Как же вовремя – воспрянула духом Поленька. Как я рада слышать голос Неллиной мамы. Как хорошо, что можно вернуться домой, к своим. Выберусь отсюда – всех расцелую, перецелую и даже сопливую Нелльку.

Поленька нервно попрощалась – Сергей Оттович, мне пора. Тихонько протиснулась между креслом и телом немца, не встречая сопротивления и прошла к двери. Распахнула, замерла на пороге и с трудом выговорила – простите меня. Прикрыла дверь за спиной и дальше сразу сорвалась на бег. Из закрытой комнаты ее догоняли странные звуки – вой, грохот, бульканье, последний же затихающий звук точно идентифицировался – звон разбитой посуды.

Полины ноги прыгали по ступенькам, а ощущения тела не согласовывались с этими простыми движениями. Поленька вновь ощутила какую-то странную отстраненность. Ей так хотелось укрыться от испуга, возмущения, но в голове непривычно застучало и в нее, заслоняя свет, полезли мерцающие потемки и чудные мысли проносились с бешеной скоростью,

Он говорил – мои друзья эксплуатируют меня, ну даже если и так – зато так кошмарно не пугают. Ступеньки различали мысли, те и другие быстро менялись.

От собаки бежать нельзя, нельзя пугаться – догонит сразу.

И еще – я больше не приду сюда ни за что на свете. А если он опять заболеет? Раньше, считая его хорошим знакомым, я бы даже не сомневалась, а теперь? Караул – отказать больному человеку в помощи! Да у меня внутри все перевернется…

Надо еще раз повнимательнее послушать Нелли. Вдруг он и вправду ученый-садист.

И последнее – что теперь будет?

Поленька вернулась домой. Она не сделала ничего из того, что собиралась. Впервые в жизни забыла даже разуться. Стоило ей оказаться дома и остановиться, как тормозная отстраненность шока снова взяла верх. Поленька почувствовала себя так, словно не спала пару ночей подряд и всеми ночами не пахала не сеяла, а каталась на голову кружащих аттракционах.

Она устала от каскада непривычных ощущений. Теперь на нее навалилась такая апатия, такое бессилие, что она даже не зашла к Нелли, спросить – как у нее чего. Поленька села прямо в верхней одежде на диван в гостиной и подверглась милой заботе со стороны домашних. Забота эта сейчас совсем не радовала, мешала сосредоточиться и вызывала ощущение очередного насилия. Предел. Мозг своей волей отключил ее от всех мыслей и вверг в спасительное забытье. Поленька плохо помнила течение времени, вопросы родных. Она улыбалась всем бессмысленной улыбкой и успокаивающем голосом твердила – я просто немного устала, пойду, посплю и завтра буду как новая. Мне просто надо поспать и все будет как раньше.

Наклоненные лица перед глазами сменялись одно за другим, и самым понятным из них было сердито-испуганное лицо подруги, укутанной в одеяло с головой, а самым близким – жалостливое мамино. Еще одно лицо вертелось вокруг, возникая то справа, то слева, то вовсе пропадая из зоны видимости. Оно притягивало Поленькино внимание обособленным выражением на фоне обеспокоенных других. Волнение, сострадание, в нем отсутствовали начисто, одни злость и решимость горячими потоками поднимались с поверхности лица и устремлялись к девушке. Лицо выглядело незнакомым и пугающим и Поленька поставила себе цель этого незнакомца немедленно распознать. Она поймала чужое лицо устойчиво в фокус и ей потребовались бесконечно долгие секунды, чтобы узнать его – здесь же все наши, никого чужого ко мне не пустили бы. Да это… это же Феденька – охнула Полина.

Э, братишка – как можно спокойней погрозила она ему указательным пальцем с надетой на него гирей – чего ты это там такое замышляешь? Тем же пальцем, перетаскивая гирю, медленно поводила мимо его носа.

Не фантазируй на пустом месте – ничего не случилось – тяжело выговаривая слова, убеждала она. Меня никто не обижал, понимаешь? Я просто перепрыгала, то есть… устала, вот посплю и завтра… и Поленька действительно уснула. Ну и ладно – уже отключаясь, подумала она – я обещала и я засыпаю, самое главное – не обманывать младшего брата. Это ведет к непониманию и дальше… это плохо, очень плохо.

Выражение Феденькиного лицо не понравилось не только Полине, но и ее подруге. Прежде, чем вернуться с постель, Нелли сочла нужным отозвать его в сторонку напомнить об их уговоре. Все узнаешь – как и договаривались – мне уже лучше, скоро поднимусь и поездим, сам знаешь куда. Но предупреждаю – для твоей же собственной безопасности – дернешься туда один и там ничего не узнаешь и от меня ничего не услышишь. Наш договор будет не действительным. Понимаешь? Тогда ной, ни ной – ни словечка не скажу. И не вздумай меня дурить – узнаю сразу. Тебе мои возможности пока не известны. А теперь, будь добр, погаси пламень возмездия в своих голубых подростковых глазах и шлепай спать. И не думай, что кроме тебя о Поленьке некому позаботиться. Совсем скоро ты станешь большим и сильным – настоящим героем и сам будешь основным при любом раскладе в любой игре. Понимаешь? А сейчас просто потерпи немного. Это тоже полезное качество – уметь ждать и оно тебе во взрослой жизни обязательно пригодится. От долгой речи Нелли закашлялась. Ну, как порядок?

Сегодня Анжелика Максимовна уходила ночевать домой и перед ее уходом, Нелли попросила заварить в термосе кофе – я уже с непривычки обоспалась вся и все кости отлежала. Ночью то ли сплю, то ли нет, голова противно кружится. Я уж лучше совсем проснусь и почитаю, а как спать как следует захочу, так снова посплю.

Сейчас Нелли пила уже третью чашку, однако напиток, призванный бодрить, оказывал на нее мягкое снотворное воздействие. Остается одно – встать в угол на горох босиком и лучше взгромоздиться на одни пальцы. Тогда, может и не сморит. Да, что ж это такое, вчера полночи без сна провалялась, а тут, как нарочно того и гляди прямо с открытыми глазами, как сова засну. Нелли села в постели, отстранилась от подушек и выпрямила спину. Сидеть было очень неудобно. Подушка звала вернуться в ее мягкие теплые объятия, тонким голоском вторила ей, подманивая, маленькая вышитая, такая уютная думочка в изголовье.

Нет, нет – отбивалась Нелли – не могу, не имею права! Отстаньте, вы пуховые заманухи, совести у вас нет. Сейчас вот возьму и выкину вас на холод, будете тогда знать, как своевольничать. Нелли оперлась в ближайшую подушку локтем и потянулась к думочке – сейчас, сейчас. Полинина подушка – пушинка к пушинке поглотила всю руку до шеи и Неллина голова коснулась ее лишь на мгновение. И дальнейшего, девушка уже не осознавая реальности, провалилась в глубокий сон выздоравливающего человека.

Нелли снились глубокие покойные воды и яркое горячее солнышко в зените. У нее было такая стройная фигура и такие длинные роскошные волосы, ну и купальник, конечно, не хухры мухры – максимально открытый, весь в лазоревых разводах, какой девушке-блондинке– красавице по статусу положен. Нелли удобно устроилась в природном углублении нависшего над водой озерного бережка и, расслабившись каждой клеточкой рекламного тела, любовалась на воду.

Неожиданно зеркальная гладь воды бурно смешалась и на берег обрушилась глухо, будто не из воды, а – с неба высокая мутная волна, окатив ледяными брызгами разморенную Нелли с ног до головы. И поверх следующей, надвигающейся, Нелли вдруг обнаружила совершенно инородный, хоть по сюжету, хоть по цвету объект – жуткую голову огромной пятнистой змеи. Змея глядела немигающими глазами блюдцами и, производя никаких видимых движений, скорыми толчками приближалась, обгоняя волну, молниеносно покрывая незначительное, разделяющее их расстояние. Кадр – равнодушные змеиные глаза, следующий – толстая шея носорога, следующий кадр – распахнутая пасть. Нелли хотелось вскочить на ноги, бежать, кричать, но она, как это бывает во сне, не могла даже руку поднять, что бы заслониться и лишь, оказавшись в следующую секунду наполовину проглоченной и увидев отталкивающий бесконечный коридор змеиных внутренностей, беззвучно закричала.

Нелли подскочила и села в подушках. Ах, ты зараза, все-таки заснула. Как была пустозвоном, так и осталась. Справедливо мне этот страшный сон приснился. Надо было бы меня безалаберную и безответственную навовсе сожрать!

Нелли покрутила головой, прогоняя остатки кошмара и потянулась к стулу за халатом. Как там наш юный друг? Нужно проверить наличие отсутствия. Типун тебе на язык – дом небольшой, если бы он вздумал сбежать, я бы, небось, услышала. И все-таки…

Нелли прокралась в Поленькину комнату, где в связи с многочисленными ночующими, ставшими причиной уплотнения постельных мест, спал на старой кушетке Феденька. Нелли потихоньку приоткрыла дверь. Света, приникающего в небольшое занавешенное оконце было недостаточно для четкости изображения, но на кушетке явно покоилось нечто прилично объемное, более-менее соответствующее комплекции худенького паренька. Уже прикрывая дверь и позевывая, Нелли ощутила некую странность и повнимательнее прислушалась. В ночной тишине комнаты размеренно дышал только один человек – Поленька и за те несколько секунд в течении которых Нелли с порога рассматривала кушетку, располагающийся на ней объем ни разу не шелохнулся. Ну, не желает он на другой бок поворачиваться, это дело его, а как насчет грудной клетки, которая у живого человека, сон не сон, периодически вздымается, заполняясь воздухом? Если бы не мои, не захотевшие просыпаться мозги, я бы эту неправильность сразу бы зафиксировала. Девушка снова распахнула дверь и, стараясь ступать потише приблизилась к кушетке.

Если это и есть наш паренек, то он лежит без головы и без ног ниже коленей – стукнула в голову ненормальная мысль. Нелли потихоньку ткнула пальцем, вблизи оказавшуюся совсем недлинной, человеческую имитацию, и дальше уже двумя руками высоко подняла свернутое трубой и пополам, обряженное в белый пододеяльник ватное одеяло.

Так и есть – сбежал. Ах, ты! Нелли быстро выскочила в коридор, ворвалась в свою комнату и засуетилась – одной рукой хватая брюки с вешалки, другой мобильник с прикроватной тумбочки.

Когда входная дверь негромко хлопнула, в постели также испуганно, как несколько минут назад подруга, подскочила Поленька.

Нелли запыхалась через первые же несколько шагов, не успев даже выбраться за калитку на улицу. Да еще пальцы на бегу в нужные клавиши никак не попадали. Нелли недовольно притормозила, нетерпеливо притоптывая, набрала номер, и едва услышав сонное «алло», закричала.

Я не знаю, когда он ушел, слышишь? Я не знаю сколько он уже там… В трубке что-то говорили, но Нелли едва ли что-то понимала, слова висели в холодном воздухе набором бессмысленных звуков. Нелли почти удалось открыть и закрыть за собой калитку, удерживая трубку плечом, но в тот момент, когда она снова с места перешла на бег, трубка выскользнула из гладкой ткани куртки и куда-то завалилась. Нелли не стала искать ее, даже не остановилась, а трубка Мадьяровским голосом продолжала кричать ей вдогонку – не суйся туда одна, я уже бегу, я уже близко, только не суйся туда одна!

Нелли выскочила на дорогу, двигаясь неуверенно, рывками, перебежала ее. И лишь буквально ткнувшись в забор лицом и переводя дыхание, сообразила, что с этой стороны его никак не перелезть. Повернулась и побежала направо в тот же проулок между соседним дощатым забором, в котором однажды исчезла быстро удаляющаяся чернокримпленовая спина профессора. Воспоминание заставило вздрогнуть.

На углу девушка была вынуждена остановиться и прокашляться, когда же наконец разогнулась, ее повело в сторону. Ноги противно дрожали, тошнота раскачивала и норовила вывернуть желудок.

Ничего – втолковывала себе Нелли – это все ерунда – застойные процессы от долгого валяния, а вот глоток свежего воздуха нам действительно не повредит. Мысль насчет глотка воздуха так пришлась ей по вкусу, что двигаясь дальше по контуру железного забора и на всякий случай придерживаясь за него, Нелли с энтузиазмом продолжала ее повторять.

Девушка вытерла руками узкую полосу южной и половину восточной части ледяного железа и наконец остановилась.

Ну и дураки же мы! – от души возмутилась она – как же мы не подумали, как будем людей отсюда вытаскивать, да хоть сами туда внутрь попадать – ведь забор же! Надо же, все подготовили, все продумали, а такая простая мысль, как лестницу на пустыре припрятать, в голове даже не мигнула. Погоди, ну а Феденька как перелез? Ищи, ищи скорей, дура, лошадь!

Толстая веревка почти канат отыскалась на толстой ветке единственного старого дерева, росшего впритык к забору. Только висела она, разумеется, на внутренней его стороне. Нелли пригляделась – по-моему липа… да какая наплевать. Что ж, липа – придется на тебя карабкаться. Нелли помнила из детских приколов, что если руки хоть как-то достают до нижней ветки, то забраться можно на любое дерево.

Нелли начала обходить липу кругом – слишком старая, ветки высоко задраны. Хотя погоди – вот. Это правда какая-то неполноценная, дебильная ветка. Но другой-то все равно нет. Ничего, она выдержит меня – я знаю. Правда на моей стороне. Я в чужой дом не грабить лезу, а Феденьку оболтуса выручать. Ему бы сорванцу сейчас по шее накостылять и за уши как следует надергать… Стоп, не отвлекайся, вертайся к конструктивному настрою. И так – нет ничего, на моей стороне силы добра, я туда по правде прусь. Мне помогут!

Нелли вздохнула поглубже, поднялась на цыпочки и ухватилась обеими руками за намеченный обгрызенный сучок, оторвалась от земли, побежала ногами вверх и тут же сорвалась, повиснув сосиской. Силы, необходимые для броска отсутствовали начисто. В глазах опять потемнело, холодный пот заливал лицо. Руки отцепились и начали опускаться сами собой. И Нелли, прокатив локти по дереву, привалилась к нему лицом.

Вот тебе и правильный настрой. Не заслужила я видно манны небесной и даже лестницы к забору прислоненной не заработала. Но ничего, я знаю, как собраться, как энергию призвать – есть одно надежное девичье средства и Нелли, закрыв лицо обоими уже основательно ободранными о старую кору дерева руками, с удовольствием заревела. Это было легко.

У меня совсем нет сил, я того и гляди вообще грохнусь оземь и не весть когда поднимусь – от души жалела себя Нелли – а еще я очень боюсь, за Феденьку, за себя, за Олега, за Поленьку и вообще за всех людей на света. Я беспомощная больная девушка, а вовсе никакая не супер вумен. Кому и как я могу помочь? Я не знаю даже, смогу ли ударить человека, даже если буду точно знать, что он стопроцентный урод. Ох, ох, у у у…

Ну, хорош – оборвала собственные стенания Нелли – и следы слез тут высохли на горящем лице. Попытка номер два! Нелли сжала губы, собрала силу воли в кулак и заставила руки цепко держаться, а ноги активно карабкаться по стволу. Когда ноги подобрались к рукам, она закинула их рядом на тот же плюгавый сучек и моля его повременить обламываться, рывком подтянула тело, перехватываясь и усаживаясь поглубже. Если я сейчас отсюда навернусь, Олегу придется мной заниматься, а не другими пострадавшими. Поэтому я не навернусь, а вот чего я еще не сделаю, я не буду больше тратить так много время на каждое дурацкое препятствие. Непозволительная роскошь! Ишь, привыкла…

Нелли вытерла лоб и склоняясь под верхней веткой, поднялась втрипогибели. До каната Федора пришлось еще перебраться на сук повыше и несколько раз переступить, но толстая ветвь его была уже достаточно удобна и это последнее перемещение не отняло у Нелли лишних сил.

Она ухватилась за канат и обдирая руки по свежим царапинам быстро соскользнула вниз. Потом подтянула его к забору и после третьей попытки перекинула назад на улицу – для Олега. Огляделась, снова вытерлась рукавом и крадучись пошла к зданию. Где-то в глубине его на уровне первого этажа как будто мелькнул световой всполох.

Или у меня уже искры в глазах. Нелли пошла быстрее, попутно разыскивая глазами свободный лаз в здание. Но все окна были так или иначе закрыты. И все-таки Федор внутри, а это значит – вход есть.

Нелли вступила на новую, покатую снаружи бетонную отмостку и торопясь ощупывала стену, разыскивая какое-нибудь заметное, замаскированное отверстие, углубление, или хоть кнопку или рычажок. Свет фонаря в конце улицы сюда, заслоненный домом уже не дотягивался, одна надежда на руки. А руки основательно саднило, а внутренная их часть становилась нечувствительной и в поисках помогала слабо – будто чужие, так что пришлось ими с силой давить. Нелли не сомневалась, что оставляет на старых шершавых камнях меленькие красные цыпки, но закусив губу, продолжала продвигаться вперед. Девушка почти добралась до фронтона здания и пока ничего не обнаружила. Сейчас придется выходить на более освещенный участок. Придерживаясь за угол и торопясь, Нелли обогнула его. Теперь ей открылось невысокое крыльцо входа по фронтону дома.

И тут ей в бок не успевшего до конца развернуться тела, ударил мощный вихорь, а внутри здания завыло разом сто ветров. Нелли отбросило в мокрую траву на расстояние нескольких шагов, но она, пережив испуг, даже обрадовалась. Вот оно! Следом раздался вполне различимый звук захлопнувшейся железной двери – тюремный звук. Первыми движениями девушка пыталась ползти низко, пригибая голову хватаясь за землю, но тут же поняла, что в этом нет необходимости – вихрь исчез.

Нелли вскочила на ноги и в три прыжка вернулась к стене. На высоте ее роста ей навстречу открылась пасть темного окна. Было непонятно, имело ли окно когда-нибудь столярную окантовку. Сейчас оно темнело неровными краями, как проваленный внутрь стены здоровущий камень. Нелли поднялась на цыпочки и напомнив себе, как старательно и совсем недавно ревела, собирая силы, и этим подкрепившись, быстро пошарила руками за отсутствующим подоконником. Зацепилась за острое углубление под окном и, скользя, отталкиваясь ногами от мест стыка камней, потянула себя внутрь. Рукам было очень больно, мокро и горячо, но она уже не обращала на это внимание. Маникюра нам в ближайшее время не видать, уж больно пальцы расквашены – будут выглядеть, как помада на корове, так что теперь нам, милая девушка, уже все равно, не так ли? Удивительно – сколько разных мыслей помещается в голове у человека, когда тот «идет на дело».

Это было последнее отвлеченное соображение, дальнейшие события развивались с бешенной скоростью. Поелозив на животе, изловчившись и усевшись верхом на всю ширину стены, свесив внутрь ноги, Нелли заглянула вниз. Разобрать что-либо в кромешной темноте дома не получалось. Хоть бы луна светила, а то как назло… В холле первого этажа что-то по-прежнему на высокой ноте гудело, однако вихрь больше не появлялся, не ощущалось ни дуновения. Так и не разобрав, что находится внизу, Нелли зажмурилась, зачем-то как перед нырянием сжала рукой нос и спрыгнула внутрь. Падение казалось длиннее, чем было на самом деле. Нелли приземлилась на согнутые ноги и мягко завалилась на бок, ни на что острое не налетев, ничего, не сломав и даже не повредив. Она тут же вскочила и. выставив руки вперед побежала на звук. С руками она хорошо придумала, потому что через пару десятков шагов, со всего маха налетела на такое же темное, как окружающий воздух глухо вибрирующее, неизвестно как выглядевшее препятствие. Ее отбросило назад. Слева раздался звон разбитого стекла и на Нелли посыпались осколки. Один из них вжикнул по щеке и место его падения сразу же мокрым.

Это – не кровь, не кровь! Просто я опять плачу и это очень даже хорошо. Нелли поднялась с колен, осторожно отряхнув ставшими нечувствительными руки, скорее не увидела, а почувствовала впереди проход.

Зеркало. Это разбилось зеркало. Осколки широко торчали по бокам, слегка отсвечивая – первым светом полной темноте, но пройти не мешали. Или это мои глаза попривыкли. Практиковать ночные рейды по чужим домам, так небось как кошка научусь видеть. Я спокойна, спокойна, даже могу шутить. Молодец, только темпа не теряй!

Справа различался проход и Нелли привычно уже выставив руки вперед бесстрашно в него шагнула, быстро прошла вперед небольшим коридором по все более усилившемуся свету. Преодолела высокую арку и… еще парой секунд спустя увидела жуткую картину. Почти напротив прохода в каком-то здоровенном железном баке – не баке, бочке – не бочке на уровне человеческого лица светилось маленькое круглое оконце. Когда Нелли, подбежав, приникла к нему, то сразу вспышкой ужаса увидела на полу металлического сооружения, квадратов примерно семи, лежащего навзничь Феденьку. Рядом с ним валялся кое-как еще кто-то. Лица было не видно, парень уткнулся лицом в пол. Но по его комплекции Нелли определила – не иначе Вован. Лицо Федора выглядело странно. Создавалось впечатление, будто его с силой давили в пол прозрачной подушкой. Рот его был приоткрыт в крике, а кожа худенького личика даже слегка собиралась по краям. Было понятно, что он пытается шевелиться, но ему не удается даже руки поднять. Глаза мальчика молили о помощи и Нелли закричала.

Где, где оно? Дверь, хоть что-нибудь, что можно открыть? Нелли дубасила по гудящей амфибии кулаками, бегала вокруг, спотыкаясь о выступы крепежа в ее обшивке и ничего не находила.

А а а а – кричала она в ужасе – помогите, помогите! Кто-нибудь! Помогите!

Казалось – именно в ответ на ее крик в комнату посыпались невидимые люди. Олег, следом Поленька выпали из отверстия в стене, сверху, с лестницы тоже неестественным появлением обвалился немец. Крафт светанул мощным фонарем, быстро огляделся, коротким движением задвинул фонарь на ступени повыше, видимо освобождая руки и громко закричал – все назад! И рванулся обратно к лестнице, где в глубине по ней прятался едва видимый в отсвете фонаря непонятной конструкции щиток. Крафт с размаху треснул кулаком по какой-то жирной кнопке и рванул вниз средний из трех рубильников. Вой моментально стих и в следующий миг все увидели Крафта уже внутри камеры. Он поднимал и усиживал Феденьку спиной к металлической стенке. Парень усаживаться не соглашался, кричал и отбивался, наконец ему удалось сильно лягнуть Крафта в живот и выскочить наружу. К нему бросила Поленька. И тут… тут сердечный друг Нелли господин Мадьяров повел себя на взгляд девушек очень странно, если не сказать откровенно враждебно. Он кинулся к Феденьке, одним рывком выдрал его из сестринских объятий и волоком потащил обратно в металлическую камеру.

Олег! – страшным голосом закричала Нелли.

В камере ухватившись одной рукой за живот, все еще согнутый попалам Крафт пытался боком удержать, Вована, прижатого мощным Крафтовским телом к стене и отчаянно рвущегося наружу, в то время, как Мадьяров подтаскивал к входу упирающегося и дерущегося Феденьку. Крафт еще пытался что-то бурчать в пол, Мадьярову же было явно не до разговоров. Ему едва удавалось удерживать шустрика, крутящегося юлой и пропихивать его назад в камеру.

Нелли и Поленька опомнились одновременно. Они молча бросились на Мадьярова. И пока Нелли вцепилась ему со спины в шею, Поленька рвала из его рук брата. Мадьяров молча боролся, не выпуская плечи Феденьки, а девушки трясли и тянули его. Наконец этот клубок человеческих тел расцепился, разметав людей в разные стороны. И освободившийся Феденька, первым вскочив на ноги, и оглядываясь на камеру, бросился к слабо освещенной панели с выводом рубильников и еще каких-то не менее непонятных кнопок.

В камере к тому времени уже победила юность и в тот момент, когда Вован в одно движение по медвежьи прыгнул за порог и захлопнул за собой дверь, Феденька рванул рычаг крайнего правого самого крупного темно красного рубильника. В блесках отсвечивающего со ступеней фонаря под рубильником загорелась красная лампочка и прямо в уши, будто из наушников завыл сигнал тревоги. Тут все окончательно смешалось. Кричали немым криком девушки, что-то доказывая и указывая на камеру, безголосо хрипел Мадьяров, мальчишки в ужасе сидели на полу один против другого, согнувшись и зажав руками уши. Происходящее в камере не видел никто, Все, кроме Мадьярова, застывшего к ней спиной, оказались в этот момент на приличном от нее расстоянии. Возможно, это их и спасло. Людям показалось, что перед громом взрыва перекрывая вой сирены, они услышали еще один громкий звук – металлический треск. И в ту же секунду оглушительно рвануло. Свет взрыва ослепил всех. Но сила взрыва взметнулась вверх, легко пробив потолок и в значительной степени ушла в высоту дома. Взрывная волна задела одного Мадьярова, отбросив его все под ту же лестницу. На фоне световой вспышки он летел к стене кубарем, по направлению вверх, но не ясно на голову или на ноги в итоге приземлился, когда ступени его остановили. Остальные поперечного воздействия взрыва как удара не ощутили, зато на них тут же посыпались разорванные глыбы перекрытий и металлические осколки. Через несколько минут пыль немного улеглась и, изрядно перепуганные люди открыли глаза, пытаясь сориентироваться.

И все же от взрыва серьезнее всех пострадал, не Мадьяров, а Вован. На его справное крутое плечо свалился внушительных размеров булыжник, который он в сердцах смог сбросить и отпихнуть от себя. Вован сидел, стонал, качаясь из стороны в сторону и прижимая к себе здоровой левой рукой бессильно висящую правую. На остальных попали, в основном осколки не травмоопасных размеров. Каждый ощущал, что, кажется, жив, но вновь упавшей на раскореженное помещение темноте никого больше не видел.

Нелли интуитивным движением стряхивала пыль с волос, в косе Поленьки застряли мелкие камушки. Но она, натолкнувшись ладонью, выбирать их, не стала. Она, как сидела на корточках, так не разгибаясь, переступив пару раз, нащупала брата – Феденька, Феденька, что болит, где болит?

Федор потряс головой – ничего, нормально, только чего й то тошнит и нос… Поленька бесполезно оглянулась на шевеление за спиной – целы?

Нелли уже поднималась на ноги и искала глазами Мадьярова. В зале после ослепительной вспышки взрыва стало еще темнее, и теперь даже его силуэт не угадывался.

Олежек, где ты? – позвала Нелли негромко. Ты живой? Милый мой, да как же так? Так глупо! Следы снова полились из глаз, она испуганно ждала хоть какого-то ответа и мелко переставляя ноги и спотыкаясь на каждом шагу, шла к тому, что осталось от лестницы. И тут…и тут она вспомнила и встала как вкопанная… Поленька – оглушительно закричала она в следующую секунду – бери детей и беги отсюда – я его задержу!… если живой.

Нелли почти дошла до деревянных обломков лестничного крепления, когда ей навстречу поднялся Мадьяров. Высокая, едва угадываемая без лица фигура. И шорох по полу, будто отдельный, не связанный с его движениями.

Нелли загородила спиной Поленьку и детей, крикнула – скорей, в окно! – и широко развела руки в стороны, стараясь занять наиболее устойчивое положение. Сейчас она боялась только одного, что не сможет удержать своего вероломного любимого хоть какое-то время. Он просто сомнет ее – оттолкнет, собьет с ног, а потом схватит детей и передушит их как кутят. Так вот оно что – они с немцем заодно! Они вместе все это задумали. Оба они – ненормальные садисты. А как легко он оплел ее, как быстро охмурил и одурачил. У нее наверное на лбу написано – очень хочу замуж! И надпись эту, небось, за километр видать. Легче добыча – только самоубийца, которая сама себе пулю в висок метит или петлю на шею накручивает. Ох и посмеялись же они надо мной! А я то дура, какая же я дура! Нет, не упасть, только не упасть. Я схвачу его за руку, за ногу. Я вцеплюсь в него зубами. Не отпущу, не пропущу. Если я сейчас позволю себе ослабнуть, мне потом не жить! Олег, стой!

Внутри Нелли распластался страх, по ее голове гуляли сквозняки, холодя лицо и шевеля волосы, но она не позволила себе взглянуть вверх, а страх внутри сжала в комок и принудила себя пошевелиться. Она сделала последний разделяющий шаг и со всей силы вцепилась Мадьярову в воротник куртки, стараясь не прикасаться к коже. За спиной она слышала шум и звуки Поленькиных команд. Даже на таком расстоянии лицо Мадьярова было не очень хорошо различимо. Зато его голос оказался неожиданно раздраженным.

Неллька, ты что, с ума сошла? Отцепись от меня, нет ну надо же! Я же сто раз талдычил, объяснял, ты хоть что-нибудь запомнила?

Что ты натворил, безумный? Неужто ты и впрямь такой извращенец? Как же так? Как ты мог? Тебе обязательно нужно убивать людей?

Неллька, ты сдурела! Что ты несешь?

Нелли слышала сзади возню. Однако звуки ее никак не удалялись. Она не оглядывалась, толи боялась упустить Мадьярова из виду, толи просто понимала бесполезность что-либо в этой темнотище разглядеть.

Еще через секунду за ее спиной выросли люди. Поля! С надрывом кричала Нелли, не поворачивая головы, я же просила – скорей, я долго его не удержу.

Мы никуда без тебя не пойдем – пусть и не совсем спокойно, но достаточно твердо отозвалась подруга.

Поля!

Федор не уходит без меня, а я не уйду без тебя.

Нелли зачем-то потребовалось узнать мнение третьего не желающего спасаться бегством – а Вовон?

А Вован, как всегда молчит и пыжится – ни к селу, ни к городу хихикнул Федор.

А ну, всем заткнуться! – рявкнул Мадьяров – нет вы только поглядите на них! Они изволят хихикать. Да вы оба просто два малолетних придурка! Нет, у меня нет слов! Сперва вперлись куда не звали – в чужой дом. Потом еще и в барокамеру влезли, совсем ничего ни в чем не разбирая. Вам это вам что? Карусель? Какой идиот ломится в аппарат неизвестного назначения, жмет непонятные кнопки, а потом еще дверь за собой прикрывает? Вот придурки! Ну не придурки? Нет, я таких придурков в жизни не видел!

Мы не закрывали, она сама от ветра захлопнулась!

А какого черта ее взорвали? Вы что, в школе не учились? Умственно отсталые! Привыкли без мозгов на авось переть! Может их у нас их и не вовсе? Две дубины!

Ну, ты – то, Нелль, могла бы, кажется сообразить!

Я сообразила – отозвалась Нелли тускным голосом. Ты тащил Федора внутрь, что бы добить! Ты… ты…

Тьфу, не добить, а спасти, вылечить. Я же объяснял, чем занимается Крафт, помнишь? А эти два малолетних остолопа вперлись в барокамеру и активизировали ее. Тем самым попали под давлению, точнее – подверглись перепаду давления – камеру – то Крафт отключил. И у них – у этих обоих бестолочей сейчас, почти наверняка развивается кессоновая болезнь. И немец, в планы которого вовсе не входило грохать детей, да еще при свидетелях, сделал единственно разумную вещь, он хотел срочно поместить их обратно и по всем правилам медицинской науки вывести из кессона. Я понял и начал ему помогать, а вы, идиоты, разбежались в разные стороны, да еще, мало этого, в довершении взорвали аппарат. А меня в садисты записали. Я вас отказываюсь понимать. Вам это что? Шутки? Вспомните, хотя бы что было с одним из братьев-официантом, с тем, которого нашли.