– Врать не буду. Есть.
У Аньки неприятно екнуло сердце. Хотя чего она хотела услышать? Этого и следовало ожидать. Он же мужчина. Симпатичный. На работе, наверное, все бабы на нем виснут. Смутившись, она схватила сумку, лежавшую на коленях, и стала открывать дверку, но никак не могла нащупать ручку.
– Ань, ты же понимаешь, что раз ты меня не хочешь, есть другие желающие, – зачем-то стал объяснять ей Саша и так понятные вещи. – Так что да, девушка у меня есть. Но это не помешает нам с тобой дружить. А мне тебе помогать.
Анька, наконец, нашла ручку и выскочила за дверь, ничего не говоря. Еще немного и она расплакалась бы. Поэтому собрав всю свою волю в кулак, попробовала улыбнуться. Захлопнула дверь, сделала несколько шагов, повернулась вполоборота и, помахав рукой, пошла дальше. Она надеялась, что Саша не обратил внимания на ее дурацкое поведение. Но Саша же опер. Он увидел все. Задумчиво посмотрел ей вслед, затем развернул машину и поехал на работу.
А Анька, обогнув контору, пошла по узкой асфальтовой дорожке, проложенной для пешеходов справа от центральной дороги, проходящей через сады. Анька думала над словами, сказанными Игорем о Колядине-старшем. Получалось, что все это время колдун не упускал ее из виду. И почему она не додумалась, что ей оставили смартфон не просто так, потому что забыли? Конечно, о прослушке она даже не догадывалась, а решила поиграть в разведчиков сама. И что? Вляпалась по самые уши.
Надо было выкинуть к чертям собачьим злосчастный гаджет Иллариона. Или вернуть его в полицию как потеряшку. Ну, или хотя бы отдать Саше, чтобы он отправил его родственникам Иллариона, тому же Викентию. Блин, забыла, как у него отчество. Память на имена до сих пор работала плохо. Здорово, что запомнила, как его зовут. Уже какая никакая зацепка в розыске своих родственников, от которых сбежала прабабка Варвара. А-аа, нет, вспомнила. Павлович. Несложное отчество. В памяти все же всплыло. Наверное, потому что она несколько раз про себя повторила – Викентий Павлович, Викентий Павлович, пока допрашивала Игоря. Надо записать, вдруг снова забудет.
Анька остановилась на повороте, ведущем в сторону своего сада, и вытащила телефон. Нашла значок блокнота и написала туда заметку с именем, отчеством и фамилией темного колдуна. Теперь точно будет помнить. Жаль только, что она так и не просмотрела до конца переписку Иллариона. Теперь придется придумывать новый план, как вычислить его родственников. Радует, что Саша спросил телефон Викентия, и Игорь не смог ему отказать. Но хитрый опер Аньке номер не дал, сказав, что вечером к ней заедет, и они обо всем поговорят.
Она посмотрела по сторонам, обдумывая пришедшую в голову идею. Время приближалось к полудню, и заходить к родителям смысла не имело. Ведь она смартфон Иллариона отдала его помощнику, так что заряжать и изучать было нечего. Так какого черта теперь тащиться на родительскую дачу, если можно сразу двинуть на пасеку? А то зайдешь в сад, и мама сразу придумает, чем занять дочу на целый день, чтобы она в отпуске не скучала. Знала бы ты, мама, что дочурке совершенно не скучно. Только успевай поворачиваться под ударами судьбы.
Аньке стало жалко саму себя. Но мимолетная слабость тут же прошла. Хватит уже. Жалеть себя – последнее дело. Можно это сделать потом с подружками. Даже выслушать очередные наставления Иринки под пивко и копченого судачка, которого Коля обещал привезти из Сидельниково. Завтра он собирается съездить в Чебоксары на авторынок с каким-то своим другом и на обратном пути остановиться у рыбного рынка в деревне, где почти круглосуточно торгуют копченой и сушеной рыбой из Волги. Да и не только оттуда. Анька сглотнула слюну, которая появилась при воспоминании о судачке горячего копчения, страшно любимой ею вкуснотище. И грех тут пивка не попить. Но это завтра.
Она постояла немного на перекрестке как витязь на распутье, но поворачивать не стала. Пошла прямо в сторону пасек. Нечего время терять. Тем более все удачно складывается. Жену пасечника наверняка уже вызвали к следователю, а собак, насколько она помнила, там нет. Так что есть возможность осмотреть все своими глазами, вдруг где-то там осталась магия, которую почует душа талисмана, и они вместе разберутся, что произошло на самом деле после их с Катей ухода. Может магический след выведет ее на убийцу Емельяныча? Так она и Саше поможет, и себе подсобит.
Да и с колдуном надо разобраться. Иначе он так и будет преследовать ее и Катю, и неизвестно чем может закончиться его новое нападение. Именно поэтому надо как можно скорее избавиться от его преследований. А если он и есть убийца, то должен сидеть в тюрьме. И наплевать на его колдовские способности. Анька безрассудно верила в себя и свой дар, который принес ей талисман огненного ветра.
Хотя почему безрассудно? Она ведь уже один раз отстояла себя, когда ловко расправилась с ползущими лианами. Ну да, пропустила удар мужика в шапке. Косяк. Но тогда была ночь, и ни черта не видно. А сейчас день, и солнце светит как полоумное, раскаляя асфальт, поджаривая зеленую траву и начавшие только недавно загорать плечи. Анька подумала, что надо было одеть что-то другое, а не все время ходить в одной и той же одежде. Ярко-розовой футболке и цвета морской волны шортах. Ну, нравился ей этот комплект. В коротких шортах как раз ноги подрумянятся, а вот футболку надо было поменять. Надеть что-то с рукавами подлиннее и с вырезом поменьше.
С этими думами Анька благополучно дошла до улицы, на которой стояли пасеки. Она с трудом вспомнила поворот, куда надо заходить. Ведь в тот раз они с Катей сначала свернули не туда, а потом их покусали пчелы. И мужик-пасечник, с подозрением пялившийся на нее или просто слишком пристально ее рассматривавший, показал им дорогу к Емельянычу. Так куда сворачивать? Туда или сюда?
Анька на всякий случай остановилась и огляделась. В этот момент на нее чуть не налетела быстро шагающая женщина маминого возраста с каштановыми коротко стриженными под каре волнистыми волосами. На ней был разноцветный сарафан, эффектно облегающий ее почти девичью фигуру. Анька даже сравнила ее с полноватой мамой, которая этой красотке проигрывала. Пусть немного, но заметно.
Женщина, не глядя на Аньку, быстро обогнула ее и понеслась дальше.
– Ой, женщина! – крикнула Анька ей вдогонку. – А где тут…
Но та даже не остановилась.
Пришлось искать самой, потому что адреса она не помнила, а звонить Кате не хотела. Ту как раз сегодня выписывают и у нее, наверное, полно хлопот. Хотя чего врать-то себе? Беспокоить Катю Анька не хотела, потому что тут же начнутся ненужные многочисленные вопросы. Зачем она туда пошла? Ведь это может быть опасно! Почему ее не подождала? Катя хотя бы помогла и защитила. А следом наставления, что так делать нельзя. Анька тут бы поспорила, неизвестно кто бы кого защитил. Но зачем? Меньше знает, лучше спит.
Она посмотрела вслед удалявшейся женщине, а затем вокруг. Ни вблизи, ни вдали никого не оказалось. Дачники или копошились за своими заборами, или вовсе не приехали в такую жару. Это ведь не город, где по улицам шляются толпы прохожих. И даже не деревня, где кто-нибудь колет дрова у дома или прибирается в палисаднике. Да и дети носятся по улицам, кто на велосипеде, кто с палками наперевес. Здесь же была девственная тишина, изредка нарушаемая пролетавшими с кряканьем утками и писком дерущихся где-то воробьев. Ветра практически не было, так что не скрипели даже старые яблони.
Анька не стала долго думать и свернула на первую улицу, где по ее предположению стояла дача Емельяныча и откуда вышла женщина. Анька решила, что узнает дом по высокой крыше, далеко видимой из-за забора. А если дом не тут, значит, надо будет вернуться назад. Или дальше пройти? В любом случае она будет ориентироваться на эту крышу с бордовой металлочерепицей. Остальные садовские домики, насколько Анька помнила, были покрыты обычным профнастилом или старым шифером, как у них.
После маминых с папой дебатов – стоит ли перекрывать заново крышу, если она не течет, но уже старая – Анька стала разбираться в строительных материалах. Мама хотела именно металлочерепицу, которая великолепно смотрелась и придавала даче современный вид. Но этому противился папа, потому что черепица была дорогим покрытием и обошлась бы в приличную копеечку. А раз крыша не течет и протянет еще ой как долго, ему удалось уговорить маму оставить все как есть с условием – если что, то будет металлочерепица.
Анька решила, что выбор Емельянычем дорогого материала был обусловлен желанием показать, какой он богатый. И видимо выпендриться перед соседями. Учитывая, что продажа меда и медовухи приносила неплохой доход, ничего странного в этом не было. Зато Анька еще при первом посещении долго рассматривала эту крышу и думала, надо ли им в сад такую. А потом захотела выступить на стороне мамы, потому что черепица ей понравилась. Но со своими проблемами совершенно об этом забыла. А сейчас вот вспомнила.
Итак, ищем бордовую крышу…
Дом Емельяныча оказался третьим на улице, так что искать особо не пришлось. Анька подумала, что удачно зашла и на этот раз не плутала. Наверное, где-то в подсознании всплывали прошлые картинки. Или просто повезло. Анализировать свою удачу она не стала, а тихонько приоткрыла калитку и заглянула в щелку, рассматривая двор. Никого. К тому же на входной двери дома висел замок. Значит, жена пасечника уже ушла. Чудненько!
Анька проскользнула во двор и стараясь не шуметь, прикрыла калитку. Осмотрелась, сделав несколько шагов и остановившись посреди двора. Видимо где-то за домом по-прежнему стояли ульи и по саду в огромном количестве летали жужжащие пчелы. На этот раз они не беспокоили вошедшую, а размеренно занимались своими делами, перелетая с цветка на цветок. Особенно много их было около двух бочек с водой, странным образом заросших огромными одуванчиками.
Мама всегда ругалась на этот неистребимый сорняк, пробивающийся везде, где только мог. А Аньке даже нравилось, когда в начале лета лужайка за вишнями и тропки между грядок покрывались множеством желтых пушистых цветочков. Аж душа радовалась. Но у бочек на пасеке цветочки были хоть и желтыми, но неимоверных размеров и больше походили на астры. Понятно, что Анька никогда не спутает астры с одуванчиками. И сад, и работа в цветочном магазине – это не просто так. Она разбиралась в цветах. Вот только никогда не видела, чтобы одуванчики были такие большие. А-аа, черт! Это же удобрение из Велесовой бутылочки! Да точно же! Оно и есть.
Когда Анька это поняла, то перестала удивляться. Ведь она видела воочию действие страшно вонючей жидкости, а из бочек немного потягивало знакомым ароматом. Видимо пасечник поливал свой сад из этих бочек, а часть воды расплескалась вокруг, отсюда такие одуванчики. Понятно. Ничего нового. Она подошла к бочкам и на всякий случай принюхалась. Да, точно, несет удобрением. Но чтобы убедиться в этом окончательно, Анька зачерпнула воду из первой бочки валявшимся неподалеку стаканчиком из-под рассады и полила на соседней клумбе недавно посаженные зеленые листочки.
Однако как она думала, что цветок распустится на глазах, не получилось. Тогда Анька вылила оставшуюся жидкость и бросила стаканчик на прежнее место. И только тут увидела, что листочки заметно подросли в размерах. Ну, вот! Что и следовало доказать. Похоже, удобрение было сильно разбавлено и не давало того эффекта, как в концентрированном виде. Блин, вспомнила, что забыла привезти маме в сад свое, которое осталось на балконе. Наверняка капуста попрет. Анька развеселилась, представляя, как мама будет хвалиться перед соседками и рассказывать, что опробовала новую методику полива из интернета, которая так работает. А бедные соседки, сколько ни будут стараться повторять за мамой, никогда не добьются такого результата.
Анька развернулась к дому и чуть нос к носу не столкнулась с мужиком, который показывал им с Катей дорогу к Емельянычу. Мужик стоял в шаге у нее за спиной и молча наблюдал за тем, что она делала. Анька вздрогнула от неожиданности, подумав, что опять пропустила удар. Хотя на этот раз ее еще никто не бил. Но в глазах мужика было именно такое выражение. «Вот гад, – подумала она. – Так бесшумно ходит. И что теперь я ему скажу? Что, что? Тут и врать почти не надо, – сразу же успокоилась. – Скажу, что пришла за медовухой. А если скажет, что ее давно не продают, прикинется дурочкой, мол, она не знала».
Но мужик, прищурившись и глядя прямо ей в глаза, спросил о другом, кивнув на бочки:
– Знаешь, что это такое?
Отпираться смысла не было, он все видел сам. И как она цветок поливала, и как пялилась потом некоторое время, и с какой радостной улыбкой повернулась. Однако натура врунишки сдаваться не хотела, и Анька засомневалась – сказать правду или нет.
– Вы о чем? – спросила и на всякий случай отступила на два шага.
– Об этом, – мужик стянул с головы шляпу с сеткой и кинул ее на лавку около дома.
Тут же его лысая башка заблестела на солнце, а тонкая шея показалась из ворота куртки рабочего камуфляжа. Он обошел Аньку, зачерпнул из бочки тем же стаканчиком и плеснул на тот же цветок, который снова выпустил новые листочки.
– И что? – Аньке признаваться все равно не хотелось. – Я рассаду вашу полила, пожалела, что засыхает на жаре. По привычке. Мама так учила.
– Да ладно, – мужик усмехнулся, не поверив ни единому слову. – Чего комедию ломать. Ты что ли амулет Велеса сперла?
– Какой такой амулет? – округлила глаза в недоумении Анька. – Я за медовухой пришла, – решила не признаваться, а попробовать вывести мужика из себя, надеясь, что тот со злости наговорит чего-нибудь лишнего. Ну, просто интересно, вдруг про убийство пасечника болтанет. – Продадите?
– Продам. Обязательно. Деньги всегда нужны, – неожиданно согласился мужик и пошел к дому. Достав из кармана куртки ключ и отпирая замок, бросил ей. – Сейчас принесу. Тут подожди.
Не проговорился, зараза. Понимая, что обыскивать сад при мужике не получится, Анька решила сбежать, пока тот будет копошиться в доме. Она помнила, что в тот раз пасечник заставил их прилично ждать, доставая медовуху из подвала. Поэтому времени смыться и даже завернуть за угол, у Аньки было достаточно, как она полагала. И направилась к воротам. Но не успела. Мужик выскочил из дома как черт из табакерки, несколькими огромными шагами пересек двор и встал у нее на пути, преграждая дорогу к отступлению.
В руках он держал не полторашку с мутной желтовато-бежевой жидкостью, а пятилитровую пластиковую бутыль, заполненную на треть какой-то черной бурдой. Сверкая темно-карими глазами, гаркнул со злорадством:
– Признавайся, иначе снова окажешься связанной в траве! Тут тебя и похороним. На этот раз папочка тебя не спасет. Я могущественный колдун и могу сделать с тобой все, что захочу. Говори, гадина, куда амулет дела.
Медленно откручивая крышку на бутыли, он уставился на Аньку, широко тараща глаза и скривив рот в усмешке, изображая… Кто, кто он? Могущественный колдун? Вон как! У Аньки тоже округлились глаза, но не от страха, как подумал мужик, а от удивления от только что пришедшей ей в голову мысли. Да, она раньше считала его колдуном, который может управлять растениями. И вроде сейчас надо его бояться. Но то, что он сбегал, судя по запаху, вырвавшемуся из открытой пятилитрушки, за Велесовым удобрением, никаким колдуном он не был. Колдуну не нужны посторонние предметы. Это только в сказках они зелья готовят. Или это ведьмы? Да и черт с ними… О чем она, балда, опять думает?
В общем, колдуну не нужна никакая жидкость, чтобы растениями управлять. Ха-ха. Поэтому Аньке и не страшно. Ведь колдунья-то она. Или волшебница? Или маг третьей степени? Ну что за ерунда лезет в голову, когда опасность еще не миновала? У нее на пути все еще стоял мужик, который в любом случае сильнее девчонки.
– Хочешь увидеть мое могущество? – спросил он, не дождавшись Анькиного ответа, и кинул какую-то сушеную траву по обеим сторонам каменной дорожки, на которой Анька стояла.
Он намеревался и дальше пугать безмолвную дурочку, надеясь, что от испуга она выложит ему все. И он, наконец, узнает, где амулет Велеса. Да что узнает. Она сама амулет и принесет, лишь бы не быть погребенной в листве. Сейчас он покажет ей, что умеет.
Мужик плеснул черной жидкостью на траву, которую только что бросил, и стал дожидаться эффекта, на который рассчитывал. Анька в этот момент предусмотрительно отступила на несколько шагов и увидела, как из земли стали вырываться многочисленные ростки, которые тут же на глазах начали превращаться в лианы хмеля, расползавшиеся скрученной зеленной массой во все стороны. Потянулись и к Аньке. Видимо мужик бросил не траву, а сушеные шишки зловредного растения. Вот они-то и проросли после полива. Ну и что? Для Аньки ничего нового не было. Сама бы так сделала, если бы ей было что-то нужно. Ну как вариант.
Не дожидаясь, когда лианы доберутся до нее, она взмахнула руками и выпустила ветер. На этот раз зорко следила за мужиком, который отбежал подальше к воротам, чтобы самому не запутаться в зелени, и выпучил глаза после того, как Анька подняла ветром лианы в воздух, не давая им к себе ползти. Теперь хмель тянулся вверх к солнцу без какой-либо опоры в виде вишни или яблони. Что делать дальше, Анька не знала. Потому что растения все еще росли, становясь высоченным забором между ней и мужиком, и она вновь могла пропустить его нападение.
И останавливать ветер нельзя. Иначе вся зелень рухнет на нее и накроет метровым или больше слоем.
Глава 16. Ну, ну! И кто из нас колдун?
– Да ну на фиг, – услышала она голос проснувшегося души талисмана. – Так и будем на это безобразие пялиться?
– А что делать-то? – спросила его мысленно Анька, увидев, как мужик в испуге стал отступать назад и случайно запнулся пяткой о бордюр каменной дорожки. Шмякнулся на пятую точку, громко чертыхаясь, и остался сидеть, выпучив глаза на беснующийся от ветра хмель. – И куда этого придурка девать?
– Сначала сожжем всю эту канитель, – предложил душа. – Иначе будет мешать, пока не вырастет. А сколько он туда удобрения плеснул неизвестно. Так можно до вечера простоять, пока соседи не сбегутся посмотреть, что тут творится. Оно нам надо?
– Конечно, нет, – согласилась с ним Анька и задумчиво произнесла. – Только у меня спичек нет. Чем палить-то будем? Может торнадо? Вырвем лианы с корнем и вдоль забора покидаем, как в тот раз. Мне кажется, это самое лучшее, что можно сделать.
– Лучшее, да не совсем. Давай так. Ты сначала всю зелень в торнадо заверни, чтобы с обеих сторон дорожки в одну закрутило, а потом я тебе помогу.
У души родился план, с помощью которого он рассчитывал одним махом расправиться и с растениями, и с другой опасностью, которой для Аньки являлся мужик. По злобе, исходящей от лысого, душа понял, что тот не собирался сдаваться и уже приходил в себя, намереваясь напасть на Аньку и вытрясти из нее все, что она знала об амулете Велеса. Почему-то для мужика был очень важен старый раритет. И убивать он не боялся. Так что душе талисмана надо было разделаться со всеми одним ударом. А для этого всего-навсего нужен Ярилин свет.
Когда организованное Анькой торнадо почти все тянущиеся вверх лианы засосало внутрь, где-то на самом верху бушующего вихря начала собираться темная туча. За несколько недолгих секунд она стала почти черной, а Анькина голова запрокинулась к небу. Глаза девушки встретились с солнцем, которое палило на небосводе без единого облачка, и черную тучу прожгла яркая вспышка. Затем внутри торнадо сверкнула молния и запахло озоном. Анька как в замедленной съемке увидела белые огненные жгуты, спускавшиеся от тучи к земле по лианам, выжигая их.
Когда молния достигла земли, с хмелем было покончено. Теперь вместо буйно растущей зелени вокруг кружился серый пепел. Анька отпустила торнадо, и оно рассыпалось белыми облачками по саду, постепенно испаряясь. И только тут Анька увидела мужика, валявшегося без движения у калитки в какой-то странной неестественной позе.
– Нет, нет, нет, – зашептала она. – Я больше не хочу смертей. Ты убил его? – спросила у души.
– Не знаю, – ответил тот. – Если ему разрядом перепало, то все может быть.
– Блин, надо что-то делать.
Анька подбежала к мужику, уселась на коленки спиной к калитке и пощупала пульс на шее. Но не поняла, есть ли он, ведь она не специалист-медик. Просто видела, как это делают в приключенческих фильмах, когда кого-то убивают. А главный герой прикладывает пальцы к шее поверженного, где бьется артерия, и с облегчением, если это друг, говорит, что он жив. Или с удовлетворением отмечает, что ему каюк, если это был враг. В данном случае Анька ощутила только, что шея мужика теплая. Наверное, не умер. А может да?
Тогда она прильнула левым ухом к груди лежащего и стала прислушиваться, бьется ли у него сердце. Опять же – ничего не понятно. Вроде бьется, но слабо. Или ей показалось? Подумала, что мужика в любом случае надо спасать. И если его долбануло электричеством, то скорее всего сердце остановилось. Поэтому нельзя терять ни минуты. Значит, надо делать искусственное дыхание и массаж сердца. В спортивной секции еще в школе их этому учили. И физрук настоятельно советовал своим ученикам этот урок никогда не забывать. Мол, один раз да пригодится, тогда они спасут чью-то жизнь. И Анька запомнила, несколько раз потренировавшись на мальчике Ване, который ей тогда очень нравился…
Носового платка под рукой не оказалось, сумка с влажными салфетками валялась где-то посреди двора, и бегать за ней времени не было. Поэтому первое, что пришло Аньке в голову – снять футболку, накинуть край мужику на рот и сделать искусственное дыхание. Затем массаж сердца и снова дыхание рот в рот. Именно так, как учил физрук.
Приложившись второй раз ко рту реанимируемого, она внезапно почувствовала, как что-то стало стягивать ей горло, не давая возможности вдохнуть. Что за ерунда? Анька попробовала повернуться и посмотреть, кто у нее за спиной, но не смогла. Ее крепко держали за горло. Тогда она решила освободиться от захвата, просовывая пальцы между кожаным ремешком, поняла это по ощущениям, и шеей. Снова не получилось. Стала задыхаться. Замахала руками, пытаясь достать нападавшего. Опять облом. Перед глазами пробежали черные звездочки, а затем и вовсе стало темнеть.
– Шалава, – услышала она сдавленный злобой голос человеческого существа. Не поняла, кто это, мужчина или женщина. – Всегда думала, что у этого козла кто-то есть. Сейчас поймешь, как с чужими мужиками целоваться.
Все-таки баба… Ремень стал давить сильнее, и Анька начала прощаться с жизнью. На этот раз не понятно из-за чего. Ведь она не собиралась ни с кем целоваться, а честно хотела спасти мужика от смерти. А что подумала эта курица? Блин, да разве можно из ревности убивать? Хотя дур таких полно. Не сдаваясь, Анька предприняла последнюю попытку освободиться от захвата, взглянув прямо на солнце. Но ожидаемого эффекта не произошло. «Ну вот и все», – подумала, теряя сознание.
И вдруг смогла вздохнуть полной грудью. Удавка на шее ослабла, а затем и вовсе свободно повисла, оттягивая Аньку вниз назад тяжестью сумки, которой принадлежал кожаный ремешок. Не открывая глаз и кашляя, Анька схватилась за ремень, подтянула груз к плечу, перекинула через себя и со всего маху кинула в клумбу у дома. Женская сумка тяжело рухнула в цветы у дорожки и примяла порядочное пространство. Анька увидела это как только открыла глаза и злорадно подумала: «Так тебе и надо, курица ревнивая. Будь моя воля, вообще бы всю клумбу вытоптала и тебе бы по щам надавала».
Она поняла, что это была хозяйка, которая так невовремя вернулась и увидела довольно пикантную картину – полураздетую ее, склонившуюся над мужиком и прильнувшую к его губам. Хотя и через край футболки, что, впрочем, пикантности ситуации почти не меняло. Со стороны смотрелось будто два любовника решили заняться сексом прямо в саду, не добравшись до постели. Мужчина лежал снизу, а девчонка уже сняла верхнюю часть одежды и с азартом его целовала. Конечно, с азартом! Ведь Анька старалась запустить ему в легкие воздух.
И видимо представшая перед хозяйкой дачи картина совсем той не понравилась. До такой степени, что она, недолго думая, решила лишить соперницу жизни таким примитивным способом. Придушить. А кто же тогда Аньку спас, если даже Ярило ей не помог? Она медленно повернула голову назад и увидела… Сашу-опера, который держал пистолет у головы красивой шатенки. Той самой, которую Анька заприметила на подходе к пасеке. Похоже женщина и была той самой женой Емельяныча.
«На фига она вернулась?» – почему-то это был первый вопрос, который интересовал Аньку, вместо того чтобы спросить, как тут оказался Саша. Она встала с земли, подняла валявшуюся футболку и молча ее надела. Медленно побрела к лавочке у дома, подобрав по пути свою сумку. Уселась там и, вытащив салфетки, заревела. Папа сказал бы «как белуга». Крупные капли с горошину, так ей казалось, катились по щекам, пропитывая и без того влажные салфетки. Остальное она видела, как во сне.
Через какое-то время двор наполнился оперативниками, женщине надели наручники и куда-то увели. Затем приехала «скорая» и забрала лысого мужчину. К Аньке подошла следачка, знакомая по делу пасечника, и что-то ее спрашивала. Но Анька смотрела на нее невидящими глазами и ничего не отвечала. В конце концов та от нее отстала, что-то сказала Саше-оперу, и тот, взяв Аньку за руку увел ее к своей машине. Ни слова не говоря, усадил на переднее сиденье и сел за руль. Коротко спросил:
– Домой или к родителям?
– К маме не надо, она спрашивать начнет. И волноваться будет. А одна я боюсь. Лучше к Иринке, – ответила Анька, когда они уже выехали на центральную дорогу.
– Хорошо. Позвони только, вдруг ее нет дома.
Подруга дома была. Саша выгрузил у ее подъезда пришедшую немного в себя Аньку, сказал, что завтра утром заедет сюда же, и они обо всем поговорят. А сегодня у него дела, отчеты и все такое.
– До завтра, пигалица, – чмокнул Аньку в щеку у Иринкиной квартиры, ласково шлепнул по попе, подгоняя к двери, и нажал на звонок, убегая вниз.
Увидев Аньку, Иринка ничего спрашивать не стала, сказала «идем на кухню», достала откуда-то недопитую с того раза бутылку коньяка, затем налила себе и Аньке по стопочке. Сразу же выпили без тоста, не закусывая. Анька только лизнула дольку лимона, тарелку с которым поставила Иринка прямо перед ее носом. Лимон оказался кислым, и Анька сморщилась, чувствуя, что эмоции начинают появляться, а она оживать. После второй рюмки стало легче, и она заинтересованно спросила:
– А Коля где?
– Послала его за коньяком, – ответила подруга. – Думаю этого нам будет мало. Да и Колясик решил нам помочь. Так что… Скоро придет, не переживай.
– Угу, не переживаю, – согласилась Анька, встала, выпила снова наполненную рюмку и пошла в зал, улеглась на раскладное кресло, уже разобранное Иринкой, и мгновенно уснула…
Разбудила ее Иринка, грубо расталкивая за плечо.
– За тобой приехали, – громко зашептала подруга, когда Анька с трудом разлепила глаза.
– Уже утро? – спросила Анька, осматриваясь вокруг. За окном было то ли предрассветное, то ли близкое к ночному освещение. В общем, непонятное время суток. Решила уточнить. – А кто приехал?
– Саша твой, – все тем же громким шепотом произнесла подруга, видимо не хотела, чтобы ее услышал тот, кто стоял в прихожей и шумно дышал. Наверное, бежал по ступенькам, поднимаясь на третий этаж.
У Аньки хватило ума не спрашивать «какой?», и так было понятно, что опер, обещавший ее утром забрать. Значит, утро. Ничего себе! Сколько же она проспала? Оказалось недолго. Был еще вечер. Около десяти часов. Она пригладила на голове волосы и встала, вышла в прихожку.
– Выспалась, спящая красавица? – усмехнулся Саша-опер, разглядывая ее потрепанный вид. – Вроде даже не напилась.
– Я немножко, – чуть обиженно пробормотала Анька и пояснила, – только чтобы снять стресс.
– Понятно, понятно, – разулыбался опер во все зубы. – Спасибо, что приютили бедолагу, – пожал Иринке руку, прощаясь. – Теперь забираю ее на следственный эксперимент. До встречи, – взял Аньку под локоток и вывел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
– Какой еще эксперимент? – спросила Анька, спускаясь по лестнице. – Я не хочу.
– Конечно, нет. Я тебя домой везу, надо поговорить. Срочно. До утра не подождет.
– Хорошо, – кивнула головой Анька, подумав, что так даже лучше, не надо завтра рано никуда тащиться.
Потом они долго сидели у нее на кухне, разговаривали и потихоньку пили коньяк, заботливо купленный Сашей вместе с коробкой шоколадных конфет. Он рассказывал Аньке о деле пасечника, задавая вопросы о некоторых моментах, которые были ему непонятны, и удивлялся Анькиной смекалке. А также ее везению. Ведь приди он на несколько минут позже, то обнаружил бы только ее бездыханное тело. А может и тела бы не нашли.
На этом месте обсуждений Анька встала со стула, подошла к оперу и крепко его обняла сзади, прижавшись щекой к щеке. Затем поцеловала ту же щеку, потянулась к его губам. Саша резко повернулся, схватил ее и усадил к себе на колени, целуя в ответ. Долгий поцелуй перетек в лихорадочные движения руками по Анькиному телу, а Анька с удовольствием принимала его ласку, одновременно помогая ему раздеваться.
Раскиданная одежда осталась валяться на полу, а они с наслаждением занимались друг другом…
***
Утром они проспали. Даже звонок будильника не слышали. Вернее, проспал Саша, потому что Аньке никуда спешить не надо. Отпуск продолжался.
Вскочив с дивана, Саша схватил свою одежду, аккуратно сложенную на стуле вчера перед сном (сказал, что не любит беспорядка в доме), и как в армии оделся за минуту. Поцеловал сонную Аньку, которая только-только открыла глаза, погладил по голой руке, и сказал:
– Пора, красотка. Меня ждут великие дела. Завтрак сегодня пропущу. Но мы еще наверстаем. Закрой за мной.
Одел кроссовки, забрал свою папочку, одиноко лежавшую на табурете в прихожей, и захлопнул за собой дверь.
Запирая замок, Анька слышала, как он несся по лестнице вниз, громко топая по ступеням. Снова легла на диванчик, потому что ничего делать не хотелось, ее раздирали двоякие чувства. Проведенная вчера ночь с опером была великолепна. Но ведь у нее есть Ксандр. И что со всем этим делать, она не знала. Получалось, что она изменила любимому. А это нехорошо. Раньше она никогда так не делала. А тут вон как получилось. С другой стороны, Ксандру об этом никто не расскажет, к тому же он сам занят поисками другой «любимой» – русалки.