Сага о Сухом и Красной

– Что-то не меняется! – заметил Сухой восторженные взгляды фанатки.

Они решили, что больше медлить нельзя, и с оглушительным рёвом вылетели за ворота замка. Арнольд и Анфим проводили друзей хмурыми взглядами, каждый со своей долей разочарования, но опричник подумал, что под музыку Красной работать с клиентами было бы куда интереснее и продуктивнее. Арнольд же утвердился в своей неприязни к графу, который, хоть и невольно, опозорил его перед приятелем из опричного ведомства. Герцог из окна наблюдал за трубадурами, давшими ему надежду, но так и не сумевшими сделать её реальностью. Дилетанты, что сказать. Теперь его реальность – это погоня за земельными участками.

– Что ж, жил с этим раньше, проживу и сейчас, – подумал он, вернувшись к разговору с графом.

Глава 2

Решение проститься с Первопрестольной в цыганском трактире на Болотной не выглядело взвешенным, но Красная сказала, что пока она не снимет стресс от встречи с герцогом, никуда не поедет. Сухой тоже был не против поразмыслить в непринуждённой обстановке, куда им двигаться дальше. В трактире только рано утром не было посетителей, и то потому, что их всех выгоняли перед уборкой осколков разбитой посуды и зубов. После обеда в основном зале уже грели стулья разношёрстные компании и одинокие «философы», ищущие разрешения проблем личностного бытия. Выпить друзьям налили, но выяснилось, что денег у них не особо много, поэтому Красная тут же предложила хозяину трактира папе Бонифацию выступить вечером в его заведении. Быстро сойдясь на гонораре, Красная сначала думала выпить, но потом решила всё же подготовиться к выступлению. В одном они с Сухим соглашались безоговорочно – выступать пьяными, это ни к чему хорошему не приведёт. Пока Красная, сидя на подмостках сцены, составляла перечень песен, который после третьего исполнения будет отправлен в помойное ведро, потому что звезда войдет в раж (пардон, поймает вдохновение), Сухой решил сделать заметки о происшедшем ночью. Он вообще много писал, чтобы разобраться, что творится с миром, который и раньше не внушал доверия.

Рядом с друзьями у стойки трактирщика сидели двое: викинг и какой-то клерк. Кто из них был опаснее, Сухой затруднялся ответить. Викинг был явно из преображённых (на что указывал жуткий запах пота и крови), но и клерк, накидавшийся так рано, тоже походил на берсерка, которому нечего терять. Викинг выглядел колоритно: высокий, со светлыми волосами, часть которых была заплетена в боевые косы, зеленая рубаха со знаками Одина, явно сшитая на заказ, что говорило о том, что он хорошо зарабатывает. Естественно, он был не в доспехах – не на службе же. А вот худенький клерк со взъерошенными чёрными волосами был в офисном костюме, хотя явно на работу сегодня не собирался.

– Ты в дружине, что ли? – начал разговор с викингом Сухой.

Тот угрюмо кивнул, втирая в бороду остатки пены от выпитого пива. Видимо, от этого его борода и была такой густой.

– Приехал, или из местных? – не унимался трубадур.

– Из местных, но кровь настоящая, северная! – ударил себя в грудь викинг.

– Круто! Я – Сухой, а та валькирия у сцены – Красная. Приятно выпить с настоящим норвегом! – он сделал знак трактирной служанке, чтобы та принесла ещё пива.

– Харальд, одноглазый! – ответил викинг.

Сухой пристально посмотрел на него: глаза были на месте.

– Это я заранее взял себе такое прозвище. Наши глаза теряют часто, –заметил Харальд интерес Сухого. – А славу надо продумывать заранее. А вот ваши прозвища я что-то не пойму!

– Согласен, – кивнул в сторону подруги Сухой. – Надеюсь и вселенную это запутает.

Харальд хмыкнул. Бояться богов викингу не пристало. Если те бросили вызов, то нужно принять испытание, которое приведёт тебя в Вальгаллу, а не хитрить. Он считал, что на каждого хитрожопого у Локи всегда найдётся время для шутки. Хотя само преображение бывшего электрика седьмого разряда в высокорослого викинга кто-то может посчитать за издевку – подумаешь, не хватило одного разряда до бога-грома Тора.

– Харальд, ваши не рассказывают о каких-нибудь вратах богов или чём-нибудь героически-мифическом? – спросил Сухой.

– Нет, у нас всё охрана да попойки. Ждём, когда все осмелеют и решат снова воевать, вот тогда и наступит время героев. А то, после того, как танки стали превращаться тараны и осадные башни, а автоматы – в мечи и топоры, войны решили прекратить; сыкуны недоделанные, – Харальд сплюнул на пол. – Мне понравилось, когда запасы АК преобразились в палки и дубины. Кому-то даже обидно стало, но дубины-то были отличные. Да и за какой конец не возьмись, со своей задачей проламывать головы отлично справлялись – даже обезьяна сможет их освоить.

Сухой, показав, что абсолютно согласен со столь экспертным мнением, сделал большой глоток из принесённой кружки. Он посмотрел на лицо Красной, которая, прищурившись, явно придумывала какой-то эксцентричный перфоманс – в этом он не сомневался, лишь надеялся, что после него не придётся убегать от разъяренной публики. Отрыжка Харальда вернула его к разговору.

– Жаль, – сказал Сухой.

– А зачем тебе? – спросил Харальд. – Тебе чего, не хватает приключений в этом отмеченном богами месте – смотри, сколько всего происходит, а сколько ещё произойдет.

– В любом случае, даже преображённое – уже было, это всё уже было, – сказал Сухой, намекая на средневековость «преображенных масс». – А я надеюсь, что появится что-то по-настоящему новое!

– Скажи ещё, что тебе нужны единороги и драконы! – Харальд залился смехом.

– Так они, возможно, тоже были, – засмеялся в ответ Сухой. – Вот и ищу, что появится что-то совершенно новое, то, чего в мире ещё не было.

– В Стамбуле объявился какой-то дед. Его по новостям крутят, что, мол, он призывает всех бросить вызов богам; спроси у этого взбесившегося проповедника, – затянувшись сигаретой, произнёс клерк.

– Может быть, бродячего проповедника? – решил уточнить Сухой.

– Не-е, именно взбесившегося! – подчеркнул клерк. – Он бывший епископ или патриарх какой-то, который вдруг решил говорить правду. Оттого и стали его называть «взбесившийся проповедник». Хотя по мне, очередной псих ненормальный. Это конец света – всем понятно. Все хотят сохранить свои никчёмные жизни, вот и цепляются за любой бред. Я вот жду, когда изменюсь, чтобы послать всё к чёртовой матери. Хочется закричать в небо – ну давай уже! Трусь в местах нового мира, даже домой не захожу. Но ничего не происходит, а кто-то зубы пошёл почистить, а вышел бабой. Ха-ха-ха! Козёл, а ещё говорил, что я не мужик!

– Слушай, Сухой, а вдруг ты тоже в реальности женщина? – бодро ворвалась в разговор Красная, которая была явно довольна запланированным выступлением.

На несколько секунд Сухой стал похож на белку из ледникового периода, которая поняла, что орехов больше не будет. Но, помотав головой, будто сбрасывая с себя морок, обратил мысленный взор внутрь себя, чтобы нащупать ментальные первичные половые признаки.

– Зато с тобой будет куда интереснее дружить. И мне, и твоим новым друзьям, – все, кроме Сухого, разразились забористым смехом.

Они дружно выпили, и даже клерк повеселел. Всё-таки трактирные разговоры – это какой-то особый вид сотворчества, в результате которого может появиться новая идеологема или пара синяков под заплывшим глазом. Пока что разговор за стойкой развивался в нужном для Сухого русле. Он никогда не мог поймать момент, когда следует покинуть злачное место поиска истины, чтобы предоставить место другим искателям. В результате поиск истины превращался в банальный анатомический экскурс, когда ты открывал для себя до того незнакомые болевые ощущения. Да и знание о расположении внутренних органов посредством болевых сигналов становилось более точным. Так Сухой себя успокаивал, когда после подобных моментов прикладывал платок из ведра с колодезной водой к опухшим местам. Красная ограничивалась древним поверьем: «Болит – значит живой!».

Сухой достал бумагу, перо и чернила, в которые превратился его любимый планшет. Чернильница была серебряной в виде кицунэ, что говорило о том, что реклама планшета и его цена соответствовала высокому качеству продукта до того, как тот превратился в набор для писца. Пером Сухой писал медленно, но это позволяло взвешивать каждое слово, чего раньше он за собой не замечал. Ему это нравилось, потому что учило ценить содержание слов и их красоту. Он записал: «Стамбул, проповедник, вызов богам… источник?». Сделал это на случай, если память подвергнется алкогольному или физическому воздействию. Сохранить идею их с Красной путешествия, которая зародилась у него в голове, было для него очень важным. Возможно, этот проповедник поможет им найти источник всего этого «преображения масс».

– Слушай… как тебя… – Красная обратилась к клерку.

– Неважно, – ответил он, докуривая сигарету.

– Верен себе до конца… Чего там, в деловом центре? О чём говорят? Чего хотят? – спросила она с присущей женщине практичностью, так как все эти философские мужские поиски её мало волновали.

– Переводим всё в золото и серебро по своим правилам и курсам, пока вселенная не обнулила наши циферки, – клерк явно с презрением относился к своей работе.

– Драгоценные камни? – уточнила Красная.

– И это тоже, – засмеялся он. – Сейчас мужья боготворят своих жен и любовниц за выпрошенные ими в прошлом драгоценности. Всё-таки женщины нутром чувствуют, где настоящее.

– Это хорошо, – как-то восторженно булькнул Харальд. – Скоро будет, что пограбить!

– А когда мы заливаем вас потоком слов, что у нас к вам чисто платонические и эстетические интересы, вы тоже понимаете, что это не настоящее? – спросил Сухой.

– Понимаем, но нам нравится, когда мужчина старается быть лучше, чем он есть на самом деле, – Красная похлопала своими большими ресницами, а потом показала своему другу язык.

Сухой захотел было записать и эти житейские мудрости, но был прерван подругой.

– Хватит уже писать, дрочила замоскворецкий! – недовольно сказала она. – Давай настроимся на концерт. Освободим голову всякими пустыми разговорчиками.

Сухой сложил принадлежности обратно: иначе, как в прошлый раз, она просто выльет ему чернила на голову, отчего на некоторое время скроются его седые пряди.

– Смотрю на вас, вы же не преображённые? А ведёте себя как будто – да? Зачем? – спросил клерк.

– Честно говоря, мы подумали, что когда наши гитары превратились в лютни, для нас всё кончено – и решили встретить изменения грудью… принять изменения на грудь! – Красная немного запуталась, но всё-таки продолжила. – Но после двухнедельной попойки в кабаках наше преображение как-то застопорилось, да и деньги закончились, вот и стали играть для людей – оказалось, это более душевно, чем раньше.

– И вас это устраивает? – спросил представитель экономического ведомства.

– Нет, – резко ответил Сухой, опередив Красную на доли секунды.

– Согласна, – чуть помедлив, ответила Красная. – Напрягает это ожидание – сам же знаешь. Вот и думаем, что делать дальше.

– «Бросить вызов богам», – повторил слова проповедника из Стамбула клерк.

– Знать бы, где они и кто они, – произнёс Сухой.

Данная ремарка не очень понравилась их скандинавскому знакомому, который уже определился со своими богами.

– Ну согласись, что реально непонятно, – начал Сухой, игнорируя знаки Красной, чтобы он заткнулся. – То вселенная ведёт себя озорно, как шут, то нагло, как гопник, то жёстко, как солдат, то заботливо, как мать. При этом, сама вселенная не разваливается от этих противоречий. А значит, это игры одного и того же, как его не назови. Скажу честно, мне очень хочется познакомиться с таким разносторонним богом, так как мне есть что ему сказать. Я вообще удивляюсь, что другие этого не замечают, проходя мимо такого интереснейшего разговора.

– Жрицы из храма всех святых тебя бы знатно отделали за такие кощунственные разговорчики, – засмеялся Харальд.

– Мне вот тоже ужасно хочется познакомиться с таким богом, а вот им вряд ли. Сидят там, напомаженные благовониями, и довольны, что им руки целуют, – неожиданно для себя Красная поддержала чуждый ей разговор на религиозные темы.

– Я человек простой! – сказал Сухой. – Скажите, куда поехать, чтобы встретиться с ним, и я поеду, хоть на луну! Мне вообще кажется, что я богов знаю гораздо лучше, чем все эти служители.

– Пф, скромняга! – Красная вызывающе смотрела на друга.

– А что? Я задаю им вопросы в лоб, а не скрываю свои сомнения в тени религиозной жизни, – с гордостью заметил Сухой.

Всё же он прищурился и оглянулся по сторонам. Разговоры о богах в трактире указывали на приближение к краю пропасти, за которой может начаться поножовщина. Хоть Харальд и проникся к ним, но кому-нибудь такие разговоры могут не понравиться.

– А ещё они любят говорить: ты не г-о-о-т-о-о-о-ф-ф-ф! – заметил, смеясь, клерк. – А они, мол, готовы! Они вообще видели себя со стороны? Как будто выездная сессия ярмарочных шутов!

Сухой заерзал на стуле. С вызовом богам можно ещё разобраться, но вызов религиозным властям в его планы явно не входил. Тщетны все эти выяснения в столь быстро меняющейся реальности. Но, в очередной раз, их спасли женщины.

– Мальчики, чего шумим раньше времени? – несколько девушек спустились со второго этажа.

Прекрасные в своей усталости, они с недовольными лицами подошли к стойке. Пышные формы и женственные движения заставили Сухого забыть про всевозможные религиозные поиски. Харальд же обнял их своими огромным руками так, что те утонули в объятиях светловолосого воителя.

– Просто коротали время, ожидая вашего внеземного появления, –включил генератор случайных подкатов Сухой.

Девушки лишь загадочно улыбнулись. Он понял, что это мастерицы своего дела, так как сразу определили, что и кому нужно в их компании: кому – загадочность, кому – участие, кому – простого и безудержного секса, а кому – ничего (клерк даже не обратил внимания на их приближение).

– Мальчики, вечером мы к вам присоединимся. Постарайтесь остаться в живых, – одна из девушек «нечаянно» протиснулась мимо Сухого.

Провожая их взглядом, Сухой расписался в своей четкой гендерной принадлежности, пока щелчок пальцами от Красной не вернул его обратно в реальность. Харальд сказал, что выбрал тех валькирий, которые помясистее. Дальше они решили всё-таки поговорить просто о новой Москве – действительно новой и действительно Москве. Например, о том, что в этом районе корпоративного контроля уже практически не было, так как последний «оплот зла» превратился в болото со зловонными испарениями. На что жили местные забулдыги, оставалось только предполагать, и вряд ли среди этих предположений были легальные варианты ведения дел, хотя границы легального также подвергались изменениям. Потом пытались выяснить необслуживаемую информацию: сколько же градостроительной и живой массы города подверглось изменению. Подсчёты осложнялись не только тем, что разговор носил времяпроводительный характер, но и тем, что фронт «преображения масс» между старым миром и новым не проходил по какой-то выверенной линии. В глубине районов, в агонии сохраняющих порядки и устройство старого мира, могли начаться преображения объектов и людей, в соответствии со средневековым антуражем. Всё это тут же выдворялись наружу на новые изменённые территории. Очевидно было одно, что ни скорость изменений, ни их география, ни в целом законы, по которым всё это происходит, не поддавались подсчётам в привычном смысле слова. Сухой считал, что их нужно просто чувствовать, как животные чувствуют стихийное бедствие. Но какое чувство отвечало за это, он затруднялся сказать, хотя было понятно, что у многих людей оно напрочь атрофировано.

За разговорами время выступления наступило достаточно быстро, так что Красная ещё не успела потерять задорный настрой от скучных мужских разговоров. Трактир заполнился людьми, и как только зрители увидели красно-синюю косу на сцене, раздался одобрительный свист и крики. Кто-то стал орать, как он любит столь яркую девушку и готов отдать за неё четырех коров. Из другого угла зала цену повысили до десяти. Красная прищурилась и пресекла этот мужской примитивный взгляд на ухаживания мажорными аккордами. Песни полились в зал одна за другой, приводя слушателей и зрителей в экстаз. Зрителей, потому что двигалась Красная очень грациозно, но не как балерина, а как неудержимая и мощная стихия, уносящая за собой любые объекты, находящиеся в границах малейшего притяжения. Конечно же, этими объектами были мужские сердца. Сухой не отставал, поддавая экспрессии в сторону женской части зала. Успех был очевиден по лицу папы Бонифация, который потирал руки, уже подсчитав выручку за выступление и повышение репутации заведения. Про доходы от выпивки он, естественно, тоже не забывал.

После выступления Красная и Сухой направились за кулисы в какую-то комнатушку, которая громко называлась «гримерная». Красная тяжело дышала.

– Ты слишком выкладываешься, – заметил по пути со сцены её друг.

– Могу – и выкладываюсь! – отмахнулась она. – Пойдём в гримёрку. Переведём дух.

В маленькой комнате, в которой каким-то странным образом ещё сохранилось старое зеркало, они молча сидели на стульях. Красная положила ноги на стол и проверяла пряжки на сапогах. Она явно была довольна выступлением.

– А какую я ноту взяла! А? Еще и с расщеплением! Класс! – она вновь переживала это. – А как ты импровизировал соло!

– Да, я тоже молодец, – засмеялся Сухой.

Раздался стук, и трактирные слуги стали заносить подарки восторженных зрителей. Красная подошла к подаркам, которые в изобилии оставили ей поклонники. Цветы, вино, свиная рулька, кожаное пальто и шикарные сапоги. Цветы в современных реалиях игнорировались сразу, а вот кожаное пальто и сапоги заставили её задуматься.

– Смотри, записка, – развернув послание от ухажёра, Сухой зачитал его. – Зовёт замуж. Говорит, что владеет пятнадцатью коровами. В наше время я предложил бы тебе задуматься. Пишет, что ты красивая, искрометная, живое воплощение гармонии (тут ему явно кто-то помог) и прочая восторженная чепуха.

– Что ты думаешь об этом? – спросила Красная, примеряя сапоги.

– Мы мужики – болваны. Ты потому так и сверкаешь, что свободная птичка, а посади тебя в клетку, пускай и золотую, зачахнешь, – ответил Сухой.

– Не старайся, за тебя не пойду. Друга лучше тебя мне не найти, а портить отношения замужеством – дурацкая идея, – пальто тоже пришлось впору, но было тяжеловато.

– Но когда-нибудь тебе надоест твоя свобода, и тогда можно будет рассмотреть предложения, – задорно произнёс Сухой.

– Когда-нибудь – да, – ответила Красная.

– Но ты же будешь уже помятой… Пардон, выдержанной, – улыбка обнажила не по средневековым меркам белоснежные зубы Сухого.

Девушка продолжала методично зашнуровывать сапоги.

– Как же тогда ты заинтересуешь претендентов? Если таковые будут, конечно, – не унимался трубадур.

– Если я их не заинтересую тогда, то и сейчас нет смысла начинать отношения, – Красная разогнулась и с удовольствием рассматривала сапоги на своей стройной спортивной ноге.

– Согласись, что использовать юность и упругость… души для построения отношений выгоднее, – Сухой одобрительно покачал головой, оценивая обновку Красной.

– Использовать – да, но я справлюсь и без этого, – ответила она. – Потому и сейчас меня не оставляют в покое.

Дверь открылась без стука, а значит, папа Бонифаций пришёл проведать звёздный дуэт.

– Ты ж моё золотко! – обратился он к Красной. – Каждое твоё выступление всё лучше и лучше, а значит, гонорар – всё больше и больше. Про мой интерес тоже не будем забывать.

Он крепко обнял девушку, но и Сухого удостоил одобрительным взглядом. На стол он положил увесистый кожаный кошель с монетами.

– Я уже осмелился учесть ваши увеселительные расходы, – подмигнул он Сухому.

– На этот раз не нужно, – остановила его Красная. – Мы хотим получить полный гонорар. Нам нужно на время уехать из города.

– Да?! У вас проблемы? Может я могу помочь их решить, чтобы избежать ненужной суеты с пересчётами вашего вознаграждения? – поинтересовался опытный трактирщик.

– Ты бы мог попробовать, но, боюсь, тогда трактир придётся выставлять на герцогский аукцион, – со значением произнес Сухой.

– Очень жаль, очень жаль… аншлаги продолжались бы неделю, а то и дольше! – размечтался он. – Может, всё-таки останетесь?

Друзья одновременно скептически покачали головами.

– Через полчасика донесу остальное, а вы пока всё же выпейте за счёт заведения в верхней ложе, – улыбаясь, сказал папа Бонифаций.

Они согласились, хотя прекрасно понимали, что папа Бонифаций делал это не по доброте душевной, а в надежде, что тепло алкоголя отгонит страхи, и трубадуры останутся для совместного взаимообогащения.

Поднявшись в ложу для серьёзных, или как раньше говорили, вип-гостей, друзья уселись поудобнее.

– Мы бы могли и отметить напоследок, – вспомнил Сухой слова Красной в гримёрке.

– Насколько я тебя знаю, нам предстоит какой-то дебильный маршрут. Так что нужно серьёзно подготовиться, – женская хозяйственность проявилась даже на лице Красной, из-за чего она стала выглядеть на несколько лет старше. – И для этого нам нужны все возможные средства и трезвая голова, без похмельного синдрома.

– Согласен, – смирился Сухой. – Но по кружечке мы сегодня опрокинем?

– Согласна, – смирилась Красная.

Пока они маленькими, не характерными для себя, глотками, цедили принесённое им «баварское шампанское», в соседнюю ложу поднялась группа из нескольких юношей и девушек. По манере их разговора Сухой понял, что они не из преображенных. К тому же одеты они были как мажоры из старого мира, а значит, пришли искать острых ощущений с столь злачное место. Бросить вызов вселенной – типичное занятие для заскучавших господ. За их спинами было двое телохранителей, чтобы приключение закончилось, так и не начавшись, потому что здешние обитатели хоть и преобразились, но не забыли, у кого могут водиться деньги из старого мира. К тому же, все прекрасно знали, что здесь расплачиваются золотом, серебром и натуральным обменом. С натуральным обменом у гостей явно было плохо, а вот с золотом и серебром – полный порядок.

Сухой стал разглядывать немного растерянных спутниц, которых явно уговорили приехать в трактир, хотя они явно предпочитали клубную жизнь старого мира. Одной из них трубадур даже попытался незаметно подмигнуть.

– А как теперь женщины будут следить за собой: накачивать губы, грудь, попу и прочие прелести? – спросил Сухой, для которого это был отнюдь не праздный вопрос.

– Колдовством, конечно же. Не парься, всё будет, как прежде, – ответила Красная, которой было интереснее смотреть за движением в основном зале внизу.

– А цена вопроса? – Сухой тоже перевёл взгляд вниз, но там, как обычно, вызревал очередной конфликт, который рано или поздно закончится мордобоем.

– Видимо, по старинке цена – бессмертная душа, – ответила Красная. – А вот самой женщины или её мужа, тут я затрудняюсь ответить.

– Нормальный такой размен, – Сухой мысленно поблагодарил небеса, что он не женщина. – Но тебе нечего переживать. У тебя-то губы и так пухлые.

– Самые обыкновенные, – ответила Красная, проведя кончиком пальца по губам.

– И второй подбородок тоже красивый, – не унимался он.

– Ничего подобного, – ответила девушка, на этот раз более уверенно ощупывая место предполагаемой полноты, до тех пор, пока не услышала смех не способного больше сдерживаться своего бывшего, минут на десять, лучшего друга.

Один из мажоров из соседней ложи встал и дерзко подошёл к Сухому.

– Ты чего пялишься на мою девушку, рокер недоделанный? – спросил он с явным выражением лица «уголками рта вниз».

Сухой с такими уже сталкивался. В подобных заведениях они задирают представителей нового мира до пролития первой крови, которая, в соответствии с бабушкиными сказками, увеличивает шанс «преображения масс». Они решили, что выступившие трубадуры, как явные представители нового мира, вполне подходят. Пошли бы они лучше к Харальду, там бы крови было бы море, только их крови.

– Мужики, я просто завидовал вам, что у вас такие прелестные спутницы, и не более того, – попытался успокоить драчуна Сухой. – И хочу добавить, что мы не из преображённых…

– А это мы сейчас проверим по цвету твоей крови! – сказал задира и пнул Сухого ногой в грудь, отчего тот свалился со стула.

Двое его друзей хотели добавить Сухому ещё по паре ударов, но они просчитались, решив, что раз один из трубадуров девушка, то и в драке у них преимущество. Новые кожаные сапоги Красной требовали жертвенной крови и пару зубов для освящения. С этими мыслями она со всего размаху заехала одному из нападающих в челюсть, отчего тот упал на пол, попутно ударившись головой о стол. Второму повезло куда меньше, потому что второй удар пришелся в точку сосредоточения мужественности и глупости представителей сильного пола. От боли тот не смог даже пискнуть для обозначения потери достоинства. Зачинщик сразу же ретировался за спины подоспевших телохранителей, которые явно не испугались ни Сухого, ни тем более Красную, тут же зарядившую ногой в живот одному из охранников. Тот не растерялся и стукнул Красную кулаком в её прекрасные губы, от чего она отшатнулась, но сдаваться явно не собиралась. Сухой же схлестнулся со вторым телохранителем, или с первым, что уже не имело значения. Они были как двое из ларца, одинаковых с лица, и эта «одинаковость» усугублялась мягким приглушенным освещением ложи для солидных господ. В любом случае, через пару пропущенных ударов Сухой уже плохо понимал, где находится, и что происходит вокруг.

Через полчаса друзья сидели на обочине у трактира, так как папа Бонифаций приказал выбросить всех зачинщиков наружу, чтобы остыли. По этому бесцеремонному акту друзья поняли, что, несмотря на их финансовые заслуги, папа Бонифаций на них обиделся. Сухой проверял, все ли зубы на месте, с презрением наблюдая за мажорами, удалявшимися в сторону Павелецкого пропускного пункта в остатки старого мира. С другой стороны, они явно укрепили желание друзей покинуть Москву.

– Зря ты полезла, – произнес Сухой, сплёвывая кровь на обочину. – Сейчас мы вернулись в те времена, когда женщинам пропишут не раздумывая.

– Равноправие, как оно есть, – ответила Красная, потирая разбитую скулу и опухшую губу. – Зато никто не притворяется.

Ещё через полчаса к ним присоединились Харальд и клерк, которые тоже участвовали в типичной ночной трактирной потасовке. Харальд, несмотря на поломанный нос и порванную рубаху, был доволен, так как троих он свалил с одного удара, и если бы собирал потерянные его противниками зубы, то получилось бы приличное акулье ожерелье. Клерк, весь в крови, смеялся, глядя в вечернее небо.

– Слушай, чего тянуть, пойдем к нам в дружину? Что дохлый на вид, не проблема – ты настоящий берсерк, к тому же от тебя такого не ждут, а это ещё опаснее! – предложил Харальд новому приятелю, прошедшему боевое крещение.

Тот согласился, в последний раз послав свою старую жизнь. Новая жизнь будет куда ярче, и что-то подсказывало, куда короче.

– Любите вы навести суету! – Харальд выпрямился, поднимая своего нового коллегу. – Удачи вам в вашей войне!

– И вам! – поморщилась от боли Красная.

В свете фонарей викинг и клерк выглядели как существа разных биологических видов, но роднее теперь у них никого не было. Пускай и не с первого раза, но столица донесла до друзей, что их пребывание здесь закончилось, и утром нужно собираться в путь.

– А мы куда? – спросила Красная.

– В Стамбул или Константинополь. Уверен, пока они ещё сражаются друг с другом, – ответил Сухой.

– Уверен? Я поеду с тобой, только чтобы посмотреть, как это путешествие собьёт с тебя спесь!

– А мне кажется, что я окончательно разберусь в происходящем!