Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Проблема изучения документов

Мы уже говорили о проблемах, связанных с документацией, в главе, посвящённой опричнине. После того как прекратило существование официальное летописание, наступила пора мрачной тишины. Летописи в Посольский приказ из Александровской слободы не вернулись. Но как же остальные документы, выходящие из различных Приказов?

Р. Г. Скрынников отмечал плохую сохранность архивов XVI века. Утерян не только указ об учреждении опричнины и сыскного дела 1570 года. Это касается практически всех документов. Например, ученый сожалеет об исчезнувшем приказе (или приказах), вносящем ясность в вопрос отмены Юрьева дня.

Даже знаменитый Синодик опальных Иоанна Грозного, на который почти исследователи опираются как на авторитетный источник, – всего лишь реконструкция документа, выполненная усилиями С. Б.Веселовского и Р. Г. Скрынникова, а не подлинник. Реконструкция, в которую вложено много сил, времени, способностей. Тем не менее это всего лишь один возможный вариант «как могло быть» на самом деле. Вариант разумный и логичный, убедительный, но всего лишь «вариант».

Наиболее вероятно, что дело о «новгородской измене» вместе со списками казнённых, помилованных перед казнью, сосланных по тюрьмам и другими материалами расследования погибло во время одного из московских пожаров. О пожарах я уже говорила, но хотелось бы уточнить. Наиболее крупными бедствиями учёные считают пожары 1571, 1611 и 1626 годов. Согласно большинству версий, опричная документация (и почти все приказные архивы) погибла во время майского пожара 1626 года. Проверить это, подтвердить или опровергнуть невозможно.

Существуют и другие версии пропажи документов. Например, современный историк В. Г. Манягин, уверен, что документация благополучно пережила пожары, а пропала после работы Н. М. Карамзина и Н. Н. Бантыш-Каменского. Развивая мысль, Манягин делает акцент на соответствующих политических взглядах данных историков и напоминает, что некоторые из бумаг (по странному совпадению) «всплывали» за границей. Но не будем, в отличие от Н. М. Карамзина, который без зазрения совести обвиняет Фёдора Басманова и его отца в самых страшных грехах, переходить от фактов к сплетням и вставать на ступень авантюрных и дерзких предположений, порочащих чью-то память или честь. Будем милосерднее, чем сам Н. М. Карамзин, дающий уничижительные характеристики тем, кто заслужил большего. Всё это только предположения. Факт в том, что пожары в Москве были. Страшные, разрушительные с трагическими последствиями. Столица выгорала почти до основания. Так или иначе, но от самого следственного дела и от многих других документов остался пепел. В прямом смысле или в образном – можно воспринимать, как угодно.

Сохранилась лишь «шапка» (название) следственного документа с минимальными исходными данными. Ознакомиться с ней можно благодаря Описи архива Посольского приказа 1626 года:

«…Столп, а в нем статейный список из сыскного из изменного дела 78-году на ноугородцкого архиепискупа на Пимена, и на новгородцких дьяков, и на подъячих, и на гостей, и на владычних приказных, и на детей боярских, и на подьячих, как они ссылалися к Москве з бояры с Олексеем Басмановым и с сыном ево с Федором, и с казначеем с Микитою с Фуниковым, и с печатником с Ываном Михайловым Висковатого, и с Семеном Васильевым сыном Яковля, да з дьяком с Васильем Степановым, да с Ондреем Васильевым, да со князем Офонасьем Вяземским о здаче Великого Новагорода и Пскова, что архиепископ Пимен хотел с ними Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси хотели злым умышленьем извести, а на государство посадити князя Володимира Ондреевича; и в том деле с пыток многие про ту измену на новгородцкого архиепископа Пимена и ево советников и на себя говорили, и в том деле многие кажнены смертью розными казнями, а иные розосланы по тюрьмам, а до ково дело не дошло, и те свобождены, а иные и пожалованы; да тут ж список ково казнити смертью и какою казнью и ково отпустити; да тут ж список, за дьячьею пометою, хто кажнен и хто куды в тюрьму послан, и хто отпущен и дан на поруки, а которово дияка помета, и того не написано… да тут же приговор государя царя о тех же изменниках, кого казнить смертью; и как государь царь и великий князь Иван Иванович выезжали в Китай-город на полое место сами и велели тем изменникам вины их вычести перед собою и их казнити; а подлинново дела, ис чего тот статейный список выписан, не сыскано, а приговор и государев выезд в Китай-город и список за дьячьею пометою, хто как кажнен, ветхи гораздо и изодрались, а большой статейный список ветх ж»^[163].

Перед нами единственный официальный документ для анализа роли Басмановых в «новгородском деле». Как видно из текста, на момент описи часть документации уже отсутствовала, что ставит под сомнение версии о более позднем исчезновении архивных данных. Можно ли на основе представленного сделать вывод о дальнейшей судьбе отца и сына? Нет, конечно. Историком, проявившим в данном случае наибольшую этичность, оказался А. А. Зимин. Он напомнил читателю о презумпции невиновности и юридическом аспекте, высказав простую мысль: шапка дела может свидетельствовать лишь о том, что некие лица числились в списке фигурантов. Но никак не об исходе следствия или тем паче нюансах обвинения. Большинство же историков не особо стремятся разобраться в том, что случилось с Басмановыми, переписывая друг у друга один и тот же абзац, полный несоответствий и логических нестыковок.

События. Хронология. От Изборска до Новгорода

В чём же суть трагических событий 1569–70 гг.? В первой части своего рассказа я буду опираться на версию Р. Г. Скрынникова. Поскольку при сопоставлении всего изученного, она показалась мне наиболее полной, чёткой и логичной. По крайней мере, до определенного момента.

В начале 1569 года предатели Тимофей Тетерин и Марк Сарыхозин, переодевшись царскими опричниками, среди глухой ночи распахнули отряду литовцев ворота Изборской крепости – важного стратегического объекта и военного опорного пункта. Легко догадаться, что само по себе происшествие чрезвычайное. Отбивали Изборск земский боярин Михаил Морозов и опричный воевода, родственник Басмановых Захар Очин-Плещеев. Отряд литовцев был малочисленным, но, чтобы вернуть крепость, потребовалось больше недели. Естественно, по горячим следам провели расследование. Виновники, чьи имена Р. Г. Скрынников обнаружил в реконструированном Синодике, понесли заслуженное наказание. Казни людей, непосредственно отвечающих за безопасность города, ожидаемы. Ставленники не уберегли вверенный им объект, за который отвечали. Однако, минимальными жертвами не обошлось. Пострадали те, кто незадолго до этого вернулся из литовского плена, были казнены дьяки из ближних ливонских замков. Измена сама по себе скомпрометировала всю приказную администрацию. Самое главное, тень подозрения упала на ближайший крупный город – Псков. Да, это именно то, что обычно опускается из вида широким кругом читателей и любителей исторической литературы. Именно Псков, а не Новгород стал злополучной точкой отсчёта.

В качестве репрессивных мер по отношению к большинству возможных изменников было выбрано удаление и переселение неблагонадежных элементов из Новгорода и Пскова подальше, в иные населенные пункты. Р. Г. Скрынников отметил, что количество удалённых псковичей, намного превышало численность новгородских. Из этого он сделал логичный вывод, что начальная вина Пскова в глазах государя превышала новгородскую. В общей сложности из двух городов выселили около 650 семей^[164]. Обозы с переселенцами тянулись из Пскова на восток с весны 1569 года несколько месяцев. Как предполагает всё тот же учёный, тень на псковичей бросило и тесное общение беглого князя А. М.Курбского с псковско-печерскими монахами. В одной из своих работ Скрынников напрямую называет Курбского причастным к новгородской интриге^[165]. Даже если это не так, с монахами Курбский общение поддерживал и обращался к ним за помощью. Естественно, царь об этом знал. Несмотря на то, что к моменту этих событий Курбский находился давно в Литве, это не исключало его возможного участия.

Беда, как известно, не приходит одна, а грозовой фронт не состоит из одной тучи. Атмосфера накалялась. Одновременно в Швеции произошёл государственный переворот. Эрик IV был свергнут с престола. Он неоднократно обращался к русскому царю за помощью. Когда Иоанн согласился таковую оказать, дело отчаянно замедлилось. В процессе длительных переговоров с русскими послами время было упущено. Накануне случившегося Эрик казнил ряд знатных придворных, что послужило спусковым крючком для массовых волнений. По мнению некоторых учёных, Иоанн увидел в происходящем параллели с собственным царствованием. А раз так, то, скорее всего, он опасался и схожей концовки.

По предположению Скрынникова, карательный поход на Псков и Новгород задумывался и разрабатывался уже летом 1569 года (если не раньше!), но осуществить план не удалось из-за возможной угрозы, исходящей от турок-османов и Крымской орды, о которой мы говорили, обсуждая калужское назначение Фёдора. Грозный вынужден был переключиться на решение другой проблемы.

Были ли первые советники Басмановы (и другие будущие жертвы) в этот промежуток времени уже под подозрением? В некоторых своих работах, Скрынников уверяет читателей, что первые признаки опалы по отношению к Басмановым видны уже в 1568–69 гг. Вряд ли это соответствует действительности. Изучая передвижения Басмановых шаг за шагом, можно заметить, что функции, которые выполняют Фёдор и Алексей во второй половине 1569 года говорят об обратном. О полном доверии государя. Сам Грозный всё лето 1569 года провёл в Вологде, где активно шло строительство новой опричной столицы. В конце лета, не позднее первых чисел сентября, Алексей Данилович Басманов перевозит тяжелобольную царицу Марию Темрюковну из Вологды домой, в Александровскую слободу^[166]. Рамки этих передвижений ограничены датой кончины Марии. Государыни не стало в сентябре 1569 года (с учётом иного летоисчисления, это уже 1570 г.). Могла ли смерть Марии отразиться на отношении к А. Д. Басманову? Сказать сложно. Но общие процессы эта смерть запустила.

Что случилось с Марией, неизвестно. И неизвестно, подозревал ли царь окружение в том, что его второй супруге, как и первой, помогли отправиться на тот свет. Безусловно, будучи уверенным в насильственной смерти Анастасии, Иван мог подозревать повторение ситуации. Тем более, что царицу Марию не любили в княжеско-боярской среде. И. Я. Фроянов упоминает коллективное признание пастырей русской церкви, зафиксированное на Соборном приговоре 1572 года, где записано, что царица, с которой Иван прожил восемь лет, «вражиим злокозньством отравлена бысть»^[167]. Это вполне можно посчитать документальным свидетельством, но не слишком ясно, отражено ли здесь мнение царя самого или всё-таки представителей церкви?

Мог ли царь доверить сопровождение пусть и опостылевшей, но официальной супруги человеку, находящемуся под подозрением? Сомнительно. Давайте предположим, что доверил. Даже подошёл к вопросу с циничным прагматизмом. Что-то вроде «Пусть везёт. Если что, и от супруги избавлюсь, и повод будет законный изменника казнить! Ибо не уберег государыню». Допустим.

Однако в это же время Фёдор Алексеевич Басманов в связи с вышеупомянутой турецкой угрозой, получает крупное военное назначение. Царица – царицей, дела сугубо личные, хотя и царские. Но с нападением внешнего врага шутки плохи. Эксперименты тоже. В случае с Фёдором Басмановым подобная расстановка сил может свидетельствовать лишь о доверии царя. В противном случае о глубоком помешательстве, когда правитель страны не осознаёт, что творит, и ставит у рубежа на крупную должность возможного изменника. У царя не было выбора? Был. Двор не испытывал недостатка в талантливых и опытных военных (опытнее Фёдора). Отстаивая свою версию, Скрынников считает отзыв воеводы признаком опалы. Мы уже разобрали ситуацию и знаем, что «отпуск» воевод обычная процедура. Басманов мог быть отозван по плану. Тем более, что вместе с ним были отозваны ещё несколько воевод. Так что никаких признаков опалы по отношению к Алексею и тем более Фёдору не видно. Некоторые историки, пытаются найти эти признаки в местничестве Фёдора и А. П. Телятевского во время калужского похода. Делать какие – либо выводы на основе этого местничества невозможно, ибо оно не состоялось. Телятевский внезапно скончался. Д. М. Володихин, пытающийся приписать эту смерть Фёдору, уверен, что расследование убийства не было проведено на должном уровне как раз из-за благоволения государя Басманову. Так признаки опалы или благоволение? Среди учёных, как обычно, согласия нет. Да и быть не может.

Кроме этого, Скрынников упоминает казнь родственника Г. Плещеева, которому «не помогло родство с Басмановыми». Но это также ни на что не указывает. Обстоятельства казни Плещеева неизвестны. Как неизвестна их близость с Басмановым-старшим. Род Плещеевых – разветвлённый, родственники разбросаны по самым разным городам. Должно ли было подобное родство кого-то спасти?

Прочным выглядит положение Афанасия Вяземского. Незадолго до трагических событий, летом всё того же 1569 года, он принимает участие в важных переговорах с английским посланником Дженкинсоном, основная цель которых – предоставление царю убежища в Англии^[168]. Нетрудно догадаться, что переговоры были не просто секретными, а строго секретными. Любые слухи о том, что русский государь подготавливает убежище в другой стране, могли нанести колоссальный урон репутации. И. Граля подчёркивает тот факт, что на переговорах отсутствовали представители земской дипломатии, в частности И. Висковатый – его уже могла затронуть немилость. При этом огромное доверие было оказано опричным Вяземскому и дьяку Петру Совину. Результат переговоров удачным назвать нельзя. Москва уступила Англии во многом, предоставила привилегии и того же ожидала в ответ, рассчитывая не только на убежище, но и на прочный союз. Однако ничего не вышло. Это выглядело провалом внешнеполитической дипломатической миссии, порученной специалистам из опричнины, и могло бросить тень на Вяземского.

Осенью 1569 года, уже после погребения царицы, ситуация начинает набирать обороты и переходит в острую фазу. На «сцену» буквально вытаскивается князь В. А. Старицкий. Если Грозный на самом деле мысленно проводил некую параллель между происходящим в Швеции, где недовольная аристократия свергла правителя, и такой возможностью у нас (количество отечественной недовольной аристократии заметно выросло), то Старицкий был тем самым кандидатом, под чьи знамёна могли встать теоретические мятежники. Ещё до середины XVI века в России сохранилось несколько небольших удельных княжеств. Самое большое принадлежало Старицкому. Двоюродный брат Грозного оставался единственным законным претендентом на престол.

Естественно, Старицкий не был слабоумным дурачком, каким показал его магистр кино С. М. Эйзенштейн, очевидно недолюбливающий русскую историю. Но и на роль лидера бунтовщиков вряд ли подходил. Уставший от жизненных проблем, князь не довел до логического конца ни один из заговоров, которые ему приписывают. А последний заговор так и вовсе «слил» брату по собственной инициативе. Многие историки усматривают в этом «хитрый ход». Некое желание выйти из опасной и провальной игры в самый последний момент (когда стало ясно, что игра провальная) и тем самым избежать расправы. Повинную голову меч не сечет. В чем же логика? Стоит ли приписывать князю постоянное желание свергнуть брата? Не слишком ли легко человек отступал от своих целей каждый раз, если цели были желанными и появлялись возможности? С. Б. Веселовский считал, что Старицкий был хоть и единственным реальным кандидатом, но уважением в боярской и дворянской среде не пользовался. Заявление спорное. В таком случае, почему его опасался Грозный? В целом, самые подрывные инициативы исходили от матушки Старицкого Ефросиньи Старицкой-Хованской. Но с 1563 года, Ефросинья находилась в Горицком Воскресенском монастыре и вряд ли могла принести ненавистному племяннику серьёзный вред. Но репутация Старицких уже была испорчена безвозвратно. Тем более, что слухами земля полнится. Разговоров о заговорах наверняка было больше, чем самих заговоров.

Именно Владимира Андреевича сделали главным фигурантом и виновником новой интриги.

Если следовать логике уцелевшего документа, то мы имеем весьма странную картину. Группа высокопоставленных лиц во главе с удельным князем В. А. Старицким, собиралась сдать литовцам/полякам Новгород и Псков, свергнуть властвующего царя и возвести Старицкого на трон. Нетрудно заметить (и многие историки это замечают), что документ содержит два взаимоисключающих обвинения или же два взаимоисключающих условия. Если мятежники делали ставку на удельного князя, для чего им требовалось подаваться в Литву, искать милости чужаков? Для сильных политиков XVI века Владимир Андреевич являлся кандидатурой идеальной. Во-первых, Старицкие выступали против различных «новин» Грозного, столь раздражающих правящую элиту. Во-вторых, мягкотелый Владимир сошёл бы за послушную марионетку в руках, более мощных и властных. Но руках русских. Мало ли на Руси было «серых кардиналов», желающих получить власть? Управляя страной из-за плеча официального правителя. Никто и никогда подобными перспективами не гнушался.

Осенью репрессии настигли удельного князя. Владимир Андреевич отстраненно жил в уделе. После неудачного ливонского похода политической активности избегал. Перед началом защитных мероприятий летом 1569 года, он был послан в Нижний Новгород руководить войском по случаю похода турок на Астрахань. Именно в это время царь и получил донос на брата. Чей донос, какие слова (если они были писаны на бумаге!) и инициативы усугубили ситуацию – неизвестно. Среди возможных вариантов, например, учёные отмечают «дело наугороцкое на подьячих на Онтона Свиязова со товарищи, прислано из Новагорода по Павлове скаске Петрова с Васильем Степановым», открытое по доносу дьяка В. Степанова. А. Свиязов был казнён. Р. Г. Скрынников в нескольких своих исследованиях предполагает, что именно этот донос спровоцировал новый виток расследования новгородской измены. Так или иначе, но опричный сыск с момента взятия Изборска не прекращался. Результаты, которые, скорее всего, являлись фиктивными, доказали «вину» удельного князя благодаря вовлечению в процесс расследования царских слуг. В том числе повара Моляву, давшего показания против Старицкого.

Согласно показаниям повара, царя планировали отравить. Основанием к показаниям Молявы послужила поездка повара всё в тот же Нижний Новгород, где он якобы получил распоряжение Старицкого. У самого повара нашли деньги. В показаниях Молявы Р. Г. Скрынников видит следы давления, оказанного на подследственного опричными карателями. Было ли давление на самом деле или повар отработал «плату» (а после сам лишился головы), мы не узнаем. И вряд ли бы узнали, имей папку с расследованием. Не всё и не всегда фиксируется на бумаге. Любой из двух возможных вариантов окончился дурно для самого Молявы. Если ориентироваться на записи Синодика, повар с сыновьями и рыболовы, которые ездили с ними в Нижний Новгород, были убиты ещё до окончания суда над Старицким, что (по мнению Скрынникова) ставит под сомнение версию Таубе и Крузе. Иностранцы представили ситуацию как сговор Молявы с опричниками, а пытки за инсценировку. Впрочем, разве одно другому мешает? Добровольных помощников тоже частенько убирают.

Старицкому отдали приказ возвращаться из Нижнего Новгорода. Считается, что с ним окончательно расправились 9 октября 1569 года на ямской станции Богана. Развернулась трагедия, которая намного сильнее всех сценарных экивоков режиссёра С. М. Эйзенштейна. В княжеский шатёр явились исполнители грядущего убийства Малюта Скуратов и Василий Грязной и зачитали князю обвинение:

«…считает его не братом, но врагом, ибо может доказать, что он покушался не только на его жизнь, но и на правление, как доказал это сам князь Владимир тем, что подкупил повара, дал ему яд и приказал погубить великого князя»^[169].

 

По версии Р. Г. Скрынникова здесь же была устроена очная ставка с поваром и другими свидетелями. После чего Старицкого вынудили принять яд вместе с супругой Е. Р. Одоевской (двоюродной сестрой А. М. Курбского) и их общей дочерью. Пощадил Грозный лишь нескольких старших детей, судьбами которых можно было выгодно распорядиться.

Вместе с князем убили несколько дьяков, в том числе главного дьяка Дмитровского удельного княжества Я. Г. Захарова-Гнильева и несколько дмитровских дворян. Сразу после этого Грозный поставил кровавую точку в долгой борьбе со своей чрезмерно активной, деятельной и опасной теткой. Но даже в этом вопросе учёные не могут дать единого ответа: что ж случилось? Старицкую то ли утопили, то ли отравили угарным газом при перевозке по реке Шексна. Вместе с ней погибли двенадцать сопровождающих  стариц и несколько слуг^[170]. При этом объективной необходимости убивать Ефросинью никто из учёных не видит. На момент случившегося мятежница давно уже вела спокойный образ жизни. Борис Флоря объясняет действия царя старой обидой, местью и вечной опаской. Р. Г. Скрынников также предполагал, что Грозный просто убирал всех возможных сторонников удельного князя, вне зависимости от того, насколько они в тот момент были политически активны. Старицкие, вместе со своими слугами попали в Синодик казнённых. В этом случае Грозный репрессий не отрицал.

Удивительно лишь то, что в одной связке со Старицкими окажутся ближайшие советники царя. Те самые люди, которые должны были всячески третировать удельных князей государевой волей. Тем не менее, «шапка» уцелевшего дела оставляет читателя в недоумении.