Взрыв Бетельгейзе

[Леон Мартис]

Сколько может длиться одна жизнь? Десять лет, тридцать, восемьдесят? Этого в любом случае всегда мало. А потом все начинается сначала? Или идет дальше?

Леон Мартис думал об этом не больше десяти секунд, прежде чем дать свой обычный скептический ответ, но сам факт того, что эта мысль закралась в его голову, уже был отклонением от нормы.

– И чего ты ждешь от меня, смотря такими щенячьими глазами? – его мутило от притворства практически на уровне хронической болезни.

– Осознания, что весь мир не станет подстраиваться под ваш представления.

– То есть ты действительно веришь в эту чепуху?

Мальчишка промолчал. Журналисту нравилось, что он не имел привычки отвечать на очевидные вопросы. Решив сменить тему, он произнес:

– Так почему же на такого безобидного паренька, как ты, набросилась та дамочка?

– Видимо, потому что знает, кем я был в прошлой жизни, – без раздумий бросил Клинт и снова отвел взгляд в сторону.

В этот раз Мартис за ним проследил. Две женщины о чем-то крайне заговорчески шептались. Да так, словно тысячи лет знакомы. Мужчина вспомнил, что Маргарет тоже не проявила никакого желания помочь несчастному на сцене. Значит, они в заговоре? Все женщины – ведьмы, не иначе.

– И кем же ты был? – уже слегка раздражаясь спросил журналист.

– Чертовки поганым человеком, – с ужасной горечью в голосе ответил юноша.

Не успел мужчина что-то сказать, как парень засеменил в сторону своих знакомых, словно бы потеряв интерес к собеседнику. Если бы Мартис хоть что-то смыслил в манипуляции людьми, тут же бы догадался, в чем тут дело и наверняка не совершил бы самую большую ошибку в своей жизни. А может, наивысшее благо? Почем чуть более, чем заурядному журналисту знать? Он всего лишь пошел вслед за мальчиком, который возомнил себя взрослым. Возможно, затем, чтобы помочь ему, а, возможно просто потому, что всегда хотел сына.

Маргарет тут же окинула его оценивающим взглядом, коим, похоже, забыла удостоить накануне. И было в этом что-то настолько неловкое, что мужчина перевел взгляд на сумасшедшую, сидевшую рядом. Она его как будто и не заметила. Все ее внимание было устремлено на мальчишку. Вена у нее на лбу сильно вздулась, а глаза покраснели. Мартис инстинктивно загородил Клинта рукой.

– Амелия, мы уже обсудили ситуацию. По-другому никак, – миниатюрная блондинка положила руку на плечо женщины, но та ее тут же стряхнула.

Краем глаза журналист заметил, как охранник рядом слегка отодвинулся в сторону. Вот именно так и должен вести себя здравый человек в подобной напряженной ситуации. Если он, конечно, не охранник.

– Это не значит, что я готова с этим смириться. Одна только мысль о том, что он дышит со мной одним воздухом, побуждает достать пистолет и выстрелить. То ли в него, то ли в себя, – Амелия сделала попытку подняться со скамейки, но Маргарет удалось ее удержать.

Мужчины стоял с мыслью о том, что имя Амелия чертовки не подходит этому огромному кому ненависти.

– Я не собираюсь без устали напоминать, ради чего это. И не хочу терять, возможно, единственный шанс на спасения из-за ваших, кхм, разногласий, – она чеканила слова так, словно не меньше двадцати лет прослужила в армии. – Леон, так вы готовы нам помочь?

Мартис на секунду опешил, услышав из ее уст свое имя. Мало кто обращался к нему так. Большинству было комфортнее называть фамилию, ни таящую в себе никакого личного отношения. Нина, возможно, была единственным человек, помимо постоянно докучавших соседей, кто называл его так.

– В чем? – выдержав неприлично долгую паузу, спросил он, чуть ли не стесняясь своего незнания.

Однако осуждающий взгляд заслужил Клинт. Он в мгновение ока сжался, словно провинившийся щенок и тут же перестал казаться взрослым. Похоже, любая провинность заставляла его чувствовать себя ничтожным по какой бы то ни было причине.

– В нашем плане по потере памяти, – как можно мягче постаралась произнести девушка. Но у нее это не особо вышло. – Леон, вы ведь не верите нам, верно? Я прекрасно понимаю, что в такое поверить сложно, практически невозможно. Особенно человеку вашего склада ума.

– И что это значит!? – журналисту казалось, что над ним попросту потешается кучка самодовольных актеров настоящего театра абсурда.

– Это ни в коем случае не в плохом смысле. Просто мы с вами во многом похожи, и мне не трудно понять ваш ход мыслей, – Маргарет ностальгически запрокинула голову. – Моя жена всегда говорила, что я попаду в ад, где буду вынужден испытать все ее мучения на своей шкуре. Что ж…

Мартис ошарашено уставился на нее. Не то чтобы ему было незнакомо понятие гомосексуализма. Он даже написал несколько статей по этой теме лет в двадцать, когда это еще было модно. Мужчина уже даже был готов отпустить какую-нибудь шутку, связанную со своим удивлением, но девушка, к счастью, его опередила:

– Не спешите с выводами, Леон. Поверьте, моя жена меня бы даже не узнала, заявись я к ней в таком виде. Прежде я носила лишь джинсы да шорты, мылась раз в неделю, а волосы всегда была сострижены под нуль, – ее голос в этот момент стал крайне хриплым. – Я была мужчиной. Да что там мужчиной, неотесанным мужланом под два метра ростом и каждодневным перегаром, – она закусила губу.

С этот раз журналист отшатнулся, чуть не налетев за стоявшего сзади Клинта, который тут же забормотал извинения словно мантру.

«Сумасшедший дом» – пронеслось у него в голове, разум затуманился, и сразу стало понятно, что Мартис вот-вот упадет в обморок. Благо, помощь не заставила себя долго ждать и уже через секунду неестественно грубые и сильные женские руки очаровательно блондинки вместе щуплыми и сухими ручонками подростка выволокли мужчину на свежий воздух, усаживая на ближайшую скамейку. Амелия осталась сидеть внутри, проводив эту процессию безразличным взглядом.

Прежде здоровье журналиста не давало сбоя. Конечно, у него, как у многих, иногда ломило в коленях или вдруг начинала болеть голова. Но это тоже было неотъемлемой, практически необходимой частью его профессии. А вот головокружение и обмороки никуда не годились.

– Наверное, я была слишком резка, – Маргарет уселась рядом.

Но было слишком поздно для извинений. Теперь на ее фоне он чувствовал себя старым дедом, который хлопается в обморок из-за любого потрясения.

– Сначала нужно думать, а потом говорить! Вот же ж в самом деле нашли дурака! – Мартис резко подскочил со скамейки и, игнорируя легкое чувство тошноты, зашагал прочь.

Никто за ним не пошел. Похоже, им тоже надоело играть. Было непонятно, почему они к нему так прицепились. Возможно, хотели обобрать. Сейчас было важно только добраться к машине. Потом можно позвонить Нине и попросить приехать домой. Они вместе утонут в безликой рутине и всплывут, желательно, не раньше следующей недели. А там можно и снова совершить какой-нибудь абсурдный поступок, типа сегодняшнего, чтобы как-то развеять скуку.

Уже подходя к машине, Мартис заметил, что на нее облокотился высокий темноволосый мужчина в кожаном пальто и неприлично больших черных очках, практически спадающих с него.

– Вам все-таки стоит передумать, пока не поздно, – не особо церемонясь, сказал он.

– Раз собрались мне угрожать, объясните хотя бы по какому поводу, – журналист, игнорируя подозрительного незнакомца, достал ключи и, разблокировав машину, подошел к водительскому месту.

Ему не раз доводилось встречаться с подобными «смельчаками». Уж сколько на памяти было случаев, когда какой-нибудь мутный тип решал поиграть в тайного агента, чтобы заставить переписать статью под свои запросы. Если бы Мартис послушался хоть одного, его репутация была бы безвозвратно растоптана и сожжена.

– Боюсь, мои коллеги не особо профессионально подошли к раскрытию вопроса. Давайте, я постараюсь объяснить.

– Не утруждайтесь, – с напором произнес Мартис и сел в машину. Его голова гудела.

Однако на этом разговор не закончился, так как мужчина бессовестно уселся на пассажирское сидение.

– Что вы творите!? Немедленно выйдете из моей машины!

– Вам не стоит меня бояться, я просто хочу рассказать вам правду. Ну, или на худой конец отличный материал для статьи, – сказал мужчина, не сдвинувшись с места.

Мартис внимательно оглядел его и пришел к довольно очевидному выводу:

– Вы один из их шайки, верно?

– Шайки? А вы, смотрю, не стесняетесь в выражениях. Впрочем, я это уже отметил, наблюдая за вами в театре.

«Отлично, он еще и наблюдал за мной» – журналист поежился и уже подумал бросить машину и бежать как можно дальше.

– Моя «шайка», признаться честно, просто не умеет общаться с людьми. Внутри них столько противоречивостей, что на социальную адаптацию попросту нахватает сил. Не судите их строго, просто им всем крайне нужна ваша помощь. Ну, и мне, конечно.

Мужчина как бы невзначай снял свои глупые очки, и взору Мартиса предстала достаточно интересная картина: глубоко посаженные карие глаза, которые в совокупности со слегка сплюснутым носом, тонкими губами и темными волосами давали абсолютно типичную внешность данного региона. Иначе говоря, в нем не было ничего особенного. Журналиста это позабавило. Очки. Именно такой прием используют многие люди с «прохожей» внешностью, чтобы добавить себе хоть немного загадочности.

– Моя помощь? – произнес Мартис, сдерживая ехидство в голосе. – Вы, стало быть, тоже переродились? И какая в этом проблема? Ну живите себе дальше и помалкивайте. Не обязательно пушить хвост на телевидении, чтобы ловить завистливые взоры простых смертных.

– О, поверьте, вы и не представляете, какую крест приходится нести каждому из нас.

– Ну так несите его молча. Меня лично дома ждет жена, а вас уже, наверно, заждались друзья, – мужчина попытался вытолкать незнакомца из машины, однако тот не сдвинулся ни на миллиметр. – Мне позвать охрану? – в тайне он надеялся обойтись без этого, вспоминая мягкотелого охранника сумасшедшей Амелии.

– Вашу жену зовут Нина, так ведь? – брюнет посмотрел журналисту прямо в глаза, не скрывая странного ликования.

И в этот момент мясистый кулак Мартиса прилетел ему в челюсть.

[Маргарет Авельсон]

Она ходила взад-вперед, не находя себе места. Ее колотило, словно от озноба, потому что все шло не по плану.

– Ты не могла бы наконец взять себя в руки? – грубо отозвалась Амелия, выходя на свежий воздух.

– Это как? – нервно пробормотала Маргарет.

У нее чесались руки. Если сейчас это не обуздать, то кто-то может пострадать. Также, как когда страдала Джоанна. Изо дня в день. Постоянно.

– Просто дыши. Подумай о чем-то позитивном, – подключился к решению проблемы Клинт.

Он бесил Маргарет больше остальных. Скорее всего потому, что они были безумно похожи. Оба отрицательные персонажи, пусть и разного масштаба.

– Как? Как тебе удается так ловко жить в этом теле? Так..,– она буквально давилась собственными словами, постоянно набирая ртом воздух, – ..спокойно рассуждать. Ты и в самом деле тот, кого показывают по телевизору и кому выделяют целые параграфы учебников?

Клинт лишь пожал плечами, видно не желая говорить об этом. Особенно в присутствии женщины-цербера, готовой в любой момент даже без команды отправить его в пучины ада.

– Я ведь ненавижу в себе это. Я…пытаюсь быть добрее к людям. Но как только что-то идет не по-моему…

– …ты словно взрываешь изнутри? – продолжил подросток.

Она так и думала. Он понимает ее.

– Тебе тоже знакомо это чувство? – с животным ликованием произнесла девушка.

– Нет, его я еще не испытал.

Юноша достал из кармана джинс тонкую записную книжку и огрызок карандаша и что-то быстро законспектировал, предпочитая оставить это без комментария.

– Этот план, он точно сработает?

Вдох. Выдох. Не здесь. Не сейчас. Он обещал себе, что в этой жизни все будет по-другому.

– Нет ровно никаких гарантий. Но это наш единственный шанс, – Клинт успокаивающе похлопал девушка по плечу, что со стороны выглядело немного странно.

– Иначе говоря, замести следы, избавиться от улик, верно? – едко отметила Амелия. – Ведь так проще. Зачем что-то переосмысливать, пытаться исправиться, если можно просто стереть себе память.

– Ты как-то не выглядишь особо счастливой. Сколько тебе? Пятьдесят?

Он всегда начинал язвить, когда бесился. А еще путаться в собственных мыслях. Она старалась думать, как правильно, но эта извечная борьба в голове медленно сводила с ума.

– Где-то около тридцати. Я угадал? – Клинт постарался добродушно улыбнуться, что, судя по лицу женщины, чуть не опустошило ее желудок.

Когда же вернется Он вместе с Мартисом? Если она еще хоть секунду пробудет в одной компании с этими чокнутыми, то бесповоротно слетит с катушек. Не надо было прилетать сюда. Не стоило и пытаться это изменить. Он. Она должна прожить жизнь в женском теле, и каждый день вспоминать обо всех своих грехах. Так будет правильнее всего.

Прекрасная ранее погода начала ухудшаться: ветер неприятно задувал в уши, попутно заносят пыль в глаза, небо затянуло тучами в ожидании дождя. Природа словно имела свое мнение на сложившуюся ситуацию.

– Mist!¹ – по привычке выругался тот, кем некогда была Маргарет Авельсон, когда ливень обрушился на их головы.

[Леон Мартис]

Он молча стоял на тротуаре, пока мужчина безуспешно пытался закрыть машину.

– Ты…это. Там кнопка заедает, – с неким ехидством подсказал Мартис. – Я б помог, да вот руки связаны.

Преступник никак не отреагировал на это, что взбесило журналиста больше, чем должно было. Сегодняшний день казался ему абсурдным, и не стремился становиться хоть капельку лучше. После того, как кулак Мартиса отпечатался на лице этого остроязычного прохвоста, паршивец со всей дури ударил в ответ. Как минимум сотрясение мужчина себе заработал. А попутно пару синяков и отекшие руки, сильнее необходимого завязанные веревкой. Кем бы ни был этот чокнутый, боевая выучка у него была что надо. В данных условиях журналист и секунды не думал о побеге.

– Какого черта тебе нужно от моей жены? – злобно шикнул Мартис, пытаясь взглядом найти хоть одного прохожего в районе.

Однако везение никогда не было его специальностью. Всего всегда нужно было добиваться собственными силами. Так его учила мать. Особенно сильно это впечаталось в его душу после того, как никакие всевышние силы не уберегли шестилетнего ребенка от роли сироты.

– Ваша жена – прекрасная женщина. Уверен, вы очень дорожите ей, – машина наконец мигнула огоньками, и мужчина махнул Мартиса, чтобы тот следовал за ним. – Не смотрите на меня так. Я пытался быть вежливым.

– Вы все психи, так что какое мне дело до ваших манер. Вежливый псих менее опасным мне не кажется.

Сколько нелепых угроз журналисту довелось слышать ранее. Догадаться, что он женат не трудно, а вот дальше, как правило, у этих «смелых» ребят начинался ступор.

– Я ведь пытаюсь вам помочь. Поймите правильно, вы не обязательный пункт нашего плана, но просто хотелось бы обойтись без лишних жертв. Разве это плохо? – он подтолкнул Мартиса вперед, чтобы загородить прохожим зевакам вид связанных рук.

– Как минимум плохо то, что вы уже включили жертвы в свой план. А убитые вами тоже переродятся? Или вы в свою секту никого не впускаете?

– Вас впустим, – исчерпывающе ответил мужчина и замолчал.

Дождь уже лил как сумасшедший, когда Мартиса запихали в тесный, пропитанный запахом пота и прокисшего молока грузовик, едва ли рассчитанный на то количество людей, которое в нем уместилось. Все его новые знакомые были в сборе. Клинт попытался извиниться, но свирепый взгляд Амелии пресёк это на корню. Странно было, что мужчина даже почувствовал с мальчишкой некое родство. Таким же зашуганным был и он сам добрых тридцать лет назад. Это сейчас можно было кичиться своими непомерными амбициями, как скидками в брендовых магазинах, развлекать себя, а не людей, ходя на сомнительные мероприятия, и жить так, будто каждый тебе должен. Но чем такой человек, как Леон Мартис мог похвастаться раньше? Неплохими условиями сиротского приюта, построенного на пепелище старого дома? Найденным жильем на окраине города в оплату за бесконечное мытье сортиров? Или первой опубликованной статьей, которая позволила ему не умереть от голода? Сейчас было смешно об этом вспоминать, но, смотря на этого юного и уже за что-то побитого жизнью мальчика, его бросало в жар воспоминаний. И теперь у них обоих на лице красовался красный след от удара.

– Эй, Клинт, дружище, не развяжешь меня? – учтиво попросил мужчина, почувствовал, что грузовик тронулся с места. Если бы только написать Нине.

Мальчишка уже было потянулся это сделать, но Маргарет резко его одернула:

– Мы не знаем, что он может выкинуть. И так ушло слишком много сил на никому не нужное переубеждение скептика.

– Ну уж извините, что вы больше сходите на чокнутых похитителей, чем на перерожденных! – буквально взвыл Мартин, уже просто не находя слов для описания ситуации. Ему хотелось молить их об освобождении, однако гордость еще теплилась где-то в районе груди, так и выпирая всем на показ. – Атмосфера не располагает к мирному диалогу.

– А чего вы от нас хотите? Мирно мы уже попытались. То, что происходит сейчас, крайние меры, которые мне тоже не особо нравится, – это была первая, сказанная Амелией рациональная фраза. – Я здесь только по одной причине.

Внутри фургона было темно, но каждый знал, куда устремился взгляд женщины.

– За что вы так ненавидите беднягу? – попытался сгладить углы журналист, практически смиряясь со своим положением.

– Беднягу? – хохотнула она. – А вы, значит, ведетесь на смазливенькое личико и потупленные глаза? Я вот вижу его насквозь. Не поверите, но мне было достаточно только взглянуть на него. Да что там. Уже идя на это шоу, я знала, что встречу его. Чувствовала, что он жив. Ребенок или нет – это неважно. Нас делают «нами» те воспоминания, которые мы накапливаем. И от этого никуда не деться. Думаю, каждый здесь пытался забыть «прошлое». Но вот вы все сидите в этом грузовике в надежде, что кто-то сделает всю работу за вас, – она неожиданно положила руку на плечо Мартис, видно показывая обращение к нему. От неожиданности сердце мужчины на секунду пропустило удар. – Они хотят стереть те воспоминания, которые накопили в прошлой жизни. Избавиться от «прошлого» себя. Отделить свою душу от тела.

Спокойный голос Амелии оказался настолько мягким, что все замерли. Стал отчетливо слышен звук проносящих по трассе машин. Мартису вдруг подумалось, что его машину наверняка эвакуируют, если он не вернется до вечера. Если он не вернется…

– Я…, – он не нашелся, что сказать.

Его сознание просто пыталась уцепиться хоть за кого-то, чтобы не сойти с ума. Мартис уже давно балансировал на грани, сам того не признавая. Его жизнь была тихой и размеренной, но иногда в него закрадывалось множество сомнений, которые хохоча показывали картинки прошлого, шептали на ухо истории о мальчике-сироте, который остался один. И так будет вечно.

– Ты не обязан нам доверять, – Амелия снова усмехнулось, и это начинало казаться жутким. – Но как насчет личного интереса? А, мистер-журналист-Мартис? Слышали что-нибудь об экспериментальной лаборатории за городом? Я вот нет. Но остальные, похоже, знаю больше нашего. Они накопали немало информации и, видно, обладают еще большей, если готовы пойти на такое безумие, как проникнуть в секретное и безумно охраняемое здание.

– Мы достаточно подготовлены, – немногословно ответил мужчина, ведущий машину.

– Оливер – глава нашей операции. Он был тем, кто собрал нас, – пояснила Маргарет.

Мартис с трудом понимал, как к ней теперь относится. Среди всех она вызывала в нем больше всего смешанных чувств. Если все окажется правдой, то ему тоже придется стереть память, чтобы забыть о мужчине внутри этой привлекательной девушки.

Больше никто не говорил, и какое-то время они ехали молча.

[Амелия Риксли]

– Значит, ты, Маргарет, в прошлой жизни была мужчиной? – вдруг спросила Амелия, желая получше узнать свое окружение.

Девушка сначала как-то странно на нее посмотрела, но потом смягчилась в лице и смиренно кивнула.

– И сколько тебе было?

– Почти сорок два.

Внутри женщины все сжалось. Она всегда болезненно реагировала на цифры возраста, хоть и сама давно переросла свой прошлый. Это стало дурной привычкой – считать года. И как бы ей не хотелось радоваться каждому прожитому часу, Амелия медленно растворялась в собственной памяти. Вторая жизнь из чуда превратилась в проклятье, потому что она мысленно считала свои вдохи и как завороженная прибавляла их к тем, что не смогла сделать в прошлом. Если бы только не память…Возможно бы она была счастливее, но ценность жизни не познала бы ни на йоту.

– А тебе? – раздался в душном вагоне мальчишеский голос.

Ярость кипела в венах, не давала дышать, не давала жить. Ведь дар, данный ей, почему-то был подарен и ему, самому худшему из людей.

– Тринадцать! – вскрикнула Амелия так громко, чтобы это ударило ему по голове. – И не смей говорить со мной, словно имеешь на это право! Ты меня не знал. Я ничего тебе не сделала, а ты отнял мою жизнь, ни разу не задумавшись, – она перешла на тон выше, почти вопя. Как бы ей хотелось докричаться до него. Перевернуть его и весь мир вверх ногами. – Мою мать звали Мирела, ты знал? Она работала на одной из тех жутких фабрик, что тогда строили во всей Европе впопыхах. Ей от природы было чуждо чувство страха, и она всегда приносила домой несколько подтаявших шоколадок. Мама никогда не носила колец, даже обручального, ты знал!? – из глаз покатились слезы. – Она считала, что любовь не измеряется в вещах, и на деньги со свадьбы купила отцу новые туфли. А ты стер ее, словно грязь с белого платья! Я…

Женщина замолчала, почувствовав, как на ее руку опустилась другая, мужская. Было темно, но она чувствовала на себе успокаивающий взгляд Леона. Он ничего не говорил, видно боясь выдать свое неверие, однако этого было достаточно.

К плечу журналиста, словно крыса, жался Клинт, как он теперь себя называл. Глаза подростка блестели невинностью, и Амелия чувствовала, что ее сейчас стошнит. Она была так близко к своему собственному убийце, спрятавшемуся за личиной ребенка. И они поменялись ролями. Колесо жизни повернулось, и теперь припечатанным к земле должен оказаться Он.

– Выходим, приготовьтесь, – раздался голос с переднего сидения.

Риксли выдохнула. Ее месть свершится. Осталось лишь еще немного подождать.