И Чарльз от радости запел.
И в каюту на сей раз восполнять пошли
Пробел знаний скудненький запас. А потом Тин занимался
Долгожданным сном, приятным. А Чарльз? Сидел и наслаждался. Коль
Весть о леди несравненной и ребенке самым славным наполняла душу верой, Что встреча их не за горами, что счастье им возвращено и отдаляется оно
Всего лишь несколькими днями. И вся команда корабля вдруг весёлый Слышит глас. Он, наконец, отдал приказ: «Братва, сушите якоря!»
И, все с улыбкой на устах, в путь отправились
Умело, силы черпая в ветрах.
Но шёл закат в права свои,
Неуклонно ж вечерело. И вскоре зов исчез
Любви, и пропала страсть на время, обещав вернуться
Утром. Но жуткий след на жертве бремя, на здоровье его хрупком
Наложило в этот раз. Немощь к койке приковала, смерть над ним уже витала, Дав отсрочку ещё с час. И чуя гибели опасность, Бон, ослепший уж,
Прощался. А Чарльз понять его пытался, коль слова
Глушила слабость: «Я ухожу, мой господин,
Туда, откуда нет возврата.»
Тин
– Помощник нужен нам один, проследить за хворым надо!
Поднял глаза Тин голубые,
И боцман вызван из толпы. Но видел он чубы седые,
И слышал он слова мольбы. И, предвидя наказанье, (маг такого б
Не одобрил) старой гвардии собранье в едком
Смоге он устроил.
И в том волшебном полумраке
Войны летопись смотрели, в этой газовой атаке.
Годы, месяцы, недели одним долгим плыли сном. Но в течении
Обратном проживали страхи в нём. Вспять неслись событий град, и покос
В деньке прохладном, и любовь, и боль утрат. И видел Бон себя
В доспехах снова сильным, молодым, когда б
Отпор давал в набегах он рядом
С другом боевым.
Но озарённый небосклон
Остановил их дивный сон. Затем из
Кубрика дымок прогнался свежим сквозняком.
Дабы и Чарльз их видеть мог, и слышать возгласы кругом.
Как хохот радости раздался, коль шуткой вызван гомон общий, когда б Штаны держа, ругался, толстяк вернувший облик тощий. И встал навстречу Ему Бон, и они обнялись крепко. Стал, как бык, слуга силён, появилась
В нём и хватка. Ясный взор бросал он цепко на причины
Беспорядка. Так верный друг вернулся к Чарльзу:
И отец, и раб, всё сразу.
XXIII
Но вдруг последовал толчок,
И забурлили в пене волны. И слышит Чарльз,
Упавших стоны, как сделал парусник кивок. К нему неслись
И Бон, и Тин, пред неизвестностью очнулась в них отвага, когда явилась
Из пучин живая, гибкая коряга. Вооружался тут же люд, повидавший
В жизни рой послов беды из толщи мрака. Однако, их щадя
Покой, шутить не стал уж боле спрут.
А Бон закрыв собою Чарльза.
Знал, последней будет драка. Что в глубины
Моря скоро их утащит эта масса, где устроит пир обжёра.
И все взирали пред сраженьем, как тянуло ноги диво угрожающим Движеньем, плавно, медленно, лениво. Но в преддверье смерти вдруг
Бон увидел из воды монстром поднятый сундук. И, словно
С яблони плоды, и второй, шестой, восьмой
На корму упали щедро.
Бон
– А что отдал нам див морской?
Тин
– То, что скрыть пытались недра.
Сказав, он голову склонил,
Чем всех немало удивил. И, подражая, Бон
И Чарльз преклонились перед спрутом. И толпа не растерялась.
Вся команда в тот же час, дорожа своим приютом,
На коленях оказалась.
Листар
–Да вы напуганы, друзья! Мечи
Вложите свои в ножны. Не вам желаю я могилы,
Бояться надо не меня. Но раз смертельны, да тревожны для вас
Иные в мире силы? То пусть покинет ваши души покой радушный простака.
Не знать ли вам? Что там, на суше, не лечит время земляка. Коль мерзость он Творил и раньше, то жизнь соседу отравлять продолжать он будет дальше, Хоть счастье вынужден терять. Но есть средь вас святые люди, учитесь
Выдержке у них. Ведь множат хаос только «судьи», коль злом
На зло ответит псих. А сундуки верните Тале, чтоб дел
Свершила она массу, мирок спасая ваш в опале.
И ради собственного блага, её доверившись
Приказу, да будет ваша с ней отвага.
И устремив на Тина взгляд,
Сказал с усмешкой телепат: «Ну что, сынуля,
Мой усердный? Исполнил «сла-авно» волю ты отца.
Волшебный плод теперь бессмертный
Омолодил и наглеца.»
Тин
– Прости, отец, за состраданье к человеку, чьи лета малы,
Чьё быстротечно увяданье.
Листар
–И мне знакомы те печали…
Ну, что ж, сынок, раздай плоды. Исправь
Поступок злого друга, дабы унынья не познали. Дабы
Вернула и супруга, и мать с отцом былые годы,
В укор бесчувственной природы.
И, обратившись вновь собой,
Уплыл Листар, делами загруженный, а бриг
На курс вернулся свой. Но люд, в сраженьях закаленный,
Жалость чувствуя к дитю, рыдал, о ней внимая сказ. И своему дивясь
Житью, клялись начать на этот раз жизнь добродетельную
Ради любви, гармоний и добра. Клялись, что дурь
Оставят сзади, что исправляться им пора.
XXIV
О поступке банды диком
В гневе люди говорили. О захвате судна
Мигом облетела ж город весть. Повсеместно все твердили:
«Короля догонит месть». Так достигла новость слуха тех, кого скрывал Рабек. И не страшна уже старуха, и, отрекшись от опек, домой
Вернулись Дора с Талой, произведя фурор немалый.
Ведь их искали много дней,
Те, кому за десять лет ближе стали и родней.
Всех друзей созвала Дора, в честь гостей дала обед. Где
Слышны проклятья хора стали после откровенья. Народ в сердцах
Негодовал, узнав о муках заточенья, и
Ором был наполнен зал.
Она и думать-то боялась.
Найдет ли Тин дорогу сразу к супругу,
Раненному Чарльзу? И дочка тайно волновалась
О состоянии душевном бедной мамочки своей. И в закуточке
Их секретном, под сенью ивовых ветвей,
Обнявшись, грустно они пели.
Но шли часы, и дни летели. И вот
Однажды часовой видит, как спешит беглец.
И в замок весть принёс гонец о том, что парус с синевой
На горизонте показался. И тут же леди крик раздался: «В темпе, друг
Мой, выручай! Запрягай коней в карету, скоростных, Мечту да
Райку! Ох, спеши, не огорчай!» И, исполнив волю эту,
Ждал Рабек свою хозяйку.
В несказанном счастье леди
С песней ехали в карете. Но, взглянув мельком
В окно, видят деточек в обносках. Не мыто тельце их давно,
И как тростиночки худы. Но, найдя игру в берёзках,
Забыв о прелестях еды, над чем-то
Громко хохотали.
Тала
– А ведь бедует детвора!
Дора
– Иной судьбы они не знали. И благо, летняя пора
Теплом их балует ночами. Да и люд сирот жалеет,
То хлеб подаст, то платьем греет.
Тала влажными глазами вновь смотрела на детей.
Тала
– Надо что-то делать, мама. Ведь тех спасая, кто бедней,
Знать избавиться от срама! Есть теперь я не смогу, зная,
Что они рагу во сне видят, голодая…
И Дора думала, грустя, когда бы плакала
Дитя: «О если б знала, дорогая, сколько в мире этом зла?
Бедам просто нет числа. Да разве всем поможешь им, бездомным
Сиротам, больным…?». Но взглянув на дочь, застыла. Не знакомое доселе Что-то в глазках ее было. Дочь себя ей открывала. Но сила духа в хрупком
Теле мать приятно поражала. И она сказала твёрдо:«Станет ликом чистым Морда. Но попозже, но потом мы займёмся тем дитём! Не давай
Слезам ты воли. Куда мчимся и зачем, или ты забыла
Что-ли? День других сегодня тем.» И вновь
Шутить она пыталась, но детка
Больше не смеялась.
XXV
И, прибыв в гавань, наконец, они
Оставили карету. Но «Огорченьем двух сердец»
Назвала б я картину эту. Зря ворчали на коней, подгоняя
Их в дороге. Участь всех же кораблей не завидна знойным летом.
Так как южные потоки, на просторе растерявшись, не могли назваться Ветром. И пошли, за руки взявшись, скрывая тяжесть настроенья. Коль Страдая, вспоминали, как отсюда начинали беды их своё рожденье.
И долго в даль они глядели, как бриг их к молу подходил.
Но голоса вдруг зашумели. А, обернувшись,
Изумились, ведь там почти
Весь город был.
Дора
–Не может быть! Но все явились.
Но, как же быстро эта весть встряхнула
Сонный городок! Приятно всё ж, что много есть
Людей к беде не равнодушных. Но многих так же и порок
Привел искать здесь развлеченье. О сколько их, зевак бездушных,
В живую видеть наважденье, пришли на берег светлым днём! Безумство Чарльза им-то в радость. А посему, его мы странность в карете
Быстро увезём. Ведь леди, детка, чувств своих, коль
Настоящая она, от любопытных глаз чужих
Таить с усердием должна.
Но ор поднялся ещё пуще,
Когда б судно подходило. Знать, толпе
Не угодила видом юная команда. Наплодили сплетен
Тут же, коль молва порочить рада. Встречей-то был поражён с жаждой Зрелищ обыватель. Ведь любовь была предатель и юнцов, и ветхих жён. Но Хоть и рвался бить их люд «за бесстыжий этот блуд», целовались,
Обнимались, радость скрыть и не пытались. Только
Чарльз был нем и глух, когда б искал
Он милых двух.
Вскружилось небо пред глазами,
Уж думал, слышен сердца стук. Но хладно
Прикоснулся он губами к руке любимой, преданный
Супруг. Тепло дочурке улыбнулся, затем к народу повернулся,
Изрек приветствие во цвете, и чинно все прошли к карете. Помог забраться
В неё дамам, сам взошёл спокойным шагом. И дверь закрылась на замок,
От завидущих скрыв их глаз. Ну а дальше, а затем, и кто б разнять-то
Их бы смог!? Сплелись в объятии втроём в момент житейских
Перемен. И в ту минуту, в тот же час ворвалось
Счастье в отчий дом.
Герцог слушал всю дорогу о мытарствах
Доры, плача. Слал проклятья злому року, и неверная
Удача, и преградная стена им обруганы сполна. Сам же он поведал
Доре, как со счастьем был в раздоре десять лет безмерно мрачных. Как попал Он в западню, оказавшись у удачных ведьм прожорливых в меню. Как Заклятье, что нарыв, душу мучая, томило. И как Бон душой
Красив. Об опасности в походе, о волшебнике уроде
И о супруге за бортом. И о том, какая сила
В плоде юности морском.
XXVI
Ну, а преданные слуги ожидали
В замке чистом, и творили яства руки, загружая
Стол изыском. И, встретив Чарльза со слезами, чету покинули
Тактично. Коль было б это не прилично мешать назойливо речами.
И, уложив дочурку спать, в ожиданье двух гостей, Дора в зал
Вошла опять, разговор продолжить поздний.
Только цокоты коней зла забыть
Велели козни. Так, скрываясь в ночке лунной,
С корабля сошёл отряд, от толпы таясь преступной. И под
Взором Тина, Бона, без малейшего урона, в замок был доставлен клад.
А затем, забыв печали, дела оставив на потом, сидели, шумно
Пировали друзья, испытанные в горе, рождая шутки
За столом. Но вдруг дитя прильнула к Доре.
Бон
– И Вам не спится, дорогая?
Чарльз
– Подойди ко мне, кровинка,
Моя девочка родная. Грусти, вижу я, соринка
Залетела в глазки к Тале. Что же так тебя тревожит?
Помогли, когда б узнали. Я же вижу,
Что-то гложет.
Тала
– Детки помощь нашу ждут. И мы решили для сирот
Строить дом – большой приют. Где на праздник будет
Торт. Где учить их будут даже, где любовь найдёт ребёнка.
Чарльз
– Слыша вопли, мыть от сажи предстоит нам работёнка?
Тала
– И поможет папа нам?
Чарльз
– И гони сомненья прочь, и приказывай рабам!
И он нежно обнял дочь. А Тин
Подумал: «Вот и славно! Прав отец, она бич
Тьмы, коль свет в очах сияет явно. Ну а свет где? Там и мы.
И будет жить дитя веками, на то ж растут плоды
«Годин». И много дел ее руками ещё
Увидит старый Тин.»
XXVII
Ну а сейчас пора открыть судьбу
Людишек беззаконных. Пытавшихся весьма жестоко,
Свой вызов миру предъявить. Но жизнь от совести свободных была Безоблачна до срока. Хоть и не ждал морской убийца таких
Возмездий для себя. Но, как же тошно было Кети
Среди коварных находиться!
И брат делил с ней чувства эти,
Безмерно дерзость не любя. Но что поделать?
Пред отцом исполняли долг свой дети, ожидая в нетерпенье
Ответных действий, королём. Но третий день прошёл в забвенье.
Погони ж не было за ними. Но происшествие на судне
Сподвигло жирный крест на «трутне»
Поставить силами своими.
На посту сменив братишку
Ранним утром на восходе, Кет заметила
Старуху. Как взбиралась та на вышку, воспевая
В жуткой ноте дифирамбы злому духу, закончив возгласом
Обряд: «И путь до синих парусов ты указать мне был бы рад!»
Уже зная, что послов из сердца изгнанных вельможи,
Мрак вернул и к ней, и к Рэле, «наградив»
Страданьем тоже.
Ощутив еще в постели страсть
К «презренной» этой Доре, ведьма ж сразу
Догадалась: «Исцелился Чарльз на горе бедной доченьки
Пропавшей. И не съесть ей даже малость заговорённое
Мамашей. О, будь же проклят тот беглец,
Какой ходил с ней под венец!»
И сняв с себя заклятье,
Ряба отомстить решила Чарльзу, потопив
Корабль сразу, отослав его до краба. Только с этим ну никак
Не могла смириться Кети. К тому ж в стремлениях лихих
Сам сопутствовал ей Мрак. Когда б он раскинул
Сети на просторах вод морских.
И обсудив с братишкой план
Возвращения без ран. Незаметно глазу
Кет отвела от курса судно, поджидая свой момент.
И свернул кораблик чудно на островок уже знакомый, чтоб
Призрак видимый дельфинам пленил преступника теперь. И вскоре тот Поход позорный, на зло голодным вечно тинам, там был закончен
Без потерь. И вышли все на брег живыми, только не
Было четы. Но, помянув словами злыми,
Лица забыли их черты.
И началось ворья житьё, труда
Не знающих людей. Жестоко билось здесь жульё
За кусочек пожирней. И объявились вскоре «духи» на радость
Гномам и старухе. И повела-а стезя кривая, но то уже
История другая. А в это время Гай и Кети
Подплывали к берегам.
Кет
– Интересно, зло в ответе за своих
Примерных дам? Хотела б знать, кого ж из двух
Под крылом укроет дух? Ему ведь станут докучать и Крета,
И старуха. Молить, о помощи взывать,
Как та назойливая муха.
Гай
– Он абсолютное есть зло.
И всем им «крупно повезло», коль силу
В нём начнут будить, дабы друг друга погубить. Но довольно
О чернухе! Забудь о гномах и старухе. Уж показался детки
Дом, а он под стражей навсегда. Ведь как за камнем
Валуном здесь будем пост нести года.
И снова к лесенке гранитной,
По бокам плющом обвитой, ранним утром
Из залива два ужа ползли лениво. И принял облик Гай
Желанный, близкий маленькой подружке. И Кети выбрала забавный,
Далеко не вид старушки. И, хохоча, бежали дети к самой лучшей
На всём свете. И улыбнулся дух им вслед, в сияющих
Одеждах белых. Доволен был делами Свет
Несовершенных слуг, но верных.
КОНЕЦ.
Художник: Серёгина Дарья
seryogina.daria@gmail.com
Редактор: Поганева Екатерина
roganeva18@mail.ru