Становление и развитие экономической теории. Том 1

Аристотель также оказал весьма ощутимое влияние на теорию стоимости в некоторых других направлениях. Например, в своей книге «Топика» он заметил, что «вещь более желанна в том случае, если, прибавленная к меньшему благу, она делает целое большим благом». Он также принимал во внимание проблему редкости и полезности при использовании, намекая на знаменитый парадокс о воде и бриллиантах, которому Адам Смит придал законченный вид. Аристотель в «Топике» отметил, что «то, что является редкостью, большее благо, чем то, что имеется в избытке». Добавляя, что «то, что часто оказывается полезным, превосходит то, что редко оказывается полезным», Аристотель цитировал Пиндара, утверждавшего, что «лучшая из вещей – это вода». Его классификация человеческих потребностей в «Политике» стала предвестницей теории великого австрийского экономиста Карла Менгера.

Аристотель о деньгах и процентах

Аристотелевская теория денег дала рациональное объяснение как происхождению денег, так и их функциям. Приведённая выше выдержка из «Этики», касающаяся природы взаимной торговли, демонстрирует, что в его представлении деньги были стандартом рыночной цены и средством обмена. Аристотель также признавал деньги в качестве хранилища рыночной цены заметив, что «если нам не нужна вещь в данный момент, мы можем приобрести её, если когда-нибудь она нам понадобится – как если бы деньги были нашей гарантией этого; ибо должно быть возможным для нас получить то, что мы хотим, если мы принесём деньги» («Никомахова этика»). Некоторые учёные даже доказывают, что современное представление о деньгах как об обусловленном контрактом стандарте отсроченного платежа подразумевается в аристотелевском анализе ростовщичества.

Конечно Аристотель писал до создания бумажных денег и банковской системы, но он, тем не менее, перечислил требуемые от денег характерные свойства в четвёртом веке до нашей эры, когда золото было общепринятой валютой. Хотя золото было заменено бумажными деньгами, которые мы имеем сегодня, их характерные свойства, сформулированные Аристотелем, тем не менее, настолько же значимые сейчас, насколько они были значимыми тогда. Пять характерных свойств, установленных Аристотелем, таковы:

1. Долговечность. Золото становится хорошими деньгами, потому то оно не испаряется, не плесневеет, не ржавеет, не крошится, не ломается и не ржавеет. Золото является инертным металлом, что делает его долговечным средством обмена.

2. Делимость. Будь то золотой слиток, золотой песок или деньги, один грамм золота равен в точности 1/100 ста граммов золота. Таким образом, его можно разделять без потери его стоимости. По сравнению с ним, если мы делим алмаз, его стоимость может быть уничтожена.

3. Удобство в использовании. Золото позволяет его владельцу носить с собой свои деньги. Недвижимость остаётся на своём месте, и количество эквивалентной стоимости других металлов может быть слишком большой, чтобы его переносить.

4. Однородность. Существует только одна шкала для 24-каратного золота, поэтому нет опасности иметь 24-каратное золото, которое будет различаться по качеству. Чистое золото одинаково в каждое время и в каждом месте, потому что оно является естественным элементом в отличие от поделочных камней, произведений искусства, земли, зерна или других товаров.

5. Подлинная стоимость. Помимо денег у золота есть много других применений. Из всех металлов оно самое ковкое, самое вязкое и наименее реактивное. Наряду с серебром (другая широко используемая форма денег в древности), оно лучше всех проводит тепло и электричество.

Интерес Аристотеля к проблеме справедливости и административной сущности экономики привёл его к дискуссии о деньгах как о предмете накопительного поведения и, в частности, к рассмотрению ссудного процента как «неестественного» дохода. С точки зрения современной экономической мысли, накопительное поведение есть здоровое проявление стремления к обогащению, которое, как было продемонстрировано, приносит благотворные результаты благодаря ограничениям, налагаемым на него конкуренцией. Однако, для греческой мысли того времени, не вместившей саморегулирующегося характера рынка, накопительное поведение представляло собой угрозу социальной и экономической стабильности. Аристотель считал, что отчеканенные деньги сделали возможным «ненужный» обмен, которому должно препятствовать в «хорошем» государстве. В контексте Древней Греции, ненужный обмен – это обмен без естественных пределов. В противоположность необходимому обмену между домашними хозяйствами, сдерживавшимся ограниченными потребностями семьи и уменьшающейся предельной полезностью, ненужный обмен (например, розничная торговля) совершается только с целью накопления денег ради денег. Иначе говоря, Аристотель, хотя и признавал использование обмена для удовлетворения (естественных) индивидуальных или коллективных потребностей, не одобрял его использования в качестве средства для накопления богатства. Поскольку у такого накопления не было естественного предела, непрекращающаяся погоня за ним была чревата риском обнищания многих для процветания малого числа людей.

Для Аристотеля естественное использование денег заключалось в том, чтобы их тратить. Он рассматривал сбережение денег, или накопление денег ради самих денег, как неестественное, и поэтому осуждал его. Постольку поскольку невозможно ссужать деньги без предварительного накопления их, также и займы были под подозрением. Именно такой ход мысли лежит в основе вынесения Аристотелем обвинительного приговора ссудному проценту как «неестественному». Аристотель осуждал ссудный процент, он всегда приравнивал его к ростовщичеству на том основании, что, по его мнению, нет причины, по которой нечто, являющееся просто средством обмена, должно увеличиваться, переходя из рук в руки – не «естественно», чтобы деньги умножались таким способом. К сожалению, он никогда не брался за вопрос о том, почему, прежде всего, выплачивается ссудный процент. Другими словами, Аристотель не развил какой бы то ни было теории процента, даже не смотря на то, что у него была примитивная теория денег, к которой он привязал ссудный процент.

Рациональный подход к общественным наукам был тем, что внесли греки в западную мысль. Их идеи установили определённый континуум, протянувшийся от микроэкономических ценностей базовой единицы производства/потребления в масштабе домашнего хозяйства до макроэкономических ценностей счастья и самодостаточности гражданского населения во всей его совокупности. Они не сформировали представления о рынке как о саморегулирующемся механизме. Структура их анализа была антропоцентричной и административно-направленной.

Романский и раннехристианский вклад в экономику

Историки экономики могут вести дебаты относительно степени экономической активности в Древней Греции, но письменные источники указывают на то, что она была достаточно широкой, чтобы породить серьёзную, направленную на постижение сущности этого явления, мысль. К тому времени, когда Рим заменил собою Грецию в качестве центра западной мысли, во всей империи развились и распространились коммерческие интересы. А ко времени конца Римской Республики было достаточно экономических проблем – проблем торговли, финансов, войны, колонизации и рабства, называем немногие из них – чтобы дать работу легиону экономистов и государственных советников. Удивительно, поэтому, что в этот период было проделано так мало настоящей аналитической работы, связанной с экономикой.

Одним из возможных объяснений этой загадки может быть то, что общественная структура Древнего Рима не благоприятствовала чисто интеллектуальным интересам. Эта структура, с самого нижнего слоя населения и далее, состояла из рабов, крестьян, ремесленников и торговцев, и венчалась она гражданской и военной аристократией. Несмотря на то, что аристократия питала значительный интерес к греческой философии и искусству, они были для неё, скорее, любимым развлечением, а не профессией, поэтому то, что не произошло большого серьёзного аналитического продвижения в экономике, было предсказуемым результатом.

Основным великим достижением римского общества было законодательство. С точки зрения общества, оно было предметом особой гордости и славы одной из величайших империй в истории человечества. Римское право подразделялось на гражданское право, которое регулировало отношения только между гражданами (jus civile) и на нечто вроде общего права, – хотя и не в общепринятом смысле, – которое управляло коммерческими и прочими отношениями между не гражданами и между гражданами и не гражданами (jus gentium). Эта последняя часть права стала хранилищем экономических принципов, которые позже стали отправной точкой экономического анализа, особенно, в Средние Века. Имущественное и договорное Римское право, например, стали впоследствии оплотом законодательных систем западного мира. Концепция естественного права, восходящая к Аристотелю, нашла свой путь в Римское право, в котором она использовалась как пробный камень для определения юридической обоснованности человеческого закона. В конце концов, современная доктрина корпорации восходит к Римскому праву. В целом, Римское право обеспечило структуру, на основе которой экономисты более поздних дней медленно, но верно, сооружали своё здание. Стоит отметить, что со времени падения Рима до конца восемнадцатого века, большая часть писателей об экономике были по профессии либо бизнесменами, либо адвокатами. Более того, если они были адвокатами, то либо священниками, обученными каноническому закону, либо обученными светскому закону юристами.

Подъём христианства частично совпал с упадком Римской Империи и предоставил другую разновидность цивилизующего влияния. Попытки Рима по водворению цивилизации на аннексированных территориях, можно сказать, начались и закончились установлением закона и порядка. Единственным посланием, которое он нёс тем, кто находился вне его юридических границ, была военная капитуляция. Возможно, по этой причине, то был изначально нестабильный общественный и политический порядок. Христианство принесло с собой другое послание, оказавшееся вдохновением и точкой отсчёта для миллионов людей, но оно было не особенно плодотворным для прогресса экономического анализа до последнего периода его развития.

Согласно ранней христианской мысли Царствие Небесное стояло при дверях, и поэтому она делала акцент на «сокровищах другого мира». Производство и материальное благосостояние были бы излишними в Царстве Бога Небесного. Действительно, земные сокровища считались препятствием для достижения Царствия Небесного. По прошествии времени наступление этого Царства стало казаться всё более отдалённым, и богатство стали рассматривать как дар Божий, предназначенный для того, чтобы обеспечить благосостояние человеку. Христианская мысль, поэтому, стала сосредоточиваться на «правильном» использовании материальных благ, идее, пронизывавшей средневековую экономическую мысль.

Все высказывания о материальных благах носили характер моральных увещеваний, они не были шагом по направлению к анализу, это можно сказать о ранних трудах, включающих святых Св. Джона Кризостома (приблизит. 347–407), Св. Иеронима (приблизит. 347–419), Св. Амвросия (приблизит. 339–397) и, в меньшей степени, Св. Августина (приблизит. 354–430). Августин пошёл дальше других в том, чтобы проложить дорогу субъективной теории стоимости, согласно которой потребности индивидуально определены.

Вообще говоря, ранние христианские писатели относились к экономическим темам с безразличием, если не с враждебностью. Они были, главным образом, заинтересованы моральной стороной человеческого поведения.

Китайская экономика в первом тысячелетии

Китай является одной из старейших цивилизаций мира, но из-за своей географической, культурной и языковой изоляции его интеллектуальная история остаётся недоступной многим представителям западной культуры. Чанг («История китайской экономической мысли») утверждает, что китайское экономическое мышление возникло, главным образом, во время династии Восточного Шу (771–249 до н. э.), периода, отчасти пересекающегося с веком греческой античности. В Китае эра была отмечена неуклонным упадком власти монархии и аристократии с одной стороны и возникновением феодальных владений королевства в качестве независимых друг от друга государств. В экономическом плане производительность земли увеличилась; монетизация и специализация труда росли; появлялись торговцы, города и рынки; и контраст между богатыми и бедными становился острее. Три группы писателей, конфуцианцы, законники и представители школы Мо брались за разрешение экономических вопросов в течение этого золотого века китайской философии.

Конфуций и его последователи

Как и его последователи в Древней Греции, Конфуций (551–479 до н. э.) был увлечён вопросами морали. Он пропагандировал этическую систему порядка, регулирующего все природные и общественные феномены, включая движение небесных тел, смену сезонов, подъём и упадок государств и все межличностные отношения. Если не принимать в расчёт слишком большой охват этой системы, имеются определённые параллели с греческой античностью. В конфуцианской системе межличностные отношения являются взаимными. Преемственность правителей основана на добродетели и способностях, а не на передаче власти по наследству. Государство основано на наборе этических норм и правил, кодифицированных легендарными мудрецами, и оно управляется людьми посредством морального влияния а не благодаря закону, принуждению или божественным духам. В иерархическом обществе Конфуция каждый человек играет уникальную роль, а общественная гармония достигается только если каждый человек понимает и выполняет свою роль. Идеальное общество Конфуция приводится в движение стремлением людей служить общему благу, а не их стремлению к личной выгоде. Эти идеи, какими бы простыми и прямолинейными они ни были, устанавливаю границы для китайской экономической мысли на века вперёд. Главными среди перцептов Конфуция были:

1. Налоги следует извлекать из производственных способностей людей, и их следует ограничивать одной десятой производительности земли.

2. Государственные расходы, включающие в себя затраты на дворцы, следует подгонять под прибыли государства, а не наоборот.

3. Стандарты жизни должны соответствовать социальному статусу каждого человека, без крайностей расточительности и скупости.

4. Самой главной обязанностью правителя является обеспечение благосостояния людей.

5. Государство должно поддерживать общую установку невмешательства, тем не менее, обеспечивая благоприятные условия для производства и поддерживая справедливое распределение дохода, когда это необходимо.

Неопределённость этой программы (например, пункта 5) стали причинять всё больше беспокойства после смерти Конфуция и привели к спорам между его последователями относительно сущности человеческой природы и относительно надлежащей роли государства в экономике. Один из последователей Конфуция, Мэн-цзы (приблизит. 372–287 до н. э.) верил в то, что люди хороши по своей природе, и что государство должно обеспечивать общественное благосостояние, используя политику невмешательства; другой, Сунь-цзы (приблизит. 300–237 гг. до н. э.) придерживался того мнения, что людьми движут в основном дурные импульсы, и он был сторонником более авторитарного государства.

Законники

Хань Фэй-цзы (280–233 гг. до н. э.), один из последователей Сунь-цзы, верил – следуя за своим учителем – что люди мотивированы, главным образом, поиском собственной выгоды. Хань Фэй-цзы верил в то, что общественный порядок и экономический прогресс произойдёт только от строгого, централизованного контроля поощрений и наказаний. Будучи уверенным в том, что конфуцианское общество функционировало бы хорошо только если отдельные люди направлялись бы моральными принципами а короли были бы мудрыми правителями, Хань Фэй-цзы доказывал, что в действительности общества возглавляются только посредственными правителями, и что алчность является скорее правилом, чем исключением из него. Другой законник, администратор-новатор, Куан-чунг (приблизит. 730–654 гг. до н. э.) отвергал конфуцианские методы децентрализации, увещевания и личной добродетели в пользу централизованной государственной власти и законных механизмов контроля. Его последователи, энергично работая, чтобы искоренить остатки аристократии в китайском обществе, писали на такие темы, как денежная и фискальная политика, государственная монополия, стабилизация цен, население, сельское хозяйство и торговля.

Представители школы Мо

Предводителем третьей школы экономических мыслителей был Мо-цзы (приблизит. 479–438 гг. до н. э.), который учился у последователей Конфуция, но позже отверг их учения. Разочарованный конфуцианцами, предававшимся получению прибыли для себя, а не следованию принципам, которым они учили, Мо-цзы увидел неудачу конфуцианцев в том, чтобы иметь дело с существующим хаосом и нищетой как изъян их мышления. Как и конфуцианцы, представители школы Мо пытались содействовать экономической гармонии и благосостоянию при существующих монархических режимах, но они расходились по вопросам внедрения этих гармонии и благосостояния. Мо-цзы верили в некую разновидность вселенской братской любви как антидота к естественной склонности человечества к эгоизму и несправедливости. Он был против классовых различий, роскоши и бахвальства. Он был сторонником социальной мобильности, мира, порядка, национального богатства и большого населения. Его концепция разделения труда, сосредоточиваясь на преимуществах специализации, была весьма продвинутой для своего времени. Мо-цзы был совершенно уверен в эффективности государства, если оно направляется дисциплинированной иерархией и сувереном, в руках которого сосредоточена централизованная власть. Он организовал своих последователей согласно строгим военным и авторитарным принципам, которые поощряли религиозное рвение и авторитарный дух, которым не было равных в древнем Китае.

Такого рода разнообразие мысли способствовало, скорее, освещению спорных экономических проблем, а не созданию однородного поля экономического анализа. Подобно своим греческим коллегам в древнем западном мире, китайские философы поместили свои экономические исследования в обрамление морали и этики. На их анализы влиял институциональный уклад обществ, в которых они жили. В таких обществах о рынке никогда не думали как о механизме, способном к саморегуляции благодаря свободной игре отдельных своекорыстных интересов. Поэтому, совершенно естественно, что экономика рассматривалась как отрасль моральной философии – тенденции, продолжавшейся как на Востоке, так и на Западе вплоть до восемнадцатого века.

Средневековая арабо-исламская экономика

Между тем, как вклад философов Древней Греции в экономический анализ иногда вызывает споры, влияние арабо-исламской мысли последовательно игнорировалось. Тем не менее, историки признают, что смерть последнего римского императора в 476 году возвестила долгий вековой упадок на Западе и сопутствующий ему подъём благосостояния на Востоке. На протяжении пяти веков, с 700 по 1200 гг. н. э., ислам лидировал в мире по степени концентрации власти, организации и размаху государственности; в степени совершенства общественного уклада и в стандартах жизни; в литературе, образованности, науке, медицине и философии. Более того, именно мусульманская наука сохранила и развила греческую математику, физику, химию, астрономию и медицину в течение этой половины тысячелетия, тогда как Запад погружался в так называемые Тёмные Века. К 730 году мусульманская империя простиралась от Испании и южной Франции до границ Китая и Индии; то была империя замечательной силы и утончённости. Благодаря своей протяжённости арабский мир стал мостом, через который греческая и индийская мудрость и культура путешествовали на Запад. Возможно самым значимым, особым новаторством была система записи чисел, которую арабские учёные подарили Западу. Арабские цифры заменили неуклюжие римские цифры предыдущей империи. Вдобавок, один из наиболее эксцентричных арабских математиков, Альхазен, основал современную теорию оптики около 1000 года. Но, что касается наших целей, самым важным вкладом арабской культуры было возвращение Аристотеля Западу.

Значительных размеров комплекс экономического знания приписывают не менее тридцати арабским учёным средневекового периода, которые, подобно церковникам средневекового христианского мира, которых мы будем обсуждать в следующем разделе, сосредоточивались на возможности примирения разума с религиозной верой. Они рассматривали экономику не как самодостаточную цель, но как средство для достижения цели. Целью было спасение; однако экономическая деятельность рассматривалась как часть земной борьбы за достижение райской жизни. Можно сказать, что мусульманское общество верило в homo Islamicus, а не в homo oeconomicus. Таким образом, мусульманская философия не задавала себе вопросов относительно того, являются ли определённые экономические формулировки истинными или ложными, она спрашивала себя о том, как мусульманские писатели трактовали экономические идеи в их отношении к этическим и политическим принципам. В Исламе нет традиции безусловного закона, полученного, логическим путём, человеческим разумом. Закон извлекается из Шариата, он есть выражение божественной воли, из которой юристы и теологи развивают этические, общественные и экономические принципы. Это делает проблематичным сравнение мусульманской экономики с экономикой Запада. Тем не менее, краткий обзор средневековой экономической мысли служит тому, чтобы подчеркнуть преемственность философского исследования древних греков и средневековых европейских учёных. Ограничения формата данной книги не позволяют сделать здесь исчерпывающий обзор всей средневековой арабской интеллектуальной традиции. Вместо этого, мы сосредоточимся на главном звене в цепочке исламской мысли на протяжении от одиннадцатого по четырнадцатый век.

Абу Хамид Аль-Газали (1058–1111 гг.) является зеркалом этой традиции. Он развил то, что можно было бы назвать функцией общественного благосостояния, основанной на соображениях полезности (масалих аль-мурсала) и пагубности (мягасид) для общества. Несмотря на то, что спасение является конечной целью человеческих поступков, ведение экономической деятельности является необходимой частью достижения этой цели, потому что без этой деятельности человеческие существа погибли бы (Ихья, 2:32, «Газанфар и Ислахи»). Экономическая эффективность, по этой причине, является просто одним из аспектов осуществления религиозных императивов человека (Ихья, 2:249, 3:236; Мизан, 377 – в «Газанфар и Ислахи»). Следуя Аристотелю, Аль-Газали подчёркивал «серединный путь» или «золотую середину» и «правильность» намерений во всех действиях. Если намерения согласованы с божественной волей, утверждал он, тогда экономическая деятельность становится чем-то вроде богослужения – частью призвания человека (Ихья, 2:83 – в «Газанфар и Ислахи»). Он признавал три источника богатства: индивадуальный заработок; прибыль от торговли; приобретения, сделанный путём завоевания или географических открытий. Поскольку он делал науку, философию и разум подчинёнными религии и теологии, европейские схоласты (смотрите следующий раздел) принимали многие из его взглядов и делали их частью своей средневековой философии. Аль-Газали сделал особые вклады в четыре главные области экономической мысли: (1) сознательный обмен и рынки; (2) природа производства; (3) деньги и процент; и (4) общественные финансы.

Для Аль-Газали рынки – механизм, внутри которого происходит сознательный обмен товарами – эволюционирую как часть естественного порядка вещей. Торговля добавляет стоимости товарам, делая их доступными в подходящее время и в подходящем месте. Люди склонны к приобретательству по своей природе, и они будут пытаться максимально улучшить своё индивидуальное положение. Несмотря на то, что он не рассматривал накопление богатства как благороднейшее из занятий, он признавал его как важное для надлежащего функционирования прогрессивной экономики. Взаимность обмена делает необходимым специализацию и разделение труда в том, что касается ресурсов и религии, что ведёт, среди прочего, к созданию мотивированных получением выгоды посредников. Несмотря на то, что Аль-Газали не уловил современного метода анализа спроса и предложения, его дискуссия о ценах и доходах легко вписывается в современную структуру экономики. У него было интуитивное понимание концепции ценовой эластичности, и примитивное понятие равновесно-рыночной цены. Как все средневековые писатели, Аль-Газали основывал своё обсуждение рынков на этически-моральном кодексе поведения, резко осуждавшем секретность, обман, манипуляции и спекуляцию.

Аль-Газали классифицировал производственные виды деятельности в терминах их общественной важности, подчёркивая фундаментальные исламские принципы долга и ответственности. Кроме своих моральных корней, его иерархия производства напоминает классификацию Адама Смита многими веками позже. Для Аль-Газали, объём выпущенной продукции распадается на первичное производство (сельское хозяйство), вторичное производство (промышленное производство) и третичное производство (услуги). Он рассматривал первую категорию как наиболее важную – даже до такой спепени, чтобы требовать от государства, в случае необходимости, быть посредником. Но он сделал очевидным тот факт, что надлежащая общественная гармония требует активного достижения и поощрения всех трёх уровней производства. В рамках любого заданного уровня производства, Аль-Газали распознавал связи, существующие в производственной цепочке. Таким образом, он говорит о том, как фермер производит зерно, мельник превращает его в муку, а пекарь превращает муку в хлеб. Эти связи требуют как специализации разделения труда, так и кооперации и координации. Говоря об управлении домашним хозяйством, Аль-Газали описал то, как делают иглы, проходя через множество стадий производственного процесса – предвосхищая, таким образом, знаменитый пример с булавочной фабрикой, который Адам Смит привёл более половины тысячелетия спустя.

Аль-Газали сознавал, что деньги эволюционировали таким образом, чтобы преодолеть недостатки бартера: в особенности, несовпадение нужд торгующих сторон. Он, по-видимому, был осведомлён о различии между ценностью при использовании и ценности при обмене, но он занял курьёзную позицию, состоявшую в том, что у золотых и серебряных денег не было внутренней ценности. Другими словами, он доказывал он доказывал, что у золота и серебра нет другой ценности, кроме ценности при обмене. Несмотря на то, что этот довод невозможно доказывать сегодня, он послужил тому, чтобы подкрепить доводы Аль-Газали против накопления денег ради самих денег. Подобно Аристотелю, Аль-Газали доказывал, что ростовщичество вредно, потому что назначать процент за получение ссуд и одалживание денег отклоняет деньги от их ключевой функции, заключающейся в том, чтобы облегчать торговлю. В следующем разделе мы увидим, что эта функция денег была также увековечена европейскими схоластами.

Аль-Газали не стеснялся давать советы относительно надлежащей роли и функции государства, которые он считал необходимой институцией для того, чтобы гарантировать надлежащее функционирование экономики и отправления божественно упорядоченных общественных обязательств. Его положение в этом отношении отдаётся эхом через века ислама: «Государство и религия необходимые столпы упорядоченного общества. Религия является фундаментом, а правитель, представляющий собой государство, является его промульгатором и защитником; если какой-нибудь из этих столпов слаб, общество распадётся» (Ихья, 1:17; Мизан, 297; Совет, 59 – в «Газанфар и Ислахи»). Хотя неотделимость религии от государства позже была отвергнута в некоторых западных традициях, другие аспекты системы Аль-Газали были приняты: например, его вера в то, что государство должно устанавливать мир, справедливость, безопасность и стабильность с тем, чтобы поощрять экономическое благосостояние. Его обсуждение общественных финансов, несмотря на то, что оно содержит глубокие проникновения в сущность некоторых экономических проблем, было ограничено религиозными, этическими и культурными перцептами ислама. Похоже, он отдавал себе отчёт в существовании принципа налогообложения получаемых благ и принципа платёжеспособности в налогообложении (как вопрос права справедливости, он защищал последний). Он одобрял государственные займы только при условии, если есть возможность гарантировать их погашение из прибылей в будущем. И он рассматривал общественное благо как законное использование общественных финансов, положительным образом ссылаясь на необходимость обеспечить оборону страны, образование своих людей, заботу о здоровье, претворение в жизнь законов и сооружение дорог и мостов.

У Аль-Газали было некоторое число учеников, повлиявших, в свою очередь, на других учеников, так что установилась последовательная линия экономического исследования (всегда вспомогательная отрасль морали) была установлена в одиннадцатом, двенадцатом и тринадцатом веках. Эта интеллектуальная традиция достигла своего апогея в четырнадцатом веке в работе Ибн Хальдуна (1332–1404 гг.). Именно Хальдун впервые сформулировал трудовую теорию стоимости, которая занимала умы классических экономистов восемнадцатого и девятнадцатого веков. Он писал на фоне драматического подъёма Османской империи, послужившего распространению средневековой исламской мысли ещё дальше, Хальдун предвосхитил Адама Смита по некоторому числу важных граней того, что стало политической экономией. Но, в этом усилии, его предшественниками были средневековые учёные христианской Европы.