Чёрная стезя. Часть 2

Глава 21

Василиса не особенно жаловала вниманием машиниста паровоза Павла Мусихина. Знакомство с ним состоялось, когда он появился в поездной бригаде вместо осужденного стахановца-неудачника, по чьей милости она чуть не погибла в аварии под завалом кокса.

До этого Паша управлял маневровым паровозиком на путях металлургического завода, растаскивая по территории различные грузы.       По какой-то причине на фронт его не взяли, забраковали, и, судя по разговорам, Мусихин из-за этого ничуть не огорчился.

О его скрытой болезни никто не знал. Хворым его назвать было никак нельзя – выглядел парень здоровым, энергичным и весёлым. К красавцам Паша не относился, но и в ряду невзрачных парней ему не находилось места. Среднего роста, сухощавый, с пронзительными голубыми глазами и шапкой кудрявых рыжеватых волос на голове он обладал удивительным красноречием и мог говорить без умолку длительное время.

«Болтун и трепло», – окрестила его Василиса в первый день знакомства. Ни о какой дружбе с ним, как ей показалось в тот момент, не могло быть и речи. И уж тем более, о близких отношениях с этой тараторкой. В те дни все её мысли были связаны с капитаном Суворовым. Она влюбилась впервые в жизни столь сильно и страстно, что никого вокруг себя не замечала. Провожая его после госпиталя обратно на фронт, Василиса поклялась ждать любимого столько, сколько потребуется, и продолжала жить мечтой о нём.

Но жизнь – коварная штука, она выбрасывает порой такие фортели, о которых человек никогда не помышлял. Так случилось и с Василисой.

После отъезда Раисы с матерью на Украину, она получила письмо от Василия. Капитан написал его заранее, на случай своей смерти, и носил постоянно в кармане гимнастёрки. На письме значился адрес её общежития с припиской: «Отправить в случае моей смерти».

Василий предполагал, что не доживёт до победы. С его характером на войне выжить было невозможно. Он всегда оказывался там, где было особенно горячо. Друг-однополчанин извлек конверт и исполнил последнюю просьбу капитана.

Письмо было на одном тетрадном листке, исписанном мелким почерком с обеих сторон. Поражало содержание письма. В нём не было избитых пышных фраз о страстной любви и преданности. Не было и привычных вопросов, на которые следовало ответить. Это было письмо-пожелание, или письмо-наставление. Василий писал о смысле жизни, о месте любви в ней.

«… ты читаешь эти строки, когда меня уже нет в живых, когда твои обязательства передо мной уже утеряли свою силу. Мы клялись любить друг друга, пока будем живы, и вот смерть нас разлучила… Меня уже нет, значит, ты свободна и вправе строить своё счастье с другим человеком. Нельзя любить меня мёртвого до бесконечности, всему есть временной период. Твой час новой жизни тоже когда-нибудь наступит, не сомневайся. Вполне возможно, что даже очень скоро. До победы рукой подать. После окончания войны станут возвращаться домой те, кому повезло больше, чем мне. Они вернутся живыми, захотят создать семьи. Любовь – это ведь не только страсть и влечение друг к другу. Любовь – это соединение двух родственных душ, точка отсчёта счастья двух сердец, его индикатор. Я не хочу, слышишь? Не хочу, чтобы твоя любовь была жертвенной, потому что это будет безумием с твоей стороны. Ты ведь всегда мечтала о семейном счастье. Не убивайся по мне и не плачь больше одной ночи. Прими мою смерть, как утрату во имя Победы. Тебе нужно жить дальше, иметь мужа и детей, уютный дом, о котором ты мечтала до встречи со мной. Пусть это всё сбудется у тебя. Жаль, что не оправдал твоего ожидания, не смог тебя осчастливить. В этом нет моей вины, также, как и нет твоей, что ты полюбила меня. Не плачь, любимая, у тебя всё ещё впереди. Знай: я любил тебя до последнего вздоха…

Твой Василий Суворов».

Василиса прорыдала весь день и всю ночь. Наутро, выплакавшись, вытерла последние слёзы и подошла к зеркалу. На неё смотрела незнакомая женщина – с растрёпанными волосами, опухшим красным лицом и ввалившимися глазами.

– Я больше не буду плакать, Васечка, – проговорила она негромко, отвернулась от зеркала и стала собираться на работу.

Василиса действительно больше не плакала. В ней словно что-то оборвалось внутри. Ожидание светлых дней больше не возникало в голове. Наивное представление о справедливости, счастье и любви улетучилось, пропала куда-то и свойственная ей жалость. С этого дня она стала превращаться в совершенно другого человека.

Василиса словно открыла перед собой дверь в иную, параллельно идущую жизнь, о которой раньше даже не догадывалась. Оказалось, в этой другой жизни были и другие законы бытия – жёсткие и бескомпромиссные. При ясном осознания такого факта в ней понемногу начал просыпаться тот самый инстинкт изгоя, о котором так горячо высказалась однажды Раиса.

Хотя Василиса по-прежнему оставалась доброй и внимательной, её глаза уже не светились радостью, как прежде. Взгляд потух, стал холодным и безразличным.

Павел Мусихин с первого дня знакомства положил глаз на Василису Ярошенко. Будучи удачливым и самоуверенным парнем, он сразу ринулся в бой, рассчитывая быстро покорить сердце девушки своей эрудицией и красивыми манерами. Он крутился юлой вокруг неё, сыпал комплименты, рассказывал анекдоты, предлагал свои услуги. Но все его старания были напрасными. Василиса каждый раз прищуривалась и вызывающе смеялась ему в лицо, прилюдно называла балаболом.

Однажды он случайно встретил Василису, идущую под руку с бравым капитаном, и сразу понял, почему та всегда так заливисто смеялась над его ухаживаниями.

Павел резко умерил пыл ухаживаний, чтобы не нарваться на неприятности с геройским офицером, но знаки внимания продолжал оказывать, однако эти знаки стали не слишком назойливыми. И даже когда капитан отбыл на фронт, Василиса оставалась непреклонной. Так продолжалось до тех пор, пока до Павла не дошла весть: Василиса потеряла своего капитана. Её любимый Василий геройски погиб.

Эта весть была столь неожиданной, что Павел в первый момент даже растерялся: жалеть ему капитана или радоваться его смерти? В следующий момент ему стало стыдно за кощунственную мысль, кровь прилила в лицо.

«Мужик погиб, а я, идиот, радуюсь тому, что девка освободилась. Надо срочно выразить ей соболезнование, – уныло подумал он. – Это же святой долг».

Павел начал придумывать, как лучше это сделать. Они с Василисой не всегда были в одном составе поездной бригады, иногда не виделись по многу дней.

Случай представился быстро. Однажды Павел заглянул в диспетчерскую службу, там была Василиса. Он поздоровался и спешно вышел. Решил подождать девушку на привокзальной площади. Она вернулась из поездки, а это означало, что, закончив оформление документов, обязательно пойдёт через площадь. Это был наикратчайший путь к общежитию.

Василиса вышла из здания вокзала минут через десять и медленно, низко опустив голову, побрела через площадь. Когда она пересекла её, Павел поднялся со скамейки и направился навстречу.

– Здравствуй, Василиса, – сказал он почему-то оробевшим голосом и остановился в двух шагах перед ней. Девушка тоже остановилась, взглянула на Павла. Из-под тёмных ресниц на него смотрели внимательные и строгие карие глаза. В них не было ни радости, ни удивления, ни даже отторжения. Взгляд был безразличным.

– Что тебе нужно, Павел? – спросила она и для чего-то оглянулась по сторонам, будто хотела убедиться, что Мусихин обращается именно к ней, а не к другой Василисе, стоящей где-то неподалёку.

– Я слышал, твой друг погиб на фронте, – проговорил Павел.

– Да, капитан Суворов геройски погиб под Ленинградом, – размеренно проговорила Василиса. – А тебе что?

– Хочу выразить своё соболезнование, – растерянно пробормотал Павел. – Может, смогу чем-нибудь тебе помочь?

– Самая лучшая помощь от тебя – оставить меня в покое, – ответила Василиса и тяжело вздохнула.

Павел подумал: может, извиниться, да пройти мимо, коль девушка не настроена на разговор. Но в последнюю секунду передумал. Он не привык быстро капитулировать.

– Прости, Василиса, но я сочувствую тебе от чистого сердца. Я знаю, как это тяжело потерять близкого человека, – извиняющимся тоном повторил он попытку расположить к себе девушку. Потом с осторожностью спросил:

– Можно я пройду немного с тобой?

Василиса не ответила и двинулась вперёд. Павел отступил в сторону, пошёл рядом.

Они шли и молчали. Павел искоса поглядывал на неё. Даже в скорби и усталости лицо Василисы было красивым. Утренний мороз быстро подрумянил её щёки, и ему на миг даже показалось, что девушка вот-вот улыбнётся, повернёт к нему лицо и скажет что-нибудь весёлое и задорное.

Но этого не происходило. На его неуместные слова о погоде она не отреагировала и продолжала молчать. Вела себя так, будто его и не было рядом с ней. Перед дверями общежития он растерянно пробормотал «до свидания» и, не услышав ответа, повернулся и зашагал в обратном направлении.

Шло время, пролетело лето, пролились на землю в полном объёме осенние дожди, затем ударили первые заморозки. Душевная рана Василисы постепенно зарубцевалась, она немного ожила.

Всё это время Павел Мусихин был рядом с ней. Он избрал другую тактику ухаживаний. Не сыпал шуток и анекдотов, не сиял попусту радостным лицом. Все его действия и поступки стали взвешенными и обдуманными. Всё это возымело результат. Постепенно, день за днём, Василиса привыкла к его присутствию. Они всё чаще стали появляться вдвоём на людях. Павел часто заходил в общежитие, вместе с девчатами они пили чай, обсуждали положение дел на фронте, ходили в кино. Несколько раз девчата уговаривали Василису сходить на танцы, но она отказывалась категорически.

Однажды Павел зашёл в общежитие и не застал в комнате Василису. В этот день они вернулись из совместной поездки, у обоих совпал отсыпной день.

– Опоздал, – сказала Надя Дылдина, едва Павел переступил порог комнаты. – Уплыла твоя красавица.

– Куда? – вырвалось у Павла.

– Не сказывала. Оделась и ушла.

– Хмурая она сегодня, – добавила Ксюша Ермолова, разглядывая себя в зеркале. – Отоспалась, встала, и всё молчком, молчком…Не до тебя ей сегодня.

– Это почему же? – спросил Павел.

– Если скажу – тебе может не понравиться. Лучше уж помолчать.

– Если сказала – «А», говори и «Б», – рассердился Павел.

– День рождения сегодня был бы у её капитана… и день гибели брата, – добавила Ксюша после небольшой паузы.

Павел похлопал глазами, молча повернулся и вышел из комнаты.

«А до этого был её собственный день рождения и день ареста отца, – почему-то вспомнилось ему, когда он шагал по коридору. – Какие-то странные совпадения».

Он сразу догадался, где может быть Василиса, и, не раздумывая, направился к тому месту, где видел её с капитаном.

Василиса стояла на краю обрыва и смотрела вниз на заснеженное русло реки. Павел решил не тревожить её. Неподалёку от обрыва стояла небольшая скамеечка. Он подошёл к ней, сбил толстый слой пушистого снега рукавицей, присел на краешек.

– Как ты меня нашёл? – спросила Василиса, не оборачиваясь.

– Догадался.

– Ты раньше бывал здесь?

– Я живу в посёлке Архиповка, тропа домой проходит совсем рядом.

Василиса обернулась, направилась к скамейке.

– Я видел однажды вас здесь с капитаном… – пояснил Павел.

– Следил за мной?

– Нет, это было совершенно случайно.

– Зачем ты сюда пришёл? – остановившись перед Павлом, спросила Василиса, пряча руки в вплотную сдвинутые рукава.

– Мне захотелось как-то поддержать тебя в этот тяжёлый день, – признался Павел, вставая. – Вот и пришёл. Ты замёрзла?

– Пока нет, но почувствовала, что скоро могу озябнуть. На обрыве ветерок поднялся.

– Тогда предлагаю пуститься в обратный путь скорым шагом.

Василиса не ответила и медленно двинулась по протоптанной тропе в сторону наезженной дороги. Павел поплёлся следом.

До дороги они шли молча. Когда вышли на укатанный грузовиками тракт, Павел пошёл рядом, заговорил:

– Вот ты спросила меня: зачем я сюда пришёл? А я и сам не знаю – зачем? Тянет меня к тебе – и всё тут. Ничего не могу поделать с собой. Хочу видеть тебя, слушать твой голос. Даже когда ты смеёшься надо мной – мне ничуть не обидно, даже приятно.

– Я давно уже не смеюсь над тобой, – тихо выговорила Василиса.

– Это правда. Но даже если бы ты сейчас засмеялась надо мной – я бы обрадовался. – Павел увидел, как Василиса недоверчиво скосила на него взгляд, добавил: – Честное слово.

– Паша, что это сейчас было? – неожиданно спросила Василиса, остановившись. – Признание в любви?

Павел растерялся, пробормотал:

– Я давно собирался тебе сказать… об этом…

– О чём?

– О том, что нет мне покоя ни днём, ни ночью. Тоска сплошная одолевает и мысли всякие в голову лезут.

– Какие? – спросила Василиса, на лице её мелькнула грустная улыбка.

– Например, если это любовь у меня к тебе – почему тогда я не испытываю ни радости, ни счастья. Сплошные страдания, терзания и прочая дребедень.

Василиса вынула руки из рукавов, положила их на грудь Павла, сказала:

– Потому что, Паша, любовь твоя односторонняя и безответная. Отсюда и все твои беды.

– И что? У меня нет никаких шансов на взаимность? – потерянным голосом спросил Павел.

Василиса сняла с груди парня руки, засунула их снова в рукава, пошагала вперёд. Через десяток шагов задумчиво заговорила, не оборачиваясь:

– Я уже никогда больше не смогу полюбить… Прости. А насчёт взаимности говорить ещё очень рано – моя любовь ещё не выветрилась. Любить мёртвого до бесконечности невозможно, но и забыть его скоро не получится. Сколько пройдёт времени до наступления такого часа в моей новой жизни – я не знаю.

– Я готов ждать, сколько придётся, – вырвалось у Павла. – Лишь бы ты не отвернулась от меня.

– Я ничего не обещаю. А за поддержку и заботу – большое спасибо.

Остаток пути до общежития они прошагали в полном молчании. Расстались у дверей, не сказав друг другу больше ни слова.

Глава 22

Советские войска добивали врага на территории Европы, до полной победы над гитлеровской Германией оставались считанные дни. В ожидании скорой капитуляции немецкой армии люди веселели и преображались на глазах.

Родители, чьи сыновья и дочери ещё продолжали воевать где-то в далёкой Европе, с особым нетерпением ждали победного часа, чтобы облегчённо вздохнуть и, наконец-то, сбросить с себя груз постоянной тревоги за них.

Молодёжь, которая не нюхала пороха и повзрослела уже в годы войны, принималась строить грандиозные планы на будущее. Парням и девушкам, которые почти четыре года без выходных трудились на износ, поддерживая силы скудным продовольственным пайком, казалось, что после победы непременно наступит другая жизнь – свободная, сытая, независимая и счастливая. Они были убеждены, что возвратятся выходные дни, уменьшится продолжительность рабочего дня, магазины наполнятся товарами.

Вместе со всеми строил планы и Павел Мусихин. Он преуспел в своих ухаживаниях за Василисой и собирался сделать ей предложение. Внутренний голос нашёптывал ему, что долгожданный час настал – любимая девушка созрела и готова покориться своей судьбе. Нужно поспешать с предложением руки и сердца.

Совсем недавно Павел осмелился обнять Василису, и она впервые не отстранилась от него, разрешила себя поцеловать. Правда, поцелуй получился неуклюжим, длился недолго и был холодным. Совсем не таким, какой он ожидал почувствовать взамен своим длительным ухаживаниям – взаимным, благодарным и страстным.

Но для Павла это было сейчас не так важно. Он верил: пройдёт ещё какое-то время, и девушка привыкнет к нему, полюбит. Главное, это был хороший знак для него. Дело сдвинулось с мёртвой точки, нужно было торопить долгожданное событие, пока не появились какие-нибудь непредвиденные обстоятельства. Кто знает, что ещё может взбрести в голову этой непредсказуемой барышне? Вдруг ей приснится покойный капитан и с небес прикажет одуматься, повременить с семейными узами. А она, сентиментальная и доверчивая душа возьмёт, да и воспримет сон всерьёз. Нет! Нужно действовать на опережение, не допустить сбоя на достигнутой высоте – ведь он так долго добивался расположения к себе, потратил столько времени, сил и энергии! Страшно подумать, что из-за какой-то глупости может произойти облом – тогда ему не вынести такого удара! Ждать он больше не сможет – не хватит уже сил виться ужом вокруг этой недотроги.

Павел заранее наметил день, когда будет делать Василисе предложение. Однако, при наступлении этого дня он вдруг оробел. Ему почему-то показалось, что день для такого события должен быть светлым, весёлым, солнечным. А за окном, как на грех, было пасмурно и печально. Походив по дому, Павел принял решение отложить дату на неделю. Событие, разразившееся всенародным ликованием, ускорило и упростило выполнение его трудной задачи.

С первого мая Василиса по настоянию начальника станции перешла на работу в диспетчерскую службу. Она была зачислена на должность сигналиста поста. Хлопот было меньше, чем у кондуктора, и работа ожидалась более спокойной.

– Хватит тебе, Василиса, мотаться в поездках, – сказал начальник, как всегда, на бегу. Пусть другие поморозят ноги и проветрят головы на площадках. Даю две недели на подготовку, потом приму у тебя экзамен лично.

Сказал – и убежал по делам.

У Василисы до экзаменов появилось свободное время.

День победы был ожидаемым, однако объявление по радио ранним утром прозвучало всё равно как-то внезапно.

Первыми о капитуляции немцев узнали работники ночной смены. В 4 часа 10 минут из динамика репродуктора зазвучал знакомый голос Юрия Левитана. Знаменитый диктор зачитывал акт о безоговорочной капитуляции Германии.

Весть о долгожданной Победе разнеслась со скоростью молнии. Василиса проснулась от громкого и непривычного шума в коридоре общежития. За дверями комнаты слышались радостные голоса и хлопанье дверей.

– Кому там спозаранку приспичило веселиться? – недовольным голосом проворчала Надя Дылдина, выглянув из-под одеяла. – Им веселье, а другие должны страдать. Идиоты!

В это время в конце коридора чей-то звонкий голос прокричал: Победа! Ура товарищи! Сегодня день объявлен нерабочим.

– Васска, ты слышала? – Дылдина резко поднялась в постели, затем села, свесив ноги. – Неужели победа?

– Народ попусту трезвонить не будет, – ответила Василиса. – Конец войне. Дождались люди, всё-таки.

Неожиданно распахнулась дверь, в комнату влетела Ксения. Она работала в ночную смену.

– Девчонки! Победа! – завопила она и бросилась обнимать подруг. – Я сама слушала по радио. Фашисты сдались и подписали акт о безоговорочной капитуляции!

– А чего прискакала раньше времени? – спросила Надежда.

– Ты ещё спрашиваешь? Захотелось сообщить о победе, – протараторила Ксюша. – Вы же дрыхните и не знаете ничего. Не смогла я удержаться, отпросилась ненадолго. В депо у нас всё равно уже никто толком не работает.

Ксюша ещё немного покрутилась по комнате, почесала языком и убежала обратно в депо. Василиса и Надежда быстро умылись, перекусили на скорую руку и отправились на работу.

Привокзальная площадь, не смотря на ранний час, уже бурлила. Слышалась гармошка, звонкий мужской голос вытягивал «Катюшу», ему подпевали хором. Шумно было и в зале ожидания. Сошедшие с утреннего поезда пассажиры не спешили по своим делам. Какой-то мужчина взял в руки гитару, вокруг него тут же собрался народ, запели песни, принялись плясать.

Потом толпа, не сговариваясь, двинулась к центру города. К ним по ходу присоединялись другие группы, выходившие из примыкающих улочек. Город проснулся и ожил. Люди плакали, обнимались, кричали «Победа! Ура! Война кончилась!» Возгласы тонули во взрывных звуках гармошек, предельном звоне гитар и яростном треньканье балалаек. Бурная эйфория захлестнула всё пространство вокруг.

Потом был митинг на центральной площади, за ним опять слёзы, объятия, поцелуи…

Василису отпустили с работы лишь во второй половине дня. В комнате её заждались подруги.

– Ну, где тебя носит?! – пропищала недовольно Ксюша. – Мы же договаривались, что ты отпросишься по случаю выходного дня и мы все вместе пойдём в парк. Два часа сидим, ждём, как дурочки. Чуть было без тебя не ушли.

– Ну и шли бы, в чём вопрос? У меня язык не повернулся отпрашиваться, если честно, – ответила Василиса виновато. – Начальник сказал, что в диспетчерской службе выходных не бывает. Даже в день Победы. Поезда без участия человека передвигаться не обучены, а их движение никто не отменял.

– Но ты же на стажировке, а не при исполнении обязанностей сигналиста, – попыталась укорить подругу Ксения. – Вон, Надюха, ещё до обеда умудрилась сорваться в общагу. Учись у неё пудрить мозги начальству.

– Ладно вам пререкаться, – вклинилась в разборки Дылдина. – Сегодня гуляние будет до глубокой ночи, успеем навеселиться досыта. Вечером ожидается обращение Сталина к народу, после чего начальство обещало произвести праздничный салют.

Девчата успели уже прихорошиться, на переодевание Василисы ушло не более пяти минут. Она не подкрашивала губы, не подводила карандашом брови.

Через полчаса они уже входили в ворота парка железнодорожников. Там было многолюдно, на танцевальной площадке играл духовой оркестр. Народ разбился на группы и веселился, как мог.

Девчата увидели знакомых и присоединились к ним.

Павел подкрался незаметно, дёрнул за рукав, и расплылся в счастливой улыбке, когда Василиса обернулась.

– А вот и я! – выговорил он радостно. – Быстро сдал железного коня и – сразу сюда. Женщины из диспетчерской подсказали, что в парке сегодня народное гуляние.

Василиса вопросительно посмотрела в призывно горящие глаза Мусихина.

«И что дальше? – говорил её взгляд. – Что ты хочешь от меня?»

Павел смутился от её пристального взгляда, но тут же вышел из неловкого положения.

– Пойдём, потанцуем? – предложил он, взяв девушку за руку.

– Нет, Паша, мне что-то не хочется. А ты можешь пригласить кого-нибудь из девчат, – ответила Василиса. – Вон их сколько прогуливается без кавалеров.

– Ты это серьёзно? – удивился Павел.

– Вполне. А что тут такого?

– Ну… не знаю, – растерянно произнёс Павел. – Обычно девушке не нравится, когда её парень приглашает на танец другую.

– А ты… мой парень? – спросила Василиса, обезоружив Мусихина неожиданным вопросом.

Ксюша и Надежда заблаговременно отошли куда-то, они стояли вдвоём.

– До этой минуты, по крайней мере, я так считал, – в глазах Павла появилась тревога. – Разве не так? Что-то уже изменилось в наших отношениях?

– Пусть будет так, как ты считал, – глубоко вздохнув, ответила Василиса и отвернулась.

Она вдруг подумала: что, если бы на месте Павла сейчас стоял Василий Суворов? Смогла бы она отказать ему, если бы он пригласил её танцевать? Однозначно – нет. Почему же тогда ей не хочется танцевать с Павлом? Что в нём ей не нравится? У парня праздничное настроение, естественное желание повеселиться, потанцевать. Он давно ухаживает за ней, надеется стать её мужем. В чём вина парня, если он влюбился в неё?

– Тогда, может, пойдём отсюда? – робко спросил Павел.

– Куда?

– Погуляем где-нибудь, потом можем зайти ко мне, я приготовлю для тебя ужин. Настоящий, праздничный, – лицо Павла радостно засветилось. – У меня есть бутылка хорошего вина. Отметим день Победы.

– А выспаться тебе после поездки не нужно? – в упор спросила Василиса, давая понять, что догадалась о цели приглашения.

– Успеется, на работу мне завтра к вечеру, – глаза Павла умоляюще уставились на неё, щёки охватил стыдливый румянец.

– Ну, что ж, пойдём, – улыбнулась Василиса, невольно залюбовавшись скромностью парня впервые за всё время ухаживаний. – Спасибо за приглашение.

Она просунула свою руку под локоть Павла, и они направились к выходу.

Некоторое время шли молча, изредка заглядывая в глаза друг другу. Потом Василиса спросила:

– Скажи мне, Паша: почему твой выбор остановился на мне? Вокруг столько красивых девчонок! Весёлых, задорных, свободных! Стоит тебе только мигнуть одной из них – и она сама побежит за тобой, потеряв голову. Мужчины ведь сейчас в дефиците.

Павел будто ждал этого вопроса и, не задумываясь, ответил:

– Потому что ты не просто красивая девушка, но ещё и простая, и хорошая. Не вертихвостка, как те, которые вокруг. Мне очень легко с тобой, в душе сразу наступает покой, и я забываю про свои горести.

– У тебя есть горести? – удивилась Василиса. – Никогда бы не подумала. Всегда весёлый, задиристый.

– У кого их сейчас нет? Горе и беда, взявшись за руки, вошли в каждую семью. И я не являюсь исключением.

Павел умолк ненадолго, потом вздохнул глубоко и продолжил:

– У нас была большая семья, а в живых остался я один. Последним близким человеком была моя мама. Но и она умерла два года назад.

– Паша, давай не будем сегодня говорить о грустном, ладно? – остановившись на секунду, сказала Василиса и заглянула Павлу в лицо. – Как-нибудь в другой раз ты расскажешь мне о себе. А сегодня не тот день, чтобы скорбеть. Сегодня мы должны радоваться и наслаждаться жизнью. Наступает мирная жизнь, можно порассуждать о будущем.

– Ты права, – согласился Павел. – Сегодня можно пустить слезу, но только если это будет слеза радости.

– Точно, – весело проговорила Василиса.

Гуляли они совсем недолго и уже через час были у Павла дома. Судя по размерам, дом был небольшой, земельный участок в несколько соток обнесён штакетником в человеческий рост.

Павел высвободился от руки Василисы, забежал вперед, отворил калитку.

– Прошу в дом, гостья дорогая, – немного суетясь, проговорил он, склонил голову в поклоне и вытянул руку в направлении дома.

– Обязательно нужно подурачиться? – сказала Василиса, улыбнувшись. – Без этого нельзя?

– Нельзя, – ответил Павел. – Ты для меня долгожданная гостья.

В избе было тепло и уютно. На столе стояла бутылка вина, в стеклянной вазе насыпана горка конфет.

Комната, которая служила гостиной, была просторной. В углу стоял диван, обшитый дерматином, рядом с ним деревянный шкаф, выкрашенный тёмным лаком. Вокруг стола стояли четыре стареньких венских стула. На полу постелена домотканая разноцветная дорожка. Никакой другой мебели в комнате больше не было.

В глаза бросились чисто выбеленные стены, и совсем свежая краска на полу, которая ещё источала слабый запах.

Павел перехватил взгляд, сказал:

– Недавно закончил небольшой ремонт. Освежил, так сказать, пространство для новой жизни.

Василису подмывало спросить, для какой-такой новой жизни, но она удержалась. Зачем вгонять парня лишний раз в краску, когда и так понятно, что он давно и тщательно готовился к её приходу.

– Ты проходи, садись на диван, а я отлучусь на кухню, займусь ужином. Я скоро, – спешно проговорил Павел.

– Давай я тебе помогу, – предложила Василиса.

– Нет-нет, сиди, отдыхай. Ты моя гостья. В шкафу есть книги, газеты, можно почитать пока.

Минут через пятнадцать они уже сидели за столом. По военным меркам ужин был действительно праздничным. Перед гостьей была поставлена банка рыбных консервов, тарелка с тонко нарезанной копченой колбасой и свиной грудинкой, на другой тарелке красовались один апельсин и два больших румяных яблока.

– Горячее будет позднее, – сияя, произнёс Павел.

– Откуда у тебя такое богатство? – удивилась Василиса.

– В Свердловске на рынке приобрёл.

– Значит, заранее планировал привести меня сюда? – рассмеялась Василиса. – А, может, рассчитывал на другую девицу, да встреча не срослась? А тут я подвернулась на замену? – она лукаво сощурилась.

– Что ты такое говоришь?!

– Значит, только меня. Спасибо за откровенность. – Василиса взяла в руки фужер с вином, пристально посмотрела на Павла в ожидании тоста.

– За победу, – тихо сказал Павел, протягивая через стол свой бокал, чтобы чокнуться.

– За победу, – так же тихо ответила ему Василиса.

Они выпили, принялись закусывать.

Павел долго молчал, лишь бросал странные взгляды на гостью. Наконец, переборов в себе робость, он решил начать тот разговор, который готовил мысленно много раз.

– Василиса… – произнёс Павел хриплым, чужим голосом. – Я должен признаться тебе… должен сказать… В общем, я уже больше не могу жить без тебя, вот! Выходи за меня!

Василиса хоть и ожидала от Павла подобных слов, но всё равно как-то испугалась, внутренне съёжилась, будто на неё резко повеяло холодом. Больше всего поразила пустота, которая была внутри неё. Ни бурной радости, ни участившегося биения сердца, как это должно было бы произойти, она не почувствовала. Путаные слова Павла ничуть не взволновали и не тронули её.

– Я буду хорошим мужем тебе, пальцем не трону, на руках носить стану. Детишек заведём, у меня есть дом, участок земли, бедствовать не будем. Зарплата хорошая, – продолжал Павел.

Пока он раскладывал по полочкам, какая у них будет жизнь, в памяти Василисы всплыли строчки из последнего письма Василия. Она знала все слова наизусть.

«…ты свободна и вправе строить своё счастье с другим человеком… нельзя любить меня мёртвого до бесконечности, всему есть временной период… твой час новой жизни тоже когда-нибудь наступит… вполне возможно, что даже очень скоро… не хочу, чтобы твоя любовь была жертвенной, потому что это будет безумием с твоей стороны… ты ведь всегда мечтала о семейном счастье… тебе нужно жить дальше, иметь мужа и детей, уютный дом, о котором ты мечтала до встречи со мной… пусть это всё сбудется у тебя… у тебя всё ещё впереди…»

«Наверно, это есть час моей новой жизни? – подумала она. – Полюбить я уже всё равно не смогу, а создавать семью необходимо. Чем плохой жених передо мной?»

Василиса выслушала Павла до конца. Когда он выговорился и замолчал выжидающе, она очень тихо ответила:

– Я, Паша, согласна на нашу совместную жизнь. Ты хороший и добрый. Может, и вправду я со временем смогу полюбить тебя…

– Конечно, полюбишь! – радостно воскликнул Павел.

Он обошёл стол, приземлился рядом с Василисой, схватил её ладони, принялся целовать.

– Ты увидишь лучшие времена своей жизни и полюбишь меня однозначно! Будешь счастлива! – Павел привлёк к себе девушку и с жадностью впился в её губы.

– Паша, я буду сегодня твоей, – проговорила Василиса, противясь натиску распалившегося парня. – Погоди, не торопи событие. Вся ночь ещё впереди.

– Да, да, конечно, – торопливо и взволнованно высказался Павел. – Давай посидим ещё, поговорим, поужинаем, – он встал и метнулся на кухню.

Василиса с грустью посмотрела ему вслед. Она чувствовала сложность того положения, в котором очутилась. Ей жалко было Павла, но и не меньшую жалость она теперь испытывала к себе. Она не ожидала, что предстоящая близость с нелюбимым человеком так негативно подействует на неё, хотя ещё час назад была уверена в правильности своего поступка. Ей казалось, что уступчивость по отношению к Павлу исправит всё в будущем, что жизнь сама даст ответы на все её вопросы. Просто некоторое время нужно будет пожить первоочередными житейскими задачами, заслонить ими свои сомнения, а потом само всё рассосётся, свыкнется. Ведь свыкается же человек со своими неизлечимыми болячками?