Смотреть на маковки церквей было и радостно, и страшно. Радостно, потому что они сверкали и искрились позолотой, а страх рождало огромное, разделявшее её и сияющие купола, пространство. Его Людке нужно было обязательно преодолеть! В какой-то момент она поняла, что вторым её чувством был не страх, а понимание того, что красота, которая находилась внизу, была недостижима. Глядя сверху, Людка не могла увидеть стены, но ощущала каждой клеточкой, что они были гладкими до шелковистости и белоснежными.

Рука сама потянулась к раме – Людка стала с силой дёргать створку, и та подалась, открылась. Теперь можно было любоваться золотыми куполами бесконечно. Она начала считать и насчитала восемь маленьких луковок и пять больших. Один из куполов был просто огромным и сиял на солнце. Отражённое сияние Людка почувствовала на своём лице. Ей сразу стало намного теплее. Теперь она знала, что нужно делать.

Приподняв подол рубашки, Людка попыталась забраться на подоконник. Не сразу, но ей это удалось. Уцепившись за батарею, она встала на колени. Стараясь не обращать внимания на боль, выпрямилась. Тут же свежий весенний ветер налетел на неё, стал развевать волосы. Хорошо-то как! Красиво! Легко! Людке даже показалось, что кто-то оттуда, с самого большого купола, помахал ей приветливо рукой. «Ангел, наверное…» На память ей пришли строчки из когда-то выученных стихов, она, не поднимаясь с колен, с полуулыбкой, шёпотом, как молитву, начала их читать:

Тихо, тихо. Вдруг в окне,

За окном, – мелькнуло белое…

Сердце дрогнуло во мне,

Сердце девичье, несмелое…

Но вошёл… И не боюсь,

Не боюсь я Светлоликого.

Он как брат мой… Поклонюсь

Брату, вестнику Великого.

Белый дал он мне цветок…

Не судила я, не мерила,

Но вошёл он на порог,

Но сказал, – и я поверила.

Воля Господа – моя.

Будь же, как Ему угоднее…

«Будь же, как Ему угоднее…» Людка поднялась, распрямилась и встала в проём открытого окна, как в раму картины, придерживаясь руками за её края… Теперь и она услышала голос Ангела:

– Эй, подруга, твою мать, идиотка, блин, чего ты удумала, шмара болотная? А ну, спускайся, дура бестолковая!

Кто-то резко потянул Людку за подол рубашки. Она, чтобы не упасть, присела, не удержавшись на подоконнике, неуклюже сползла на пол и, не помня себя, стала отбиваться от непрошенного спасителя.

– Успокойся, ненормальная! – Ирина с размаху ударила Людку по лицу. – Что, полетать захотелось? А малышка и без мамки вырастет? Правильно! Зачем ребёнку мать? Родила – и в окошечко с пятого этажика – шмыг! Шлёпнулась об асфальт и лежишь, поджидаешь скорую помощь. А помощь уже и не нужна! Красота, да и только!

Людка застыла, глядя широко открытыми глазами на соседку по палате, поднесла к лицу руки и громко, в голос, заревела от обиды на весь свет.

***

– Ты посмотри на неё! Нет, ты только посмотри… – Людка, стараясь не испугать ребёнка рвущейся наружу радостью, подозвала Ирину. Та с улыбкой, в который раз, слушала восторги молодой мамаши, – …она такая беленькая! Груднички обычно красненькие, а моя Надюша – беленькая! И волосики кудрявятся, смотри… Да, да, у моей девочки будут золотистые локоны. И вообще… она у меня не ребёнок, а настоящий Ангел!