«Нас водила молодость…»
Никогда не угаснет в памяти народной грозный день 22 июня 1941 года, когда советские войска приняли на себя удар всех сил фашизма. Армия противника находилась в зените своей мощи. Под её напором за месяцы, за недели разрушалась оборона не одного государства. Гитлеровские бронированные дивизии катились по Европе, не зная поражений…
Всё изменилось после того, когда с прозрачную июньскую ночь, в самый долгий день года, фашизм обрушил свои полчища на нашу страну, занятую мирным созидательным трудом. В тот день у советских рубежей военное счастье начало изменять Гитлеру.
То было время, когда нашим войскам приходилось обороняться, когда фашистские генералы трубили на весь мир, что скоро промаршируют по Москве. Но их планам не суждено было сбыться. Путь фашистам к сердцу нашей Родины преградили простые советские парни. Об одном из них пойдёт рассказ.
Дмитрий Николаевич Болдаев не любит рассказывать о себе. Это знают все его друзья. Особенно, когда начинаешь назойливо расспрашивать: как да что, расскажи, мол, о том-то и том-то. В таких случаях он всегда мило улыбается и переводит разговор на другие, отвлечённые темы. Правда, в этих «отвлечённых» суждениях иногда просматриваются биографические детали, поданные, конечно, в несколько преломлённом виде. Но это лишь иногда и при очень внимательном отношении к тому, что говорится. Я же пришёл в тот день с твёрдым намерением – узнать наконец-то о Болдаеве всё…
Встреча та была особенной в своём роде. Именно тогда и рассказал Дмитрий Николаевич о своих родителях, родных и о себе. Конечно, сделал он это не сразу и рассказал далеко не обо всём, что меня интересовало. Но кое-что всё же рассказал.
Помните, как там, в известной песне:
С чего начинается Родина? С окошек, горящих вдали,
Со старой отцовской будёновки, что где-то в шкафу мы нашли.
А может, она начинается со стука вагонных колёс
И с клятвы, которую в юности ты в своём сердце принёс.
– Да, для каждого Родина начинается с чего-то своего, – говорит ветеран, участник Великой Отечественной войны, Дмитрий Николаевич Болдаев. – Для меня, например, она начинается со старинного села Подхожее, в котором жили мои предки, где я родился и живу по сей день.
В селе прошли его детские и юношеские годы, отсюда, в неполные восемнадцать лет перешагнув порог родительского дома, ушёл на фронт и сюда победителем вернулся после войны. Разлука с родными местами продолжалась недолго. Но и в годы военного лихолетья родное село всегда было в сердце.
Шла осень 1941 года, фашисты рвались к Москве, заняли близлежащие районы, города Михайлов, Венёв. 24 ноября оккупировали село Подхожее, а он, большеголовый, тощий мальчишка, стоя на телеге с кнутовищем в руке, глазами провожал стаю журавлей. Грустно курлыча, медленно плыли они по тускло-свинцовому небу туда, где было много-много тепла и… хлеба. Дмитрий, уже переживший не одну предвоенную зиму, сердцем чувствовал, как будет трудна и эта. Отца нет, он на фронте, мать осталась с шестью детьми. Ему же шёл семнадцатый год.
Это были грозные дни… С 13 октября разгорелись ожесточённые бои на всех главных оперативных направлениях, ведущих к Москве.
Когда мы говорим о героических подвигах, совершённых в битве за Москву, то подразумеваем не только действия нашей армии. То, что было достигнуто на Западном фронте в октябре, а затем и в последующих сражениях, стало возможным только благодаря единству и общим усилиям войск и населения столицы и Московской области, всего советского народа.
Утром 6 декабря 1941 года войска Западного фронта севернее и южнее столицы начали контрнаступление. На левом крыле фронта ещё 3 декабря войска 50-й армии и кавалерийский полк генерала П.А.Белова приступили к разгрому армии генерала Гудериана. Фашистские дивизии, оставляя на поле боя технику и вооружение, начали поспешно откатываться на Венёв. 8 декабря было освобождено и село Подхожее.
О войне в те дни в деревне говорили много, но больше всего о горестях и невзгодах. Всё чаще и чаще получали похоронки.
Трудно, холодно и голодно было зимой. Дмитрий с утра и до темноты работал в колхозе. Делал всё, что делали деревенские мальчишки его лет. За зиму он немного подрос и чуть раздался в плечах. Но куда больше изменился внутренне: детство, отрочество ушли как-то сразу, уступив место юности, тревожной и беспокойной.
Наступила весна 1942 года. Туманным и тёплым апрельским утром несколько женщин и мальчишек вышли на весенний сев. Сделали несколько кругов – лошади устали. Дмитрий сел на свежую борозду и тут услышал журавлиную песню. Опять журавли! Но только на этот раз не улетали, а прилетели, и в их небесной песне была уже другая мелодия, что-то торжественное, казалось, они ещё раз подтверждали вечный закон жизни – круговорот совершается, война не в силах его остановить.
Ещё не стихла журавлиная песня, как прибежала из деревни босоногая девчонка:
– Митя, сказала она, – велели придти в сельский Совет, тебе повестка из военкомата.
Сразу ёкнуло сердце парня, и он в этот момент почувствовал себя взрослым солдатом. В 1942 году комсомолец Дмитрий Болдаев в составе тридцати таких же юношей-призывников Серебряно-Прудского района был призван на Балтийский флот. Здесь, под Ленинградом, были сформированы морские бригады и под покровом ночи через Ладогу на морском транспорте переброшены в Ленинград. В то время он был в блокадном кольце.
Более чем 300-тысячная армия немцев обложила город с юга и юго-востока, фашистские войска нависли со стороны Карельского перешейка и вышли к реке Свирь. Войска Ленинградского фронта и силы краснознамённого Балтийского флота оказались в очень тяжёлом положении. Долгие месяцы враг терзал осаждённый город. Тисками голода, жестокими бомбёжками и обстрелами он стремился обескровить и обессилить его защитников, сломить их волю.
Корабли с войсками и техникой входили в Ленинград после наступления темноты, возвращались перед рассветом. Всё это происходило в период жестоких штормов, а затем и ледостава, двигались они по стеснённым фарватерам и мелководью в зоне вражеского огня. А когда выгрузились на берег, Дмитрий долго смотрел на опалённую войной Ленинградскую землю. Истерзанная, она лежала у его ног, и, казалось, каждый ком взывал к мести. Чёрные, торчащие трубы мирных очагов, серые, зловеще зияющие остовы огромных каменных зданий, разбитые вагоны, искорёженные рельсы говорили, казалось, то же самое. Под солдатскими сапогами хрустели осколки стекла, и они как будто вонзались не в землю, а в самое сердце краснофлотца.
Разместившись в Рузовских казармах, молодое пополнение, не теряя времени, напряжённо, без устали, днём и ночью училось осуществлять прорыв заблаговременно подготовленной обороны гитлеровцев. Основное внимание обращалось на самостоятельные действия стрелковых подразделений и морских штурмовых групп. На специально оборудованных полях учились маневрировать, на поле боя сочетать огонь с движением, вести бой в траншеях, умело действовать ночью. Любознательный и сметливый парень схватывал всё то, чему обучали командиры. Здесь же Болдаев освоил пулемёт Дегтярёва и стал первым номером расчёта. Вторым номером был его земляк Василий Павлович Штарёв.
В январе 1943 года из личного состава морского экипажа были сформированы 35-я и 36-я штурмовые морские бригады и направлены в Ленинград, в посёлок Морозовка, для подготовки к прорыву блокады, который должен был обеспечить коридор для соединения с Волховским фронтом.
Командование нашей 54-й армии, в состав которой входила морская пехота, решило нанести отвлекающий удар по гитлеровцам с тыла, со стороны Невы, с «невского пятачка», форсировать реку по льду.
– Было морозное январское утро, двенадцатое число, – хорошо помню, – говорит Дмитрий Николаевич. – Наша артиллерия открыла огонь по укреплениям противника. Началась артподготовка. Через головы наших пехотинцев по гитлеровцам, засевшим на левом берегу, били пулемёты. По сигналу ракеты моряки под кинжальным огнём форсировали реку. Однако не все огневые точки противника были подавлены. Поднимаясь в атаку, бойцы-моряки сбрасывали с себя маскхалаты, оставшись в том, что смогли сохранить от морской формы: бушлаты, тельняшки, ремни, бескозырки. Достигнув левого берега, воины бросали на колючую проволоку бушлаты, шинели, преодолевали заграждения и врывались во вражеские траншеи, завязывая рукопашный бой.
В рукопашной схватке, показывая пример, отважно и мужественно действовал комбат Зверев. Командир роты Бойко не раз сам становился к пулемёту, не в силу своего пылкого темперамента, – он был человеком хладнокровным – а потому, что бывали такие моменты, когда рядом некому было заменить павших моряков. Грохот орудий, разрывы мин и снарядов слились в непрерывный гул. Раненые, истекающие кровью моряки, в пехотных, защитного цвета пилотках, обвитых лентами морских бескозырок, ложились на берег и клятвенно его целовали. Они были готовы умереть здесь, рядом с друзьями, оставшимися непобеждёнными до последнего вздоха. Моральные испытания, которым подверглись краснофлотцы и офицеры, достигли высших пределов человеческих возможностей…
Статистика не располагает сведениями о возрастном составе участников Великой Отечественной войны. Но одно совершенно очевидно, что удар фашизма в равной мере приняло на себя и молодое поколение. У них, как и у всей страны, было всё в жизни первым: НЭП, индустриализация, ликвидация кулачества, коллективизация сельского хозяйства, ударничество, школы, ФЗУ, рабфаки.
Фашистское нашествие было для молодых людей покушением на Родину, которая была их собственной плотью и кровью. Они дрались по зову своего сердца.
Как ни цеплялся враг за Шлиссельбургско-Синявинский выступ, однако был сломлен. 18 января воины Ленинградского и Волховского фронтов прорвали кольцо вражеской блокады. Это событие стало переломным моментом в великой битве за Ленинград. Боевая инициатива перешла к советским воинам. Наше командование получило возможность подготовиться к операции по разгрому немецко-фашистских войск, продолжавших вести осаду.
Всё дальше и дальше от нас дни фронтовые, легендарные дни боевой, опалённой жарким дыханием войны молодости ветеранов. И не только дни, уходят годы, десятилетия. В наступившем 2000 году прогрессивные люди Земли уже будут отмечать 55-летие со дня победного окончания Великой Отечественной войны.
Годы уходят, но память о них остаётся. Она живёт. И чем дальше, тем кажется сильнее, явственнее, ощутимее. Она живёт в наших сердцах. Живёт в незарубцевавшихся и время от времени дающих о себе знать ранах ветеранов. О ней напоминают миллионы погибших отцов и матерей, братьев и сестёр, любимых и друзей. Да только ли в этом живёт память о минувшей войне? Она живёт во всём, что нас окружает. Во всём этом и многом-многом другом… Но главное – это человеческие души, людские сердца, наше сознание, всё то, что зовётся памятью поколений.
– В жизни каждого человека бывают события и даты, которые врезаются в сердце на долгие годы, – говорил мне во время беседы Дмитрий Николаевич.
В памяти фронтовика осели на всю жизнь несколько таких событий.
При штурме Шлиссельбургской крепости их стрелковая рота была остановлена шквальным огнём противника. Они залегли на открытом месте. Положение создалось критическое. Перед ними проходили сильно укреплённые позиции врага. Д.Н.Болдаеву, как старшему пулемётного расчёта, была поставлена задача: во что бы то ни стало овладеть промежуточной фланговой высотой и заблокировать немецкие огневые точки, чтобы дать возможность морским пехотинцам взломать их укрепления.
А далее было так. По занесённой снегом канаве Болдаеву и второму номеру расчёта Штарёву удалось подобраться почти вплотную к вражеским позициям. Вся рота следила за их смелыми действиями. По характеру стрельбы юный балтфлотец пытался определить – держатся наши или всё ещё отходят? Внимание его привлёк шум справа. Оглянулся – и похолодел: низко пригнувшись, подобрав полы захлюстанных шинелей, на их позицию бежали гитлеровцы. Значит, заметили. Вид у фашистских вояк был довольно жалкий, будто мокрые курицы. Навалившись на пулемёт, прицелился по поясам и нажал на спусковой крючок. Площадка мгновенно опустела. Очухавшись, фашисты открыли ураганную стрельбу. Прибывшее подкрепление немцев, не разобравшись в чём дело, открыло стрельбу из автоматов. Посмотрел Дмитрий на них – какие у этих вояк испуганные физиономии! На близком расстоянии хорошо было заметно животное выражение ужаса в глазах врагов, панически мечущихся перед позицией двух советских воинов. Боец почувствовал себя в эту минуту уверенным, сильным. Теперь, давая короткие очереди из автомата, он целился тщательно, бил в упор на выбор. И вдруг, нажав на спусковой крючок, похолодел – выстрела не последовало. Понял – кончились патроны! Что-то тёплое потекло по кисти правой руки. Посмотрел – кровь. Видимо в горячке с такой силой нажал на спусковой крючок, что содрал с пальца кожу. Однако нет, рука не повиновалась. И тут же острая боль пронзила полость живота. Ещё одна пуля прошила его насквозь. Немцы, догадавшись в чём дело, один за другим стали подниматься с земли. Уже не таясь, быстро приближались. Достав гранату, Дмитрий крикнул второму номеру расчёта: «Василий, отползай, отходи! Взрываюсь!» Но его земляк, Штарёв Василий Петрович, был уже мёртв. И в это мгновение морозный воздух потрясли крики «ура!» и отборный, ядрёный мат моряков Балтфлота. Они лавиной шли в атаку.
Словами трудно передать состояние, в котором пребывал боец последующие часы. Он не то, чтобы потерял сознание, но нельзя было и сказать, что находился в полной памяти. С поля боя его вывезла по снегу на рыбацкой лодке девушка-санинструктор.
– Находясь на излечении в Ленинградском госпитале, – говорит Дмитрий Николаевич, – я вспомнил всё, что мы пережили за эти страшные месяцы, которые бросили нас в пропасть, полную неизвестности и кровавых испытаний. Давно ли был тот весёлый, счастливый день, который обещал доброе лето, отдых и новые впечатления. Но 22 июня, как чёрной молнией, ударило в наш календарь.
И вновь, после выздоровления, Дмитрий Николаевич попадает на курсы в учебную миномётную роту сержантского состава, которую затем вводят во 2-ю Ударную армию Ленинградского фронта. Ей предстояло силами пяти-шести дивизий прорвать оборону противника на Гостлицком направлении, овладеть Ропшей и, соединившись с войсками 42-й армии, уничтожить петергофско-стрельнинскую группировку гитлеровцев. В дальнейшем развивать наступление на Кингисепп и Гатчину. В наступательных боях под Ленинградом советские воины проявили массовый героизм. Не преувеличивая, можно сказать, что каждый солдат, матрос, каждый сержант и офицер был героем, дрался с врагом, не щадя своей крови и жизни. Только во 2-й Ударной и 42-й армиях за десять дней боёв был награждён 3281 человек. За время наступательной операции, начавшейся 14 января 1944 года, 2-я Ударная армия прошла с боями до 150 километров, продвигаясь в среднем по 7-8 километров в сутки. Советские войска полностью освободили от блокады Ленинград. 27 января 1944 года салют, прогремевший в ленинградском небе, возвестил миру о новой блестящей победе советского народа. Изгнав захватчиков из пределов Ленинградской области, наши войска очистили часть Калининской области и вступили на землю Эстонии. Войска 2-й Ударной армии развивали наступление в направлении Кингисепп-Нарва. Батальон, в котором находился наш земляк, двигался в боевых порядках, содействуя пехоте и танкам, выполнял работы по закреплению рубежей. Враг цеплялся за каждый населённый пункт. Свой отход он прикрывал крупными силами мотопехоты, усиленной артиллерией. В одном из боёв за эстонский хутор, поднявшись в атаку, Дмитрий Николаевич почувствовал, как в его ноги мгновенно впились сотни раскалённых гвоздей. Боль пронеслась по ногам, по туловищу, ударила в голову. «Да что же это такое?» Попытался встать… и упал, как подкошенный – сразила адская боль в обеих ногах. Стал опять подниматься – будто кто-то клещами рванул за колени и держит. И тут вспомнил всё: вызванный шоком провал в памяти исчез. Глянул в сторону ног и запричитал. От душевной и физической боли одновременно. Увидел раздробленный от разрывного снаряда окровавленный голеностопный сустав левой ноги. «Так, значит, оторвало», – подумал он спокойно. Пододвинул, дотянувшись до голенища, поближе, осмотрел её. От вида сине-белого среза голени к горлу подступила тошнота. Перевёл глаза на правую ногу. Она оказалась тоже простреленной. Не торопясь, развернул лохмотья брюк и кальсон. Нога была усеяна ромбиками осколков – будто сотни лесных клещей впились в неё. Машинально попробовал их вытаскивать – не получилось. Накрепко засело в теле калёное железо. С поля боя его вытащил боец-татарин, затем однополчане на плечах по глубокому снегу доставили до ближайшего хутора. Это были молодые воины: казахи, туркмены, татары, юноши других национальностей. К этому времени из тех, с кем он начинал войну, никого не осталось, сменилось уже несколько поколений. Санчасть отставала от стремительного наступления войск, поэтому фронтовые друзья приказали местному эстонцу на конных санях везти раненого в тыл, дав при этом Болдаеву пистолет для конвоя эстонца: мог же и не довезти куда надо. Весь этот путь Болдаев, боясь потерять сознание, держал своего извозчика на прицеле. И опять госпиталь, ампутация левой ноги. Снова начинал учиться ходить. Так окончился ратный путь молодого бойца.