Глава 45
Когда Миранда с Альфредом спустились в зал для допросов, у входа их встретил Илиас. За его спиной стоял Ларгус.
Палач, увидев Миранду, сначала с явной озабоченностью взглянул на неё, потом, переведя взгляд на главного инквизитора, заметил, как тот уважительно пропускает её вперёд, и на его обычно непроницаемом лице промелькнуло подобие улыбки. После чего он тут же быстро склонил голову, видимо, опасаясь, что его улыбку кто-то может увидеть, кроме неё.
– Всё подготовил? – мрачно осведомился Альфред, устремив свой пронзительный взгляд на Илиаса.
– Не извольте беспокоиться, Ваше Святейшество. Подозреваемый готов для допроса, и ему объяснено, чем ему грозит хоть слово лжи.
– Хорошо объяснил? – Альфред повернулся к палачу.
– Я старался, – ещё ниже склоняя голову, тихо выдохнул тот.
– Сейчас постараешься вдвойне, у меня мало времени, – сурово проронил Альфред.
– Понял, – кратко ответил Ларгус и прошёл к пыточному столу.
Тем временем Альфред сделал знак Илиасу удалиться, и тот с поклоном вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Оставшись стоять недалеко от входа, Миранда не могла видеть привязанного к столу шута, но подходить ближе ей не хотелось. Как только она вошла в зал, на неё навалилось состояние отвращения. Воспоминания о времени, проведённом здесь, всплыли столь ярко, что захотелось срочно уйти, даже убежать.
Альфред понял её состояние без слов, взял под локоть, провёл к стоящему поодаль креслу, усадил, после чего негромко проговорил:
– Я понимаю, Ваша Светлость, что это место не особо приятно для вас. Но потерпите немного. Мне надо знать, что послужило основанием столь тяжких обвинений, кои вы приписываете шуту короля, и действительно ли они были.
– Считаете, я могла признаться на исповеди в выдумке? – тут же подыграла ему Миранда.
– Я понимаю, что вам смысла не было так оговаривать себя самой, Ваша Светлость. Но порядок есть порядок. Я должен выслушать непредвзято и другую сторону. Поэтому имейте терпение немного подождать.
– Хорошо, Ваше Святейшество.
– Прекрасно, – проронил Альфред и неспешной походкой подошёл к столу.
По глухому мычанию, долетавшему оттуда, Миранда догадалась, что шуту заткнули рот, после чего Ларгус начал проводить достаточно болезненные манипуляции, способствующие полной откровенности допрашиваемого, как только кляп изо рта у него вынут.
Некоторое время прошло в ожидании, потом Альфред негромко проговорил:
– Достаточно. Я вижу, он готов откровенно побеседовать со мной.
Мычание тут же смолкло, после чего Альфред заговорил вновь:
– Значит так, сейчас предельно откровенно отвечаешь на мои вопросы. Только отвечаешь. Желательно кратко. Попытаешься говорить своё, палач продолжит работу. Понял? Прекрасно… Вынь кляп. Итак, ты действительно сказал герцогине, что считаешь её фейри?
– Ваше Святейшество, – послышался сбивчивый голос шута, – я не это имел в…
Альфред сделал знак рукой, и голос прервался, негромкое звяканье инструментов, и долгое, прерывистое, полное невысказанной муки мычание. После чего Альфред сделал ещё один знак рукой и продолжил:
– Не твоим поганым ртом мой титул называть. Я от тебя лишь краткие ответы слышать хочу. Да или нет. Иногда пояснения к ним, когда спрошу. Третий раз говорить о том сегодня не стану. Сутки палач тебя к следующему разговору готовить будет. Уяснил? Прекрасно. Итак, сказал это или нет?
Послышался сдавленный всхлип, потом тихое: «Да».
– Прекрасно. Тогда следующий вопрос: у тебя были основания для такого обвинения?
Минутная пауза, потом ещё одно тихое: «Да».
– Она обращалась при тебе?
– Нет.
– Пугалась проточной воды?
– Нет.
– Железа?
– Нет.
– Креста?
– Нет.
– Коротко в одном или двух словах причина обвинения.
Ответа не последовало. Пауза затянулась.
– Ты не хочешь говорить? Это зря, – с угрозой в голосе проронил Альфред.
– Я не знаю, что сказать, – тут же испуганно пролепетал в ответ шут.
– То есть причину назвать не можешь?
– Коротко объяснить не могу. Сложно в двух словах.
– Хорошо. У тебя десять слов. Объясняй.
– Это чувство. Я так себя чувствовал рядом с фейри Вальда.
– Ты общался с фейри Вальда?
– Да.
– Она воздействовала на тебя?
– Нет.
– Лжёшь. Раз что-то рядом с ней чувствовал, то явно лжёшь.
– Это никак не повлияло. Клянусь! – тут же испуганно выкрикнул шут, сообразив, чем чревато подобное обвинение. Очарованных фейри приравнивали к пособникам и казнили без суда и следствия. Поскольку считалось, что свободу воли они потеряли.
– Ты лжёшь либо в том, что чувствовал её воздействие, либо в том, что оно не повлияло. Одновременно это быть не может, поскольку фейри очаровывают навсегда и воздействуют лишь так. Итак, ты очарован?
– Нет! Клянусь!
– Значит, воздействия не было?
– Не было…
– Значит, объективных оснований обвинять герцогиню у тебя нет?
– Нет.
– Тогда с какой целью ты её обвинил?
– Я заблуждался.
– Ещё слово лжи, и языка у тебя не будет. Терпеть не могу лжецов и считаю, что язык им ни к чему. Поэтому хорошенько подумай и ответь коротко и по существу. Времени у меня осталось мало. Я тороплюсь, и если долго думать будешь, то я уйду, а тобой палач займётся.
– Мне понравилась герцогиня, – поняв, что выкрутиться другим способом не удастся, шут решил, что частично рассказанная правда может помочь.
– И? – нетерпеливо произнёс Альфред, торопя с пояснениями к ответу.
– Я хотел, напугать её обвинением.
– Зачем?
– Надеялся, она будет сговорчивее, если будет бояться, – в голосе шута послышалась обречённость, он начал понимать, что выкрутиться уже не удастся и кара ему грозит серьёзная.
– То есть ты умышленно и безосновательно обвинил её в надежде, что она разделит с тобой ложе? – усилил нажим Альфред.
– Так далеко я не загадывал. Но, конечно, не отказался бы от такого… – сломленный его напором, нехотя признался тот.
– Ты поступил богомерзко, замышляя склонить к разврату и прелюбодейству мою духовную воспитанницу и наречённую дочь, – в голосе Альфреда зазвучал нарочитый пафос и нескрываемый гнев.
– О, Господи… – тут же испуганно прерывистым голосом запричитал шут, понимая, что подобное родство чревато гораздо более тяжкими последствиями для него, – я не знал о том, что она ваша наречённая дочь. Клянусь! Я не посмел бы… Простите… Я виноват… Очень… Я готов любую епитимью, я любое наказание сам готов принять. Смилостивитесь… Чем угодно готов искупить… Я никому ничего дурного о ней не говорил…
– Действительно никому?
– Я лишь королю сказал однажды, что похожа она на фейри… Но он не поверил мне, и я не говорил больше… Клянусь… А теперь и ему поклясться могу, что ошибся и оговорил её… Простите! Я всё исправлю! Обещаю!
– Заткнись! – хмуро проронил Альфред, и голос шута моментально стих, лишь его едва слышное испуганное поскуливание давало понять Миранде, что замолчал он сам и рот ему не заткнули.
Альфред выдержал долгую паузу, дающую понять, что он размышлял над участью шута, после чего негромко продолжил достаточно жёстким тоном:
– Вина твоя доказана и тяжела. Желание склонить оговором к прелюбодейству мою воспитанницу, несомненно, должно караться позорной казнью, но твоё искреннее раскаяние, желание принять заслуженное наказание, а также обещание постараться заслужить её прощение тронули моё сердце. Я готов дать тебе такой шанс. Ты получишь приговор с отсрочкой, если ты сумеешь заслужить прощение герцогини, я пересмотрю его. Ну а если нет, то он будет приведён в исполнение.
– Я буду очень стараться его получить. Я все силы приложу. Клянусь. Сколько у меня времени?
– Я знаю, что моя воспитанница очень строгих правил и получить её прощение после такого обвинения тебе будет непросто, поэтому сильно в сроках ограничивать не стану, но вот если на твоё нерадение пожалуется, то тут сроку конец и настанет. Понял?
– Понял. Покорнейше благодарю, стараться изо всех сил буду, жизни не пожалею… Любой приказ Её Светлости будет исполнен. Ни в чём отказать не посмею…
– Ну для начала на её месте я бы на конюшне тебя хорошенько выпороть приказал, чтоб полежал пару недель и мыслью проникся, как дальше покорным ей быть и все недолжные мысли из головы выкинуть.
– Я приму, коль прикажет, покорно приму… – испуганно всхлипнув, начал уверять его шут.
– Попробовал бы не принять, – презрительно усмехнулся Альфред. – Ладно, дело её, сама разберётся, как твою покорность проверять. Всё!
Ещё один жест его руки, и Ларгус, склонившись над шутом, вновь заткнул ему рот.
После чего Альфред неспешно подошёл к Миранде:
– Вы всё слышали, Ваша Светлость. Его жизнь в ваших руках. Коль не по нраву вам мой приговор, можете сразу отказаться его покорность испытывать. Но, дочь моя, Господь велел учиться прощать, и мой вам настоятельный совет всё же попробовать душу его спасти, изгнав из его головы дурные мысли, научив смирению и покорности.
– Вы задаёте мне нелёгкий урок, Ваше Святейшество, но не смея вам противоречить, я покорно приму и исполню ваше наставление, – вставая перед ним и стараясь придать голосу максимум почитания, проговорила Миранда.
– Прекрасно, – удовлетворённо кивнул Альфред и повернулся к палачу: – Когда Их Светлости будут готовы покинуть дворец, пришлю конвойных, ты им передашь обвиняемого.
– Сделаю, – по обыкновению кратко ответил Ларгус и, взглянув на Миранду, едва заметно подмигнул, указывая на стол.
Поняв без слов, что это означает, Миранда, неизвестно к кому обращаясь, тихо выдохнула «благодарю» и согласно кивнула.
Палач поспешно шагнул к двери, предупредительно распахнул её перед ними, и, после того как главный инквизитор вышел, почтительно склонился перед ней. Проходя мимо, Миранда вроде как невзначай сначала дотронулась до его плеча, а потом задержала кисть руки напротив лица палача.
Ларгус тут же с необычайным пиететом, едва ощутимо коснулся губами кончиков её пальцев, после чего, чуть приподняв голову, бросил на неё быстрый взгляд, в котором читалось немое обожание. По его виду было понятно, что в оставшееся до появления конвоя время он сделает всё, чтобы шут, страшась вернуться в подвалы инквизиции, с удвоенным усердием стал искать её расположения.
Поднимаясь по крутым ступеням следом за Альфредом, Миранда коснулась его руки и, когда он обернулся, глазами указала на ответвление коридора, ведущее к его кабинету.
Тот, поняв без слов, кивнул и свернул туда. После чего, проведя её к своему кабинету, распахнул его дверь:
– Прошу, Ваша Светлость.
Она вошла, дождалась, чтобы он плотно закрыл дверь и, повернувшись к нему, негромко осведомилась:
– Амулет мой вернуть не желаешь?
– Он понадобился тебе? Зачем?
– Затем, что противостояние с королём – штука опасная и подстраховка не повредит.
– Вот ты даже не представляешь, как мне не хочется его тебе отдавать… – Альфред поморщился, и тонкие губы личины Эрбила сложились в недобрую усмешку.
– Значит, не отдашь? – Миранда тоже нахмурилась.
– Отдам, куда деваться… Но только если пообещаешь без моего ведома не сбегать от герцога.
– Ал, ничего я тебе обещать не буду.
– То есть сбежать ты мысли не оставила? Тогда почему не хочешь, чтобы помог тебе избавиться от супруга?
– Пока ни избавляться, ни сбегать не хочу. Пока хочу лишь притязания короля умерить, ну и твои тоже… А то раскомандовался и всё власть свою мне демонстрируешь.
– Ничего я тебе не демонстрирую… – он раздражённо повёл плечами.
– Зачем забрал его, кстати?
– Испугался, что сбежишь и не найду… А по амулету найти не проблема, сама знаешь.
– По амулету не проблема не только найти, но и убить. Я всё надеялась, может, прельстишься…
– Врёшь. Ты знала, что не убью. Убить тебя мог много раз, а я, напротив, все силы приложил, чтобы умереть не дать.
– Знание и надежда – разные понятия, мой дорогой. И безосновательно надеяться женщинам свойственно. Мне вообще не понятно было, зачем тебе потребовалось его забирать, если я пообещала не мстить. Обещанию не поверил? Но если найти по нему хотел, то другое дело… Только, если честно, не нашёл бы… Даже если бы вскрыть умудрился, то не нашёл бы, поскольку я умею код менять… Так что не даёт тебе ничего владение им, кроме ограничения моего потенциала.
– Ты умеешь код менять? Но при этом же весь потенциал пропадает!
– А он был у меня? Что мне было беречь, если не осталось от него ничего?
– Значит, мне повезло… Ладно, так отдам, без обещаний, только тебе надо для него новый футляр найти. Твой герцог видел, что я его забрал, и у него вопросы возникнуть могут, если увидит его вновь. Уж больно эксклюзивная вещь, второй такой не сыщешь.
– Верни при нём.
– И чем обосновать?
– Да ничем, просто верни и всё. Я, кстати, сказала, что это был твой подарок и то, что ты отобрал его, знак, что ты лишаешь меня своего расположения.
– Тогда давай сделаем так, сейчас отведу тебя к нему, поговорим, а потом у тебя упадёт твой гребень и причёска распадётся, я посмеюсь, что без моего подарка ты не в состоянии прилично выглядеть, и верну тебе его.
– Хорошо, сделаю так. Кстати, а как ты вычислил его?
– Я знал. Вальд его заказывал через меня. Я мастера искал и следы заметал, чтобы к нему не вели…
– То есть секрет гребня знаешь?
– Конечно. В случае необходимости мог вскрыть, амулет не повредив, так что ты зря надеялась, что по неосторожности убью.
Глава 46
Через некоторое время, когда Миранда вместе с герцогом вернулись к карете, то внутри обнаружили стоящего на коленях шута.
– Вы что это, милейший, так встали? – усаживаясь, иронично осведомился герцог. – Решили таким образом нам с супругой продемонстрировать своё почтение?
– Ваша Светлость, в этом святом месте на меня озарение нашло, что не должно себя веду и должен Богу продемонстрировать своё раскаяние и покорность. Просить вас хотел, может, позволите вашей супруге мою покорность испытать, мне то очень необходимо для совершенствования души, – тихо проговорил шут, склоняясь ещё ниже к ногам герцога.
– Да, бывает. Озарение во дворце инквизиции вещь обычная, – согласно кивнул герцог. – Мне лишь непонятно, при чём тут моя супруга, милейший?
– Ваша Светлость, ваша супруга – ангел во плоти, а я смел о ней непочтительно мыслить и должен за то справедливую кару принять. Позвольте ей по делам моим воздать, покорно приму любое её наказание, какое изволит мне назначить.
– Милейший, вы никак с Его Святейшеством шутки про неё шутить вздумали? И он такое вам наказание назначил? – с усмешкой поинтересовался герцог, уже давно смекнувший, что Миранда не теряла времени даром и сумела с помощью главного инквизитора хорошо приструнить шута.
– Да, мне было объяснено, что шутки о вашей супруге неуместны и совершенствованию моей души помеха большая, я осознал, раскаиваюсь и нижайше прошу разрешить мне прислуживать вашей супруге, чтобы делом мою оплошность исправить и в полной мере искупить сей грех.
– Да, Его Святейшество плохо переносит шутки о моей супруге, поскольку она его воспитанница. Что ж, коль её соизволение на то будет, попытайтесь реабилитироваться, я не стану препятствовать, – милостиво позволил ему герцог, помогая Миранде удобнее сесть. – Вы как, моя дорогая, готовы предоставить ему такую возможность?
– Я вынуждена ему её предоставить, милорд, поскольку это наказ Его Святейшества, – холодно отчеканила она в ответ.
– Значит, это благое дело, моя дорогая. Не нам спорить с Его Святейшеством, так что исполняйте его волю и не ропщите.
Когда карета уже подъезжала к замку, Миранда, всю дорогу не проронившая ни слова, повернулась к шуту и неприязненно осведомилась:
– Вы ведь слышали, милейший, какие рекомендации мне дал Его Святейшество?
– Да, миледи. Покорно приму любое назначенное вами наказание, – стоящий на коленях шут склонил голову.
– Ваша покорность меня радует, – с усмешкой продолжила она. – И поскольку я не люблю прибегать к таким методам, считая их крайними, то, подобно Его Святейшеству, я отсрочу наказание и посмотрю на ваше поведение. Если вы сумеете доказать мне, что всё осознали и без него, у вас появится шанс избежать подобной участи. Ну а если нет, то наказаны вы будете, и, поверьте мне, наказание назначу такое, что не раз раскаетесь в собственном неусердии.
– Благодарю, миледи. Я все силы приложу… – шут клятвенно прижал руки к груди. – Я очень стараться буду не разочаровать вас. Любой ваш приказ, лишь скажите, всё-всё исполню, только знать дайте.
– Прекрасно, – удовлетворённо кивнула Миранда и повернулась к супругу: – Если вы не возражаете, милорд, я бы хотела, чтобы никто из окружающих не знал о том испытании, которое несёт этот индивидуум. Мне бы хотелось, чтобы внешне он это не показывал, поскольку проблема не в его внешнем поведении, а в его внутреннем отношении ко мне, которое он признал на исповеди. И именно это я намерена исправить и контролировать. Для этого мне надо, чтобы ежевечерне он приходил развлечь меня наедине, ну или лишь в вашем присутствии, если вы мне не доверяете и хотите контролировать этот процесс.
– Я полностью вам доверяю, миледи. Поэтому присутствовать буду лишь в том случае, если вам моё присутствие будет необходимо и вы сами о нём попросите. Так что всё на ваше усмотрение.
– Благодарю, – Миранда, улыбнувшись герцогу, ласково коснулась его руки.
Тот тут же, подхватив её руку, поднёс к своим губам, с нежностью выдохнув:
– Всё, что в моих силах, дорогая.
– Это несказанно меня радует, милорд, – Миранда осторожным движением высвободила руку и вновь повернулась к шуту: – Значит так, милейший. Поднимайтесь с колен и можете сесть подле Его Светлости. Как приедем, окружающие не должны заподозрить, что что-то послужило причиной изменения вашего отношения. Поэтому ведите себя, как обычно, а вечером явитесь ко мне, чтобы меня развлечь, и вот тогда поговорим подробнее. Поняли?
– Да, миледи. Я всё понял. Всё к вашим услугам, и будет так, как вы пожелаете. Во сколько мне прийти к вам? – медленно поднявшись с колен, шут с величайшей осторожностью, чтобы не завалиться в трясущейся на неровной дороге карете, сел на край сиденья рядом с герцогом.
– Было бы хорошо, милорд, – Миранда вновь повернулась к супругу, чтобы во время ужина, на котором я не буду присутствовать из-за недомогания, вы отправили шута развлечь меня и отнести что-то из еды. Можете это сделать?
– Конечно, моя дорогая, – кивнул он.
– Благодарю вас, милорд.
Как только они вышли из кареты, Миранда громко, чтобы слышали встречающие их лекари и слуги, сообщила супругу, что очень устала и вымотана поездкой, поэтому присутствовать на ужине не будет, и, ссылаясь на недомогание, попросила проводить её до своих апартаментов.
Глава 47
Ближе к вечеру в комнату, где, полулёжа на диване, отдыхала Миранда, заглянула Лидия, несмело проговорив:
– Там шут короля пришёл, миледи. С подносом еды. Его впустить к вам? Вы позволите?
– Да, пусть войдёт, – кивнула ей Миранда. – А ты и служанки свободны. Будет нужно что, я его за вами пришлю.
– Да, конечно, миледи. Как прикажете, – Лидия тут же юркнула обратно за дверь.
Немного погодя в комнату вошёл шут. Установил на столик подле дивана поднос с едой и, опустившись на колени, проговорил:
– Добрый вечер, миледи. Какие будут указания?
– Дверь плотнее закрой и запри.
– Сию минуту, миледи, – шут поспешно поднялся, подошёл к двери и, плотно закрыв, задвинул щеколду.
Потом вернулся к дивану и вновь встал на колени.
– Тебя как зовут? – спросила внимательно наблюдающая за ним Миранда.
Шут вскинул на неё явно удивлённый взгляд:
– А вы не знаете, миледи?
– Откуда мне знать? Имя твоё на тебе не написано, да и ты мне его не говорил, – иронично хмыкнула она.
– Мартин, миледи, – шут потупился, явно решив не углубляться в выяснение этого вопроса.
Однако Миранде такой расклад не понравился, она решила воспользоваться промашкой шута.
– С чего решил, что знать его должна?
– Я не решил так, миледи. Я подумал, что раз вы раньше не спрашивали, то знаете.
– Додумывать, чего нет, ты мастак, но я постараюсь быстро тебя отучить от этого. А не получится, на стол палача снова ляжешь, – с явной угрозой выдохнула она.
– Помилосердствуйте, Ваша Светлость, я буду стараться, чтобы довольны вы были моим поведением. Не надо таких угроз.
– Не понравилось там лежать? – иронично осведомилась она. – Тебя вроде недолго допрашивали, а ты так напуган.
– Разве может такое понравиться? – шут нервно передёрнул плечами. – Да и время – это категория относительная. Мне то время вечностью показалось, к тому же, как ушли вы, миледи, палач продолжил экзекуцию… Я там чуть с ума от боли не сошёл, даже мысль, что Его Святейшество приказал стражникам меня передать, оптимизма не внушала, казалось, палач целью задался труп мой им вручить.
– Для чего мне это говоришь? На сочувствие рассчитываешь?
– Нет, миледи, уверить вас хочу, что предан буду и любой каприз исполню, поскольку страшусь очень возвратиться туда… Палач там зверь. Даже если вы до смерти запороть прикажете, и то участь более привлекательная.
– Король тебя когда-нибудь бил?
– Бывало, миледи. Коли долго его не мог развлечь ничем или не по нраву ему мои развлечения были, он так развлекался. Так что привычный я.
– Я ему для развлечения потребовалась? – придав голосу серьёзность, Миранда в упор посмотрела на шута.
– Да, миледи, – не стал спорить он.
– Король сам так решил или ты его на эти мысли натолкнул?
– Ненароком. Вы понравились мне, миледи. Я не смог это скрыть, вот он и заинтересовался.
– Остались помыслы дать ему возможность развлечься со мной? – не сводя с него испытующего взгляда, продолжила спрашивать она.
– Что вы, миледи?! Как я теперь такое могу помыслить? – замотал он головой.
– И как королю доложишь, почему он со мной развлечься не сможет?
Шут на секунду задумался, потом вскинул на неё напряжённый взгляд и тихо проговорил:
– Не знаю, миледи. Вряд ли он от задуманного отступится…
– Значит, так, завтра с утра вместе со всеми лекарями к королю отправишься и скажешь ему, что занемогла я очень сильно, того и гляди с жизнью распрощаюсь, однако лекарей к себе не подпускаю, поскольку думаю, что отравить меня хотят. В связи с этим герцог меня даже соборовать к Его Святейшеству возил, но даже это не вразумило меня помощь лекарей принять. Поэтому ждать моего выздоровления и подле меня хороших лекарей держать не резон. Да и при более близком общении понял ты, что обознался, не обладаю я ни привлекательностью, ни умом.
– На ум он и не рассчитывает, ему, напротив, над сельской простушкой потешиться хотелось и герцога унизить.
– Лжёшь! – с чувством выдохнула Миранда. – Не хотел он меня, пока ты ему небылиц обо мне не наплёл!
– С чего вы это взяли, миледи? Да, я упомянул, что на фейри вы похожи, но не поверил он мне. Однако захотел всё-таки разгадать, на что герцог купился, что не только любовницей вас сделал, но и официальной супругой, благословение на это у инквизиции испросив.
– Мартин, я начинаю раскаиваться, что решила общаться с тобой без насилия и наказаний. Не ценишь ты доброе отношение, прав был Его Святейшество… И я пожалуй, всё же последую его совету.
– Миледи, простите… Не надо, пожалуйста, не надо. Чем я так разгневал вас? Тем, что честно рассказал об ожиданиях короля?
– Тем, что лжёшь! Даже сейчас лжёшь! Всё! Надоело! Или как на исповеди обо всех ваших договорённостях с королём рассказываешь, или на конюшню отправлю, а потом во дворец инквизиции.
– Хорошо, миледи, я обо всём, как на исповеди, расскажу. Только не гневайтесь. Король скучает и сложности у него с потенцией – не на всякую у него встаёт. Постараться дама должна, чтобы встало у него… Я намекнул, что раз герцог даже супругой вас сделал, что-то в вас есть, что он на старости лет так озадачился официально вас к себе привязать. Что если и не фейри вы, то в постели точно возбуждать умеете. Вот и захотелось ему…
– Ты его на мысль натолкнул титула герцога лишить, если меня ему не покажет?
Нервно сглотнув, шут совсем потупился, потом тихо выдохнул:
– Да, миледи. Герцог упёрся и ни в какую вас ко двору привозить не хотел, мол, болеете вы, да и манерам плохо обучены. Вот я за это и зацепился. Что проверить надо, насколько плохо, а то, мол, может, вы и недостойны вовсе титул носить… Не гневайтесь только. Не предполагал я, что вы столь добродетельный образ жизни ведёте, и раскаиваюсь сейчас очень в том, что так себя тогда вёл.
– Вот или исправишь всё так, чтобы домогаться меня больше король не смел, или сдам тебя инквизиции обратно, так и знай!
– Я постараюсь, миледи. Очень постараюсь, но без вашей помощи мне вряд ли справиться. Далеко всё больно зашло… Я готов как угодно и развлекать вас, и наказания терпеть, лишь не требуйте невозможного и не сдавайте инквизиторам.
– Сказать королю, что я вряд ли смогу его возбудить, это для тебя невозможное?
– Вы понимаете, миледи. Он был готов к этому, намереваясь издевательствами над вами скрасить возможное разочарование.
– И что ты предлагаешь?
– Съездить вам всё же во дворец и с моей помощью охладить пыл короля. Вы явно сможете это сделать, особенно если изобразите религиозную фанатичку, которую опекает сам главный инквизитор. Я покажу следы пыток, мы сошлёмся на грех его помышлений, гнев Божий, защиту главного инквизитора, и это его должно отрезвить.
– Мартин, если ты думаешь, что я не знаю, о секретных комнатах короля с преданной ему охраной, то ты ошибаешься. Знаю, – раздражённо выдохнула Миранда, не сумев сдержаться.
Шут поднял на неё явно удивлённый взгляд, затем тихо проговорил:
– Да не рискнёт он против главного инквизитора пойти, если я его к тому же останавливать буду. Да и вы ведь тоже на многое способны, раз и о секретных покоях знаете, и главного инквизитора так подмяли… Неужто вдвоём мы не справимся?
Сообразив, что ненароком всё же выдала себя, Миранда разозлилась, и голос её обрёл угрожающую властность:
– Это что за намёки, тварь? В подвал инквизиции вернуться захотелось? Я это быстро тебе устрою! Не умеешь держать язык за зубами, не будет у тебя его вовсе!
– Ни на что я не намекаю, миледи, и ничего порочащего вас говорить не намерен, – не сводя с неё напряжённого взгляда, качнул он головой. – Я лишь сказал о том, что опасаться вам нечего, и я готов сделать всё, что в моих силах, к вашему удовольствию. Не более того. Прикажете, даже короля убить могу, лишь бы вашего гнева избежать. Поскольку хуже, чем сейчас, моё положение вряд ли станет.
– Вот это ты правильно понимаешь. Король лишь поиздеваться над тобой может, а вот на что я могу тебя обречь, это пострашнее будет.
– Всё будет к вашему удовольствию, миледи. И если вы поможете мне вразумить короля, а ещё лучше хорошенько напугать его, то станете вы при дворе наиболее влиятельной особой.
– Оно мне надо? – презрительно скривилась Миранда.
– Мне-то неведомо, что вам надобно, миледи. Но что бы то ни было, я постараюсь приложить максимум усилий, чтобы вы то получили. Лишь скажите, что мне для этого сделать надо.
– У тебя есть влияние на его личную охрану?
– Он её вызывает очень редко, лишь в крайних случаях, и я могу в самом начале разговора обрезать шнур, и никого он вызвать не сможет, даже если захочет.
– А если закричит?
– Там звукоизоляция хорошая. Не услышит никто ничего. А если вы в начале разговора покорную простушку изобразите, чтобы я, не привлекая его внимания, шнур покороче обрезать мог и ключ от замка стащить, то эти покои скорее ловушкой для него станут, чем для вас.
– Рискну поверить, может, этим моё прощение и заслужишь. Только учти, если испугаешься и подставить захочешь, адские пытки я тебе на земле устрою.
– Не посмею, не посмею даже помыслить о таком, миледи. Поклялся я, миледи, вам преданным быть… Перед Богом поклялся.
– Это когда же успел?
– Когда ушли вы с главным инквизитором, палач так в тисках зажал, что я был готов не только вам поклясться служить, а душу дьяволу продать. Вот ею он меня и заставил поклясться… Я поклялся.
– Кости тебе он вроде никакие не переломал, – Миранда окинула по-прежнему стоящего перед ней на коленях шута заинтересованным взглядом. – А ты про продажу души разговор завёл… Для чего? Меня в пособницы дьявола записать решил?
– Что вы, миледи, – шут испуганно замотал головой, – не к тому сказал это.
– А к чему?
– К тому, что ни в жизнь не посмею клятвы нарушить. Гореть мне тогда в аду не только при жизни, но и после смерти, я сам на то согласие дал, – он нервно сглотнул, и, облизнув губы, продолжил, – но не дать не мог, палач у инквизиторов умеет и, не ломая кости, заставлять соглашаться на всё.
– Не догадываешься, почему он так с тобой?
– Он сказал… Сказал, что посмел я тень навести на Его Святейшество своими обвинениями, что его названная дочь – фейри. И его дело мозги мне вправить и раскаяться заставить. И что если не поклянусь я преданно служить вам, то со стола его не встану…
– Однако, как я погляжу, сомнения у тебя до сих пор относительно меня есть… Так что со своей работой он явно не справился.
– Я не посмею вас ни в чём обвинить и служить преданно буду. Так не всё ли вам равно, кем я вас считаю? – нервно сцепив перед собой руки, тихо проговорил он.
– А ну, честно отвечай, кем считаешь, если опять к палачу вернуться не хочешь! – Миранда не только придала голосу напор, но и ввела воздействие, способствующее откровенности.
– Вы не фейри, миледи, – тихо пробормотал шут, – я теперь это могу кому угодно под присягой подтвердить.
– Ну наконец-то, – удовлетворённо хмыкнула она, – а то мне уже надоедать твои новые сомнения стали.
– Но вы всё равно не та, за кого себя выдаёте, – неожиданно продолжил он явно неоконченную им предыдущую фразу. – Кто вы всё же на самом деле? – в его взгляде светился неподдельный интерес.
– С утра вроде супругой герцога была, и если ничего не поменялось, то ей же и являюсь пока, – она иронично усмехнулась. – А вот кем ты станешь, если любопытство своё не уймёшь, не решила пока.
– Славно вы окорачивать умеете, – нервно сглотнув, поспешно отвёл он взгляд. – Виноват. Не посмею больше ни о чём спрашивать.
– А ты сообразителен, хоть и шут…
– Мне без этого никак, миледи. Для того чтобы дураком прикидываться, недюжинная сообразительность нужна. Только вы всё равно не только герцогиня…
– Ну и кем меня считаешь? – её губы недовольно скривились.
– Вы… – он замялся немного, а потом, не сумев справиться с вызванной её воздействием волной откровенности, решительно выдохнул: – Вы – агент инквизиции, миледи, причём, похоже, всегда им были. И Вальда им сдали именно вы.
– То, что агент инквизиции, это смешно отрицать, – абсолютно спокойно с усмешкой проговорила она, внутренне вся напрягшись, потому что утверждение шута выводило её на новый виток разборок с ним. – Названая дочь её главы не может им не быть, но вот про Вальда не поняла. Это кто?