Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается

В ЛЕСНУЮ ШКОЛУ

– Тонечка, что нам подарить в лесную школу? Нет, самим детишкам?

– Во-первых, новую школьную форму. Я сняла мерки. Во-вторых, нужно наградить персонал.

– Как наградить?

– Можно дать премию. Ты же учителям дал премию? Так и им надо. А потом учебники у ребят поизносились. Хоть они и берегут их, но все же …

– Вот видишь, как ты хорошо мне помогаешь! Форма за твоей мастерской, насчет учебников я попрошу Веру Грачеву, а премию организую сам. Но кроме формы разве ребятишкам ничего не нужно?

– Чуть попозже мы разберемся – нужно, конечно. И осеннюю одежку, и зимнюю. Причем не только туда … Нашим, которые живут у нас в общежитии, тоже нужно обновить одежду.

– А если попросить Улю? Сможет она это организовать?

– Думаю, что сможет. Только экономить будет чрезмерно.

– Тогда пусть вместе с Гришей. Он более рационален.

– Угу! Посмотрел бы ты как он рационален, когда целует свою Улю! Как ласкает ее! Меня аж завидки берут.

– Ну, уж так … и завидки …

– Только … не … кусайся …

ГАРИКИ

– Кто посидит завтра с Витенькой? Мы с Виолой идем на концерт.

– Я посижу, папка.

– Я тоже могу посидеть. Правда, Витенька? Мы с тобой прекрасно проведем время.

Виолетта начала волноваться с утра, даже девочки на работе это отметили.

Потом волнения продолжились дома – что надеть?

Но все волнения улеглись, когда пришел Виктор. Он обнял Виолетту, поцеловал ее, потом поцеловал Лену. И выбрал платье для Виолетты, поправил ей прическу.

– Он никогда так не … снаряжал меня. – сказала Лена. – Веришь?

– Верю. Посмотрим, что будет, когда он пригласит тебя, а я останусь. – ответила Виолетта.

И Лена с Витенькой на руках проводили их и помахали им вслед.

Виолетта ожидала увидеть красивый зрительный зал, разодетую публику, а Виктор привез ее в какое-то захолустье и они прошли в небольшое помещение, со всех сторон уставленное книжными полками.

Публика была совершенно разношерстная, одет был каждый так, как хотел, но зато все вежливо здоровались и разговаривали тихими голосами.

Затем за столом уселся некрасивый, носатый и веселый человек и:

Я люблю, когда слов бахрома

Золотится на мыслях тугих,

А молчание – признак ума,

Если признаков нету других.

– Здравствуйте! Я надеюсь, что представляться не нужно? Но:

Очень много во мне плебейства,

я ругаюсь нехорошо,

и меня не зовут в семейства,

куда сам бы я хер пошел.

Носатый еврей переждал оживление.

Мы беспрестанно выносим на свет

И выплескиваем в зрительный зал

То, что Бог нам сообщил как секрет,

А кому говорить – не сказал.

Он еще о чем-то говорил и о чем-то рассказывал, но Виолетта слушала только стихи:

Видно только с горных высей,

Видно только с облаков:

Даже в мире мудрых мыслей

Бродит уйма мудаков.

Я живу, в суете мельтеша,

А за этими корчами спешки

Изнутри наблюдает душа,

Не скрывая обидной усмешки.

В час важнейшего в жизни открытия

Мне открылось, гордыню гоня,

Что текущие в мире события

Превосходно текут без меня.

Я счастлив, что в посмертной вечной мгле,

Посмертном бытии непознаваемом,

В навеки полюбившейся земле

Я стану бесполезны ископаемым.

Я хотел бы прожить много лет

и услышать в часы, когда пью,

что в стране, где давно меня нет,

кто-то строчку услышал мою.

Когда автор устал, и некоторые из присутствующих тоже наговорились, к столу стали подходить с книгами в руках за автографами. Виктор всунул в руки Виолетты небольшую книжицу и подтолкнул к столу.

– Как вас зовут, красавица?

– Виолетта …

«Прекрасной юной Виолетте от старого пердуна. И.Губерман»

Виктор с Виолеттой вышли в темноту ночи. Виктор накинул ей на плечи плащ и обнял ее.

– Ты довольна?

– Не то слово. В часы важнейшего открытия открылось мне, … та-та гоня, что текущие в мире события прекрасно текут без меня. Он – гений.

– Он не просто гений, а гений веселый и хулиган. Это он сегодня был сдержан.

– А ты слышал его раньше?

– Нет, только читал. Это он написал – Россия ждет, мечту лелея о дивной новости одной: что, наконец, нашли еврея, который был всему виной.

– Раньше за такое сажали …

– Он молодец. Умеет в дух словах сказать самое главное. От боли душевной, от болей телесных, от мыслей, вселяющих боль, целительней нету на свете компресса, чем залитый внутрь алкоголь.

– Не хочу больше Губермана.

Ты даже в пьяном виде

Не слышишь музыки в стихе.

И только люто ненавидишь

Тех,

Кто ту музыку услышал

Пусть в самом дальнем далеке…

– Извини, нельзя после него читать такое …

– Тебе – можно. Я люблю тебя и чувствую, что там внутри …

– Льстишь … Подожди, сейчас вспомню … Сызмальства сгибаясь над страницами, все на свете помнил он и знал, только засорился эрудицией мыслеиспускательный канал. Каково?

– Идем, – Виолетта обняла и поцеловала его. – Нас Витенька ждет.

– Он уже спит.

– Но ждет. И крепко заснет только тогда, когда я его поцелую.

– А меня? Я тоже хочу …

Около спящего Витеньки сидела Маша.

– Ну, как? Развлеклись?

– Ой, Машенька, так здорово! И я еще автограф получила!

Виолетта поцеловала спящего Витеньку и тот, не просыпаясь – «мама пришла!» – перевернулся на другой бок.

– Видишь, я тебе говорила, – прошептала Виолетта, – он крепко засыпает только после того, как я его поцелую.

– Я пойду умоюсь, переоденусь и приду …

Они любили друг друга в эту ночь очень нежно и бережно …

НАДЕНЬ ЭТО

– Тонечка, я за тобой. Я приглашаю тебя в ресторан. В Москве.

– А как мне одеться?

– Я думаю, тебе стоит надеть то маленькое черное платье – оно мне так нравится! И можно ошейничек с бриллиантом.

– А сколько у меня времени на подготовку?

– Иди, мойся. Время есть.

Тоня исчезла в ванной комнате.

– Папа, что-то случилось?

– Да, Гриша, случилось. Я подумал, что недостаточно уделяю внимание своей любимой жене.

– Ну, папка, это ты зря! По моему, такого внимания, как ты маме, никто из наших знакомых своей жене не уделяет!

– Все равно. Много внимания просто не бывает, и всегда можно уделять внимания еще больше! И нужно.

– Ты что наденешь?

– Вот этот костюм. Галстук-бабочку. Как, ничего?

– Ну, ты такой франт! Нет, правда, очень здорово! Запонки?

– Да, пожалуй. Достань еще черненький бриллиантик – с маленьким платьем он должен прекрасно смотреться.

– Папа … Объясни, зачем украшения?

– Мы идем в ресторан, где посетителя оценивают по внешнему виду. А для меня бриллиант у мамы на шее не дороже самого дешевого украшения – только бы он шел ей.

– Мальчики, я сейчас!

В дверях мелькнула фигура Тони, замотанная в полотенце.

– А наш ресторан и ресторан в Москве – в чем разница? Я чувствую, но не понимаю.

– Что у вас тут происходит? Ой, папа Толя, какой ты … нарядный!

– Папа с мамой в ресторан собираются, в Москву.

– А я никогда не была в ресторане … А ты?

– Дети, я вам обещаю посещение ресторана в Москве – с нами или без нас, как пожелаете.

– Я готова! Почти!

Тоня была великолепна настолько, что ни у кого даже желания воскликнуть при этом не возникло, а Тоня смутилась.

– Ну, что такое? Что-то не так?

– Да, еще один штрих, – Свиридов вынул из футляра черную шелковую ленточку с тяжелым черным бриллиантом, оправленным в изящную платиновую оправу.

То, что алмаз и платина – атомно-модифицированные – мог показать только спектральный анализ, но это увеличивало стоимость украшения раз в двадцать, как минимум.

Запонки у Свиридова были выполнены таким же образом.

Поэтому на шее у Тони и на обшлагах Свиридова пристроились много миллионов зелени …

– Вот теперь значительно лучше. И еще туфельки и шарф.

– Тонечка, ты такая красивая, что … Ей богу, нет слов! – Уля даже прижала руки к груди. – В тебя нельзя не влюбится …

– Что ты, Улечка. Хочешь, мы с Гришей оденем тебя так же красиво?

– Только, Улечка, к такой оболочке нужно еще соответствующее внутреннее наполнение, образ, походка, жесты, манеры …

– Ну, Толя, что ты ее грузишь, как говорят эти молодые. Я думаю, она это сама почувствует, если …

Прямо у подъезда их ждал «утюжок» Volvo с поднятым верхом, и Свиридов открыл перед Тоней дверцу …

В РЕСТОРАНЕ

Всю дорогу Тоня молчала, но Свиридов чувствовал ее волнение.

Машина остановилась прямо у подъезда. К ней сразу устремился швейцар и открыл дверцу, помогая выйти Тоне. А с другой стороны Свиридова сменил нивесть как появившийся здесь коренастый Вася Разумеев. Как Свиридов не сопротивлялся, но на такую опеку ему пришлось согласиться, тем более что ехать обратно в состоянии опьянения он и сам не хотел.

Метр провел их к столику у стены, по его знаку сразу убрали от стола лишние стулья и возник официант с папками меню.

– А меню вин?

– Момент!

Тоня оглядела зал – уютно, хотя и не особенно красиво, скорее безвкусно. Но это же ресторан, а не художественная галерея.

Не шумно – зал полон, но, видимо, архитектор что-то понимал в акустике …

И стала смотреть меню. И обратила внимание на цены, и подняла глаза на Свиридова.

Он улыбнулся и она услышала его «все, что ты пожелаешь, милая».

И это прозвучало в ее голове с таким теплом и лаской, что у нее почему-то навернулись слезы. И она вспомнила Париж, и ресторан недалеко от Эйфелевой башни – самый обычный маленький ресторанчик, который не указывают в путеводителях, и куда ходят только свои.

И карту вин этого ресторана, и вкус того вина …

И не желая показывать официанту знание языка просто показала пальцем.

Официант удивленно взглянул на Свиридова, но тотчас склонил голову.

– Сей момент, мадам!

– Чем ты его зашибла?

– Маркой вина. Правда, там не было вина того года, которое мы пробовали с Марго …

– Как бы мне хотелось посидеть в том ресторане с тобой …

Тем временем на столе появились изящные рюмки, не входившие видимо в стандартную сервировку, ваза с фруктами и маленькие бутылочки минеральной воды.

– Ты смотри, а они знают это вино!

Официант показал бутылку Тоне, открыл ее, дал попробовать.

Тоня пригубила и согласно кивнула – тогда официант аккуратно разлил вино по бокалам.

– Очень даже ничего …

Мягко заиграла музыка, несколько пар вышли танцевать к эстраде.

– Странно, я тут никогда не была, а все кажется знакомым … И даже музыка …

Вино было прохладным и терпким.

– Такое вино мы с тобой пили на Черном море, в Архипо-Осиповке. Помнишь?

– Еще бы! Как мы тогда с тобой … резвились!

– Ты хотела сказать – хулиганили?

– Тогда мы были молодыми …

Принесли салат из каких-то экзотических фруктов.

– На тебя усиленно поглядывают.

– Толя, ну какое мне до этого дело?

На эстраде появился молодящийся мужчина и непонятным голосом запел.

Не тоскуй о пустом,

Вишня спелая.

Облетело с цветов

Платье белое.

– Можно пригласить тебя?

Тоня оставила на спинке стула шарф и подала руку Свиридову.

Позади твой апрель,

Пронеслись года,

Но зато ты теперь

Сладка ягода.

Они не спешили за ритмом музыки, а отдавались какому-то внутреннему настроению.

Спелая виня, спелая вишня

Не принесешь ли гостю воды?

Что молчишь ты,

Спелая вишня?

Или боишься

Все еще ты

Как бы чего не вышло?

– Если бы ему еще голос, то и слушать можно было бы …

– Знаешь, а я его не слышу … У меня внутри что-то поет …

– Попробуй мидий – это вкусно …

– Откуда ты знаешь про мидий? И не мидии это вовсе!

– Видишь, я не знаю таких простых вещей! Твое здоровье!

– Твое!

– Смотри, тебя уже намерились пригласить.

– Нет, я танцую только с тобой.

Полнеющий и лысеющий молодой человек учтиво остановился около их стола.

– Вы позволите пригласить на танец вашу даму?

– Извините, но моя дама танцует только со мной.

Толстячок отошел и сообщил соседям по столу.

– Черный алмаз не менее тридцати карат! В платине! А запонки у него с голубыми колумбийскими алмазами карат по пять!

– Кто же это такой? Никто не знает?

Певца сменил другой, молодой и с гитарой.

Каждому свой секрет,

Да трудно в душе прочесть.

Есть оно счастье – нет?

Да где-то, наверное, есть.

И вот улетела грусть.

В прошлом она уже.

Я не с тобой,

Но пусть -

Ведь ты у меня в душе.

– Слушай, а они дадут нам посидеть спокойно?

– А тебе что, обязательно танцевать все танцы?

– Обязательно!

В городском саду падал снег.

Я по снегу к тебе иду…

Как под музыку падал снег

В городском саду …

– Что-то рано он начинает зиму!

– А какая разница! Главное, что тут – ты …

Снег шел тогда густой,

Вечер смотрел в окно.

Помнишь, а мы с тобой

Говорили и пили вино.

Снегом все замело

И закружило судьбу,

Мне без тебя тяжело,

Я без тебя не могу.

– Я без тебя не могу …

– Почему у меня такое удивительное чувство, что это все происходит много лет назад, когда в вагоне поезда …

– Когда в пригородном поезде, там, где еще не ходили электрички, один молодой шалопай встретил удивительную девушку …

– А девушка ужасно стеснялась своей порванной кофточки, но зато он так защитил ее от хулиганов …

– И пошел провожать черт знает куда …

– А она не могла даже толком назначить ему свидание …

– Со свиданьицем, моя любимая!

Голубая кофта, синие глаза.

Никакой я правды милой не сказал.

Милая спросила:

Крутит ли метель,

Затопить ли печку,

Постелить постель?

– Наверное, вот это и называется городским романсом? Не богато.

– Но даже в куче мусора иногда встречаются алмазные зерна …

Не криви улыбку,

Руки теребя,

Я люблю другую,

Только не тебя.

Ты сама ведь знаешь,

Знаешь хорошо -

Не тебя я вижу,

Не к тебе пришел.

– Интересно, а тогда тоже такую лабуду пели?

– А как же! Да еще похлеще. Без «Мурки» не обходилось …

Я ответил милой:

Нынче с высоты

Кто-то осыпает белые цветы.

Затопи ты печку, постели постель,

У меня на сердце без тебя метель.

– И тогда тоже каждый внутри превращал это во что-то свое, сокровенное …

Голубая кофта, синие глаза.

Никакой я правды милой не сказал.

Проходил я мимо -

Сердцу все равно,

Просто захотелось

Заглянуть в окно.

– Поешь, они не так уж плохо готовят. Закажем еще вина?

– Давай закажем вот это, у него должен быть такой необычный привкус персика …

– Ты-то откуда знаешь?

Даже не особенно стройная музыка или плохо срифмованный текст не мешали им наслаждаться друг другом.

А этот мужичонка пел свое, выстраданное, и это чувствовалось, несмотря на плохую аранжировку.

Я не знаю, где ты, с кем сегодня.

У меня уверенности нет,

Что весна, проказница и сводня,

Не посмеет мне наделать бед.

– Пойдем, потанцуем. Музыка для танцев!

Я с тобой, как с радостью и болью.

Об одном прошу тебя в тиши -

Посмеяться над моей любовью

Другу моему не разреши.

Измени мне с тем, кого не знаю,

Не хочу я только одного -

Что такая ты и что сякая

Услыхать от друга пьяного.

– А он совсем не так прост, этот мужичок …

Все обманы я прощу, как надо,

Ведь весной и сам бываю пьян,

Но прошу – ты как святую правду

Сохрани единственный обман.

Пусть такой же любящей и верной

Ты ко мне приходишь по ночам,

Как весною нашей самой первой,

Что была безумно горяча.

– Он ее и сейчас еще любит, как свою молодость …

Пусть я не узнаю, не поверю,

Что любви твоей простыл и след,

Что кому-то ты открыла двери,

Потому что мужа дома нет.

– Ах, бедолага. Все испортил последней строчкой!

– Не суди его – он выразился, как сумел …

Тоню безуспешно пытались приглашать еще несколько раз, но она танцевала только со Свиридовым, И когда они танцевали, все с удовольствием наблюдали за ними – пара была очень эффектной.

Знаю, мне ты простишь

Мысли грешные,

Но толкую про жизнь

Безуспешно я.

Не поймешь ты моей философии

И замрут на стене

Наши профили…

– Толенька, мне нужно отлучиться.

– Будь начеку – все-таки у тебя на шее несколько лимонов. Чуть что …

– Я дам тебе сигнал, – улыбнулась Тоня

Весь зал провожал ее глазами, пока она шла в другой конец зала – и мужчины, и женщины.

И Свиридов тоже провожал ее глазами и любовался. Любовался тонкой шеей, открытой спиной, изящной фигуркой, неспешной грациозной походкой.

Не менее восхищенными взглядами встретили Тоню, когда она вернулась и проходила сквозь шумные ряды танцующих – как всегда, кто-то что-то справлял в ресторане, и публика вела себя достаточно шумно.

Но гости отошли шуметь в свой угол, а на сцене возник молодой гитарист.

Станция Таганская,

Доля арестантская.

Белая акация

На дворе цветет.

Станция Таганская,

Стрижка уркаганская,

Маня-облигация

Денег не берет.

– Видишь, какое смешение стилей!

Станция Таганская.

Сладкое шампанское.

Рядом на Москва-реке

Пыльный ресторан.

Много не закладывай,

Много не загадывай,

Припасай чинарики

До поры в карман.

– По крайней мере живенько и со вкусом!

– Про Таганку столько песен насочиняли … Ты там у Белоглазова ребятам тоже про Таганку пел?

– Да, только совсем другую песню. Более сердечную и лирическую.

Они еще потанцевали, еще раз Свиридов отказал претенденту.

– Больше не хочу танцевать, хочу просто тихо посидеть с тобой … Чтобы только я и ты …

– Ты помнишь, а нас с тобой всегда сопровождала музыка …

– И не просто музыка, а твоя музыка, твой голос … Помнишь, что ты пел мне ночью в Архипке?

– Конечно. «Ты спеши ко мне …»

– Не спеши ко мне, не спеши тогда, если я с тобой и вдали беда …

– Тонечка, я так люблю тебя …

– А я поняла … Я поняла!

– Что же ты поняла через столько лет?

– Глупый! Я люблю тебя! Но это не об этом. Хотя об этом тоже …

– Да ты не волнуйся так!

– Я поняла в чем разница! Разница между кафе у нас и этим рестораном!

– Ну, ну?

– Здесь все твое внимание достается одной мне, кругом все чужие и неинтересные тебе люди! А там свои, знакомые, отвлекающие тебя!

– И твое внимание тоже отвлекается там, и ты тоже не только со мной …

– Наверное … Так что же нам, убегать от всех?

– Ой, как бы здорово – убежать от всех. И подальше.

– И на необитаемый остров …

– Заскучаем … А тут прошлое все-таки вылезло …

– Милый мой! Что еще?

– Да вон там видишь длинного с подносом? Он из моего детства. И, думаю, узнал меня.

По знаку Свиридова подошел официант, принес счет в папке. Свиридов вложил в папку свою пластиковую карту.

– Не жадничай!

– Не могу! Мороженое такое вкусное!

Официант принес папку обратно, Свиридов подписал счет и вложил в папку стодолларовую купюру.

И сразу вслед за официантом подошел мэтр.

– Дорогие гости! Спасибо вам, что посетили наш ресторан! Надеемся видеть вас у нас снова!

И он вручил Свиридову карточку почетного посетителя.

– Привет, Долушка! – негромко сказал Свиридов, проходя мимо длинного официанта, но не остановился.

Тот долго смотрел вслед этой необычно паре, вспоминая – а в каком же классе они со Свиридовым встретились?

– Какое странное имя … – сказала Тоня.

– Это не имя, это прозвище …

Выходя Свиридов нажал кнопку на телефоне, в темноте вспыхнули фары и к подъезду подкатил автомобиль.

Они с Тоней устроились на заднем сидении, и Тоня сразу обняла Свиридова и прижалась к нему. Под поднятым тентом было так уютно!

– Сейчас в кроватку бы и баиньки …

Вылезая из машины она склонилась и попрощалась.

– Спасибо тебе, Вася. Привет Катеньке, Саше и Ромке!

Дома все спали.

Устраиваясь на плече Свиридова Тоня сонным голосом произнесла:

– Толенька, большущее тебе спасибо … Мне было так хорошо …

В РЕСТОРАН ВЧЕТВЕРОМ

– Так как, молодежь, вместе пойдем в ресторан или вы пойдете отдельно?

– Папа Толя, можно мы пойдем все вместе?

– Конечно, Улечка. Собирайтесь, наряжайтесь, завтра и пойдем.

Конечно, у дам были проблемы с нарядами – что же надеть?

В конце концов Уля примерила свое длинное платье, которое с жемчужным ожерельем выглядело весьма празднично, а Тоня, глядя на Улю, примерила свое длинное платье – в этом платье вся спина ее была обнажена до таких пределов, что мужчинам почти не оставалось простора для фантазии …

Свиридов позвонил Карену и одолжил у него роскошный «Паккард».

Эту большую, роскошную и совершенно ненужную ему машину Карен купил для поддержания своего реноме мужчины после женитьбы на Антиповой – надо же было ему чем-то выделиться. Но у него не хватало денег на покупку этой огромной черной престижной машины и он пришел за советом к Свиридову.

И объяснил своему начальнику и другу причину, по которой ему была необходима именно такая машина. И Свиридов дал ему денег для покупки.

Поэтому иногда Свиридов пользовался этой роскошной машиной для особых выездов.

Столик Свиридов заказал заранее и их провели к нему под заинтересованными взглядами сидящих.

Официант вручил дамам папки с меню и отошел.

– Ой, ужас-то какой! Как здесь все дорого! – ужаснулась Уля. – И что выбирать – я не знаю.

– Тонечка, помоги Уле, – негромко произнес Свиридов, оглядывая зал. Там, в другом конце, столы были сдвинуты и сидела компания справляющая какой-то праздник, на эстраде было еще пусто, а официанты сновали между столов с подносами.

– Не видно твоего школьного знакомого?

– Я его заметил, он где-то там, внутри.

Где-то в дальнем углу праздновали день рождения, и дамы выводили танцевать юбиляра – видимо, начальника.

– Толя, как же надо себя не уважать, чтобы позволить такое, – не удержалась Тоня.

– К большущему сожалению культуру вместе с должностью не выдают. Но ведь я тоже обычно танцую с разными дамами, даже без всякого юбилея?

– Сравнил тоже! Эти дамы себя не уважают!

На эстраде появился профессиональный бодрячок и с бокалом в руке запел:

Как цветок душистый

Аромат разносит,

Так бокал игристый

Счастье нам приносит!

Так выпьем же за Юру,

Юру дорогого!

Выпьем же бокалы

За любовь и счастье,

Чтобы миновало

Горе и ненастье!

Его голос покрыло нестройное, но громкое «ура!».

– Надо же, вспомнили Юрия Морфесси! Это из его репертуара надергано…

А бодрячок полуречитативом продолжил

Без любви вся жизнь одно мученье,

Без любви нам суждено страдать,

За мгновенье искренней любви

Я отдам мечты своей души,

Чтоб услышать шепот еле внятный

«Я тебя люблю» в час предзакатный…

– Ты смотри, как прицепились к поэтике Морфесси …

– Это же подлинные цыганские мотивы, очень удобно …

Уля понемногу осваивалась, а Гриша внимательно разглядывал публику.

На Свиридовых явно обратили внимание, и снова приглядывались и приценивались.

Публика была новая и на следующий танец снова попытались пригласить Тоню, но Свиридов отказал претенденту, и сам пригласил Тоню.

Она оставила свой шелковый шарф на стуле и у мужиков потекли слюни – ее спина, открытая до копчика, и мужская рука на этой спине вызывали активное возбуждение.

– Толя, не слишком ли мы их дразним? – с улыбкой спросила Тоня.

– Да ладно! А тебе самой нравится?

– Я не совсем понимаю, почему, но мне нравится. Почему? И что именно?

– Тебе нравится внимание мужчин …

– Кажется, не так … Мне нравится то, что я вызываю такое внимание мужчин, но принадлежу только тебе. Так, наверное, будет правильно.

– Это совпадает с моими ощущениями …

А певица на эстраде надрывалась

Слова любви вы говорили мне

В городе каменном,

А фонари с глазами желтыми

Нас вели сквозь туман.

Любить я раньше не умела так

Огненно, пламенно,

В душе моей неосторожно вы

Разбудили вулкан.

– Помнишь, откуда это?

– Я помню, как на танцплощадке турбазы крутили это до одури. И мы с тобой каждую ночь слушали.

Помоги мне, помоги мне,

В желтоглазую ночь позови,

Видишь гибнет, сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви.

– Было душно, на соседней кровати спал Гриша, и мы старались вести себя очень тихо …

Нам попугай грозил загадочно

Пальмовой веточкой,

А город пил коктейли пряные,

Пил и ждал новостей.

Вы называли меня умницей,

Милою девочкой,

Но не могли понять, что шутите

Вы с вулканом страстей …

– А мне так хотелось полностью … отдаться тебе … Смотри, за нами наблюдают не только публика, но даже Гриша и Уля.

Ямайским ромом пахнут сумерки

Синие, длинные.

А город каменный по-прежнему

Пьет и ждет новостей.

Закат опять окрасил улицу

Красками дивными,

Но грозовые тучи кружатся

Над вулканом страстей …

Казалось, что они одни танцевали, а все остальные – смотрели, настолько танец сливался с мелодией.

Помоги мне, помоги мне,

В желтоглазую ночь позови,

Видишь гибнет, сердце гибнет

В огнедышащей лаве любви!

– Ну, вы даете, родители! – встретил их Гриша. – Знаете, а я вспоминаю эту песню. Где-то я ее слышал.

– В кино?

– Нет, не в кино.

– Неужели ты помнишь? Это была наша первая поездка на юг вместе. Когда ты меня …

– Мама, я это помню! А танцевали вы прекрасно!

А певицу сменил бойкий мужичок.

Поцелуй меня удача,

А захочешь – обними.

Ну, а нет -

Так не заплачу,

Кого хочешь выбери.

Гриша пригласил Улю и они пошли танцевать. Теперь за танцующими с любовью следили Тоня и Анатолий.

Я отношусь по разному

К собратьям то по разуму,

Бывало и поддашь кому,

Но чаще по хорошему.

Мужичок не мог устоять на месте и пританцовывал.

Кому судьба молить и ждать,

Кому повелевать и брать,

Да все хотят наоборот,

Источник счастья сам народ.

Мужичок переждал жидкие аплодисменты и запел снова:

День погас и в золотой дали

Вечер лег синей птицей на залив,

И закат, догорая, шлет земле

Прощальный свой привет.

В этот час, волшебный час любви,

В первый раз меня любимой назови,

Подари ты мне все звезды и луну,

Люби меня одну.

Песня так не шла к облику мужичка, что хотелось отвернуться.

Иначе слова казались некой пародией сами на себя, но если отвернуться, то было можно слушать.

Пусть ночь плывет над водой

Золотою луною.

Пусть новой яркой звездой

Будет наша любовь.

И мы танцуем с тобой

Под весенней листвою,

Нас видит только ночь

В сияньи голубом.

Теперь танцевать пошли Гриша с Тоней и Свиридов с Улей, и опять на них обращали внимание – так красиво они танцевали, так великолепны были дамы.

Без меня не забывай меня,

Без меня не погаси в душе огня,

Будет ночь и будет новая луна -

Нас будет ждать она.

– Папа Толя, ты так прекрасно ведешь! И прости меня, что я иногда тебя называю дядей – папой назвать тебя у меня … не всегда получается. Где-то есть мой настоящий отец, был дед Вася …

– Не переживай, девочка. Я вижу, как ты к нам с Тоней относишься, а как называть … Это дело второе. Мы тебя с Тоней очень любим, Улечка!

– И я вас обоих … очень.

Публика наблюдала, как Свиридов подвинул стул Уле, а Гриша – Тоне.

А на подмостки вышла молодая женщина, дорого и со вкусом одетая, и запела.

Город зажигает фонари,

А в душе по прежнему темно.

Знаешь,

Разбиваются мечты,

Если рядом нету никого.

И навстречу счастью сделать шаг

Я ни разу так и не смогла.

Слезы по щекам -

Печальный знак,

В этом мире я совсем одна.

– Странно, но это песня из фильма, который еще не вышел. Телевизионного фильма.

– А поет она превосходно! И с каким чувством!

Ангелы здесь больше не живут,

Ангелы.

Верю, все простят

И все поймут

Ангелы.

Ну, зачем пронзает

Сердце боль

Стрелами.

Предали любовь,

Ну что же мы

Сделали?

Голос певицы заполнял все помещение полностью, не оставляя углов и закоулков.

Голос страдал и звенел …

Где найти мне силы,

Чтобы жить,

Позабыть предательство и ложь,

Все начать с нуля

И полюбить.

Только снова

День на день похож.

Сказки все прочитаны давно,

Я устала верить в чудеса,

Все бы изменить,

Но не дано.

Как хочу я плыть на небеса.

Слова певицы подействовали даже на сильно подвыпившую публику, весь зал внимательно слушал ее.

– Девочки, вы не возражаете, если мы поднесем ей цветы? По моему она достойна этого.

– Да, Толя. Надо преподнести ей хороший букет.

Певица еще допевала припев, а к их столику уже подошел длинный знакомый Свиридова.

Аплодируя, Свиридов сказал ему.

– Долушка, организуй букет! – и сунул ему банкноту.

– Эта девушка хозяина. Толя, как бы не было осложнений. Он ее содержит, он ее пасет.

– Тогда букет скромный, принеси и положи нам на стол. А чуть позже два букета пороскошнее для моих дам. Давай, действуй.

Он внимательно приглядывался к тому человеку, что сидел один сбоку недалеко от сцены, на которого ему указал его старый знакомый. Проникнуть в информационное поле этого человека Свиридову не удавалось, как он ни старался.

Певица спела еще одну песню, и тоже прекрасно, и зал взорвался аплодисментами.

Свиридов кивнул своему знакомому и тот взял букет и пройдя до эстрады вручил певице.

А сидящий сбоку встал и преподнес певице роскошный букет, который был спрятан у него за столом. Больше цветов ей не вручали, а аплодисменты продолжались до тех пор, пока она не ушла.

Танцевать Свиридов снова пригласил Улю, а Тоня с Гришей остались за столом. К ним почти сразу подсел разбитной модно одетый молодой человек.

Свиридов, танцуя, наблюдал за этим, и легонько вошел в информационное поле Гриши.

Гриша был возмущен развязностью незваного гостя, который сел на место отца, взял его рюмку и стал отпускать Тоне сальные и двусмысленные комплименты, приглашая ее на танец. Тоня отказывала ему и старательно смотрела в сторону.

Но гость не терял надежды и становился активнее, протягивал руку к Тоне. Гриша хотел вмешаться, но Тоня сама дала отпор нахалу. Как только его похотливая рука коснулась ее тела, по этой руке был нанесен точно дозированный удар.

Гость даже сразу не понял, почему его рука перестала что-либо чувствовать.

– Извини, Уля, пора вмешаться.

И когда шипя и наливаясь краской незваный гость начал приподниматься, нависая над Тоней, сильная рука приподняла его за шиворот.

Поставив молодого человека на ноги Свиридов повернул его и негромко, так, чтобы за столом не расслышали его слова, сказал.

– Ты, гандон штопаный, вали отсюда! Твое место возле параши! – и придал молодому небольшое ускорение.

Качаясь и сталкиваясь с танцующими незваный гость двинулся в сторону, постоянно оглядываясь. Оглянувшись, он потерял равновесие и упал, чуть не свалив со стула молодую даму. Но кавалеру дамы это не понравилось, тот поднял упавшего и сильным ударом в грудь отправил его в угол. Там его подобрали друзья и официанты и вынесли из зала.

– Извини, Тонечка, он тебе доставил несколько неприятных минут …

– Ничего, Толя, пустое. Я побоялась, что Гриша полезет в драку.

Пальцем Свиридов подозвал официанта.

– Смените прибор, – сказал он подбежавшему, – А то я боюсь заразиться от этой заразы.

Прибор с извинениями моментально был заменен.

Певица еще раз появилась на сцене, и опять завладела залом.

Оправдаешь ли ты,

Что опять,

Столько раз разуверяясь,

Я однажды тебе

Возвращу полевые цветы?

Ведь и ты через год,

Через два,

Ни на что не надеясь,

Станешь чуждым

Как те, что ушли.

Оправдаешь ли ты?

Невнятность текста с лихвой компенсировалась прекрасным голосом и драматическим исполнением.

Зал слушал певицу внимательно, стараясь не шуметь. И первым начинал аплодировать тот, сидящий за отдельным столиком.

– Почему они все поют о чем-нибудь грустном? – спросила Уля.

– В ресторанном меню мало веселого. Хотя за рубежом … но там тоже много слезливых произведений … или просто печальных …

Снова появился мужичок и стал причитать, причем причитать почти буквально.

Ты не птица, и даже не утка,

Я не знаю,

С чем можно тебя сравнить.

Ты обнимаешь,

А мне становится жутко –

Разве можно

За деньги

Так крепко любить?

Так крепко любить …

Свиридов почувствовал, что у Ули навертываются слезы, и пригласил ее на следующий танец. И, танцуя, попытался объяснить этой молодой девочке, что жизнь бывает разной – то веселой, то грустной, но это отнюдь не означает …