– Все лучше всех. Просто скажи, тебе не хотелось бы ничего изменить?
– Нет. О чем ты говоришь?
– Совсем ничего и совсем никогда?
–Господи, Марина, ты сама не своя. Ты никогда еще не говорила со мной такими загадками. Будь так добра, скажи все, как есть.
– Я к тому, что так будет всегда. До конца, понимаешь? Только ты, я и больше никого.
– Это само собой разумеется. Но это не новость, по крайней мере, для меня это никогда не было чем-то из ряда вон выходящим. Так и должно быть. Ты, я и больше никого.
–Совсем никого, понимаешь?
–Понимаю. Но еще пара таких вопросов, и я точно перестану что-либо понимать.
–Так. Хорошо. Я скажу прямо. Я не смогу родить ребенка, потому что это слишком большая нагрузка на организм. Врачи говорят, что это крайне нежелательно – рисковать таким слабым здоровьем. Поэтому я и говорю : ты, я и больше никого – она закрыла лицо руками.
– О господи. Я уж чуть не подумал дурного. Милая моя, хорошая – я начал гладить ее по голове. Зачем нам какие-то дети? Мы сами как дети, нам необходимо вырасти и окрепнуть после всего, что произошло.
–Родители считают меня законченной эгоисткой из-за того, что я не вышла замуж за соседа, а еще из-за того, что я слишком большое значение придаю своей болезни. Мол, нет полностью здоровых людей. И ничего, не жалуются. Еще и детей рожают. А я какая-то не такая. Рафинированная, как говорит отец.
–Сам он рафинированный, папаша твой – разозлился я. У самого семь штук целых, и что с того? Он даже Витьку, и того не любит, видел я, как он шпынял его за каждый проступок. Про остальных я вообще молчу. А как с тобой они обошлись и обходятся… Не плачь, родная моя. Неужели ты думала, что я оставлю тебя из-за этого?
–Не думала. Просто на всякий случай.
–Вот и не думай. Ты, я и больше никого. Договорились?
–Договорились – улыбнулась сквозь слезы Марина.
***
–Вы отправились в кругосветное путешествие? – улыбнулся Пилюля.
– К сожалению, нет. Все деньги, которые мы накопили, ушли на лечение. С возрастом Марине становилось все хуже и хуже. Основным местом для свиданий стала больница. Но мы не унывали. Чего я только не придумывал, чтобы развеселить ее. Я разыгрывал целые спектакли, наряжаясь в национальные костюмы тех стран, которые мы собирались посетить, создавал кулинарные шоу из тех блюд, что мы мечтали отведать, и выучил фразу «я люблю тебя» на тридцати шести языках. Мы держались, как могли, до последнего. Пять лет назад она умерла, и я переехал в деревню, потому что она хотела, чтобы ее похоронили там, где она родилась. Я не мог оставить ее одну. Никак не мог.
– В конце концов, вы прожили вместе много счастливых лет – попытался утешить расчувствовавшегося старика Семен Семеныч. – Не всем удается сохранить такую трепетную любовь на протяжении долгого времени.
– Потому что это большая работа. Да-да, уважаемый Семен Семенович, вы не ослышались. Именно работа, сродни той, что вы выполняете ежедневно, а то и сложнее. Кто-нибудь из вас увлекается садоводством?
–Я увлекаюсь – отозвался Сергеич.
– Сколько нужно затратить сил, чтобы вырастить цветок?
– Очень много. Поливать, вырывать сорняки, окучивать, удобрять почву…
– А что будет, если в нескольких сантиметрах от цветка вы посадите что-то менее поэтичное, скажем, какой-нибудь овощ?
–Цветок будет хуже расти, конечно же.
–Вот так и с чувствами, друзья мои. Нельзя их смешивать ни с чем посторонним: будь то работа, личные увлечения или отношения с другими людьми. Гармония сохраняется только при соблюдении четких границ между этими и остальными областями вашей жизни. Вот вы, например, когда приходите с работы и видите жену, о чем ей рассказываете в первую очередь? – обратился старик к Семену Семенычу.
– Ну, я поделюсь последними новостями… Расскажу интересные случаи с работы. У нас в больнице много всякого происходит. Потом спрошу, как она, как у детей в школе. Пожалуй, как-то так – замялся Лозицкий.
– Я думаю, что вы и сами все поняли, пока рассказывали мне это. Иначе бы не смутились. В следующий раз спросите о делах детей в школе у самих детей лично, хорошо? И постарайтесь выдержать хотя бы несколько дней без больничных историй. Лучше вспомните, как вы познакомились или обсудите последнюю прочитанную книгу. Только не о медицине – улыбнулся старик.
–Я постараюсь – улыбнулся в ответ Семен Семеныч. – Я действительно слишком много рассказываю этих, как вы сказали, больничных историй. А познакомились мы с Ириной в кафе-мороженое. Она приезжала из соседней деревни сюда, к тетке. Она рассказывала, что у них в деревне кроме продовольственного магазина сроду не было ничего. Всегда мечтала она в таком заведении посидеть. Помню, как зашел в кафе с товарищем, чтобы чутка охладиться. Жара тогда стояла неимоверная. Заказали, значит, мы два рожка. Я всегда любил шоколадное. Поворачиваем к выходу и видим за столиком девушку лет шестнадцати, всю перемазанную мороженым, а вокруг нее куча оберток и салфеток разных. Тут сам бог велел спросить, сколько же она съела. Девятнадцать…
Мы громко рассмеялись. Я покачал головой. На меня вдруг тоже нахлынули воспоминания о былом. Тоже лето, только в городе. Школьный выпускной. Там-то я и понял, что одноклассница Катька с соседней улицы – это не просто Катька. А Катя. Я бы даже сказал, Екатерина. Выяснилось, что я тоже ей всю жизнь нравился, только она значения этому не придавала. Дружили, лазили по деревьям, в казаки-разбойники играли вместе со всей деревней, пока маленькие были. А потом повзрослели и поняли, кто мы есть друг для друга на самом деле…Потом провал с институтом, с работой. Я стал хандрить и замыкаться в себе. А у Катьки все получалось лучше меня. И учеба, и на работу ловко устроилась в местный банк. Не захотели мы в городе жить, не по-нашему это все. Жениться надумали, да какой там, если грыземся по каждому поводу. Вернее, я на нее нападаю из-за комплексов своих. Дурак я последний, вот я кто. Дурак.
– Загрустил наш Антоха. Вспомнил, что завтра утром на работу, а ты до сих пор на ней? – поддел Пилюля.
– Ха-ха. Весело-то как. Сейчас под стол упаду от смеха, держите меня.
–Он у нас художник. А у творческих людей вместо крови этакая легкая меланхолия по венам течет – улыбнулся Лозицкий.
– В самом деле? Художник? – изумился старик. – И давно вы рисуете?
–С детства. Но сейчас уже бросил это дело. Учеба не позволила стать настоящим профессионалом. Училище закрыли, группу по городам раскидали. Средства не позволили уехать. Да и желания нет.
–Позвольте внести небольшую поправку. Не учеба, а вы сами себе не позволили. Кто вам мешает заниматься рисованием в свободное время, которого у вас более чем достаточно? Откладывать деньги, искать другие варианты? Человек, особенно молодой и талантливый, просто обязан расти и развиваться духовно. Вы же застряли в болоте, Антон. В теплом, приятном, уютном, но все же, извините, болоте. Вам необходимо выбираться, мой дорогой друг. Не бойтесь, что у вас не получится, бойтесь не реализовать свои способности. Я вижу в вас огромный потенциал. Честное слово, вы не простите себе, если не начнете снова рисовать. Действуйте.
– А нам с Сергеичем советы дадите? – улыбнулся Пилюля. Мы тоже очень хотим послушать.
–Вам, Иван, я могу дать тот же совет, что и Антону. Да-да, я запомнил ваше имя, несмотря на неизменное прозвище. Вы очень разумный человек. При желании сможете достичь больше, чем имеете. И не думайте, что ваше время прошло. Не довольствуйтесь малым, стремитесь ввысь. Все только впереди.
–А что же со мной? Мое время точно прошло – грустно усмехнулся Сергеич.
– С вами, признаться, сложнее всех. Если бы не друзья, вы бы уже с ума сошли от одиночества. Всю жизнь прожить, сторонясь привязанностей, старательно оберегая себя от лишений, вы тем самым их обрели. Вам следует помнить, что вы больше не один и радоваться этому. У вас есть самые верные друзья на свете.