[Маргарет Авельсон]
На весь салон было слышно рев двигателя, который заглушал даже собственные мысли. Маргарет это раздражало. В такие моменты она всегда кидалась на других.
– Эй, Оливер, кем ты был раньше?
Мужчина в очках, до этого делающий вид, что спит, приподнялся в кресле.
– Я разве не рассказывал? – он задумчиво посмотрел в потолок, словно вспоминая. – Ну, был обычным банковским рабочим. Потом мой банк закрыли, и пришлось подрабатывать сантехником. Женат не был, детей не имел. Достаточно скучная жизнь. Умер то ли от пневмонии, то ли еще от какой заразы.
Маргарет прищурилась. Ей не нравился Оливер. Они познакомились в городе за два дня до выступления, и уже тогда стало ясно, что одним совпадением все не отделается. Девушка не раз подозревала, что мужчина уже давно их выслеживает. Возможно, даже обманом собрал их в Дьёре.
Скорее всего, они вчетвером единственный перерожденные в стране. В Венгрии, насколько Авельсон знала, существовала лишь одна лаборатория. Так что процент перерождения крайне мал. Даже смертность в стране была в то время не высокой. Война окружила Венгрию со всех сторон, изолируя от остального мира, но в то же время практически не трогая.
– Ты помнишь вспышку от звезды? – поинтересовалась женщина.
Вопрос задрожал в воздухе, заставляя каждого удариться в воспоминания. Мартис вопросительно на них посмотрел, ожидая, что кто-то об этом расскажет.
– Да как такое забыть, – весело усмехнулся Оливер. – Все небо озарилось светом, да таким, что невозможно было смотреть вверх. Те две недели были незабываемым. Красота, да и только.
Наигранность его смеха вызвало в Маргарет желание ударить мужчину в нос. Было очевидно, что он врал от начала и до конца, и сам Оливер знал, что они знают. Вот только он был им нужен.
– Было не красиво, а страшно, – заключила Авельсон. – Небо дрожало, и словно миллиарды маленьких взрывов, пятна света прорывались сквозь ночь. Это сейчас я могу все так красочно описать, а тогда, подорвавшись с кровати, первое, о чем я подумал, было: «Конец». Жена не проснулась после тяжелой смены в больнице, а у меня внутри словно все перевернулось. Стоял и смотрел, как небо становится все светлее и светлее. Даже не подумал включить телевизор или залезть в интернет. Просто вышел на улицу, сел на ближайшую скамейку к таким же заворожённым, и мы вместе смотрели на небо до самого рассвета, пока глаза не начали слезиться и жечь. Если подумать, то именно это произвело на меня такое впечатление, что захотелось жить каждый день, как последний, – женщина перевела дыхания, собираясь с мыслями. – Джоанна проснулась почти к обеду, вся такая счастливая и отдохнувшая, вышла на кухню, спокойно взялась за готовку завтрака, даже не замечая, что что-то изменилось. А я уже был другим человеком! Тогда-то, наверно, в голову и закралась мысль о том, какая же моя жена…недалекая, – Маргарет сделала глубокий вдох, а потом выход, словно отпуская все, что держала в себе.
Ее щеки горели огнем. Было стыдно. В какой-то момент захотелось увидеть Джоанну еще лишь раз и сказать ей…хотя ничего путного она бы все равно не сказала. «Думать надо на вдохе, а говорить на выдохе» – всегда говорила жена. Но у Маргарет всегда все выходило наоборот.
Уже во втором по счету детстве Маргарет пытались привить девичьи манеры, против чего она, конечно, протестовала. Но только первые пятнадцать лет. А потом она вдруг резко поняла, что должна это сделать – прожить жизнь, как женщина. «И вдруг это шоу. И Оливер, предлагающий стереть память. Какие же мы все-таки эгоисты» – Маргарет давно уже это поняла, – Цель разрушения лаборатории быстро перекрыло банальное желание «исчезнуть». А там уже какое нам дело до остальных?»
– Если…если это все правда, разве вы не боитесь его? – слегка дрожащий голосом произнес Мартис, пытаясь отодвинуться от Клинта.
– Такая, как я не в праве судить других, – прожала плечами Маргарет.
Оливер едва заметно кивнул. Чувства Амелии были ясны всем, но она воздержалась от очередной гневной нападки и обратилась к журналисту:
– Легко думать и говорить, когда не веришь во все это. Но теперь попробуй делать то же самое, уже зная правду. Тогда ты напишешь такую статью, что в это поверит каждый. Можешь быть и скептиком, и верующим. Это сначала кажется, что одно другому мешает.
Маргарет покосилась на пассажиров, сидящих в другой части самолета впереди них, но большинство крепко спало, другие, если и слышали, то, конечно же, не поверили ни одному слову. Девушка облегченно вздохнула, сама не понимая, почему. Словно она вдруг стала беспокоиться о других людях чуть сильнее.
[Леон Мартис]
Весь полет мужчина вертелся в своем кресле, словно оно горело. Он то и дело подрывался с месте, отсаживался, пересаживался, ходил по салону. А в голове в это время скептик боролся с дуршлагом. Впервые за двадцать лет.
– Извините, – проронил Клинт лишь единожды и больше не говорил.
Мартису хотелось раз и навсегда понять для себя – преступник этот мальчик или жертва. Но, похоже, и то, и другое.
Когда самолет наконец сел, каждый пассажир оказался в полной тишине собственных мыслей. Голова гудела, и все толпясь поспешили выйти на свежий воздух еще до того, как это было разрешено. Вена сразу встретила их морозной погодой, как бы прогоняя, но они и так не собирались задерживаться. Дальше планировалась ночная поездка на автобусе до границы.
– Если не повезет, – сразу предупредил Оливер. – Придется перебираться через границу на своих двоих.
Мартис с грустью подумал о своей физической подготовке, сетуя, что запустил пробежки по утрам. Их заменила стрельба по банкам на заднем дворе. Краем глаза мужчина заметил, как скривилось лицо Амелии и понял, что ей эта затея тоже не по душе.
– А у тебя случаем нет знакомых перерожденных-водителей автобуса? – грустно усмехнулся Мартис.
Оливер на секунду словно бы всерьез задумался, но потом все же покачал головой.
Компания кое-как вместилась в такси до вокзала. Мартису пришлось взять Клинта на колени, и ему снова закралась в голову мысль о сыне. Даже когда они уже вышли на улице, он продолжал смотреть на парня так, словно его заставляют топить котенка.
– Fünf Tickets nach Liechtenstein, bitte2, – сняв очки, произнес Оливер на чистом немецком и протянул паспорта в маленькое окошко.
Женщина на кассе посмотрела на него исподлобья, и громко цыкнув, отдала документы с билетами на ближайший рейс. То ли ей не понравился его немецкий, то ли их подозрительная компания. А, может, сама работа.
– Знаешь немецкий? – спросил Мартис, когда они уселись на скамейку в ожидании автобуса.
– Я родился в Мюнхене, – сказал мужчина, поспешно снова надевая очки. – Думаю, кассирше не особо понравился мой акцент. Ты же знаешь, какие поганые у Австрии с Германией сейчас отношения.
Теперь явную ложь распознал и журналист. Начиная проникаться доверием к этим ребятам, он понимал, что Оливеру доверяет в последнюю очередь. Театральный образ посредственного человека удавался ему слишком хорошо.
– И как же так вышла, что ты знаешь венгерский?
– Потому что родился в Венгрии, – снова театральная пауза. – Если можно назвать это выведенной закономерностью, то мы перерождаемся там же, где умерли. Ну, точнее в определенном радиусе. В конце концов наша память считывается излучением, которое активно притягивают магниты ближайшей лаборатории. Я не эксперт, но, по-видимому…
– Память принимает ближайший носитель, – перебил его Клинт. – Это побочный эффект, но я совру, если скажу, что мы его не предвидели. Почти все эксперименты показали неизбежность такого исхода. Но если говорить конкретно, то да, умерший скорее всего переродится на территории той страны, где и погиб. Это никак не связана с самой природой излучения. Просто ограниченный радиус.
– То есть до этого вы могли быть и иностранцами? – удивленно выгнул бровь журналист.
– Мы ими и были, – усмехнулась Маргарет, и это был чуть ли не первый раз, когда Мартис видел ее улыбку. – Я была чистокровным бельгийцом. Причем в четвертом поколении.
– Тогда понятно, откуда такое самомнение, – высказалась Амелия.
Девушка лишь фыркнула в ответ.
– Удивительно, – только и смог пролепетать журналист, все больше погружаясь в эту историю.
Автобус приехал с опозданием, но путешественником это было только на руку. Они успели смести половину ассортимента в ближайшем магазине и наконец наполнить животы. Оливер пару раз отходил и с важным видом разговаривал по телефону, что наводило еще больше таинственности и подозрений.
Транспорт набился людьми под завязку, и внимание водителя сразу привлекли люди без багажа.
– Так легче бежать через границу? – пошутил или не пошутил он.
В любом случае ему так или иначе пришлось приковать глаза к дороге. Никого вопрос о перебежке, казалось, не смутил. Частые случаи – частые вопросы. Все равно все остаются при своих мыслях.
Мартис в этот раз не сильно церемонился с выбором соседа, просто выбирая из принципа «Не Клинт» и уселся рядом с незнакомой девушкой лет двадцати пяти. Правда, уже через час он молча пересел к Амелии, так как его соседка начала общаться с ним на английском.
«Похоже, я становлюсь параноидальным социофобом» – заключил мужчина и последующий час сидел, уставившись в одну точку впереди себя. Он все еще не знал, как вести себя с Клинтом, и как маленький, решил просто его избегать. Чуть позже журналист понял, что если будет бояться или ненавидеть мальчика, то значит будет всецело верить его истории. Мартис окликнул Амелию, которая все это время смотрела на однородный сумеречный пейзаж.
– Он действительно тебя убил?
Разъяснений не потребовались.
– Да.
– И ты хочешь убить его?
Ответ был аналогичным.
– А где ты родилась?
– Франция. Очаг войны. Самое ее пекло, в которое нас тут же затянуло. Я жила с родителями и сестрой в одной из деревень недалеко от Парижа. Не богато, но и не голодали. А потом отца забрали. Стали клепать эти жуткие фабрики, возвращая эру ручного труда. Мать угнали туда. Она не продержалась и года. Отец не вернулся. Может быть, Он и не убил их лично, но все это произошло по его вине, – она замолчала, и какое-то время просто смотрела на свои руки. – Нас с сестрой придавило обломками горящего дома уже тогда, когда война была окончена. Я узнала это только будучи Амелией. На следующий день все страны подписали мирный договор, а Клинт…ну, то есть…в общем он был казнен. Знаешь, как часто я думала, почему мне дали второй шанс, а не сестре, которая была еще младше?
– Подожди, ты умерла на родине?
Женщина кивнула, продолжая разглядывать свои ладони, словно на них все еще остались ожоги.
– Я родилась снова всего через шесть лет. Небольшой срок, я тебе скажу. Ты, наверно, уже хорошо помнишь это время, когда никто не мог найти себе места. Страны похватали те территории, до которых могли дотянуться, но после уничтожения большинства технологий и замедления научного прогресса все пришлось восстанавливать заново. Еще бы кто знал, что восстанавливать можно, а что – нет. И вот мне снова «повезло». Мои якобы родители продали пятилетнюю меня за старенькие мобильные телефоны, которых было не сыскать. Век цифровых технологий ушел, и люди предпочитали тонуть вместе с ним. Ну, так я и оказалась в Венгрии, так что можешь похлопать моему венгерскому без акцента.
Она так заразительно рассмеялась над такой ужасной вещью, что Мартиса пронял дрожь, а потом он почему-то тоже начал смеяться.
Было три часа ночи, когда автобус остановился. Мартис буквально полчаса назад сверялся с картой в телефоне и приблизительно знал маршрут. До Лихтенштейна было еще около часа. Однако водитель включил свет и вышел на улицу.
– Наверняка, просто отлить, – проскользнуло едкое замечание в задних рядах.
Амелия приподнялась и сладко потянулась. Ее, в отличии от мужчины, настиг сон. Большинство других пассажиров тоже спали, так что из-за остановки ворчали, скрежеща зубами. Некоторым захотелось пойти проветриться.
Но в этот момент в автобус зашли двое. Наляпистость различных цветов на зеленых куртках сразу выдала в них швейцарских военных. Их лица были непроницаемы, на поясе у каждого висело по новенькому – если так можно сказать о модели девяностых – пистолету ITM-84. Мартису лишь снилось подержать такой в руках. Мужчины провели взглядом по всем пассажирам, а потом начали требовать паспорта. Некоторые от возмущения поднялись и начали громко выступать, но военные пригвоздили их к своим местам одним взглядом. И рукой, лежащей на оружии.
– Нас не предупреждали о проверке в пути, – ноющий голос девушки, с которой Мартису довелось сидеть.
– Если бы о ней предупреждали, толку бы не было, – грубо ответил один из мужчин, скорее всего старший по званию.
Помимо проверки паспортов они также принялись шариться по сумкам. Тех, у кого багажа не оказывалось, сразу просили выйти на улицу. Журналист покосился на Оливера, но тот уже встал, чтобы выйти из автобуса. По его лицу как всегда невозможно было ничего понять.
Стояла глухая ночь. Ветер стих, и был слышен только звук визжащих шин, когда машины замедлялись посмотреть, что случилось. Пахло пылью и немного лесом, распростёршимся за их спинами. Никто ничего не объяснял. Из автобуса выставили по меньше мере половину пассажиров, не исключая даже женщину с двумя маленькими детьми. Всех поставили в шеренгу, словно приготовив к расстрелу.
– Милена Рональдс, – крикнул военный, и многие испуганно вздрогнули.
Девушка, чье имя назвали, инстинктивно сделала шаг вперед. Это выдало в ней военную выучку. Мартис не помнил, видел ли ее в автобусе. Пока она разговаривала с мужчиной, журналист потянул стоящую рядом Маргарет за рукав.
– Сидела в самом конце, и сложно было не заметить, как она пялиться на всех. Скорее всего, «подселенец» – отозвалась девушка.
Иначе говоря, крыса. Таких развелось полным-полно, ведь правительство почти всех европейских стран страдало изрядной паранойей.
– Но мы вели себя совершенно обычно. Что она может им сказать?
Маргарет пожала плечами.
– Да что угодно, если ей за это заплатят. Может, вы с Амелией не мило щебетали, а обсуждали теракт в Лихтенштейне.
– Мы не.., – начал было Мартис, но не решил, за что надо оправдываться.
А потом он заметил, как Милена Рональдс тычет своим тонким костлявым пальцем в каждого из них пяти по очереди. И еще в двоих неизвестных.
– Куда направляетесь, сэр? – спросил пограничник у Оливера на корявом английском.
– Ну так, в Лихтенштейн же, – усмехнувшись ответил тот на немецком.
Это, похоже, не на шутку взбесило военного, так как он тут же схватился за пистолет. Потом они перекинулись еще парой слов, который Мартис не смог распознать. Он никак не мог понять, что происходит.
– Куда направляетесь, мистер…Хемит, – мужчины с наверняка заряженной пушкой встал перед журналистом, и ему быстро пришлось сообразить, что обращаются к нему.
– Лихтенштейн, сэр.
– А потом?
– Больше никуда. Еду навестить друзей. Через пару дней вернусь обратно, – его голос не дрожал. Он был слишком хорошим актером, когда дело касалось чрезвычайных ситуаций.
Но тут не шла игра на убеждение. Мужчины как будто чего-то ждали. Опросив всех, один из них снова отправился осматривать автобус. В этот момент руки Мартиса коснулась ледяная рука Маргарет. В ладони оказался скомканный клочок бумаги.
– Что это?
Но девушка только шикнула и отвернулась. Пришлось незаметно развернуть записку и, щурясь и сетуя на отсутствие ночного зрения, прочитать крупными буквами лишь одно слово: «Стреляй». Его глаза расширились, и он непроизвольно громко выдохнул.
[Амелия Риксли]
Женщина, поставленная в другую часть колонны, получила через одного точно такую же записку, только вот надпись отличалась: «Беги». То, что Оливер предупреждал о перебежках, совсем не спасало его голову от сильнейшей затрещины. Это был побег, который вполне себе способен закончиться плачевно. Она грубо сжала бумажку, в которой даже не потрудились указать направление.
«Он знал» – было первым, что промелькнула у женщины в голове. Иначе бы не написал подобную бумажку заранее. Стоя в ожидании какого-нибудь сигнала, она внимательно наблюдала за мужчиной в форме, расхаживающим взад-вперед.
– Что происходит, офицер? – невинно поинтересовалась Маргарет, и Амелия поняла, что план Оливера пришел в действие.
Ей не ответили. Но она явно была решительно настроена:
– Мы сделали что-то не так? – ее ангельский голос кого угодно мог ввести в ступор.
Но не хорошо подготовленных людей.
– Сейчас вас еще раз осмотрят, а там решим.
Тут в диалог вступил мужчина, стоящий рядом с Амелией.
– Вы что-нибудь объясните, черт возьми? У меня в автобусе жена и ребенок.
Его тоже вывели наружу, хотя по виду он был обычным примерным семьянином, ни разу не нарушающим закон. Его очки слегка сползли на переносицу, пока он возмущенно мотал руками. Именно тогда женщина отметила, что в очках нет стекол.
Из окна автобуса раздалось жалостное «папа», и в тот момент, когда военный обернулся на звук, добродушный «отец» тут же превратился в бешеного зверя, который выхватил из-за пазухи ствол и ударил обухом по голове мужчины. Тот упал навзничь. Второй тут же выбежал из автобуса и принялся палить без разбору. Послышались людские крики.
Когда Амелия осознала ситуацию, то поняла, что уже на пол пути к лесу. За ее спиной продолжали раздаваться выстрелы. Было непонятно и страшно. Царил хаос. Женщина вспомнила тот ужас, который впервые испытала, увидев оружие. И, признаться, она до сих пор боялась его.
Преодолев первый условный рубеж, Амелия резко затормозила, ухватившись за ближайшее дерево, и посмотрела назад. Свет, до этого рассеивающийся через стекла автобуса, погас. Местность окутала кромешная темнота. Только крики и едва различимые в свете фар от проезжающих машин людские силуэты.
Кто-то тронул женщину за плечо, и она издала самый тихий крик, на который была способна.
– Тише, – это была Маргарет.
– Что там случилось? Где остальные?
– Все вышло из-под контроля. Некоторых застрелили, некоторые ранены, – увидев ошарашенные глаза собеседницы, девушка поспешно добавила: – из наших никто не пострадал. Клинт тоже сразу же рванул в лес, Оливер – за автобус. Мартис начал отстреливаться.
Амелия вспомнила, что у мужчины было при себе оружие и облегченно вдохнула.
– Я, кажется, подвернула ногу, – раздосадовано произнесла Маргарет. – Но пустяки. Еще бы на такое сейчас жаловаться.
Какое-то время они вдвоем стояла, прижавшись к одному дереву и тихо дышали. В такой момент Амелии даже в голову не приходило, что рядом с ней стоял мужчина в девичьей обертке. Все же годы в женском теле не прошли бесследно.
Наконец все окончательно стихло, и они решили вернуться к автобусу.
«Если это было частью его плана, то я выхожу из этой игры. Найду другой способ» – думала Амелия, проходя мимо бездыханного тела девушки, скорее всего Милены Рональдс. Возможно, лишь возможно, Маргарет думала о том же.
Подойдя почти вплотную к дороге, женщины огляделись и поняли, что автобус исчез. Несколько бывших пассажиров сидели практически на проезжей части, их трясло. Кто-то пытался поймать машину. Наконец к ним подошел мужчина, в котором Амелии удалось узнать Мартиса. В руках он держал свой пистолет. Лицо мужчины было непроницаемо, хоть и едва различимо в темноте. Маргарет подошла к журналисту и аккуратно забрала оружие.
– Я хотел выстрелить в воздух, но он…, – на секунду показалось, будто он расплачется, но это чувство быстро прошло. – Я сделал то, что должен был, – сказал Мартис твердым голосом.
Амелия не знала, случалось ли с ним такое раньше. Скорее всего, он служил. Причем, намного раньше, чем следовало. Из немногословных рассказов Оливера женщина знала лишь то, что он рано стал сиротой. Как и она.
Через пару минут к ним приблизились Клинт и Оливер. Оба тяжело дышали, были слегка взвинченные и все в грязи. Мальчик выглядел ошарашенным, словно впервые увидел кровавое побоище. Он держался за левую руку. В правой у него были какие-то бумаги. Мужчина был просто удивлен, но это пугало даже сильнее.
– Скажи, что все пошло не по плану, – толкнула его Амелия.
– Все пошло не по плану, – сказал на выдохе Оливер.
Но легче не стало. Если он не смог это спланировать, но им конец.
– Один из военных был моим хорошим знакомым. Я попросил его заступить в смену, чтобы нас пропустили. Мы договорились, что я устрою безобидную шумиху, а он передаст мне необходимые документы с разрешением на въезд в Швейцарию. Черт! – он выругался, потом еще раз, но уже словами по крепче.
Выхватил у Маргарет ствол, мужчина запустил его в полет.
– Эй! – только и выдал Мартис.
– Купишь новый. Сейчас у нас хватает проблем. Теперь Никлас, мой приятель, мертв. Умер в ту же секунду, как только тот придурок ударил его в темя. Я заметил подселенца, но проглядел нелегала. Идиот. Он угнал автобус. Та женщина и ребенок, с которым его видели, либо ничего не знали, либо остались не удел, – Оливер кивнул в сторону сидящих на земле людей.
– И что теперь? Будем ждать, пока за нами приедут? – спросила Маргарет.
– Ох, точно не это. Кто-то из пассажиров уже вызвал службу спасения, но нам надо смыться раньше их приезда, – мужчина достал из своего кармана охапку ключей.
– Только не говори, что.., – возмутилась было Амелия, но Оливер даже не стал ее слушать.
– Думай, что хочешь, но это наш единственный шанс.
Женщина сглотнула и почувствовала вкус крови на языке. Она слишком часто кусала губы. Похоже, еще одну свою жизнь Амелия только что пустила под откос.