Глава 3. Натурщица
После работы она пришла домой и сразу стала откачивать брата, который кинулся к ней с воплями: «Она в меня стреляет! Она в меня стреляет! Она в меня стреляет!» Глаза подростка были полны ужаса, а показывал он в свою комнату. Людка прижала брата к себе, стала гладить его коротко стриженую шишковатую голову. Когда он уткнулся ей в плечо и тихонько заскулил, она, как можно ласковее, спросила: «Кто стреляет?» «Подушка!» – тут же резко выкрикнул он, отступил от сестры и, присев на корточки, закрыл голову руками. Людка пошла в его комнату, взяла с диванчика, на котором спал брат, подушку и спрятала её в шкаф.
– Иди сюда, её больше нет!
– Она ушла?
– Да, она ушла и велела тебе передать, что больше никогда не будет стрелять! Никогда, слышишь? Никогда… Никогда! Никогда!!!
Людка вдруг осознала, что не просто говорит, а выкрикивает слова. «О, Боже! Не дай ей сойти с ума тоже!» – взмолилась она про себя, побежала в ванную, открыла кран и стала со страхом смотреть на струю: ей внезапно вспомнился кадр из какого-то мистического триллера – там из крана текла не вода, а кровь.
Наревевшись и умывшись, Людка почти выползла из ванной, проковыляла в комнату и там, прислонившись к стареньким обоям, резко и отчаянно застучала в стену. Это был их с Андреем условный сигнал SOS. «Когда тебе будет плохо, простучи мне о спасении своей заблудшей души, и тебе сразу станет хорошо, потому что приду я – твой отчаянный любитель и могучий избавитель, и ты, хочешь того или не хочешь, будешь спасена!» – примерно такую ахинею нёс обычно её сосед художник, когда она заходила к нему, чтобы поболтать, посмотреть «полотна мастера» и немножко пофлиртовать. Флирт обычно заканчивался жанром «ню», после чего Людка неизменно возвращалась к себе, а Андрей неизменно говорил ей в спину: «А не стать ли тебе моей штатной музой? Муза – не обуза! Если что, сигнал SOS, ладненько?»
Через минуту Андрей уже звонил в их дверь, а ещё через минуту обнимал Людку в тесной прихожей. «Я согласна стать твоей штатной музой», – прошептала Людка куда-то в плечо своему спасителю. «Муза – не обуза», – тоже шёпотом отозвался, как на пароль, Андрей.
***
Жизнь с художником разделила существование девушки на два разных по размеру полушария: в одном помещались мать с братом, а в другом – они с Андреем, его друзьями, выпивкой, травкой, ночными спорами о высоком в искусстве и утренними «встречами» с низменным в быту. Одно объединяло эти два разных полушария: они ощущались Людкой как северные. Ей постоянно было холодно. Возвращаясь с работы, она сразу заворачивалась в старенький плед, да так и ходила по квартире. «Девушка, закутанная в плед» с картины известного художника Андрея Хомутова. А, может, ей было холодно потому, что в их доме во всех квартирах батареи этой зимой были чуть тёпленькими, а старые рамы ощутимо продувались?
Она, действительно, позировала Андрею. Позировала неумело, непрофессионально. Часто сеанс прерывался где-нибудь на втором часе, потому что художник раздражённо говорил: «Ты скверная натурщица! Позвоночник у тебя некрепкий, сидишь ты не прямо, стойкости и терпения у тебя не хватает. Впрочем, яркости и самобытности с избытком. Ну, хоть что-то в этот мрачный зимний вечер поиметь. Ты моя Муза – основа нашего союза! Почти Семонетта Виспуччи, а я – посмотри! – чем не великий Боттичелли? А, нет, ты – Гала, а я – Сальвадор Дали, скрывшийся в тёмной дали, потому что вдохновения не дали…» Всего он сказать не успевал. Людка кидалась на него с пледом наперевес.
***
Когда картину не взяли на выставку, случилось самое страшное. Андрея она нашла лежащим в ванне без сознания, вода была красной от крови. Спасло его то, что шпингалет у двери висел на одном шурупе, а пробка не плотно закрывала сливное отверстие ванны.
Людка застыла на пороге и молча смотрела на тело Андрея, но не могла видеть его целиком. Взгляд почему-то остановился на ноге – волосатой мужской ноге сорок пятого размера. Эта мысль о размере, это воспоминание из реально-нормального, обувного мира вернуло её к себе прежней, она кинулась в прихожую, выхватила из кармана телефон и набрала 03. «Скорая» увезла Андрея.
У Людки что-то сломалось в организме: она ничего не ела, не могла спать. В квартире художника ей было жутко, она вернулась к матери. На третий день, уже мало что соображая, взяла таблетки брата и, как в кассе театральные билеты, методично и аккуратно разрывая фольгу, выложила перед собой сразу пять штук. «Был месяц май, и всё цвело. Ты не подставил мне крыло, и я легко упала вниз со страшным криком: «Берегись!»
Она была счастлива: ей снились стихи.
Глава 4. Новая встреча
В больнице её навещала мать. Она без умолку говорила что-то важное, давала советы, строила планы, требовала – то ли от себя, то ли от Людки – быстрейшего излечения и обязательного посещения церкви. Девушку ничто не трогало и не волновало, она перестала улыбаться и на вопросы отвечала односложно, без аппетита ела, послушно пила таблетки и ни о чём не мечтала.
После выписки из больницы директор филармонии отнёсся к Людке с сочувствием, оставил работать в кассе. Правда, с условием, что мать будет постоянно делать массаж его жене.
***
Настоящее выздоровление пришло к Людке с первыми снежинками, которым она, наслаждаясь, подставляла лицо и с короткого сообщения от Виктора: «Срочно приезжай! У нас будет два счастливых дня в Москве!» Вместо слова «люблю» на маленьком экранчике высветилось красное сердечко, и Людка кинулась домой – на сборы времени оставалось немного. «Только бы она ничего не забыла!» – как о посторонней, подумала о себе девушка.
Уже сидя в электричке, Людка откинула волосы назад и поменяла свои простенькие серёжки на материны – новые, золотые. Взяла без спросу, ну, и что? Серьги ей нравились – золото загадочно светилось какой-то там пробой, и две драгоценные капельки с замочком были залогом её будущего счастья с Виктором.
Как доктор Айболит из детских стихов твердил про Лимпопо, так Людка всю дорогу повторяла про себя, как заклинание: «Станция метро «Тушинская», последний вагон из центра, выход в сторону Волоколамского шоссе. После турникетов направо – выход к автобусам».
***
Эта их встреча получилась «итальянской». Виктор рассказывал о своей поездке с концертами в Тоскану, пел с надрывом и страстностью песни из репертуара Адриано Челентано, потом они смотрели фильм «Укрощение строптивого» и он, называя Людку Орнеллой Мути, на которую она, действительно, была похожа, целовал и обнимал её, успевая при этом ещё и комментировать происходящее, тоже по-итальянски: con fuoco1, con brio2, con dolcezza3, fiero4. Между «огнём» и «нежностью» Аполлон деловито объяснил по-русски: «Когда нет Алёны, я перехожу на подножный корм», – и по телефону заказал пиццу.
Минут через сорок худенький студент доставил им итальянский пирог с моцареллой. Виктор открыл бутылку вина. Тут Людка не выдержала и спросила, стараясь не выдать волнения:
– А кто такая Алёна? Твоя кухарка?
– Алёна? Это моя ученица, я готовлю её к поступлению в консерваторию, нам удобнее заниматься у меня. Кстати, Мила, завтра, точнее – он посмотрел на часы – уже сегодня я уезжаю в Псков, а Алёна возвращается от родителей из Твери, так что времени у нас… у нас ещё море времени! До утра у нас с тобой есть целое Лигурийское море времени. Иди ко мне!
Он взглянул на Людку. Она сидела очень прямо и по щекам у неё катились слёзы.
– О, Господи, Мила, прости меня! Ты должна понимать элементарные вещи про мужской организм. Ну, правда, из-за чего эти слёзы? Ты прекрасно знаешь: другой такой девушки, такой страстной женщины у меня нет и не было никогда. Ты единственная! Ты единственная милая, самая милая во всём мире Мила! Что я должен сделать, чтобы ты мне поверила?
Виктор порывисто поднялся, вышел в прихожую и тут же вернулся, протянул Людке ключ:
– Мила! Возьми ключ от этой квартиры. Нет, это ключ от моего сердца. Пока он у тебя, моё сердце принадлежит тебе, одной тебе! И Виктор опустился перед ней на колени.
***
На этот раз при расставании говорила Людка, а Виктор слушал. Пусть он учтёт, что она вполне самодостаточна, что у неё есть человек, который её ценит и любит… тут девушка горько улыбнулась самой себе, ведь с Андреем они разбежались окончательно и бесповоротно… Да, есть человек, который её ценит и любит, но она… она будет ему, Виктору, иногда звонить. Пусть он знает, что она готовится к поступлению в университет, времени у неё будет не много, а сейчас не надо её провожать, потому что в метро заблудиться невозможно – любой будет рад подсказать дорогу.
Людка поправила на плече сумку и побежала к метро, но оглянулась и послала Виктору воздушный поцелуй. Он в ответ махнул ей рукой – весьма эффектный и романтичный мужчина с гитарой.