Прошло два дня, в течение которых Сайлос старательно избегал однокашника и его очаровательных, но навязчивых спутниц. Напротив, ежеутренние встречи с Дайвером доставляли будущему психиатру удовольствие, если не считать того, что каждый раз заканчивались спиртным и гневными выпадами против английской медицины.
Расставшись с Дайвером в это утро, Сайлос пошел на обрыв. Там он пробыл по меньшей мере полчаса, наблюдая за морем, пронзительно-нахальными чайками и крикливыми туристами. Чья-то лодка неловко ткнулась в сторону берега, неуклюже развернулась и снова вышла на маршрут вдоль берега. С палубы Сайлосу помахали, он ответил, и тут же спохватился и быстро пошел в отель.
В номере уже лежала почта, все конверты – идеально ровные и запечатанные. Сайлос сдвинул их веером и взял тот, которого боялся и ждал. Прошел со своей ношей в спальню.
Конверт с синим Лондонским штемпелем. В нем – отпечатанное на машинке предписание. Послезавтра состоится слушание, и Сайлос Гартингтон должен выступить как свидетель обвинения. Замять дело не получилось. Еще можно было надавить на детектива или использовать знакомство с инспектором графства… Но расследование вели не только они. Родственники убитого наняли особого сыщика – знаменитого бельгийца, чей ум и дотошность могли сравниться только с эксцентричностью его усов.
Гартнигтон почувствовал слабость в ногах и боль в шее, повалился на кровать и беззвучно закричал. От этого вены на его шее вздулись, губы посинели, а глаза сделались сухими и стеклянными. Когда этот первый порыв прошел, Сайлос тяжело задышал. Резко вскочил и с силой ударил по подушке, еще и еще раз, потом швырнул ее в дальний угол и снова рухнул на кровать. Руки дрожали, и Гартингтон ощутил первые признаки ломки. Мгновенно он переоделся и выбежал на пляж. Плавал он плохо, но это к лучшему. Сражаясь с волнами, от отвлекся и успокоился.
На берегу его ждала новая нерпиятная встреча. Одна из девиц Патрика Сайма. Девушка сверкнула глазами и потянулась далеко вперед, чтобы вручить Сайлосу Гартингтону полотенце. Свое он не захватил, и вынужден был принять помощь.
– Вас зовут Сайлос, не так ли? Нас представил Патрик, – лучезарно улыбнулась девушка.
– Боюсь, он представил только меня. Вашего имени я не знаю.
– Патриссия, – с готовностью представилась девушка и подала руку. Сайлос пожал ее пальцы и быстро отпустил. – Вы раньше жили в Лондоне?
– Очевидно, раз мы учились с Патриком в одном университете.
– И вы не собираетесь шутить по поводу Патрика и Патриссии?
– А должен?
– Нет. Вы сразу показались мне вышел всех этих банальностей и глупых намеков, – горячо заверила Патриссия, и у Сайлоса закололо под желудком. Чаще всего такие нежности ему перепадали только благодаря дяде. Юные барышни или основательные мамочки прощупывали почву насчет финансов и положения студента, а главное – составлено ли завещание в его пользу.
– Не сказал бы, что я высокого роста, – отшутилась потценциальная жертва брачного коварства. Патриссия с удовольствием рассмеялась, кокетливо прикрывая рот узкой ладонью. Сайлос попытался вспомнить: она та, что была в платье, или та, что в брюках.
– Ну, вы поняли, о чем я.
– Безусловно. Хотите, чтобы я угостил вас коктейлем?
– О, нет, я не пью так рано!
– Умоляю вас, уже два часа дня. Ничего не будет от бокала…
– Хереса.
Сайлос повел бровью и услужливо кивнул. Затем вспомнил о полотенце, вытер воосы и плечи.
– У вас хорошее телосложение, – похвалила девушка. – Спортивное. Вы занимаетесь греблей?
– Греблей? Нет. Ни в коем случае. Но я люблю горные прогулки и занимаюсь с гантелями для развития грудных мышц…
Сайлос понял, что зря рассказал – Патриссия тут же прилипла взглядом к его груди, потом прошлась вдоль купального костюма вниз и подняла брови, разглядыая крепкие, тренированные и стройные ноги будущего психиатра. В этом осмотре не было ничего профессионального или целомудренного. Гартингтона разглядывали, как манекен в витрине, как новое платье в фешенебельном, но несколько чересчур претенциозном магазине.
По коже побежали мурашки, к горлу подкатила паническая атака. Сайлос быстро запахнулся в халат и подставли локоть Патриссии. Лицо его при этом выражало надменное превосходство: