Следующим летом, после того, как Анна оставила этот дом, в нем случился пожар. Николай уснул с подожженной сигаретой в руках. К счастью, сосед успел вывести Николая из горящего дома. Но от самого дома остался только фундамент. Со временем Николай поставил вагончик на участке, в котором и жил, обустроил его, подключил отопление. Предполагалось, что это временное его обиталище, пока он не отстроит дом заново. Но когда я приезжаю к своим родителям в гости сейчас, спустя почти 20 лет, Николай так и живет в этом вагончике, а обгоревший черный фундамент все еще проглядывает сквозь заросшую траву или сугробы.
Тогда-то Анна окончательно перечеркнула все свое прошлое, связанное с мужем и с этим местом, и начала строить новую жизнь. Этот пожар как-будто дал ей толчок двигаться дальше, не оглядываться назад, и теперь ее было уже не остановить.
В начале нулевых завод, который давал работу многим жителям нашего поселка, пришел в упадок. Из пяти цехов остался только один, были сокращены почти все работники, в том числе швейный цех. Анна осталась без работы. В качестве компенсации за сокращение, руководство завода отдало швейные машины и другое оборудование швеям. Анне досталась хорошая промышленная швейная машина, способная обрабатывать толстые швы, огромное зеркало метра 3 в длину и во весь рост, раскройный стол и кое-что еще из мелкого оборудования и материалов для шитья.
Тогда она решила открыть собственное ателье в поселке. Жителей все еще оставалось много, так как работала школа, больница, магазины, детский сад. Многие оставались жить в поселке, но уезжали работать в соседние поселки и город. Клиентов у нее должно было хватать. И тогда она смогла бы шить не просто на дому по вечерам, а заниматься шитьем весь рабочий день. Также она планировала брать заказы на шитье школьной формы или медицинских халатов.
Она нашла небольшое помещение в подвале одного из многоквартирных домой. Место, прямо скажем, было не из уютных – темно, сыро и холодно в межсезонье. Но заказы пошли.
Мы с мамой тоже ходили заказывать себе одежду у Анны, и я каждый раз как зачарованная смотрела на всю обстановку – этот огромный стол с кучками обрезков после раскройки, висящие на стойке ткани, огромный тяжелый утюг на гладильной доске. В воздухе витал дух творчества и радости от работы. Анна, такая всегда спокойная, прямая, изящная подходила ко мне, снимала с плеч сантиметровую ленту, не переставая разговаривать с мамой. Она быстрым движением могла набросать эскиз будущего платья и каждый раз он оказывался красивее, чем я могла себе нафантазировать. К школе у меня появилось два новых платья и брюки.
Со временем Анна начала еще и привозить одежду на продажу. Она ночью уезжала в Екатеринбург на поезде и возвращалась следующей ночью с тремя или четырьмя огромными сумками в клетку, набитыми одеждой. Там было нижнее белье, носки, футболки, спортивная, домашняя, рабочая одежда, платья, кофты и много-много еще всего. Мама, как старая подруга Анны, приходила ей помогать разбирать эти сумки и первой могла выбрать что-то для себя. У нас в поселке купить такое больше было негде. Обычно за одеждой мы ездили пару раз в год в соседний город, но теперь все покупали исключительно у Анны. Как и все остальные жители поселка.
Вскоре, одежда так быстро распродавалась, что Анна ездила в город каждые выходные. Не представляю, когда она отдыхала. Но я ни разу не слышала от нее ни одного слова жалости к себе. Сыновья многое сами делали по дому, оставались одни, когда она уезжала за товаром, в ателье после школы помогали прибираться.