Чёрная стезя. Часть 1

– Чем в тайге люди занимаются? Охота, рыбалка, работа по дому.

– И девчонки вас совсем не интересовали? – задала Фрося провокационный вопрос. – Танцы – самое подходящее место для знакомства. Наверно, ты так и не целовался ни разу до двадцати двух лет?

В свете тусклой электрической лампочки глаза Фроси завораживающе блеснули. Это подзадорило Михаила, сердце его забилось учащённо. Он присел рядом на скамейку, резко притянул к себе Фросю, неумело уткнулся в её губы.

– Какой ты прыткий, – усмехнулась она, отстраняясь. – А мне показалось, ты стыдливый парень.

– Мне тоже вначале ты показалась недотрогой, – отпарировал Михаил.

– А сейчас? Что-то изменилось?

– Сейчас я вижу, что это не так.

– Ах, вот как! Если девушка не оттолкнула парня, позволила поцеловать себя в первый день знакомства, значит, она развратница? – рассмеялась Фрося. – Быстро же ты составил мне характеристику!

Михаил молчал, не зная, что сказать в ответ, и пристыжено сопел.

– По-твоему, если бы я сейчас ударила тебя по щеке, то в твоих глазах оставалась честной девушкой? – не унималась Фрося. – Какие вы, парни, всё же чудной народ. Как легко ввести вас в заблуждение. Вот этим, Миша, и пользуются настоящие хищницы – распутницы, вот так они и приклеивают к себе наивных парней.

– Откуда тебе всё это известно? – спросил Михаил, хмурясь.

– Не в монастыре я живу, Миша. В общежитии. Здесь вся любовная жизнь проходит, как на ладони, – усмехнулась Фрося. Потом, вздохнув тяжело, сказала задумчиво:

– Понравился ты мне, потому и оттолкнуть не посмела. Если бы на твоём месте оказался кто-нибудь другой – съездила бы по физиономии, не сомневайся. За свою девичью честь постоять могу, у первого попавшегося парня на шее не повисну.

Фрося поднялась с лавки, намереваясь выйти в коридор. Михаил преградил ей путь.

– Постой, давай поговорим откровенно, как взрослые люди.

– О чём нам с тобой ещё говорить? Мне и так всё стало ясно. Пусти, дай пройти.

Михаил взял Фросю за плечи, насильно усадил обратно на скамейку. Не снимая рук с плеч, взволнованно произнёс:

– Ты мне тоже понравилась. Очень. Я давно мечтаю встретить такую девушку, как ты.

– Какую – такую?

– Ну, красивую… весёлую… стройную, – запинаясь, начал перечислять Михаил. – Опять же, ты с длинной косой, а не с какой-нибудь короткой причёской. Не нравятся мне стриженые и кудрявые головы, да ещё белокурые в придачу.

– Ого! Да ты, оказывается, выбираешь для себя девушку, как товар на прилавке магазина. А как же с внутренним качеством продукта, то есть, с характером? Вдруг у твоей красавицы окажется скверный характер? Готов всю жизнь мучиться под её каблуком?

– Ты же не такая, я вижу.

– Никак, собрался жениться на мне? – съехидничала Фрося.

– Почему бы и нет? – сорвалось с языка у Михаила.

– Ах, Миша – Михаил, не смеши ты меня. Прежде чем жениться – нужно хотя бы немножко присмотреться друг к дружке. Ты Веру, сестру свою, поспрашивай обо мне, ладно? Может, после разговора с ней и не захочешь больше встречаться со мной.

– Поговорю и с Веркой. Только это никак не повлияет на мое отношение к тебе.

– А какое оно, твоё отношение ко мне? – с нескрываемым любопытством спросила Фрося.

– Сам не пойму. Притягательное какое-то. Мы вот вместе с тобой всего лишь один вечер, а я как будто с детства тебя знаю. Мне хочется встречаться с тобой, приглашать на свидания…

– И это – всё?

– А что ещё? – удивился Михаил.

– Не знаю, подумай на досуге. Только одних свиданий на морозе мне недостаточно. Да и зачем они? Через месяц твоя учёба закончится, ты уедешь домой. Весной тебя в армию заберут, я останусь одна. Ни жена, ни девка. Как фрукт на вершине дерева – красив, но недосягаем.

– Зачем ты так, Фрося? – оскорбился Михаил. – Если девушка любит парня, она должна ждать его. Так было всегда.

– Никому я ничего не должна, Миша. И с чего ты взял, что я полюбила тебя с первого взгляда?

– Но ты же сама сказала, что я нравлюсь тебе.

– Глупенький. Нравиться – это ещё не значит любить. Нравиться могут многие. – Фрося беззаботно рассмеялась, в глазах её запрыгали чёртики. – Вот тебе, например, Галка нравится?

– Нравилась, – Михаил отвернулся, будто что-то взвешивал в себе. – Пока не разонравилась.

– Что так?

– Не тянет меня к ней. Могу неделями не вспоминать о её существовании, а когда встречусь – и поговорить не о чём. Неинтересно мне с Галкой.

– А вот она, как мне кажется, любит тебя, – раздумчиво проговорила Фрося. – Видела я сегодня на себе её негодующий взгляд. Думала, подскочит ко мне и вцепится в косы из ревности.

– Не вцепится, – усмехнулся Михаил. – Духу у неё не хватит на это. Я с детства Галку знаю. Смирная она. Поплачет в платочек и отступится.

– Тебе её не жалко?

– Мне что теперь, из жалости ходить за ней, гладить по голове и успокаивать? – с некоторой злостью в голосе проговорил Михаил. – Я подлости по отношению к ней не совершал, и никаких обид на меня у неё не должно быть.

«А он действительно хороший парень, – подумала Фрося. – Честный, порядочный, прямолинейный. Как мой отец».

Они долго молчали, размышляя каждый о своём. Потом Фрося, спохватившись, вскочила со скамейки, озабоченно сказала:

– Пошли в комнату, нас уже, наверно, потеряли.

В комнате все были уже в сборе. До Нового Года оставались считанные минуты.

– Ну, и где это вы затерялись? – строго спросила Василиса, уставившись на сестру. Вера, в свою очередь, оценивающим взглядом прошлась по лицу брата.

– Практиковались в поцелуях и объятиях, – беспечно ответила Фрося, присаживаясь к столу. – Правда, Миша?

Галка во все глаза таращилась на Михаила, ждала ответа. Она сразу поняла, что её скрытая надежда на сближение с Михаилом сейчас уже окончательно рухнула. Беспутной однокурснице каким-то образом удалось за один вечер отбить у неё любимого парня. И всё же она надеялась услышать от Михаила опровержение.

– Да, мы с Фросей целовались. Что в этом постыдного? – весело подтвердил Михаил. – Более того, я предложил ей выйти за меня замуж.

– А ты? – встревожено спросила Василиса, сверля глазами сестру. – Ты согласилась?

– Конечно, – рассмеялась Фрося. – Ты бы разве отказалась, если такой видный парень, как Михаил, сделал тебе предложение?

Василиса поперхнулась от неожиданного вопроса и закашлялась Вера принялась стучать её по спине рукой.

Фрося перестала смеяться, обвела подруг внимательным взглядом, сказала совершенно спокойно:

– Ладно, девчонки, не пугайтесь. Никакой женитьбы не предвидится. Не было ни поцелуев, ни предложений о замужестве. Пошутили мы, а вы, доверчивые и наивные, тут же попались на крючок. Вы все видели, что я давала Михаилу уроки танца? Видели. Вот мы и решили закрепить навыки на третьем этаже. Теперь Миша может выступить даже на конкурсе.

Оправдание было принято, и только один человек за столом не поверил ни единому слову Фроси. Это была Галка. И когда по радио раздались звуки курантов, а все вокруг, чокаясь, громко закричали «Ура!», стали смеяться и поздравлять друг друга с Новым Годом, эта девушка оставалась безучастной к общему веселью. Ей хотелось плакать от обиды, ревности и зависти к чужому счастью.

Глава 22

К середине мая, когда до окончания учебного года оставалось совсем немного времени, Иван Ярошенко окончательно осознал, что ему не суждено грызть гранит науки. Двери института перед ним были закрыты наглухо, а подниматься по ступенькам Лысьвенского техникума он не хотел. Профессия машиностроителя или металлурга его не прельщала.

Сыном врага народа его уже никто открыто не называл, но прав на обучение в высшем учебном заведении от этого, увы, не прибавилось. Клеймо, поставленное государством, оставалось на нём по-прежнему. Правда, этот факт последнее время особо не беспокоил Ивана, он с ним смирился, но отделаться от него было невозможно, как невозможно было получить и свой паспорт.

Иногда он задавал себе вопрос: вот если бы появилась возможность поступать в институт, какую специальность он избрал бы? И, странное дело, чёткого ответа не находилось. Мысли кружились в голове подолгу, перескакивая с одной профессии на другую.

Чаще всего он видел себя лётчиком, пролетающим над белоснежной пеленой облаков, или капитаном морского судна, швартующегося у экзотических берегов Африки. Реже – простым геологом, странствующим по стране в поисках полезных ископаемых. И только недавно до него вдруг дошло, почему именно эти профессии ему ближе всего.

Он понял, что его тяготит замкнутость собственной жизни, обусловленная запретом на передвижение. А раз высшего образования не получить, то стоит ли продолжать учёбу в школе? Для чего тратить попусту драгоценное время, если для освоения рабочей профессии достаточно и семилетки? После такого умозаключения Иван принял решение: сразу после окончания учебного года он пойдёт на курсы шоферов. Профессия шофёра позволяла ему для начала исколесить округу, посмотреть окрестности. Пусть это будет незначительный мир, урезанный до ноля в масштабах планеты, но в этом мире будет всегда присутствовать свобода передвижения.

Когда на выходные дни приехала Василиса, Иван поделился с ней своими соображениями. Она и раньше догадывалась, что в душе брат переживает какое-то смятение, но не лезла к нему с расспросами, ждала, когда Иван сам ей всё расскажет.

И вот это время настало. Брат улучшил момент, когда мать отлучилась из дома, доложил о своем решении.

– Жаль, – сказала Василиса, выслушав доводы Ивана. – У тебя гибкий ум, мог бы достичь больших результатов в науке. То, что ты перевариваешь за минуты – другому человеку требуются часы.

– Васса, я не могу заставлять себя делать то, что мне неинтересно, – признался Иван.

– Ну, конечно. Фрося у нас – наглядный пример. Принудили мы её с мамой поступить в техникум против желания и получили результат: она всё равно бросила учёбу. Тошнило её, видите ли, от ненавистной специальности, – с грустью проговорила Василиса.

– Фроська всё правильно сделала, – встал на защиту сестры Иван. – Раз не по душе занятие, значит, нужно найти в себе силы, чтобы вовремя остановиться, чтобы потом из-за своей нерешительности или слабости не страдать всю жизнь.

– А если выбора не дано? Если жизнь диктует свои правила?

– Неправда, выбор у человека есть всегда. Надо просто прислушаться к себе. Я вот, к примеру, буду намного комфортнее себя чувствовать за баранкой грузовика, нежели за изучением неинтересных мне технологий.

– Ну, да, – усмехнулась Василиса. – Наша Фрося сейчас чувствует себя, конечно же, комфортнее за прилавком сельского магазина, чем чувствовала бы она себя позднее, после окончания техникума, за столом конструктора в управлении завода.

– По мне комфорт – это не тихая, спокойная жизнь в достатке. Комфорт – это совершенно другое понятие, – пламенно проговорил Иван. – Жизнь, в первую очередь, должна доставлять человеку радость. Для этого он и появился на свет. Надо, чтобы работа делала человека счастливым, а бытовые удобства отходили на второй план.

– Так можно размышлять, пока ты молод и не обременён семьёй. Когда у тебя появится жена, пойдут дети – твоё представление о жизни поменяется в один момент, – с улыбкой сказала Василиса.

– Не поменяется, если жену подобрать с такими же взглядами на жизнь, как у тебя самого, – не согласился Иван.

– В таком случае ты рискуешь остаться холостым. Девушек, которые, выходя замуж, не думали бы о семейном счастье и благополучии будущих детей, не существует. Они планируют свою жизнь заблаговременно.

– А вот Тоня думает иначе, – промолвил Иван с вызовом, глядя прямо в глаза сестры.

– Тоня – это твоя девушка? – догадалась Василиса.

– Да, это моя девушка.

– И как же она думает?

– Тоня считает, что в жизни ни в чём нельзя быть уверенным твёрдо, спланировать точно даже часть своей жизни невозможно. Поэтому нужно успевать делать то, что хочется и это самое главное. Можно, конечно, ошибаться в правильности своих желаний, но поступать следует всегда так, как на данном этапе подсказывает твой разум. Потом будет время, чтобы дать оценку своим поступки. Для этого человеку и даётся старость.

– Как легко вы с Тоней рассуждаете о жизни, как просто строите своё будущее, – вздохнула Василиса. – Но я, Ваня, не собираюсь давать тебе советы. Хватит с меня и Фроси. Решай свою судьбу самостоятельно.

– Спасибо тебе, Васса. Мне очень помог разговор с тобой, – радостно проговорил Иван и неожиданно спросил: – Фрося тебе пишет?

– Да, на днях получила от неё письмо. Почему ты спрашиваешь?

– Она написала тебе, что Михаил повестку получил?

– Его в армию забирают? – почему-то встревожилась Василиса. – Когда?

– Двадцать пятого мая будут провожать, – торжественно сообщил Иван, будто это его самого призывали на службу.

– Значит, свадьбы не будет, – тихо и задумчиво промолвила Василиса. – Как же она теперь будет жить одна в незнакомом посёлке?

– Не беспокойся за сестру, не пропадёт наша Фрося. Со своим характером она никогда не останется одинокой.

– Тут ты прав. Фрося и в пустыне отыщет себе друзей. У неё удивительная способность на такие вещи.

Василиса хотела ещё что-то сказать о способностях сестры, но тут отворилась дверь, вернулась мать.

– О чём это вы тут балакаете? – спросила она с порога, увидев дочь и сына за одним столом.

– Разговор на философские темы, – отшутился Иван и срочно засобирался уходить.

– Куда ты, Ванечка? – спросила Евдокия. – Сестра приехала на полтора дня, а ты в бега подался. Посидели бы, поговорили.

– Чего тренькать языком зазря. Мы успели уже наговориться на неделю вперёд, – ответил Иван, взглянув на себя в зеркало. – Меня ждут более важные дела.

За ним захлопнулась дверь, послышались приглушённые торопливые шаги в коридоре, затем ухнула массивная входная дверь в барак.

– Куда это он, глядя на ночь? – в недоумении спросила мать.

– Будто ты, мама, не догадываешься.

– К Ваське Бородину, дружку своему, что ли? Ничего мне не сказывал. И когда вернётся, не обмолвился.

– На свидание к Тоне он побежал, к подружке своей, – сообщила Василиса.

– К Тоне? – наморщив лоб, мать пыталась вспомнить девчонку, о которой шла речь. – Это та, у которой отец сталевар?

– Не знаю я, мама, кем работает у неё отец. Тоню я в глаза не видела.

– Она, точно она. Приводил он её к нам однажды, – мать с уверенностью кивнула головой. – Красивая дивчина, только языкастая чересчур.

– У нас и Ване палец в рот не клади – живо откусит, – усмехнулась Василиса. – Видать, нашли друг друга родственные души.

– Та нехай встречаются, раз тянет их друг к дружке. Лишь бы не затянула раньше времени в свой омут нашего Ивана эта Тоня, – Евдокия как-то тягостно вздохнула. – А то принесёт в подоле ему то, чего не следует в таком возрасте, и закончится молодость у парня.

– Мамочка, а вы в каком возрасте с папой поженились? Подзабыла?

– Э-э, дочка! Тогда совсем другое время было.

– Любовь не спрашивает, когда ей поселиться в сердце, – солидно заметила Василиса, будто сама испытала однажды это непреодолимое трепетное чувство. – И отмахнуться от неё невозможно.

В то время, когда Евдокия с дочерью сели ужинать вдвоём, Иван стоял за толстым стволом старого тополя, растущего через дорогу напротив дома Тони Степановой и терпеливо ждал, поглядывая на калитку, когда та выйдет ему навстречу.

Ждать пришлось долго, Тоня почему-то задерживалась. Мимо Ивана прошли парень с девушкой. Девушка висела у парня на руке и безумолчно громко болтала, заглядывая ему в лицо. Парень снисходительно улыбался, и лишь изредка односложно отвечал на щебетание подруги.

«Неужели мы с Тонькой со стороны выглядим также?» – неожиданно для себя подумал Иван. И тут же возразил сам себе: «Нет, Тонька не ведёт себя так, как эта вертихвостка, и не виснет на мне с таким бесстыдством».

Наконец, отворилась дверь, на крыльце появилась Тоня. Она спешно сбежала по ступенькам и почти бегом направилась к калитке. Иван вышел из-за дерева, помахал рукой.

– Заждался? – спросила Тоня, переводя дыхание. – Долго я провозилась с заданием отца. Ну, зато не будет больше упрекать меня, что я совсем забыла о его просьбе.

– О чём он тебя просил?

– Да так, пустяки. Начертила я ему кое-что. Он хочет внести какое-то рационализаторское предложение, а изложить на бумаге у него не получается. Никогда не сталкивался с черчением. Вот и пришлось помочь ему. Вернётся с работы – пусть порадуется. Я положила свой труд ему на стол.

У Тони было какое-то вызывающе-игривое настроение. Ивану даже показалось, что и глаза её искрились совсем не так, как всегда.

– Ну, что, на реку пойдём?

– Пойдём на реку, – согласился Иван. – На наше место?

– У тебя есть другое предложение? – удивилась Тоня, озорно сверкнув своими большими карими глазами, и подмигнула.

– Нет, – ответил Иван в замешательстве и покосился на неё. Тоня вновь показалась ему сегодня какой-то необычной. Такой, как сейчас, он её не припоминал. То ли более оживлённой, чем всегда, то ли наоборот, более загадочной, поскольку её глаза лучились каким-то незнакомым прежде светом. Улыбаясь, она протянула Ивану свою ладонь. Он взял её за руку, и они, не торопясь, направились к реке.

Их любимым местом был крохотный заливчик, проросший по краям густым ивняком. Лет пять назад здесь располагался небольшой затон, где стояли несколько катеров лесосплавной конторы. Потом по каким-то причинам катера перегнали на другое место, затон затянуло илом, от него остался этот маленький заливчик. Чтобы попасть сюда, нужно было делать большой крюк, огибая огромные штабели шестиметровых брёвен. Никто здесь никогда не появлялся, и берег всегда был пустынным. На этот заливчик Иван наткнулся случайно ещё прошлым летом, прошагав по берегу с удочкой в руках в поисках «клёвого» места.

Заливчик для рыбалки не подходил, он был слишком мелким и тёплым для того, чтобы в нём водилась рыба, поэтому сюда заходил один лишь малёк. Зато вид на реку и противоположный берег завораживал. Река здесь делала изгиб и упиралась в Калапову гору, облачённую плотной порослью елей и пихт.

Встречаться вместе Иван и Тоня стали месяц назад, с середины апреля, когда семья Тони переехала сюда, на Стрелку, в дом умершей бабушки. Это было так неожиданно для Ивана, что он, увидев её в первый раз выходящую из своего дома, остановился, как вкопанный, буквально окаменев от непредвиденной встречи. Он стоял и смотрел на неё во все глаза, потеряв от внезапности и удивления дар речи.

Они учились в одном классе, и Иван давно стал тайком заглядываться на Тоню. В школе Иван видел её всегда только на расстоянии, в стайке подружек. Подойти к ней, заговорить о каких-нибудь пустяках, как это делали другие парни, для него было почему-то затруднительно, не находилось ни повода, ни удобного случая, ни слов.

Лишь однажды, на новогоднем вечере, с большим трудом преодолев в себе робость, сильно волнуясь, Иван всё же отважился пригласить Тоню на танец. Но на протяжении всего танца он так и не решился произнести ни единого слова, старательно глядел в пол или в сторону, боясь встретиться с девушкой взглядом, словно этот взгляд мог поразить его насмерть.

Потом, весь остаток вечера с ней уже танцевал Валька Кудин из старшего класса. Этот Валька был сыном начальника смены, в которой трудился отец Тони, сталевар Савелий Степанов. Иван тогда разозлился на Вальку и, не дожидаясь окончания вечера, ушёл домой. В нём кипело и клокотало всё внутри. Он шел и убеждал себя, что шансов на дружбу с Тоней у него, конечно же, нет, и не будет никогда. И зря он сегодня её пригласил танцевать. О ней нужно забыть навсегда. Кто он такой? Сын врага народа. А Валька кто? Сын известного в городе человека, о котором не раз писали в газете и который всегда стоял на трибуне во время праздничных демонстраций.

Продолжая пялиться на неё округлившимися от удивления глазами и молчать, он, наверно, выглядел тогда глупо со стороны. Но Тоня словно и не заметила его состояния, заговорила первой:

– А я теперь буду здесь жить, мы переехали в бабушкин дом. Он просторный, с тремя комнатами и кухней. До этого мы жили в коммуналке у рынка, в одной комнате. Её освободили и сдали заводу, вот. А ты где живёшь?

Иван чуть было не брякнул «в бараке», но в последний момент, устыдившись перед ней за своё жилище, он сказал, неопределённо кивнув головой в сторону:

– Тут, неподалёку, на соседней улице.

– Значит, теперь мы с тобой будем ходить в школу вместе, правда? Будешь заходить за мной?

От таких слов у Ивана от волнения моментально пересохло в горле. Он не верил своим ушам. Даже в мыслях ему не могло прийти такое в голову.

– Пожалуйста, мне не трудно, – произнёс он незнакомым хриплым голосом и не узнал его. Сердце в груди стучало гулко и часто. Слова были сказаны с какой-то тусклой интонацией, и Иван тут же испугался своих слов. Ему показалось, будто Тоня сейчас расценит их как некое одолжение с его стороны, обидится, и из принципа будет ходить в школу одна. Иван замер в ожидании её реакции и впервые заглянул в глаза девушки. В них не было ни обиды, ни презрения. Они светились искренней благодарностью.

– Как хорошо, что ты согласен, – радостно сказала Тоня. – Когда я жила в коммуналке, в школу мы ходили с подружкой. С Ленкой Скворцовой из параллельного класса, ты её знаешь.

Иван, конечно же, знал эту худую, как доска, рыжую девицу в очках. Как ему было не знать её, если он тайком присматривал за Тоней, знал, куда она пошла и с кем. Чтобы не выдать себя с головой, он с напускным безразличием высказался:

– Эта рыжая, что ли? С длинной косой, в очках, да?

– Да, но она очень умная девочка и добрая, – ответила Тоня, не уловив в словах Ивана пренебрежительной интонации. И без промедления спросила:

– Ты можешь показать мне ваш посёлок?

Сердце Ивана забилось ещё сильнее, гулко отдаваясь в висках. Он не мог поверить, что эта, как ему казалось в последнее время, недосягаемая для него девушка уже через какую-то минуту пойдёт рядом с ним, и он, возможно, даже сможет взять её за руку.

– Прямо сейчас? – задал вопрос Иван, не поверив до конца в происходящее с ним.

– Извини, но я, наверно, поступила бестактно, да? Не спросила даже, есть ли у тебя время для прогулки?

– Конечно, есть, – поспешил заверить Иван.

– Тогда пойдём?

– Пойдём.

В тот день Иван провёл Тоню по посёлку и показал свой любимый заливчик. С тех пор они каждый раз ходили туда и подолгу сидели на бревнах у самой кромки воды.

Сегодня они шли к заливчику дольше обычного. Тоня, вначале очень разговорчивая, на полпути к реке внезапно замолчала и не проронила ни слова, пока они не подошли к месту своего уединения. Остановившись в двух шагах от толстого бревна, одним концом увязшего в прибрежном песке, девушка отстранилась от Ивана и неожиданно спросила:

– Ваня, а как ты относишься ко мне? Скажи сейчас, только честно. Мне это очень важно.

– Как это…как относишься? – не совсем понимая, что же конкретно хочет услышать от него Тоня, проговорил Иван с некоторой заминкой.

– Ну, как, как? Очень просто. Ты гуляешь со мной, о чём-то думаешь, мечтаешь. Мне хочется знать всё, что думаешь обо мне. Всё-всё. Кто я для тебя? Подруга или просто подвернувшийся человек для времяпровождения? Какое место я занимаю в твоей жизни?

– А ты сама что бы хотела услышать? – задумчиво спросил Иван, догадавшись о том, что пытает его Тоня неспроста. По всей вероятности, у неё произошло какое-то событие или же нелицеприятный разговор. Не могла она вот так, без причины, задавать ему подобные вопросы.

– Ты не уходи от вопроса, – настойчиво заявила Тоня.

– А то что?

– А то я посчитаю тебя трусом…

– Даже так?

– Да.

– Могу предположить, что у тебя недавно состоялся с кем-то разговор обо мне. И в этом разговоре меня охарактеризовали не лучшим образом, так?

Тоня резко развернулась к Ивану, резанула его взглядом, будто обожгла:

– Да, был такой разговор.

– С кем, если не секрет?

– С мамой, – призналась Тоня и сразу поникла, уставившись в какую-то невидимую точку далеко от берега.

Иван долго молчал, собираясь с мыслями. Потом неожиданно спросил:

– Ты помнишь неделю назад Валька Кудин пришёл в школу с синяком под глазом?

– Ну, помню.

– Так это я его разукрасил, – усмехнулся Иван. – И знаешь почему?

– Почему?

– Он потребовал, чтобы я оставил тебя в покое. Сказал, что я могу испортить твоё будущее. Дал понять, что сын врага народа не сможет сделать счастливой такую девушку, как ты. Что я не смогу поехать с тобой дальше Чусовского района, и даже жениться не смогу, потому что у меня нет паспорта. И твоя мама, наверно, высказала тебе что-то в этом роде, не так ли?

Тоня понуро кивнула головой.

– Я не знаю, что такое любовь, – продолжил Иван. – В книжках о ней пишут по-разному. Но если я постоянно думаю только о тебе, вижу во сне только тебя и потом с нетерпением жду наших встреч, мучительно переношу те минуты, когда ты смотришь парням в лицо и улыбаешься при этом – думаю, ты лучше меня ответишь на свой вопрос. И вообще, я не представляю, как может продолжаться моя жизнь, если тебя не будет со мной рядом.

Тоня шагнула ему навстречу, остановилась на мгновенье, пристально заглянула в глаза, потом рванулась и обняла его.

– Больше не говори ничего, – прошептала она. – Мне вполне достаточно того, что я услышала.

Они присели на бревно, Тоня прижалась к Ивану и положила голову ему на плечо.

Наступило молчание, и в этой тишине было слышно тихое дыхание реки. Едва уловимый ветерок гнал к берегу мелкую волну и она, достигнув песчаной кромки, издавала чмокающий звук, потом бесшумно скатывалась назад.

– Скажи, Ваня, а ты способен на обман? – спросила Тоня спустя некоторое время.

– Ты это о чём? – удивился Иван.

– Ну, скажем, совершил ты какой-нибудь непристойный поступок по глупости или со страху, а потом опасаешься, что о нём будет известно людям, после чего они могут отвернуться от тебя. Способен ты солгать ради собственного благополучия? Солгать, исказив действительность?

– Никогда не задумывался об этом, – пожал плечами Иван. – Но подличать не способен, это уж точно!

– Давай договоримся с тобой: что бы не случилось у каждого из нас в будущем – никогда не лгать друг другу, ладно?

Иван не ответил, только крепче сжал маленькую ладонь Тони в своей.

– Даёшь слово? – не унималась Тоня.

– Даю.

И опять наступило долгое молчание, видимо Тоня что-то решала очень важное про себя.

– Как ты думаешь, а Валька Кудин способен на подлость? – спросила она после длительной паузы.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что Валька не может смириться с тем, что я продолжаю дружить с тобой, а не с ним, как бы он не старался помешать этому.

– Он что, угрожал тебе? – Иван повернулся лицом к девушке. – Скажи, не молчи!

– Нет, не угрожал, – задумчиво произнесла Тоня. – Только чувствую я, задумал он что-то нехорошее, подлое.

– Ничего он не сделает, не волнуйся, – уверенно сказал Иван. – Трус этот Валька, к тому же боится меня.

– Я знаю, что он побаивается тебя, потому и опасаюсь какой-нибудь гадости с его стороны. Ведь он ничем не отличается от того человека, который оговорил твоего отца и отправил его в тюрьму. Такие люди предпочитают действовать тишком.

– Ничего он сделать не посмеет, духу у него не хватит! – с внутренним спокойствием произнёс Иван и усмехнулся. – Кишка у него тонка, чтобы совершить подлость против нас с тобой.

– И всё же, Ванечка, поостерегся бы ты, не бей его больше, ладно? – попросила Тоня. – Он же после этого в милицию может сообщить, и тебя упрячут за решётку. Как же я буду жить-то без тебя?

– Не обещаю, но постараюсь не трогать его без повода, – сердито ответил Иван. – Не могу я прощать людям, которые совершили зло. Руки сами тянутся к их горлу, чтобы крепко пожать его в знак «благодарности».

– Ты обидчивый?

– Даже не знаю, – после небольшого размышления сообщил Иван. – Когда отца арестовали, я обиделся на всех: и на начальника, у которого отец работал, и на людей, которые вместе с ним работали, и на милицию, и на судью. На первых за то, что не пришли заступиться за отца, а на вторых за то, что не захотели разобраться по-настоящему. Я не верил, что мой отец преступник, не верю и сейчас.

Иван умолк на минуту, потом заговорил вновь:

– Три с половиной года назад я, конечно, воспринимал всё по-другому, по-мальчишески, наверно. Меня душила горькая обида, потому что я лишился отца.

– А сейчас?

– Сейчас? – переспросил Иван, раздумывая. – Сейчас я думаю иначе. Человек не должен обижаться на всю советскую власть, если в деле виновны вполне конкретные лица. Стукач и следователь. Один решил отомстить отцу за что-то, другой эту месть одобрил. Вот если бы я узнал, кто именно это сделал, я бы предпринял всё от меня зависящее, чтобы этот урод поменялся местами с моим отцом.

Тоня слушала Ивана и впервые почувствовала, какой он решительный, смелый и непримиримый.

– А теперь ты мне ответь, Тоня, – повернулся Иван к лицу девушки так близко, что она увидела в его глазах отражение узенькой полоски заката над горизонтом. – Не будешь ли жалеть, что подружилась со мной?

– Не буду, никогда, – Тоня несколько раз упрямо мотнула головой, потом добавила ещё, видимо, для пущей убедительности:

– В этом ты можешь не сомневаться.

И едва Тоня произнесла эти слова, которые Иван потом вспоминал много раз, как в небе плеснулась ослепительная молния, расколов посеревшее небо на части. Вслед за ней ударил оглушительный раскат грома.

Первая майская гроза заявила о себе совсем неожиданно и требовательно. Грозовая туча, крадучись, долго пряталась за Колаповой горой и только когда загромыхал гром, она выползла из-за скал и показалась над рекой – чёрная и страшная. Тут же взвинтился смерчем воздух и пробежался по берегу, расшвыривая в разные стороны обломки сучьев и древесной коры. В считанные секунды воздушный вихрь пронёсся по воде, закручивая её в воронку, и погнал к противоположному берегу. За минуту сделалось совсем темно.

– Бежим! – крикнула Тоня испуганно.

Не разнимая рук, они вскочили с бревна и вприпрыжку помчались к покосившемуся навесу у крайнего штабеля. Под навесом сохранился стол шириной в три доски и две лавки по бокам. По всей вероятности, это было место сбора сплавщиков, когда затон находился ещё в рабочем состоянии.

Как только Иван и Тоня очутились под крышей, первые капли тяжёлой свинцовой дробью пробарабанили сверху по иссохшему рубероиду. А потом обрушился ливень. Он шумел и бесновался, будто негодовал, что не догнал беглецов и швырял, разбрызгивая, под навес порции воды.

– Успели,– переводя дыхание, первой заговорила Тоня. – А то бы до нитки промокли.

Они сели на лавку в центре стола напротив друг друга и молчали некоторое время, искоса поглядывая на реку, которая в одно мгновенье как бы исчезла, соединившись с серой пеленой дождя.