– Помнишь? У нас в классе учился Рома. Крепкий малый такой, мы с ним еще на тренировки ходили в зал вместе.
Я молча кивнул. Рому я помнил хорошо, он выделялся среди одноклассников не свойственной детям чертой. У него было все по плану. Он уже в шестом классе выбрал для себя предметы для углубленного изучения и самостоятельно их осваивал, ходил по библиотекам. Тренировки, режим, питание по распорядку, на прогулки в строго отведенное время. Тогда мне казалось, что некоторые дети уже рождаются взрослыми.
– Так вот, – продолжал Гавриил, – если вспомнил, то хорошо. У Ромы старший брат преподавал на геологическом факультете и звал нас на летних каникулах в разведывательную экспедицию от университета. Ты это помнишь?
Я отрицательно покачал головой. И рассказ продолжился.
– У него в команде не хватало участников, и он мог набирать народ со стороны. Короче, свой путь к новой жизни я начал в этой экспедиции. Родители были категорически против моей поездки, но тогда я уже все решил для себя и уехал, написав прощальную записку. Местом экспедиции была Центральная Сибирь.
И отправились мы, Миша, на Восточные Саяны, на геологическую базу возле озера Дерлиг-Холь. Это был мой первый серьезный самостоятельный поступок, давший мне так много, что и не передать словами. Тем летом я трудился бок о бок с людьми интеллигентными и образованными, в большинстве своем мечтателями и путешественниками. Находиться рядом с такими людьми и учиться у них понимать истинные ценности мира – это был настоящий подарок, за который я несказанно благодарен судьбе. Меня на всю жизнь покорили красота дикой природы, великолепие гор. Я чувствовал огромную силу могучей земли, ее вызов человеку и свое непреодолимое желание разгадать ее тайны. А звезды? Сидишь ночью у костра, а небо блестит мириадами россыпей. И красота эта невыносимая уносит ввысь мысли твои, когда понимаешь, что не хватит твоего сознания принять, насколько этот мир колоссален. А приближаясь к пониманию размеров, осознаешь, какой песчинкой ты на самом деле являешься. Думая о Вселенной и поднимая взгляд в небо, знай, что она тоже смотрит на тебя миллиардами глаз. Разве все это можно понять, оставаясь внутри нашей цивилизации? Жизнь у информационного экрана похожа на рекламный ролик продукта, которого никогда не попробуешь. Навязанная обществом система сомнительных ценностей и убогость построенного нами самими мира отнимают у человека радость познания и созерцания его красоты. Жизнь современных людей заполнена только суетой.
Вернулся я из поездки другим человеком. Да, милый дом, да, радость встречи. Но все вокруг как будто не мое. И ритм другой, и серость красок, и главное, невыносимый шум. Шум отовсюду. От людей, машин, домов, собак… И этот шум, который я раньше даже не замечал, стал для меня как бельмо на глазу, красная тряпка для быка, как боль, что монотонно душит, мешая жить. Куда угодно, лишь бы не здесь. Собрал рюкзак, опять записка родным, немного денег на карман – и в путь. Как оказалось, добровольцы, готовые работать за еду, нужны всегда. Опять к геологам. Камчатка. Еще год на Алтае. Потом Монголия, и опять Камчатка.
Гавриил остановил рассказ:
– Устал с дороги? Может, мы прервемся?
– Нет. Не хочу. И вовсе не устал, – с некоторым вызовом в голосе ответил я. Сидел, слушал на одном дыхании и поймал себя на мысли, что завидую ему. Я искал смысл в деньгах и потерял больше, чем приобрел, потратил столько сил и чуть не лишился жизни, выясняя, что ничего нельзя изменить и мое детское понятие «счастья для всех» – это лишь иллюзия, со звоном разбившаяся о реальность. А он с палаткой и рюкзаком отыскал свое счастье практически сразу. Может, именно это я должен понять?!
– Ну, хорошо, давай продолжим. Но недолго. Скоро закат. Я много путешествовал, а когда не было экспедиций, работал библиотекарем в университете. Это и спасало от уныния в перерывах между поездками. Удивительный мир книг может на время отвлечь от серой реальности и скрасить ожидание. Но случилась поездка, которая изменила мое восприятие бытия. Опять Саяны. Только я теперь – руководитель экспедиции. К тому времени уже окончил геологический факультет и защитил кандидатскую. Помогли изобилие местных дипломов и звание почетного геолога. Искали мы, как обычно, минералы. Пробы, плюс разведка и анализ. Результатов нужных в радиусе автономности базы не было. Ну что ж, тогда вперед – рюкзак, ружье и несколько приборов. Как там в песне:
Мы свои не меняем привычки
Вдалеке от родимых домов.
В рюкзаке моем сало и спички
И Тургенева восемь томов.
И вот однажды, покинув базу, я пустился в дальний рейд. Шел больше семи дней, а нужного материала так и не обнаружил. Разведка в этом районе никогда не проводилась, и узнать, что ждет впереди, можно было только по аэрофотосъемке, что давало лишь примерную картину. Мне было известно, что впереди большая гряда, а посредине нее находится небольшое ущелье. Туда я и определил для себя вектор движения. Каково же было мое удивление, когда, дойдя до хребта, я увидел там небольшую стоянку людей. Юрты, пасущиеся животные и несколько разведенных костров. Агрессии от коренных народов никогда не было, и я безбоязненно спустился к ним. Это в современном мире незваный гость хуже татарина, а за его пределами гость всегда желанен. Ведь гость – он путник, источник свежих новостей и, возможно, новых знаний, плюс собеседник. Поэтому кочевые общины редким путникам рады всегда. В общем, приняли меня как высокого гостя. За стол посадили, все самое вкусное наготовили и беседы вели в шатре старейшины. Почти всю ночь проговорили. Про мир, войну, погоду, быт. И вот зашел у нас разговор о том, чем живет современный человек, чем он дышит, что для него важно и какие у него ценности. Так как я по роду службы был далек от общих тенденций последних лет, решил рассказать о себе. Что мой удел искать полезные ископаемые, необходимые моей стране, что люблю литературу и равнодушен к музыке, что «болен природой» навсегда и жизнь трачу, как сам хочу. Но, дослушав меня, старый кочевник задал вопрос: счастлив ли я?
И я честно признался ему в том, что беспокоит меня последние годы. Что жизнь моя вроде и наполнена событиями, но они важны только для меня одного. Что часто охватывают сомнения, правильно ли я живу. Что, может, только путь людей великих, оставивших свой след в веках, имеет смысл, и им все удается, а я уже прожил сорок лет и ни поступков сильных, ни дел значительных не свершил. И вспомнил я строки, передающие мои сомнения: «Ни полководцем я не стал и ни героем, великих подвигов не совершил, ни рисовать, ни петь, ни сочинять. Так, может, я пустое место. Вот был, служил, тужил и помер. Выходит, жизнь я прожил зря, лишь занимая чей-то номер».
На что старейшина мне поведал притчу, а выводы, сказал, ты делай сам:
– Передается эта притча у нас в роду из поколенья в поколенье. Она о том, что тело наше – лишь оболочка, сосуд души. А душа — она как накопительная материя нашего сознания. Все знания наполняют душу в течение земной жизни, и этот процесс идет с начала времен. А поступки и деяния лишь меняют ее цвет. Когда рождается человек, она белая, как крыло лебедя, и легкая, как облако, а с каждым плохим поступком она темнеет и становится тяжелее от этой черноты. А когда приходит время и оболочка нашего тела разрушается, то душа попадает во вселенское озеро. И чем тяжелее в течение жизни от неправильных поступков она стала, тем глубже на дно озера погрузится под бременем грехов. А чистые души на поверхности плавают, и как только другая жизнь зарождается, в новую оболочку первыми и переходят. И выходит, что только душа наша истинно важна, так как вечна.
– А сознание для чего развивать? – спросил тогда я у старца.
– Чтобы не совершать плохих поступков, – ответил он, – сознание определяет твои деяния и поступки. В этом мире не общество и не государство, а только твое сознание определяет их правильность, оно же и судья тебе. Это не только дар, но и огромное испытание. Развивайся, ищи себя и свой путь и знай: искусов запятнать душу всегда будет предостаточно. А то, что ты не совершил великих подвигов в своей жизни, так это пустое все, не по ним мера идет. Да и, к примеру, полководцы твои «великие» столько зла в этот мир принесли, что до скончания времен на дне будут. Твои терзания понятны и просты, хоть и кажутся тебе истинно важными. Я тоже в свое время к старикам за советом приходил, но с более трудным вопросом. Не было у меня детей, то ли хворь какая, то ли судьба злая. И благодаря этой притче пришло понимание значимости собственной жизни и своего пути. А трагедия моей жизни из-за отсутствия продолжения рода обернулась радостью. Вот посмотри, два богатыря сидят, обоих из детдома взял. Уже 15 лет, как они со мной, и нет у них папки другого, а для меня нет никого на свете ближе и дороже них.
Вот так, Миша, в тот день я обрел для себя новое понимание бытия и истинной ценности всех наших поступков.
Вернувшись домой, первое, что я сделал, – это взял себе другое имя, разграничив свою жизнь на «до» и «после». Но на сегодня хватит. Пора спать ложиться. Завтра разговор продолжим.
И мы пошли спать. Небольшая снаружи изба оказалась достаточно просторной изнутри. Запах дерева, перемешанный с ароматом развешенных для сушки трав, был замечателен. Уложив меня на печку, Гавриил сам лег на большую лавку возле стены и махом захрапел. Может, и я храплю? Спросить только не у кого. И с этой мыслью я погрузился в глубокий сон до самого утра.
Проснулся я поздно. Часов у меня не было, но если судить по яркости солнца, то время близилось к полудню. Гавриил хлопотал за столом и, поздоровавшись, предложил мне сходить окунуться и возвращаться завтракать. Идея мне очень понравилась, и я отправился к морю по тропинке. Несмотря на прохладный ветер, мне все равно захотелось искупаться. Ночь, к сожалению, покоя мыслям не принесла, они по-прежнему ходили хороводом друг за другом. Может, хоть вода поможет скинуть лишний груз тревог. Раздевшись, я разбегаюсь и ныряю, делая столько гребков под водой, насколько хватает воздуха. Вода обжигает тело, но в то же время она мягкая и обволакивающая. Я открываю глаза под водой и вижу дно метров на десять в глубину, хотя по ощущениям я только-только оттолкнулся от берега. Начинаю всплывать, но при выходе из безмятежной глубины меня начинает бросать из стороны в сторону. Я пытаюсь вздохнуть и уже изо всех сил отталкиваюсь от воды ногами и руками. Через секунды я выскакиваю почти по пояс и делаю так необходимый моим легким глоток кислорода. Следующая волна опять накрывает меня, и я снова оказываюсь под водой. Легкие «горят», тяжелая борьба, и я, как пробка из бутылки, опять выскакиваю на поверхность. Новая волна накрывает с меньшей силой, повезло, и я стараюсь как можно больше надышаться, словно хочу сделать это впрок. Небольшое затишье дает мне возможность осмотреться по сторонам. Кручу головой во все стороны, и страх сжимает меня, как тиски заготовку. После полного оборота вокруг себя я не увидел ничего, кроме моря и волн. Паника захлестнула меня сильнее волны. Я еще яростнее кружился вокруг себя, пытаясь увидеть берег. И, естественно, пропустил накрывающую меня сверху огромную волну. Она слегка развернула меня на месте, и под ее тяжестью я стал погружаться вниз. Опять стремлюсь наверх, глоток воздуха, и новая волна, еще глубже отправляющая меня ко дну и выбивающая из тела последние резервы. Сил сопротивляться больше нет, но вместе с их потерей приходит другое ощущение: погружаясь, я чувствую покой. Бушующая масса только на поверхности, а в глубине царит мир. Паника и страх отступили. Ни дышать, ни двигаться уже не хотелось, только замереть и насладиться этим новым чувством. Я смотрел на себя как будто со стороны. Светлое пятно посреди зеленоватой воды, медленно погружающееся в темноту. Больше нет суеты, все позади. Будто долго не мог заснуть, страдал, и вот он приходит, тот долгожданный сон, и ты проваливаешься в его сладкую безмятежность. Закрыл глаза. Больше ничего не существовало в этом мире, только темнота.
Жаль, а так хотелось жить…
Глава 6. Другая реальность
Следующий кадр – резкий болезненный свет. Не хочу его. Со всей силой закрываю глаза. Почему? Куда делся покой? Невнятные тени. Даже сквозь закрытые глаза ощущаю мельканье предметов. Удар. Сильная боль в теле, место не определить. Опять мелькания и скрежет, как гвоздем по металлическому листу. Медленно приходит новая мысль: почему я слышу звуки? Надо открыть глаза. Опять резь и свет. Закрываю. Опять удар. И новая боль. Как будто миллион иголок впиваются в меня одновременно. Я кричу. Но крика не слышу. Рот почему-то не открывается. Крик – в моей голове. Новая боль, терпеть невыносимо, и я проваливаюсь в спасительную темноту. Опять свет, не такой болезненный, но резкий и неприятный даже сквозь закрытые глаза. Тело ватное. Сил хватает приподнять голову, заставляю себя осмотреться. Лежу на кровати, почти до горла одеяло. Вокруг гладкие бежевые стены, рядом большая белая тумба, на ней металлический прибор с мигающими огоньками. Следующее ощущение – это непередаваемое чувство жажды. Глоток бы мне. Внутри все сухо, я чувствую, что я какой-то картонный, ломкий. Мне нужна вода! Я начинаю привставать с кровати и понимаю, что вдобавок у меня сильно кружится голова, как после детской карусели. Пробую поймать центр фокуса на середине стены. Немного получается. Уже легче. Пытаюсь встать. Но что-то мешает, как будто удерживая на месте. Начинаю осматривать себя и вижу провода с круглыми белыми присосками, идущими по всему телу. Страшно. Кричу что есть силы, и начинаю слышать свой голос, только это не голос, скорее хрип. Откидываюсь обратно, пытаюсь шевелить руками и ногами, но получается, как в замедленном кино, будто нахожусь в киселе, вязком и липком. Краем глаза замечаю чье-то движение. Насколько могу, поднимаю голову. Женщина средних лет в белом халате смотрит на меня, потом резко поворачивается и убегает. Не успев осознать увиденное, оказываюсь в окружении трех мужчин в белых халатах. Двое осматривают прибор на тумбочке, а один, наклонившись ко мне, зачем-то светит поочередно в каждый мой глаз ярким маленьким фонарем. Теперь не вижу ничего. Все опять плывет.
– Очнулся! Где болит? Эй, парень, поговори с нами!
Я начинаю понимать, что спрашивают меня. Ослепление от фонаря проходит, снова вижу. Пытаюсь произнести еле шевелящимися губами:
– Пить.
Появляется трубочка, через нее вливается долгожданная жидкость, вкуснее я ничего в жизни не пил. Только бы не останавливаться, а продолжать. Кашляю, резь в горле, но голова проясняется. Приподнялся. Уже четко вижу все вокруг:
– Где я?
– Ты в больнице, Михаил. Что последнее помнишь? – Вопросы задает, по-видимому, врач или какой-то мужик, переодевшийся в белый халат, с фонендоскопом на шее. Мне уже легче.
– Тонул я.
– Правильно, ты тонул. Но сначала спрыгнул с моста и ударился головой о воду.
– С какого моста? – еще хриплым, но уже более уверенным голосом спросил я.
– Как с какого? Не помнишь, что ли? Если судить по записи в дежурном журнале, то с Северного, если тебе эта информация поможет что-то вспомнить. Ну ладно, отдыхай, приходи в себя. Потом поговорим. Сейчас процедуры тебе назначим. Да, и позвоните родителям, обрадуйте, что малый очнулся, – обратился он к двум другим мужчинам, присутствующим в палате. – Запись в журнал сделайте, получается, что он в коме ровно неделю был.
На этом они удалились. Осталась только женщина, записывающая что-то в коричневый журнал, похожий размерами на школьный.
– Воды можно еще? – тем же хриплым голосом попросил я.
– Конечно, сейчас принесу.
Мои мысли галопом понесли меня в новом направлении. Какой мост? Почему я здесь, а не на острове, и главное, где это – здесь? Вернулась медсестра, принесла стакан воды. Пить лежа было очень неудобно. С ее помощью мне удалось сесть на кровати и, обхватив стакан двумя руками, попить. Вода обжигала горло, стакан ушел почти в один глоток, и я понял, что хочу пить еще больше. Но на просьбу: «Можно ли еще?» – получил отрицательный ответ:
– Тебе нельзя много. Врач придет, назначит капельницу восстанавливающую, после нее и попьешь еще.
В этот момент дверь резко распахнулась, и в палату вбежала мама. Лицо мокрое от слез, но огромные глаза светятся радостью и счастьем. Обняв меня, она заплакала навзрыд, все сильнее сжимая «блудного сына» в своих объятиях.
– Осторожнее, пожалуйста, – сказала медсестра за ее спиной. – Он еще очень слаб.
Но ее слова не произвели должного эффекта, отпускать меня мама не собиралась. Тоже обняв ее, я, как мог, стал ее успокаивать: все в порядке, и мне уже хорошо. Оторвавшись от объятий, мама пристально посмотрела мне в глаза.
– Что же ты наделал! Как ты мог! Ты же знаешь, дороже тебя у меня нет никого. Я думала, что потеряла тебя… Жизнь сразу же остановилась. Да еще из-за такой ерунды. Подумаешь, экзамен завалил!
После этих слов мне стало вообще не по себе. Какой экзамен?
И мысли опять побежали, пытаясь выстроить логическую цепочку. Мама моя – это факт, я – это я, тоже вроде факт. Тогда почему мост? А экзамен и больница? Но другой вопрос волновал сейчас меня больше остальных: если меня нашла мама, значит, найдут и все, кто меня ищет. От властей не скрыться, из больничной палаты я могу прямиком отправиться на допросы. Решаюсь задать вопрос:
– Меня спрашивал кто?
– Конечно, все на улице волнуются и спрашивают, как ты? Друзья твои по очереди приходили, за тебя очень переживают.
– И все? Больше никто? – с нескрываемым волнением в голосе спросил я. Вдруг все же не нужен я им, и нет погони за мной людей в погонах?
– А кто тебя конкретно интересует? Отец сейчас приедет. Бабушка тоже.
Я старался кивать, но нужного ответа ее слова мне не дали.
– Мама, что со мной случилось? – решил я зайти с другого края и попробовать восстановить последовательность событий.
– Ты не помнишь, что ли? Плохо. – И она опять зарыдала, опустив голову.
– Помню. – Я поспешил ее успокоить, опять обняв и прижав к себе. – Но не все. Подробности слегка в тумане. Расскажи, пожалуйста.
– Хорошо. – Немного успокоившись, она начала:
– Семь, нет, уже почти восемь дней назад ты ушел сдавать вступительный экзамен в институт. Как мы потом выяснили, ты его завалил.
Господи, меня бросило в жар. Кажется, я перестал дышать. Я вспомнил тот день. Это было как будто в другой, уж точно не моей жизни. А как же друзья по шахматной школе, что с ними? А Соловки? А Гавриил?
В реальность вернул мамин голос, продолжавший рассказ:
– Следующие сведения о тебе мы узнали от милиционера и врача скорой помощи. С их слов, сынок, – и я опять увидел накатывающиеся слезы в ее глазах,– ты сначала стоял на мосту, а потом взял и прыгнул вниз. Хорошо, что недалеко от моста рынок был. И продавцы с того рынка твой «полет» увидели. Точнее, бабуля одна. Она позвала на помощь, остановила проезжающую мимо машину. Водитель тебя из реки и вытащил. А она не растерялась, скорую и милицию вызвала. Так что у тебя два спасителя.
В это время в палату вернулся доктор.
– Ну что, Михаил, поздравляю с возвращением, и вас, мадам, тоже.
– Спасибо большое, доктор! – не вставая с моей кровати, ответила мама.
– Вспомнил что? – поинтересовался доктор.
– Странно, но помню Соловки, – прохрипел я, – остров и море вокруг.
– Любопытно, – доктор приподнял очки, – продолжай.
– Помню остров каменистый. Помню, что пошел купаться, и вода холодная, а волны стали захлестывать сверху, сил не осталось, и начал тонуть. – Я пытался озвучить свои достаточно сумбурные воспоминания.
– А откуда ты знаешь, что это Соловки?
Но тут в разговор вмешалась мама:
– Я знаю, почему Соловки и море и почему это тебе привиделось. Ты забыл, наверное, за день до экзамена твой двоюродный дедушка Слава, что в Магадане живет, к нам в гости приезжал. И привез целый альбом с фотографиями, как он с друзьями был на Соловецких островах с рыбалкой и экскурсией. Красочный такой, не помнишь? Мы все его рассматривали за столом вечером.
Теперь я точно перестал понимать, что реальность, а что, возможно, было сном. Неужели это правда? Неужели все то, что произошло за эти годы, – только мой сон в коме? Нет. Так не бывает!
Врачу, видно, стали не очень интересны наши семейные подробности, и он откланялся, сославшись на необходимость обхода других пациентов.
Мы опять остались втроем. Медсестра так и не ушла, слушая нашу беседу, и мама продолжила рассказывать:
– Вот вчера всей гурьбой одноклассники твои приходили, правда, их быстро выгнали, больно уж они шумели. Первые дни отец и я сутками с тобой сидели, но потом доктор запретил. Даже с института мне звонили, сказали, что очень сочувствуют и что, когда ты придешь в себя, готовы создать комиссию и еще раз принять у тебя экзамен.
Я слушал и все дальше уходил в своих мыслях: нет, не могло все привидеться, слишком реальны были события, слишком много мелких деталей и переплетений. Жизненные ситуации, поступки, свершения и неудачи. Да даже последняя встреча, уже как мне теперь казалось из прошлого, с самим собой, пытающимся открыть мне глаза на истинные жизненные ценности. Но, с другой стороны, я же сейчас здесь…
И я продолжал слушать маму, ее голос успокаивал и настраивал на лучшее: не важно, что и как было, она рядом, а я живой, и значит, жизнь будет продолжаться. «История для историков, а нам бы пожить», – вспомнил я слова солдата, вышедшего живым из боя и записавшего их на папиросной пачке, которая хранится в нашем школьном музее. Да если разобраться, для меня та реальность точно хуже, чем эта, и я улыбнулся своей новой мысли. Кома так кома, вышел, и слава Богу. Планов громадье! Желание стать геологом возникло как-то само собой. А что? Совсем даже неплохо. А есть ли, интересно, среди геологов женщины? Ведь со спутницей веселее будет познавать красоты мира!
– Да, вот еще что, – вывела меня мама из моих размышлений. – Совсем позабыла в суматохе. Мы с той женщиной с рынка встречались вчера. Ездили с отцом сказать ей спасибо и передали наше домашнее вино и шоколадку. От денег она наотрез отказалась. Немного странная она, конечно, мы же ей деньги от чистого сердца предлагали. Она уже вчера нам сказала, чтоб мы не плакали, что худшее позади и что ты очнешься скоро. Хотя врачи говорили другое. Бабуля та, Мария ее, кстати, зовут, просила, как очнешься, вещь тебе одну обязательно передать. – Покопавшись в сумке, мама достала маленький сверток и протянула мне.
Я развернул его, и мне показалось, что земля ушла из-под ног… Я лечу сквозь пространство, не ощущая ни тела своего, ни окружающего мира. В свертке лежала… черная свеча.