Чувств мать с поникшей головой. Но вернув её в сознанье,
Окропив лицо водой, усадили прежде даму. Но как ругал из состраданья
Гай бесчувственный язык, коль нанёс такую травму! Ведь манерою
Простою ляпнул прямо, как привык, не разбив
Чуть плоть с душою.
герцогиня
–Кто вы, отрок, и откуда? Или духа то слова?
Гай
–Правду я скажу для люда! Два нахальных
Существа вас дурачили годами, став не зримыми
Глазами. Напугав сердца людские, злыми духами назвались.
Но всего-то обряжались они в шапки колдовские. Это он, никчёмный
Гном, сделал девочку рабой. Но помогу я ей охотно, коль восхищаюсь я Дитём! Спасать, да жертвовать собой не каждой ведь душе угодно.
И потому стою я здесь, что подвиг девочки забыть
Не позволит моя честь. И долг
Мой вас, соединить.
Вдруг леди духом оживилась, вставая медленно со стула.
герцогиня
–Проявите свою милость к жертве зла его разгула. Проведите
Меня к ней. Просит Вас об этом мать! Умоляю Вас, скорей!
Гай
–Не просите, не могу,
Вам причину я назвать. Но открыться нам
Врагу время не настало. Дело наше не губите. Пару дней
Разлуки – мало потерпеть осталось Вам. Но, как
Случилось, расскажите, что служит
Девочка врагам?
Распашоночку достала
И прильнула к ней губами и, залив её
Слезами, герцогиня отвечала: «Однажды нечто
Объявилось доказать свою не милость. Повелев ему оброк
Подносить едой да камнем. И ежедневно в ранний срок наши ценные
Дары исчезали утром ранним с гротов той большой горы. Но был корабль Построен нами, мечта манила же домой. Но плача видели мы сами, как он Горел ночной порой. И нечто это нам сказало: «Теперь в иной уже среде Жить отныне будет Тала, раз вы не рады доброте.» Все охраняли мы
Её, день и ночь поочерёдно! Но было всё это бесплодно, исчезло
«Солнышко» моё, в очах став просто невидимкой. Но хохот
Долго издевался! Во мгле всё дальше отдалялся, так
Разлучая нас с кровинкой. Знала тварь, что
Без дитя не покину остров я!»
Гай
–Я буду счастлив доложить о людях радостную новость.
Придётся девоньке простить. Необходимости суровость
Таить заставила себя. Она не знает, кто есть я.
герцогиня
–Но, кто Вы, друг мой? Чей Вы сын?
Гай
–Я зверь морской, я есть дельфин.
И на глазах у всех окном ушёл, умножив изумленье.
Оставив люд в недоуменье, обратившись вдруг орлом.
XXII
Металась Крета словно
Лев и понял Гай, что он попался. И тут же
Берег облетев, назад вернулся он на гору, где вновь в
Мальчонку обращался. И предвкушая с нею
Сору, спустился с шумом скалолаз.
Крета
–Аль тебе не говорили, что опасна там прогулка?
Гай
–Лишь хотел морских прикрас с высоты увидеть, мили.
Но тяжко лазить по горам, да и спуск такая мука.
Не будет больше Гая там.
С подозрением смотрела,
Мать сощурив свои глазки. И в надетой
Гаем маске, всё ж лукавство углядела. И тут же мужу
Донесла: «Пренебрёг пострел свободой, много волюшки дала.
Отравила бы с охотой, коль доверье потерял. Этот шибко умный мальчик,
Мне не нравится, Гарал. Если только повезёт, руку он нам отгрызёт,
Покажи ему лишь пальчик. Что-то здесь не так, Малыш.
Провести меня? Шалишь! Это ты у нас бревно,
Мне ж, предчувствие дано.»
Уныло принц искал дрова. Потому как
Бегал рядом предмет ближайшего родства и брань
Его летела градом:«Да неужто, Гай, нельзя в срок вернуться
Из разведки? Не пахать, послал тебя!
А спросить людей о детке!»
Гай
–И спросил, как ты велел. Но стала ликом словно
Мел, вдруг сознанье потеряв.
О, как же шлёпнуть захотелось! И в башмак вцепился маг.
Листар
–Как бестактен и коряв! Не ума, а дури зрелость, вижу
Я в тебе, дурак! Отлучился, попугать! И кого ж, скажи,
Сынок, словом ты убить не смог?
Гай
–Я всё ж нашёл малышке мать! Нам повезло, отец, немало.
Находкой мне разведка стала. Но ждать, я леди дал совет, в
Себе терпенье пусть пробудит.
Листар
–И не загадывай, что будет…
Ох чувствую, накликал бед! Ты сердца
Матери не знаешь, когда в опасности дитя! Вот потому
Безумству и прощаешь, что нет предела у червя, какой грызёт
Жестоко душу. Теперь томиться мать, страдая. Оповестил
Ты рано сушу! Бестолковость- имя Гая!
Но Гай причину буйства знал, на пределе ж нервы были.
Но вдруг услышали сигнал, отдалённый зов словили.
Гай
–Кети ищет нас, отец, у скалы зовёт гонец.
Они сели на песочке против
Камня валуна. И задав вопросы дочке,
Отчёт дала она сполна, и от усталости уснула.
Но весть её щенка согнула. Долго царь в тиши молчал,
Вниз головушкой склонившись, где находиться забывшись, но
Наконец он отвечал: «Бесполезна новость Кети. И поход её бесплоден. Этот Рагму полон мести, дал обряд, какой не годен. Ну где я вам возьму младенца? Новорождённого к тому же? Нет, сынок, покой для сердца обрету, когда
Мы тут же, спрячем мерзкий пузырёк. Да хотя бы в ту скалу, под
Гранитный козырёк. Утром, как они уйдут, эту чёртову
Смолу незаметно скроешь тут. И конечно мхом
Прикрой. Вот и будет всем покой.»
XXIII
Тала хмурая сидела,
Гномам штопая носки. И присев на край
Доски, Гай придвинулся не смело. Но не приняла игру,
Но не могла и долго злиться. Видя, как беглец
Стремится, в отношение дыру сам
Заделать деликатно.
Гай
–Я сорвал тебе цветы, на верху найдя лужок. Но,
Однако, смотришь ты как-то очень безотрадно?
Тала
– Почему? Не знаешь, Гай?
Но одно ты твердо знай! За тобою вслед
Прыжок сердце б сделало на скалы, если б ты разбился
Там. Но раз тебе не жалко Талы? Можешь
Лазить по горам.
Гая тронули слова. Как любить умела Тала,
Не встречал он существа. Но решимость напугала.
Гай
–Али жизнь не дорога?
Тала
– Уж больно, Гай, она строга,
Точней сказать она сурова. Ты ж мой лучик
В темноте! И я на многое готова, лишь бы друга на черте
Задержать, вернуть назад, охладив в тебе азарт. Но как подумать
Мог, чтоб я с жизнью счеты прекратила? Гибель юная твоя сердце б девочке Разбила. Но за жизнь? Как зверь я буду драться! Хоть и немощны
Клыки. Падать, лезть, но подниматься, всем
Невзгодам вопреки!
Гай
– А если б сразу упредил, что отлучиться я хочу?
Тала
– Голос мой бы всех будил.
Я ни сколько не шучу! Не умея, без сноровки
По местам глухим шататься, это значит, что в уловки
Безрассудно попадаться! Зло ж на
Гадости не скряга.
Вдруг принял Гай сигнал от мага: «И не вздумай говорить ей о
Матери сейчас! Неизвестно, что творить будет в гневе ее глас?»
Гай
–Поступать нельзя так, детка. Донос-предателя то метка.
Тебя же будут опасаться, доверить тайну, побояться.
Тала
– Какие тайны скроют гномы?
Секрет из тряпок, из соломы? И никто ж
Не пристыдит! Коль суть бессовестных секретов
Гнев, да зависть, да алчный аппетит. Зачем мне тайны
Суеты? Зачем мне глупость их советов?
Ведь о другом мои мечты.
Гай
– Я знаю, что тебя тревожит,
Тоска по маме душу гложет. Надейся, милая,
На чудо. Фарт с повязкой на глазах, в лесах бродящий
Да в горах, бывает жизнь меняет круто.
И заплакав вышла Тала
В закуток свой за скалой. Не любовью
Удивляла слёзы лить перед толпой. А принц, своё
Же обещанье, какое дал в тоске душе, не сможет выполнить
Уже. И тяготило оправданье, что не его это вина,
Раз клятва матери дана.
XXIV
Гай, лёжа, думал в темноте:
«Какая паника в воде! Событий ждут они
Исхода. В кольцо мятежный остров взяли и нет покоя для
Народа, но и бояться уж устали. Как облетела быстро
Весть! Ведь каждый уж злодейство судит…»
«Спи, сынок, отец разбудит,
Не тревожься, я же здесь.» Узнав навязчивые мысли,
Царь ободрил лаской Гая. Самого ж тревоги грызли. Но их усердно
Отгоняя, он думал только об одном: «Когда же грот покинет
Гном?» Но наконец они поднялись. Для здоровья
Без потерь, как обычно поругались и
Закрылась вскоре дверь.
Листар
–Ну, давай, дружок, дерзай!
Но поднявшись с ложа Гай, сдвинув камень,
Побледнел.«А отравы-то не стало…» – тихо он сказать посмел,
Ожидая в себя жало, обвинять когда бы стал в настороженности карлов. Но Застыв, отец молчал, коль явилась искусать к нему свора диких страхов, и в Думы он ушёл опять. От надвигающихся бедствий, от фантазий своих бурно Рисовавших вид последствий, аж владыке стало дурно. И молвил он: «Займись Гаралом, ни на шаг не отходи. Быть внимательным
Прошу! Если что? То с полным правом силой зелье
Захвати. Я ж за Кретой прослежу.»
В грот вернулись гномы злые и к ним щенок ласкаться стал.
Но знать мешки были пустые, коль пнул ногой его Гарал.
И сели молча на скамейках, и яд копился в этих «змейках».
Листар
–Хуже нет, дела у нас, дань платить не стали люди.
Ох, предчувствую я час, когда сюда нагрянут судьи.
И только он проговорил,
Как рёв пространство огласил, и все кинулись
Из грота. О сколько ж гневного народа привезли большие лодки!
И сколько грубостей, угроз, надрывая свои глотки,
Люд на гномов произнёс!
В лодке ж мать была одна, не считая
С ней гребцов. Но став лоцманом челна, видя
Девочку в раздумье, двух здоровых молодцов непрерывно
Подгоняла. И звенел там в общем шуме крик тревожный её «Тала».
Великой радостью полна была душа её сегодня. Коль разлучница
Да сводня судьба была себе верна. Так за бедою чёрной в след,
Сменив свой гнев на милость, дарила матери просвет,
В котором счастье притаилось.
А Тала глядя на народ, не усомнившись
В том ни разу, узнала в нём свой древний род, как и мать
Признала сразу. И чуя отзвуки любви, (должно быть зов то был крови). Тянула ручки уже к ней, носясь по берегу, вопя: «О, забери
Меня скорей! Я здесь! Я здесь, твоя дитя!»
Но оборвался общий крик.
Пёс, когда б в один лишь миг за скалой,
Таясь от гнома, превратился точно в клона. И не могла
Понять жена, почему в момент тревог«муж», как юная луна, улыбаться
Еще мог? Но вдруг набросился «Гарал » и стал Крету щекотать.
И вдруг второй Гарал напал, а на него напала «мать».
На берегу бородачи, устроив потасовку, в песке
Барахтаясь, ругались и, хохоча,
Все отбивались.
Но проклял маг свою уловку
И корил себя за дело, за взятый облик, с бородой.
Когда б «Крета» прохрипела: «Слезь с меня, сынок я твой.» И духа
Верная слуга, заминкой пользуясь не зря, к воде сбежала
От царя, и зелье вынула рука.
И подняла флакон ужасный Крета
Гордо над собою. И хриплый голос её, властный
Всем убраться приказал. Но кто из них знаком с бедою? И лодки вновь Заторопились. Коль час возмездия настал, был приговор людей
Суров. Но Гай с отцом за головы схватились,
Увидя в том конец веков.
И упиваясь своей властью,
Наперекор свобод и счастью и своему на
Горе роду. Крета бросила на камень ужас сей с размаху
В воду. В тот же миг, мерцая пламень, стал на глади расползаться. А затем
В гнилую кровь на глазах стал обращаться, умножаясь вновь и вновь. И люди Больше не качались на волнах прежде озорных. Но все сбежать теперь Пытались, предвидя в жиже смерть для них. Но мрака жуткое
Творенье продолжало продвиженье.
Вдруг вопль издала, видя
Тала, как без чувства мать упала.
Да не в лодку, а в кровище, да как тянет
Её днище. И обезумев мать спасать, в сей гиблый
Смрад полез ребенок. Причём пришлось ей пострадать, упав
На каменный осколок. Но до крови разбив колени,
Не колеблясь, без сомнений в гнили рвалась
Лишь вперёд. Не заметив, что плывёт
В абсолютно чистом море.
Вот так и встретились они
У счастье редкого в фаворе. И сил не стало
У родни. И откинув ложный стыд, обе плакали навзрыд,
Когда б и слуги вторить стали. И их подняли руки
Нежно, и лодки к берегу поспешно
Наконец-таки пристали.
XXV
Когда ж разнёсся слух
Молвой, вернулся в море вновь покой.
И обитатели глубин все ликовали, как один. На глади
Прыгали дельфины, в восторге радостно кричали. Киты среды той
Исполины фонтанов брызгами стучали. Кишела живностью
Поверхность, на сколько видно было глазу. Но поутихла
Вдруг их резвость, когда б прислушались к указу.
И послал им мысли маг:
«Очистим воды от злодея! Пора убрать на
Дне бардак. Коль из-за зелья чародея чуть не расстались
С жизнью мы! Да будет грозной ваша месть! Тащить на суд холуя тьмы Теперь у вас забота есть. Искать отступника кругом, велю я даже по намёку Движенья к тёмному истоку. Уж разберусь я с ним потом! А за жизнь,
Своё спасенье благодарите не везенье. «новорождённое дитя»
Зовётся Талой. И прошу, запомнить имя это, я.
Какое в сердце я ношу.»
Но молча с брега наблюдали
За таинственным кошмаром, когда б к своим
Взывал бы царь. И вновь погибели все ждали, лишь видя
В них со злобным нравом проголодавшуюся тварь. Сменялись сцены
Для людей одна ужаснее другой. Сначала жуть гнилых кровей, затем Бесчисленной толпой их зверь морской пугает. И видя трепет
Их сердец, царь настойчиво внушает, всем
Убраться наконец.
И пустынным стало море, как-будто
То был просто сон. И про источник вспомнив горя,
Врагам отвесить на прощанье, народ решил «большой поклон», за
Их «душевное» старанье. Но казни воры ждать не стали, и в суматохе все Сбежали. Лишь тишь в пещере их встречала. Но вскоре очи видят мрак, Когда бы гневом дверь сломало. Да только люд, как не старался,
Не смог пролезть в него никак. И был завален тот проход.
И, как же зло слуга ругался, ни с чем
Покинув тёмный грот.
А Тала села на колени,
Обнявшись с мамочкой своей. О, сколько раз
Живя в мученье, желалось счастье это ей! И в ручку взяв
Свой медальон она тихо прошептала: «Согревал
Мне душу он, целовала его Тала.»
герцогиня
–То рода древнего печать
На меди вензель продавила. Ведь дабы мне тебя
Признать, пометить всё же я решила свою возлюбленную
Детку. Ну, что ещё мне оставалось? Как не надеть
На шейку метку? Ощутив безумный страх,
Угрозы слыша невидимки.
Тала
–Отчего же не пыталась нас семья найти в морях?
Устроив дома лишь поминки?
Гай
–Коль позволите сесть рядом?
Удивлю я вас докладом. От искателей, их зовов
Заколдован остров гномов. Будут рядом находиться, но узреть
Не смогут землю. И пришлось бы возвратиться, или влезли б в ту же
«Петлю». И рабами стали б здесь, как и те, кого теряли.
Уж лучше, как оно и есть. Уж лучше,
Если б не искали.
Тала
– Откуда знаешь это, Гай? Мама, с другом познакомься!
Заберём его давай.
Гай
– Но сначала разберёмся,
Вспомни, детка, как спасала ты дельфина
От костлявой. Когда б смерть его сжимала своей хваткою
Не слабой. И за ту к бедняге жалость предпочёл я в благодарность,
Сделать благо для тебя, отыскав родных людей. И сбылась
Мечта твоя! Ну, кто есть мамочки родней?
Тала
– Секрет я свой уж позабыла. И тайну эту никому
И по сей день я не открыла. Откуда знаешь, почему?
Гай
–Но я и был им, тем глупцом,
Кого спасла, рискуя ты. Вот потому и стал
Потом я исполнять твои мечты. Но знаю я, за жизнь свою
Тебе вернул не все долги. И всё равно, тебя ль, семью, но лучше им того
Не делать, ну, коль обидят вас враги. И если даже не зовешь, все
Равно у ножек блеять их заставит Гая нож. Охраняется
Отныне дитя-сияющий кристалл!
Тала
–И повезло ж с тобой гордыне… Надеюсь, образно сказал?
Самонадеян, скрытен прочно. Но ты, братишка, исправим.
Заняться просто надо срочно мне воспитанием твоим.
Гай
–О, герцогиня, я Вас умоляю!
Каждый месяц в день воскресный приводите
Талу к Гаю в ваш залив небезызвестный. Не лишайте права нас,
Поиграть да пообщаться. Посещать духовный класс,
Уж позвольте мне стараться.
герцогиня
–О, как намеренья чисты! Тем более наш замок «Дивный»
От залива с пол версты. Вам рады будем, рыцарь милый!
XXVI
Но вскоре здесь и тощий пёс
Речь пред ними произнёс: «В мошне их место
Тем камням, полны какими сундуки. Воздайте ж черни по трудам.
Ну, а клад силовики в море скроют до поры. И примите извиненье
За ничтожные дары. Увы, увы, но данью нищей платит море
За спасенье. Но теперь оставьте злато, пусть пока
Лежит на днище. У Вас лодок маловато,
Не удержат они веса.»
герцогиня
–Кто Вы? Кто Вы, наш спаситель?
Листар
–Я отец того балбеса, царства водного правитель.
Дела заждались уж меня, нельзя ж надолго отлучаться.
На миг оставить пост нельзя, и подошёл я попрощаться.
герцогиня
–Благодарю Вас за свободу!
Листар
–Но мир исчез бы навсегда, когда погибла бы вода.
И справедливости в угоду, благодарю за детку Вас!
И торопитесь, герцогиня, раздать сапфиры да алмаз.
Но, как скажите, Ваше имя?
герцогиня
–С друзьями чувствую себя! Меня зовите просто Дора.
О, как отходчива судьба! Но, господин, в свой дом, как
Скоро войдет народ многострадальный?
Листар
–Коль благосклонно море к нам?
То четвёртый день отрадный обнять позволит
Слёзно Вам людей безмерно дорогих. Но в стан вернуться
Уж пора, ведь дел немеренно своих. Караван выходит строго завтра
Раненько с утра. И лишь воду да еду, остальное брать немного.
Вещи тёплые для ночи, да ремни, «коню узду»,
Их с лихвой берут для порчи.
Сундуки народ с трудом все же
Вытащил на свет. И на песке чертя перстом,
За десяток грустных лет Дора прибыль подсчитала.
И открыв ларец один, справедливо всем раздала. И всяк теперь
Был господин. И хоть ждал вознаграждений люд за годы
Бед, лишений, проклиная свою бедность, поскромней
Желанье было. Но неслыханная щедрость
Всех приятно поразила.
XXVII
Тала слугам помогала, отказавшись
Отдыхать. Удивлялась дочке мать. Как умело собирала
Пищу разную в корзины! Всем работа была в радость, не увидишь кислой Мины. На костре тушилась птица. Но не вся она рубалась, оставлялась
Для кормильца, к кому море зло проявит. Таков закон среди людей,
Милость хлеб всегда оставит. Вобщем, жарили, пекли, урожай
Собрав с полей и пели песни, как могли. Но сложила молча
Тала воду, пищу, всё отдельно. И тихо матери сказала:
«Надо в гору отнести, голодают там наверно.»
Дора
– Тала, милая, прости! Но за козни злодеяний…?
Тала
– Нет! Младенец наказаний своим
Возрастом лишён! Мне был другом в гроте он!
Умереть ведь может гномик, слаб ещё, шалун хороший. Вся
Душа уж изболелась. Пред глазами стоит холмик,
Под которым отрок тощий…
И леди мужа подозвала, в ком
И мощь была, и смелость, и с корзиной отослала.
Но, как пощёчину сей дар приняла с Горалом Крета. И хотела бы
Вендетта вновь сжирающий пожар тёмной ночкой сотворить. Но тогда уж Точно гномам месть пришлось бы ощутить. И осталось им лишь стоном Поминать свой древний клад, как и вкус готовых блюд. Так как плод
Из огородов сами грядки не родят, а в роду сих обормотов не в
Почёте долгий труд. И будут ждать, надеясь дальше, что
Опять на плечи тайно лень усядется, как раньше,
Дабы зажить, как прежде славно.
В лодках всех уже собрали, но толком
Люди и не спали в предвкушенье встреч желанных,
Для родных уже нежданных. Знать не известность впереди ещё
Была причиной скорби. Ведь нет тогда к нему пути коль меняет сердце Хобби. Об этом думалось им тоже, что их оплакали похоже, давным
Давно похоронив. Но может быть и не забыв. И, что в тоске семья
Родная, что статус их в роду не шаток, надежду в сердце
Согревая, везли в свой дом они достаток.
А с воды не счесть голов на народ
Глядят невинно, слыша ласку добрых слов. И Гай
В мальчонку обратился, и хомут в объем дельфина из ремня
Им сотворился. И в него продев веревки, привязав затем за лодки,
Вышел в путь тот караван из шести тяжелых шлюпок.
И был милостив поступок, сменял
Уставших атаман.
Но честь оказана большая.
Сопровождала Талу лишь знать, элита голубая.
А рядовой дельфин черныш, окружив огромной группой, строй держал,
Как на параде. И так, до гавани безлюдной, где все исчезли по
Команде. Только Гай один остался, поприветствовал
Людей, с деткой нежно попрощался
И ушёл, уплыл верней.
Часть II
I
И так бы, вдовствуя, скорбел, жить
Продолжая с этой пыткой, если б в страсти не сгорел.
А помогала деве прыткой в дельце выгодном, бесспорно, тайно мать
Её -Рябая. Так вождя в кругу разбойном звала публика босая. Ни красою дочь Ужасной, ни умишком не блистала, но на редкость была властной. Потому-то И мечтала сердце герцога пленить. Но нельзя завоевать душу верную Супруге, век готовую любить. Только злюки этой мать
Спец была в дрянной науке.
Иметь желая титул в древе да в придачу
Замок «Дивный». Зелье мать прислала деве подливать
В напиток винный. И та, войдя в дом экономкой, женою стала
Через год. Так власть была взята плутовкой, да и несметные
Богатства. И так добрались до высот, взяв
Волю жертвы себе в рабство.
Ведь колдовской испив
Настой, хоть и дневною лишь порой,
Стал видеть в Рэле герцог Дору, но каждый вечер
Нёс им сору. Уж вскоре Чарльз о наважденье догадался ночкой
Темной. И не имела снисхождений, покой бежал от вероломной. Когда б
В покои к ней врывался, обличая в дерзновенье, брать над сердцем силой Власть. Но утром? Вновь в ногах валялся, в ответ найдя одно презренье.
Но раз царила в муже страсть, то делать «Доре»позволял всё, что
Только ей желалось. Но с каждым прожитым деньком, всё
Больше в весе он терял, и жар в ночи сжигал
Огнём, и сил лишала его, слабость.
II
Но видя муки господина, жалел его слуга старик. Когда-то
Друг доверил ему сына, так жить стал в сердце ученик.
старик
–Легендой стала его доблесть.
Портрет с укором осуждая, глядит, тревожа
Мою совесть. И в судьи он конечно годен, коль болен сын,
От тьмы страдая. О, если жив был старый воин! Но я-то жив! Но я-то
Жив! И разве мне он не сынок? Не я ль выхаживал росток? Не мой ли слушал Он призыв, входя в лета свои младые? И не я ль его отцу, дав обещания Святые, на смертном честью клялся одре? Что вырву жало этой
«Кобре», коль зло приблизится к юнцу. Так что ж теперь
Бездействуешь, старик? В тебе состарился и зверь?
Иль сдох уж волк, пройдя путь долгий? Не
Слышен боле его рык… Но слышен
Клятвы отзвук колкий!
Думал он, не отрывая
Глаз с портрета друга боевого. А в голове
Созрел уже приказ собрать корабль для странствия морского.
И повернувшись, шёл ранимый, не страшась беды навлечь. Боец со злом, Теперь уж утомимый, уже извлёк свой ржавый меч. И был кораблик Снаряжён в великой тайне от строптивой. И в ночь вошёл
В покои Бон с учётной книжицей открытой.
Бон
–Мой господин, Вас разоряют. Давно ль смотрели
Вы сюда? Таких убытков не прощают, когда обкрадывают,
Чарльз. Потоком злато, что вода, течёт
Сквозь пальцы не у Вас.
Чарльз
– Я помню, помню, верный друг,
Та напасть мною не забыта. Банкротства ест меня
Испуг, но не бывает алчность сыта. Спаси меня, коль хочешь,
Бон! Тебе, старик, лишь доверяю. И потому судьбу
Вверяю, что ты надёжен и умён.
Бон
– Благодарю, мой господин! Тогда послушайтесь совета.
Пусть вернёт брильянт, рубин, самозванка, ведьма эта.
И Чарльз стремительно вошёл
Забрать столовые приборы. И всё, что взгляд
«Жены» нашёл, в вещах копаясь милой Доры. Она ж, с ухмылкой
Всё отдала, потому как знала, днём шкаф пополнится немало. С даром всё Назад принять, да со страстью, да с огнём, станет утром умолять. Но забрав
С добром ларец, навсегда и с полным правом он расстался с её нравом,
Коли ждал его в карету запряжённый удалец. И суденышко
К рассвету уже с гаванью прощалось. И неслись
О бегстве вести, когда б Рэла просыпалась
В предвкушенье сладкой мести.
И, как обычно, дочь Рябой,
Поднявшись с ложа, позвонила в колокольчик
Золотой, дабы слуга ее умыла. Но к ней явились стражи замка, сказали Просто, без затей, что её заждалась мамка, что возвращает герцог ей дитя, Погрязшее в пороках, рабу презренных духов тьмы. И, что она нуждается в Уроках костра, иль дыбы, иль тюрьмы. Но, хохоча, она упрямо велела Герцога позвать. Но тут же в дверь вломилась мать. Коль донесла
Ей уже яма отбросов общества, слушок, Рябой сочувствуя
Притворно: «Худой из Рэлки пастушок,
Баран-то сбёг её проворно!»
Вот так история на этом могла б закончится не плохо.
Если б дух ведомый гневом не спускал с ребёнка ока.
Итак, продолжится рассказ о герцогинях на сей раз.
III
Люди выбрались из лодок и угрюмо
Шли на берег. Добавляло ж нервотрёпок неименье
Мелких денег. И как в дом теперь попасть? Не откусишь камня
Часть. Ну а целым? Платит глупость, коли есть с мозгами
Трудность. Но и многие бегом в свой спешили
Близкий дом.
И Дора стала окружать людей
Заботою, как мать. Стремясь скорей покинуть
Порт. Заметив группою стоявших мужей бывалых-низший
Сорт, чужие жизни не щадящих, промышляя финкой здесь. И отправилась
В трактир, где оказали нищей честь трое выпивших задир,
Пред ней раскланявшись шутливо.
Шутить явился и хозяин. В развалку
Брёл толстяк лениво, знать трущобных тех окраин. Он
Слушал Дору беззаботно, но вскоре глаз его горел. И стал расспрашивать Охотно, когда б алмаз в руке вертел. И даже вызвался сам лично
К замку даму подвести, раз леди платит так прилично.
И, отправившись в дорогу, сходили
Слуги по пути, спеша к родимому порогу, когда б
Порядочно стемнело. Но оставшись там вдвоём, по сторонам
Глядя не смело, шутила Дора с деткой мило, хоть страхи
Мучили гуртом да предчувствие томило.
Но вдруг прервались думы свистом.
И перекрыв повозкой путь, их связали в темпе быстром,
Как оказалось в камнях суть. Напрасно мать не опасалась, с мошны алмазы Доставая. Теперь, со всем добром рассталась, об одном лишь умоляя,
Чтоб жизнь дочурке сохранили. И их оставили в покое, и побрели,
Обнявшись двое. Потому, как и просили, но отказался довезти
Толстяк, расставшийся с алмазом. О, если б горе им нести,
Досталось только этим часом!
IV
Но всё добытое в разбое отдавалось
Рябе срочно. Ведь опасно крутить дули ведьме,
Знающей всё точно. И отдав добычу трое, как делишки
Провернули стали красочно, подробно ей докладывать охотно,
Дабы вестью побольней гордость брошенки колоть. Но бедная была их
Плоть, коль тут же плеть прошлась по ней. Старуха в бешенстве орала:
«Из-под земли «змею» достать!» И когда б воров не стало, спросила
Рэла тихо мать: «Зачем нужна его жена? Мы ж проиграли
Эту битву. Иль стоит что-нибудь она?»
Ряба