– Я… Прошу, не злись, – я все же подошла к мужу и примирительно коснулась рукой его плеча. – Я просто не смогла вынести неизвестность. Мне было слишком страшно.

– Ты выходишь за границы моего воображения, Мэри, – в голосе Мэтью больше не было злости, скорее, усталость. Он протянул ко мне руки и крепко обнял. Я прижалась лбом к плечу мужа и постояла так несколько секунд, стараясь успокоиться.

– Что у тебя тут происходит? – тихо спросила я, слегка отстраняясь.

– Утром на прием пришел фермер Бэггинс с племянником-моряком, который только позавчера приехал из Манчестера, а до этого был в рейсе. Парню было нехорошо уже несколько дней, он не обращал на это внимания, но прошлой ночью стало хуже, а утром те же симптомы проявились и у Бэггинса и развивались очень стремительно. Состояние Бэггинса ухудшается с каждым часом, и я ничего не могу с этим сделать, возможно, к утру он уже умрет. Парню чуть полегче, но посмотрим, что будет дальше.

– Что это за болезнь? – я впервые слышала от мужа, что он ничем не может помочь своему пациенту.

– Это оспа, Мэри.

– Это ведь заразно, да?

– Очень. Именно поэтому я и закрыл больницу, запретив сюда приходить, но ты, разумеется, не послушалась.

– Прости, – кажется, слезы, которые я сдерживала последние часы, готовы вот-вот пролиться. – Мне было страшно, ведь ты тут один. Я боялась, что ты заразишься.

Мэтью покачал головой.

– Я уже переболел этим и не заразжусь. А вот ты… В общем ни шагу из моего кабинета, прошу, Мэри.

– Я обещаю. Мэтью, прости меня. Я не хотела добавить тебе головной боли.

– Мне главное не убить сестру Кингсли за то, что она тебе все рассказала. Если честно, я надеялся, что неведение убережет тебя от глупостей.

– Она не виновата, я фактически вытащила из нее информацию.

Массивные часы, висевшие в кабинете Мэтью, пробили полночь. Уже двадцать девятое декабря. Наступил день рождения Мэтью.

– Мэтью, – я осторожно взяла его за руку и погладила. – С Днем рождения тебя. Конечно, мы планировали провести этот день не так, но мы по крайней мере вместе.

Мэтью невесело усмехнулся.

– Спасибо. Но если быть совсем честным, я не люблю этот день и не отмечал бы его, если бы мог.

– Почему? – с искренним недоумением спросила я.

– Ну, это ведь не только день моего рождения, но и день смерти моих отца и матери, и в обеих этих смертях виноват я.

Я сидела словно громом пораженная. Да, я знала, что мать Мэтью умерла при родах, и Вайолет винила его в этом все их детство, но думать так было слишком несправедливо.

– Мэтью, ты не виноват. С мамой уж точно нет. А что произошло с твоим отцом? Ты никогда не говорил мне об этом.

– Не говорил, потому что ты можешь возненавидеть меня, когда узнаешь правду, – тихо сказал Мэтью, наливая себе еще выпить.

– Нет ничего, что заставило бы меня тебя ненавидеть, – возразила я, чувствуя нарастающее волнение.

– Видишь ли, Мэри, я сам убил своего отца в свой двадцать первый день рождения.

Несколько секунд я внимательно смотрела на Мэтью, пытаясь переварить услышанное. Мне не было страшно и это откровение уж точно не изменило мое отношение к мужу. Если Мэтью так поступил, значит, у него были на то причины.

– Просто расскажи мне все, – я придвинулась поближе к нему и взяла за руку.

Мэтью сделал большой глоток из стакана и слегка сжал мои пальцы.

– Ты уверена, что хочешь узнать мою темную сторону?

Я нетерпеливо кивнула.

– У всех нас есть темные стороны и в каждой новой жизни нам приходилось делать разные вещи, и далеко не всегда они были хорошими. Порой мы сами не осознаем в полной мере значение наших поступков, иногда жалеем значительно позже. И все же я хочу знать о тебе все.

Мэтью еще немного помолчал, но потом все же начал рассказ:

– Это произошло равно одиннадцать лет назад, Мэри, но, если честно, я все спланировал заранее, за несколько месяцев до, так что, поверь, это не было случайностью или необдуманным поступком. Я отлично осознавал, что, как и зачем делаю. Я был осторожным и расчетливым и мне хватило хладнокровия дождаться своего окончательного совершеннолетия, ведь только в этом случае после смерти отца я становился лордом и получал свободу.

– Но для чего было это все?

– Если честно, все началось еще летом. Нашей Вайолет неожиданно заинтересовался герцог Берген, на тот момент он уже был дважды вдовцом и скал молодую жену…

– Герцог Берген? – ошарашенно переспросила я. – Та самая важная шишка из парламента? Но ему же лет сто!

Мэтью слегка усмехнулся.

– Ему чуть за шестьдесят, Мэри, а тогда было на одиннадцать лет меньше, да и дело не в этом. Вайолет было почти тридцать, у нее никогда не было толпы женихов, и она отчаянно хотела выйти замуж и вырваться из-под опеки отца, поверь, он не был простым и приятным в общении человеком… В общем, Вайолет льстило внимание герцога, и она была бы рада стать его женой. Осенью герцог был приглашен в наш дом на ужин, и все ожидали, что в тот вечер он попросит руки Вайолет, но этого не произошло. На ужине он увидел Маргарет, и захотел жениться только на ней и ни на ком больше. Маргарет едва исполнилось двадцать три, она всегда была красивее и добрее Вайолет, так что я отчасти могу понять Бергена. Но проблема в том, что у Маргарет уже был жених, Патрик Майерс, наш кузен. Отец не был в восторге от перспективы этого брака, но все же дал согласие, Патрик и Маргарет любили друг друга с детства. Единственным условием отца было, чтобы сначала замуж вышла Вайолет, а потом уже Маргарет, так что об ее помолвке с Патриком так и не было объявлено, но никто не придавал этому значения. Ожидалось, что зимой выйдет замуж Вайолет, а весной или летом Маргарет… Но этого не случилось. В тот самый вечер герцог неожиданно попросил у отца руки Маргарет, которую видел впервые в жизни. Если честно, я до последнего надеялся, что у отца осталась хотя бы капля здравого смысла и он откажет Бергену, но, неожиданно отец дал согласие. Желание породниться с влиятельным герцогом победило в нем любовь к дочерям.

После того, как герцог уехал, Вайолет, рыдая, заперлась в своей комнате на несколько дней, но за нее я особо не переживал. А вот Маргарет… Она даже не плакала, просто пыталась достучаться до отца, умоляла не выдавать ее за Бергена и оставить в силе ее помолвку с Патриком, но все было бесполезно. Я тоже был с ней в ту ночь в кабинете отца и пытался убедить его, но он даже не стал слушать. Когда отец выставил нас, и мы остались наедине, то Маргарет сказала, что лучше она бросится с Восточной башни и не достанется никому, чем выйдет замуж за этого старика. Я слишком хорошо знал сестру и не сомневался, что так и будет, вот только отец бы никогда этого не понял.

– Но зачем? – тихо спросила я, впервые за весь рассказ подав голос. – Почему ей было просто не сбежать с Патриком?

– Маргарет не ты, Мэри, – покачал головой Мэтью. – Я знаю, что ты бы сбежала со мной в подобной ситуации и тебе было бы все равно, кто и что скажет, вспомни хотя бы историю с Томом, ты не боишься подобных вещей… Но Маргарет воспитывали в огромном страхе перед осуждением, она хорошо знала, что хочет, а чего нет. Она бы скорее умерла, чем согласилась быть опозорена.

Я кивнула, понимая, о чем говорит Мэтью. Общественное мнение сгубило очень много судеб.

– Через несколько дней мы узнали, что о помолвке Маргарет и Бергена будет объявлено сразу после Нового года. Услышав эту новость, она вообще перестала выходить из своей комнаты и, кажется, вставать с постели. Окончательно Маргарет добили слова Вайолет о том, что она увела ее жениха. Вайолет поклялась не разговаривать с Маргарет до конца жизни и с тех пор не сказала ей ни слова. Я пытался достучаться до Вайолет, но ты же ее знаешь… – Мэтью тяжело вздохнул. – Когда Маргарет совсем отчаялась, мне в голову и пришла эта идея. Существуют яды, не оставляющие следов, и изготовить подобный не так уж сложно. По крайней мере в прошлых жизнях у меня это получалось. Основной проблемой была моральная сторона вопроса, мне казалось правильным спасти жизнь молодой девушки в обмен на медленно умирающего старика… Не помню, говорил я или нет, но у моего отца был рак, я понимал это очень хорошо, но не мог ничего сделать, ведь Бэркис упорно лечил его от подагры, а мне приходилось скрывать свои медицинские знания, ведь откуда их взять двадцатилетнему мальчишке? Мой отец бы в любом случае умер, но уже после того, как сломал бы жизнь Маргарет или убил ее своим решением. Мой план казался логичным, но кто я такой, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?

– Ты помогал сестре, – тихо сказала я. – На твоем месте я бы сделала то же самое.

– Знаешь, сколько лет я пытался убедить себя, что помощь Маргарет была единственным моим мотивом, а не прикрытием для облегчения совести? – с болью в голосе спросил Мэтью.

– О чем ты?

– Сразу после совершеннолетия я должен был вступить в армию вместе с Джорджем и Генри, это даже не обсуждалось, мой отец, дед и прадед были офицерами, но я не хотел себе такого будущего. Я семь жизней так или иначе был связан с медициной и хотел продолжить и в этой, тем более с теми возможностями, что я имел. Разумеется, отец и слышать не хотел о подобном. Я вроде бы смирился, но история с Маргарет заставила меня задуматься. Я понимал, что все в моих руках и я могу навсегда освободить ее и себя. И я решился.

– Она ни о чем не знает, ведь так?

– Конечно, нет, но возможно, догадывается. Видишь ли, я понимал, что мой отец должен умереть только после моего совершеннолетия и мне нужно было подождать некоторое время и подготовиться. Я боялся, что Маргарет может что-то сделать с собой до этого момента и попросил ее подождать, намекнув, что все может измениться еще до Нового года. Не знаю, что она подумала тогда, но я помню взгляд Маргарет в ночь смерти отца. По официальной версии он умер от удара, но мне кажется, в глубине души она понимает, что я в этом замешан.

– А что было после?

– Первое, что я сделал, став лордом – это разорвал помолвку Маргарет и Бергена, что герцог счел своим личным оскорблением, пообещав в будущем уничтожить меня. Потом, как только закончился траур, прошла свадьба Маргарет и Патрика, практически сразу после нее они уехали в Америку. А я пошел учиться, стал врачом и дал клятву никому не вредить. Такая вот история.

Я внимательно смотрела на Мэтью и улыбалась. Как я и ожидала, это была история не о монстре в его душе, а о выборе из двух вариантов, ни один из которых не был хорошим. Мэтью вынужден был выбрать между худшим и самым худшим вариантом, и я была рада, что он смог выбрать себя и счастье сестры.

– Ты все сделал правильно, Мэтью. А этот Берген ничего не сделал тебе за разрыв помолвки?

Мэтью покачал головой.

– Я тут рассказываю тебе об умышленном убийстве, а все, что тебя интересует – это не пострадал ли я от влияния Бергена?! Мэри, ты невероятна!

– Ну да, – отозвалась я. – Впрочем, думаю, рецепт яда ты помнишь.

– Помню, но я связан своей клятвой, Мэри. Я больше не могу делать что-то подобное.

– Но я-то не давала клятву, так что… – Мэтью поцеловал меня, не позволив договорить.

Нам пришлось прожить в больнице около недели. Как и предсказывал Мэтью, фермер Бэггинс умер на следующее утро, а вот его племяннику стало лучше через несколько дней. Все это время Мэтью не выпускал меня из своего кабинета, так что у меня было много времени для изучения медицинских книг. Я внимательно слушала Мэтью в те минуты, когда он был свободен, и старалась запоминать все, чему он меня учил. Когда я уставала настолько, что моей мозг отказывался воспринимать новую информацию, Мэтью разрешал мне отвлечься чтением своего личного дневника, который я принесла ему из дома. Мэтью завел его не так давно, всего за пару месяцев до нашей встречи, но тем интереснее мне было увидеть нашу историю его глазами и осознать всю глубину чувств, которые появились в душе Мэтью с самого начала. Разумеется, муж писал не только о наших отношениях, многие записи были посвящены работе и его размышлениям. Я не знала, но за пару недель до нашего знакомства у Мэтью была «черная полоса»: в больнице умерло несколько пациентов, и он считал, что некоторых из них можно было вылечить.

«В такие моменты я жалею, что не могу исчезнуть на время или не могу стереть себе память. Я мечтаю об этом, но каждый раз обнаруживаю, что все еще существую и все помню. Память – это наше главное проклятие».

Я прочла эти строчки и мне стало слишком тревожно. Я не удержалась и решила спросить Мэтью об этом.

– А, это? – муж постарался придать голосу самый беззаботный тон, но не смотрел мне в глаза. – В то время у меня было действительно ужасное настроение и все валилось из рук. Ну знаешь, такие дни, когда ты просто хочешь дожить до ночи, и чтобы на завтра все стало хорошо?

Я кивнула. Мне это было хорошо знакомо.

– Есть состояния, при которых нельзя помочь, но бывают такие ситуации, в которых ты все равно будешь винить себя, даже если сделал все, что мог, – тихо добавил Мэтью. – Со опытом становится легче и эти эмоции притупляются, но они не уходят полностью. Именно такие моменты хочется исчезнуть.

В тот день я не вполне поняла мужа, осознание его правоты пришло лишь через несколько месяцев.

Это произошло в конце марта. Мое обучение было в самом разгаре, но тем не менее я уже была зачислена в штат медсестер и самостоятельно выполняла многие манипуляции, периодически советуясь с Мэтью или сестрой Кингсли. С каждым днем у меня выходило все лучше, и я любила свою работу все больше и больше.

Тем ветреным, но теплым мартовским утром мы с Мэтью как обычно шли на свою смену, по дороге обсуждая вопросы управления поместьем. Мы уже подходили к больнице, как вдруг на другой стороне улицы раздались дикие крики, и практически сразу мы заметили дым, поднимавшийся со стороны дома портного Малькольма.

– Мэри, не ходи за мной, – бросил Мэтью, а сам побежал на крики. Разумеется, я не послушалась и поспешила за мужем. Мой живот мешал бежать быстро, так что я слегка отстала, а когда, наконец, добралась до места, то моим глазам предстала ужасная картина. На земле лежала Алиса Малькольм, молодая жена портного, и все ее тело было покрыто страшными ожогами, кое-где сквозь сгоревшую плоть проглядывали кости. От запаха и этого зрелища меня едва не вывернуло наизнанку, но в следующий миг я поразилась еще больше: девушка была жива и даже пыталась говорить.

– Я пролила масло на платье и подошла слишком близко к камину… – едва слышно сказала она склонившемуся над ней Мэтью. Алиса закашлялась и из ее рта вытекла небольшая струйка крови. Она практически не могла дышать.

Я взглянула на Мэтью, и он едва заметно покачал головой. Впрочем, я и сама понимала, что от таких ожогов ничего не поможет. В голове сразу же всплыли воспоминания более чем двухвековой давности. Костер, толпа, мои крики и дикая, всепоглощающая боль. К счастью, меня она убила быстро.

Мои руки начинают дрожать, а ноги так и норовят перестать держать, но я собираю все силы и тихо говорю Мэтью:

– Ей очень больно.

Мэтью кивает, а затем достает платок, накрывает им нос и рот Алисы и с силой прижимает. Через пару мгновений ее стоны стихают, и Мэтью закрывает глаза девушки.

– Спасибо, – я говорю очень тихо, но знаю, что Мэтью слышит и кивает.

Чувствую, как бившая меня дрожь становится все сильнее, а затем меня все же тошнит всем, что я съела сегодня на завтрак. Становится чуть легче, я опускаюсь на влажную траву и прячу лицо в ладонях.

– Она была моей ровесницей.

Мэтью садится рядом и крепко обнимает.

– К такому нельзя привыкнуть или быть готовым.

– Я так испугалась. Мне стыдно, но я вспомнила то, что произошло со мной в Париже.

– Мэри, – тихо говорит Мэтью. – Посмотри на меня. Ты не там и больше никогда не испытаешь подобного.

Я киваю, но не верю, ведь он не может этого знать. Я все еще слегка не в себе.

– Пойдем домой, Мэри, – Мэтью встает и помогает подняться мне. – Я отведу тебя в замок, а потом мне нужно будет поговорить с Малькольмом.

– Мне нужно на смену, – слабо возразила я, но Мэтью покачал головой.

– Сегодня не нужно, Мэри.

Вернувшись в замок, я больше всего хочу, чтобы Мэтью остался со мной, но понимаю, что это невозможно. Он уходит, а я забираюсь в кровать и звоню. Через несколько минут на пороге комнаты появляется Гвен.

– Вам нездоровиться, миледи?

– Нет, все хорошо, – я качаю головой. – Просто сложное утро.

Гвен вопросительно смотрит на меня, и я рассказываю ей все, умолчав лишь о том, что меня напугала не только смерть Алисы Малькольм, но и собственные страшные воспоминания.

Мэтью прав. Память – наше главное проклятье.

Гвен приносит мне чай, отлично зная, что горячий напиток сможет немного успокоить меня. Я благодарю, делаю глоток и чувствую, как по телу струиться спасительное тепло.

– Мне побыть с вами, миледи?

– Нет, Гвен, спасибо тебе, иди.

Горничная уходит, а я все так же сжимаю чашку в руках и смотрю в стену. Мне было бы легче рядом с Гвен, но некоторые вещи можно прожить только в одиночестве. Я не борюсь с воспоминаниями, что то и дело возникают в моей голове, я позволяю им быть и просто жду, когда они постепенно станут слабее, а затем и вовсе пропадут, подобно сильным волнам в шторм.

Любой шторм рано или поздно заканчивается, и наша задача лишь выдержать его.

Постепенно мне становится легче, я встаю на ноги и думаю, чем бы себя занять. Беру в руки книгу, но сосредоточиться не получается, и я не запоминаю ни слова из прочитанного. Решаю сесть за рояль, но сегодня неподходящий день для музыки. Пытаюсь написать письмо матери, но едва выдавливаю из себя пару строк.

Я отвыкла иметь свободное время? Или дело не в этом?

В глубине души я знаю, что я сейчас не на своем месте. Я должна быть в больнице вместе с Мэтью и только там мое сердце и разум будут спокойны.

Я звоню, Гвен приходит буквально через пару секунд.

– Помоги мне одеться и попроси подготовить экипаж.

– Куда вы поедете, миледи?

– На работу. Я и так ужасно опоздала.

Я хотела зайти к Мэтью, как только появлюсь в больнице, но он был занят с пациентами и мне пришлось подождать. Зато я практически сразу столкнулась с сестрой Кингсли, глаза которой округлились от неожиданности стоило ей увидеть меня.

– Добрый день, сестра, – я кивнула ей. – Простите меня за опоздание. Что я должна сегодня делать?

– Я не ждала вас сегодня, миледи, – ответила Кингсли и ее голос потеплел. – Милорд все рассказал. Утром вам пришлось стать свидетелями ужасной трагедии.

– Трагедии всегда будут частью нашей работы, правда? Но не думаю, что если бы вы были на моем месте, то не вышли бы на свою смену.

Дверь позади нас открылась и из кабинета Мэтью вышла пожилая женщина, кажется, это мать кого-то из молодых фермеров. Следом вышел и сам Мэтью и его лицо осветилось улыбкой, стоило ему увидеть меня.

– Мэри! – громко позвал он, а затем добавил уже совсем тихо, но я услышала. – Я боялся, что после случившегося ты не захочешь вернуться к работе. И уж точно не думал, что ты придешь сегодня.

– Нууу, – я улыбнулась. – Я все же тут и я в полном вашем распоряжении, доктор Флэминг.

– Значит, идемте работать, сестра Флэминг, – Мэтью подмигнул мне. – Через полчаса у меня операция, вам с сестрой Кингсли необходимо подготовить мои инструменты, после этого вы останетесь и поможете мне.

Я кивнула и поспешила заняться делом. Кажется, теперь я на своем месте.

Смерть Алисы Малькольм стала первой, но далеко не единственной ужасной трагедией, с которой мне пришлось столкнуться. Следующая смерть, потрясшая меня до глубины души, случилась в середине мая, за пару недель до того, как должен был родиться наш ребенок. В тот день я отработала свою последнюю смену в больнице. Мне было уже тяжело справляться со всеми обязанностями, и Мэтью настоял, чтобы я временно ушла с работы, обещая, что я вернусь, как только восстановлюсь после родов. Нехотя, но я согласилась с тем, что мой муж прав, вот только я отчаянно не знала, чем теперь себя занять. Мне не хотелось добираться домой в экипаже, поэтому я решила прогуляться, наслаждаясь теплым майским солнцем. По дороге мне попалась лавка мистера Доунсона и я зашла туда, в надежде, что новая шляпка или перчатки смогут исправить мое грустное настроение.

– Добрый день, миледи, – поприветствовала меня миссис Доунсон, стоявшая за прилавком.

– Добрый день, Молли, – я улыбнулась, заметив, что, как и я, миссис Доунсон была глубоко беременна. – Вам не тяжело работать?

– Тяжеловато если честно, но что делать… Мистер Доунсон вернется из Лондона только вечером, так что сегодня я присматриваю и за лавкой, и за детьми, – миссис Доунсон кивнула на двух малышек лет пяти-шести и мальчика, совсем еще малыша.

– У вас трое детей? – удивилась я.

– У нас их шестеро, миледи, – Молли улыбнулась. – Старшие еще не вернулись из школы.

Мы проговорили с миссис Доунсон добрых полчаса, пока я выбирала шляпку, и для меня время пролетело незаметно. Я расплатилась и, пожелав Молли отличного дня, отправилась в Велчестер, размышляя, как эта удивительно сильная женщина справляется и с домом, и с детьми, и с работой. Я ощутила легкий укол совести за то, что все же согласилась оставить работу. Кажется, на фоне Молли Доунсон я просто слабачка.

За ужином я поделилась этими размышлениями с Мэтью.

– Мэри, перестань сравнивать себя с другими людьми, – он покачал головой. – Вспомни, что ты делала год назад и что делаешь сейчас. Ты отлично справляешься.

– Да, но… – слова мужа меня не убедили. – Я бы хотела быть такой же сильной, как миссис Доунсон. У нее шестеро детей, она ждет седьмого, работает… Она правда героиня.

Несколько часов спустя, когда мы с Мэтью уже легли спать, в дверь нашей комнаты тихонько постучали и послышался голос Джона.

– Милорд, прошу прощения, вам записка от доктора Бэркиса. Это срочно.

Мэтью выбрался из постели, накинул халат и скрылся за дверью. Мэтью порой вызывали на работу по ночам, и каждый раз это были сложные случаи. Я села в кровати и зажгла свечу. Через несколько секунд в спальню вернулся Мэтью.

– Что там?

– Я должен вернуться в больницу, возникли сложности и Бэркис не справляется.

– Что произошло? – я тоже встала, прикидывая, смогу ли одеться сама или придется будить Гвен.

– Останься дома, Мэри, прошу, – Мэтью принялся быстро одеваться.

Только сейчас я вспомнила, что с этого дня я больше не работаю.

– Только если ты расскажешь мне, что случилось.

– У Молли Доунсон начались роды, но кое-что пошло не так.

Я приложила ладонь ко рту.

– Но ты ведь справишься с этим?

– Я надеюсь, Мэри. Ложись, спи, я вряд ли вернусь до утра, – Мэтью быстро поцеловал меня и скрылся за дверью, а я смотрела ему в след и молила всех богов, чтобы с этой сильной женщиной все было хорошо.

Той ночью мне так и не удалось поспать и утром я встала раньше обычного, ожидая вестей от Мэтью, но он все не возвращался. Я не дождалась его к обеду и уже собралась сама поехать в больницу, когда увидела Мэтью, быстро идущего к замку. Я побежала в холл, чтобы встретить его.

– Ну, что? – спросила я, хотя в глубине души уже знала ответ.

Мэтью поставил сумку и тяжело опустился на скамью у входной двери, на пару секунд прикрыв глаза. Я вспомнила, что он не спал больше суток и почти все это время работал. Не знаю, как он вообще держится.

– Молли Доунсон умерла, – тихо сказал Мэтью. – Мне жаль, Мэри.

Я застыла, пытаясь в полной мере осознать услышанное. Вчера в это время я болтала с Молли в лавке ее мужа, а сегодня она уже умерла. Это было настолько страшно, что мой мозг был не готов переварить услышанное.

– А ее ребенок?

Мэтью покачал головой.

– Я ничего не смог сделать.

Я опустила голову, дотронувшись до живота. В глазах уже собирались слезы.

– У нее осталось шестеро детей.

– Знаю, Мэри, знаю, – Мэтью встал и обнял меня со спины, прижавшись лбом к моему плечу.

– Кажется, я никогда не привыкну, – шмыгнула носом я.

– К этому нельзя привыкнуть, – я взглянула мужу в глаза и поняла, что он имеет в виду. Если внешне Мэтью всегда спокоен и не показывает эмоций, то это не значит, что у него их нет.

Мы зашли в гостиную и миссис Бинс подала чай. Я отпила глоток, но это не помогло унять дрожь. Я чувствовала, как липкий страх распространяется по моему телу, грозя накрыть меня с головой. Я боялась повторить судьбу Молли Доунсон. Обычно я не боялась смерти, но в этой жизни все иначе. Сейчас мне есть, что терять. Я взглянула на Мэтью.

– Пойдешь спать?

Он покачал головой.

– Нет, нужно разобраться со счетами поместья. А перед этим успокоить тебя, – он слегка улыбнулся.

– Я в порядке.

– Я знаю, что нет. Расскажи мне все свои страхи, Мэри, и они станут не так ужасны.

– Я боюсь, что со мной случиться то же самое, что и с Молли, – тихо сказала я. – Я боюсь не столько умереть, я боюсь больше не быть с тобой, не найти тебя в следующих жизнях. Я тут подумала, что если меня не станет, а потом я перевоплощусь, то буду вечно тосковать по тебе.

Мэтью взял меня за руку и быстро поцеловал костяшки пальцев.

–Ты не умрешь, Мэри. Я буду рядом.

– Но если вдруг? – мой голос сорвался. – Есть состояния, при которых ты не в силах помочь, так что не давай обещаний, которых не сможешь сдержать, Мэтью.

– Мы встретим друг друга в следующих жизнях. Не забывай про площадь Трафальгар десятого июня каждого года.

– Может пройти вечность, прежде чем мы снова встретимся, – я сильнее сжала руку мужа. – А я уже не знаю, как жить без тебя.

– Да, но в конечном итоге мы все равно будем вместе, я перерою весь мир, но найду тебя, и я не боюсь дать тебе это обещание. Я смогу его сдержать. Все будет хорошо, Мэри.

«Все будет хорошо». Эта фраза, сказанная нежным низким голосом Мэтью, всплывала в моей памяти в самые тяжелые периоды жизни и поддерживала меня. Может, это глупо, но я верила Мэтью. Если он сказал, что все будет хорошо, то так тому и быть.

***

Рождество 1898 года

Чем дольше я живу, тем острее понимаю несправедливость времени. Когда мы счастливы, время летит подобно стреле, а когда нам плохо, грустно или страшно, оно тянется слишком долго. Видимо, я была очень счастлива, ведь девять лет моей жизни пролетели как миг. Эти годы были богаты событиями: я продолжила работать в больнице, Мэтью и сестра Кингсли считали, что я смогла стать отличной медсестрой; нам удалось увеличить доходы поместья и, наконец, отремонтировать его, ведь этим никто не занимался еще со времен правления шестого графа; наша семья также росла. Я родила Анну, нашу старшую дочь, второго июня 1890 года; в ноябре 1892 года у нас появился Артур; а в мае 1895 года близнецы Лили и Чарли. Я не уверена, были ли мы с Мэтью хорошими родителями, ведь больница и поместье отнимали львиную долю нашего времени, но одно я знаю точно: мы оба любили их всем сердцем, а наша любовь друг к другу не стала меньше с появлением детей. Наоборот, она росла с каждым годом, ни один из нас уже не представлял жизни без другого и без наших детей.

Несмотря на то, что моя жизнь была достаточно активной, по сути, она была сосредоточена на доме и больнице. Когда-то я мечтала получить свободу в этой жизни, но сейчас ни за что не променяла бы на это свою семью, хотя Мэтью порой спрашивал меня, не жалею ли я, что застряла в нашей глуши, работая простой медсестрой.

– Ты могла бы стать врачом, Мэри, – я подумала, что муж шутит, но его взгляд был серьезным.

– Брось, – я покачала головой. – Я бы, конечно, хотела, но мне никогда не выучить всего, что должен знать врач.

– Ты бы правда хотела этого? Ты никогда не говорила.

– Думаю, да. Тогда я могла бы работать с тобой в паре и уволить, наконец, Бэркиса.

Я думала, что Мэтью хотя бы улыбнется, но его выражение лица осталось серьезным.

– Прости меня, Мэри. Знаешь, когда ты только пришла в больницу и начала интересоваться здесь всем, я не был уверен, что у тебя получится, но решил дать тебе попробовать. Сейчас я понимаю, что ошибся, наверное, мне стоило приложить все усилия и все же отправить тебя учиться…

– Эй, – я погладила Мэтью по щеке и заглянула в глаза. – Все хорошо, я же всем довольна и никогда бы не оставила тебя и детей ради учебы, ты ведь знаешь.

– Ты не исполнила мечту из-за меня.

– Наоборот, с тобой я вспомнила, что значит мечтать, а не просто искать наиболее просто и безопасный путь. Мне кажется, что мое счастье и даже моя жизнь начались только после нашей встречи. Я смотрела на тебя, на то, как ты здорово справляешься со всем, и хотела такой же.

– Мэри, я… – Мэтью покачал головой, но я не позволила ему закончить.

– А что касается мечты работать врачом, я исполню ее. У меня будет масса времени, пока я буду искать тебя в следующей жизни. Я от этого не откажусь.

Мэтью, наконец, улыбнулся и его глаза сияли.

– Я говорил, что ты невероятная?

– Думаю, несколько тысяч раз. Пойдем домой, Мэтью, нас ждут рождественские хлопоты.

– И дети, – добавил муж.

– И дети, – согласилась я. – Надеюсь, они еще помнят, как мы выглядим.

Декабрь в этом году выдался холодным и снежным, но в гостиной было светло и уютно. В камине весело потрескивал огонь, я сидела в любимом кресле и вязала очередной шарф для Артура. Мэтью разбирал почту. Мы только что вернулись из больницы и собирались провести этот вечер в кругу семьи.

– Я попросила миссис Фицли привести детей еще до чая, – сообщила я Мэтью, который, наконец, оторвался от бумаг.

– Хорошо, – рассеянно отозвался мой муж. – Потому что завтра приедут Маргарет и Патрик с детьми и наш дом снова превратиться в балаган.

Скрипнула дверь и в гостиную, весело переговариваясь, вошли Артур и Анна, близнецы вбежали следом, кажется, они опять успели поссориться. Лицо Чарли было заплаканным, а Лили хмурилась и не хотела держать брата за руку.

– Папа, папа! – Анна сразу же оказалась на коленях Мэтью. Он никогда не признается в том, что Анна его любимица, но я это знала. – Правда, что тетя Маргарет приедет уже завтра?

– Да, – улыбнувшись, отозвался Мэтью. – Сегодня ночью я поеду в порт встречать ее и дядю Патрика.

– А они приплывут на очень большом корабле? – спросил Артур, пытаясь стащить печать со стола Мэтью. Тот заметил и пригрозил Артуру пальцем. – На таком же, как мы, когда путешествовали в прошлом году?

– Думаю да, если не больше, – я постаралась незаметно спрятать вязание под подушку, чтобы Артур не увидел свой рождественский шарф раньше времени. – Но они сами вам все расскажут…

– Мама, но ты ведь помнишь, что в прошлом году мы были на корабле только с тобой, папой и Анной? – воскликнул Артур, словно продолжая начатый не при нас спор.