Ноги сопротивлялись, но он упорно направлял их к дому. Лестница на третий этаж казалась сегодня особенно длинной и крутой. После второго этажа сбилось дыхание. Вот и знакомая дверь, с маленьким крючочком возле ручки. Это Ленка приклеила, хотела сумку на него вещать, когда открывала дверь. Крючок срывался и падал, а Ленка его снова клеила его.
Он объяснял ей…
На кухне кто-то стучал посудой. Пахло котлетами и чем-то прогорклым, страшным. Поморщился. В животе пошевелились холодные змеи – подступила тошнота. Он вымученно улыбнулся. Сестра приехала поддержать, не оставила брата одного?
Нарочито громко шаркая ногами и шурша пакетом, пошел на кухню, готовя бодро-веселое приветствие сестре.
– Натка, спасибо, что …
Слова оборвались всхлипом. Не Натка… Боже, это совсем не Натка. Боже!
За плитой, все в том же трикотажном костюме, слегка испачканном в земле, стояла Ленка. Она повернулась к нему жутким, потрескавшимся лицом, с проступившими трупными пятнами и улыбнулась отвратительной, сломанной улыбкой:
– Натка? Ты ее ждал? Ты купил колбасы? А майонеза? Хлеба нет. Холодильник пустой. – труп, притворяясь живой, сыпал вопросами с пулеметной скоростью.
Он начал медленно сползать по стенке… Безумие – вот, что это! Безумие!
Ленка выключила плиту и дергаными движениями стала снимать фартук. Он следил за ней, боясь моргнуть, и пошевелится.
– Лена?
– Конечно! Ты кого-то другого ждешь?
Он помотал головой. В глазах почернело, и пол неожиданно резво бросился в лицо…
Когда он пришел в себя уже стемнело. За окнами, путаясь в по-летнему свежей листве, шумел ветер. Фонарь не горел.
– Лена? – с натугой позвал он, но никто не ответил. С трудом поднявшись с пола, он пошел в ванну, включил кран с горячей водой и нервно стал стаскивать с себя одежду. Везде пахло землей и Ленкиными отвратительными духами. Залез в ванну. Кипяток обжигал и приводил в сознание. Все можно объяснить: сильное потрясение, недосып, общий стресс и галлюцинации… Сейчас он вылезет из ванны, выпьет коньяку, поест колбасы с хлебом, а может даже сварит пельмени и ляжет спать. И все пройдет… Никакого безумства. Это усталость. Он устал и видит эти усталые галлюцинации… Ленка на кладбище, в деревянном гробу. Глубоко под землей. Он видел… он видел это своими глазами! Остальное – чушь!
Завернувшись в банный халат, он включил свет на кухне. На столе, под белой салфеткой лежали котлеты, источая запах кладбища. Рядом стоял салат и записка с единственным словом – «поешь». Ленка всегда писала такие монословные послания. Белая бумажка, испачканная кладбищенской землей. Липкий страх сжал горло. Он всхлипнул.
С нервным хихиканьем подскачи к столу. Схватил тарелки и с бессильной злостью кинул в мусорное ведро. Рванулся к стулу, обессилено плюхнулся и заревел. От страха. Плакал как маленький: тер огромными рыжими кулаками глаза, всхлипывал и причитал. Зачем она так с ним? Зачем? Пугает, она же его пугает! Зачем? Вопросы отскакивали друг от друга в голове…
Надо выпить. Срочно!
Дрожащими руками вытащил из шкафа бутылку спиртного. Не коньяк – виски. Полез в холодильник. На полке лежал хлеб, кетчуп и остатки колбасы.
Резать не стал – руки не слушались. С трудом отвинтив крышку, глотнул. Подавился. С непривычки спиртное обжигало. Еще глотнул. Выдохнул и откусил от буханки кусок.
Кровь забурлила. Страх начал сдавать позиции…
Все можно объяснить! Все, всем! Он отлично это знает и умеет делать. Глотнул еще. Сел. С ожесточением выдавил на хлеб кетчуп. Красная капля упала на стол… Он провел по ней пальцем…
Все можно объяснить! Абсолютно все! Палец стал выводить на столе красные узоры, пробуждая память.
Первый раз произошел в середине июня. Точно через месяц после их знакомства. На даче. Он почувствовал запах табака. Слабый, едва ощутимый. Крадучись вышел с кухни. Точно! Ленка курила. Воровато оглядываясь по сторонам и пряча в руке сигарету. Он подскочил, закинул руку за спину и со всего размаха ударил ее по лицу. Слова не нужны! Он не выносит курящих женщин.