай то, что считаешь нужным, только, ради Бога, не подвергай свою жизнь опасности! – прибавила она с волнением. – Я не смогу посмотреть в глаза герцогине!

********

Стемнело. Редкие фонари, отчаянно коптящие прогорклым маслом, тускло освещали улочки квартала Ситэ, когда женская фигура, закутанная в плащ с капюшоном, перешла мост Менял и свернула в направлении собора Нотр-Дам. Парой часов ранее Шарлотт сказала матери, что ужинать будет у маркизы и вернется поздно, но, на самом деле, стойко преодолевая собственный страх, она отправилась в ту часть Парижа, куда с наступлением темноты даже стражи порядка предпочитали не соваться.

Торговые лавочки, расположенные на первых этажах, уже все были заперты, лишь кое-где за тяжелыми оконными решетками горел свет. Легкий ветер принес откуда-то неровное пьяное пение, и девушка поежилась. Запах гниющих картофельных очисток, разбросанных повсюду, смешивался с речной сыростью. Продажные женщины, прятавшиеся в арках домов, высматривали клиентов, и даже не поворачивали головы в сторону Шарлотт, возможно, принимая ее за такую же несчастную, выгнанную на это ремесло чувством голода. Девушка, в свою очередь, еще сильнее натягивала на лоб капюшон плаща. Невесомые кожаные туфельки скрадывали ее шаги.

У одного из домов она остановилась, изучая окна, кое-как заколоченные трухлявыми досками, затем, словно сомневаясь, верно ли она пришла, завертела головой по сторонам. Нет, она не ошиблась, однако здесь теперь никто не живет, и на втором этаже разве что только воры могут прятать награбленное добро. Черная собака с одним ухом, дремавшая у стены, видимо, почуяв человека, встала и, прихрамывая отползла туда, где темнота скрывала ее от любопытных. Тусклый свет из соседнего здания слабо освещал эту унылую картину.

Из подворотни показался мужской силуэт, и Шарлотт инстинктивно попятилась, но затем заставила себя выпрямиться, демонстрируя спокойствие.

– Мадемуазель понадобился плотник? – спросил незнакомец. – Так вы не по адресу, здесь больше четырех лет никто не проживает.

– Николя? – в удивлении вырвалось у девушки, но она тут же укусила себя за губу.

– Вы знаете, кто я? – еще молодой мужчина с плечом одно выше другого вышел под свет фонаря и задумчиво почесал топорщившуюся бороду.

– Нет, – Шарлотт поправила капюшон, опустив голову. – Я хотела сказать, что если вас зовут Николя Клеман, то вы мне и нужны.

– Ну да. Я тоже плотник, как и отец…

– Речь о другом. Я представляю интересы одной дамы, и она желает предложить вам дело.

– Э, мадемуазель, – осторожно сказал тот. – Вы не по адресу. Если это занятие какое-то темное и мокрое – так вам лучше в кабаке папаши Родольфа спросить. Там на любую грязную работу исполнитель найдется, знайте только платить хорошо. А мне хватит того, что брата держат в Шатле за то, что он хотел хорошо жить и ничего не делать. Я – обычный честный работяга и в камеру к крысам не хочу.

– Вот как? – заинтересовалась Шарлотт. – А другой ваш брат? – и тут же поправилась: – То есть, я понимаю, но задание, которое вам хотят поручить, не связано с тем, за что могут арестовать. Нужно, чтобы вы вели наблюдение за одним человеком и сообщали об этом мне. Оплата будет достойной.

– Ааа, шпионом побыть, значится… Дама желает знать, с кем якшается ее муженек?

– Только важно, чтобы он вас не заметил, – добавила Шарлотт, игнорируя вопрос.

– Да это я и сам понимаю. Если б иначе было можно, уж ваша дама и сама бы спросила у него… Я возьмусь, но что если этот пырнет меня ножом, решив, что я грабитель? Это риск, миледи, и за риск я прошу надбавку.

– О цене позже, сначала – инструкции, – холодно ответила девушка. – У вашей нанимательницы нет желания платить наперед. Она знает, что жители Ситэ могут пропить половину в первый же день.

– А как же я узнаю, кому надо докладывать результаты?

– Сообщать будете мне, о встрече условимся. А все остальное вам знать и не нужно, любезный.

******

На следующий день Фабьен Ле Бре, отправляясь после рабочего дня на примерку костюма, а затем – домой, и не подозревал, что отныне за ним, стараясь выглядеть праздно, всюду следует плотник из Ситэ. Молодой промышленник изо всех сил старался погрязнуть в любых делах, чтобы как можно меньше находиться дома и не думать о Шарлотт. И если первое ему удавалось легко, то второе никак не хотело получаться. Как только взгляд выхватывал в толпе прохожих фигуру какой-либо дамы, сердце предательски екало, втайне готовясь к тому, что это окажется именно дочь герцогини де Трельяр.

Разум же Фабьена взывал к другому: надо забыть даже имя этой девушки, и в какой-то момент молодой человек поймал себя на идее завести небольшую интрижку. С этой целью он мило любезничал с дочерью владельца городской канцелярии, но, выйдя на улицу, отругал себя за то, в чем считает виноватым саму Шарлотт – за то, что подает ложные надежды. Ведь если он и готов жениться, то только на той, которая, к сожалению, в сложившихся обстоятельствах доступна не более племянницы короля, а все остальное – просто обман, который причинит кому-то боль, сродную той, что мучает его сейчас.

Раз в два дня Николя Клеман встречался с незнакомкой в плаще, чье лицо ему не удавалось рассмотреть, и докладывал ей обо всем, что делал молодой фабрикант. Результатами Шарлотт была раздосадована. Ничего из действий объекта слежки не представляло интереса и не было подозрительным. К тому же, она поймала себя на мысли, что сообщения о любезностях Фабьена с какими-то дамами вызывают у неё гнев и досаду. В очередной раз мысленно отругав себя за то, что позволяет себе думать об этом человеке, она заплатила Николя и приказала продолжать в том же духе. В конце концов, когда-то же Фабьен должен выдать себя!

В какой-то миг ее посетила мысль о том, что в своей оценке плана действий она слишком мало уделила внимания второму брату – Франсуа. Да, он парализован и частично слеп, но это никак не значило, что он не мог разрабатывать гениальные в своей подлости идеи и заставлять Фабьена претворять их в жизнь. Но как бы увидеться с ним? Франсуа Ле Бре не показывался на людях после постигшей его болезни. Судя по слухам, он теперь всегда сидит в своей комнате, запершись, и даже письма принимает через брата.

Шарлотт знала достаточно парижских сплетен. Ей было известно, что Франсуа ухаживал за дочерью испанского гранда, временно проживающего в Париже, а после постигшего его несчастья отказался видеться с кем-либо и даже возлюбленной ничего не пожелал сообщить лично. Было странное ощущение, что где-то здесь то самое «плохо сплетенное» место во всей этой цепочке, но где точно и какое – понять не получалось.