Не может быть, что я вернулся в прошлое, оказавшись в том же самом времени на той же самой вечеринке. Что-то не так. Почему они все молчат и смотрят только на нас с Нильсом?
– Присаживайтесь, пожалуйста, – предложила мне на правах хозяйки дома Марта, указывая на одиноко стоящее в центре зала кресло. – А мы с милым вместе со всеми устроимся на диване, мест достаточно.
Мне ничего не оставалось, как согласиться с этим предложением и усесться в кресло. Оно было широкое, удобное и мягкое, сразу располагающее к беседе, ради которой, вероятно, нас и ожидали собравшиеся гости. Все уставились на меня.
Через пару минут полнейшей тишины я не выдержал и, положив ногу на ногу, сказал:
– Что вы хотите услышать?
Марта, ещё раз очаровательно улыбнувшись, ответила за всех:
– Когда в этом доме, узнав, что Вы мистер Барни – писатель, я поделилась с Вами своей сокровенной историей. Могли бы теперь Вы оказать всем нам любезность и в ответ на мою открытость рассказать свою историю? Нам жутко интересно Ваше впечатление.
– Насколько мне представляется, – обратился я к Нильсу, не зная с чего начать, – со дня нашего знакомства прошло около полутора лет?
– Это как Вам угодно, – очень серьёзно ответил Нильс.
Его слова привели в неописуемый восторг всех присутствующих! Общий зрительский залп смеха вырвался на сцену и продолжительным эхом восторга, как стереозвук в динамиках, пролетел несколько раз из угла в угол гостиной мимо меня. Даже Нильс рассмеялся так, что с его глаз потекли слёзы. Марта накрыла ладонью лицо в приступе хохота и полностью откинулась на спинку дивана.
Через мгновение Нильс поднял ладонь правой руки вверх, подавая знак:
– Ну, хватит, друзья мои, хватит. Я сразу должен извиниться перед нашим другом за нашу внезапную реакцию. Извините, ради Бога, мистер Барни.
Мне было недостаточно этого, закипевшая обида бурлила во мне. Я старался не показать вида, ожидая следующие действия неадекватный толпы.
Нильс продолжил:
– Видите ли, здесь невозможно определить время встречи, о которой Вы упомянули. Если быть точнее, вопрос о времени здесь абсолютно неактуален. Мы, друг мой, находимся в вечности. И теперь Вы тоже.
Наступило гробовое молчание. Все ждали мой ответ. Даже дети, сидящие на руках родителей, замерли без движения, как восковые фигурки. Мне показалось, что они глядя на меня не дышат. Совсем не дышат.
Паузу прервала Марта:
– Подождите, друзья, ну, что вы, в самом деле? Мистер Барни, ну, как всё-таки Вам путешествие?
В этот момент мне показалось, что все они разом начали дышать.
– У меня вопрос к Вам, врач-убийца, – я посмотрел прямо в глаза Нильсу. – Это все они?
Ни одна складочка не дёрнулась на лице Нильса. Напротив, он усмехнулся и ответил:
– Это пятая часть тех, кого я спас.
– А остальные, извиняюсь, где сейчас? Сто пятьдесят человек, как минимум? Они чем-то заняты или им не хватило на этой сцене места?
– В каждом эксперименты есть жертвы, друг мой, они были первыми и им не удалось, увы, перейти в этот мир. Ради нас.
Нильс поднял глаза к потолку и все синхронно повторили за ним. Особенно постаралась Марта:
– Они сгорели в миг, как тополиный пух, когда чья-то рука бросает зажжённую спичку.
– И что здесь, доктор Нильс? – продолжил я защищаться вопросами, то ли от страха, то ли от собственного бессилия. – Где Солнце, ветер, море и, вообще, здесь тяжело дышать?! Я расстегнул две верхние петли на больничной пижаме, в которой теперь только себя и осознавал.
– Вы, мистер Барни, удивительно внимательны, – ответил Нильс, резко встав с дивана и подойдя ко мне почти вплотную, на ходу тоже расстегнув верхнюю пуговицу своей белоснежной рубашки. – Я не ошибся в Вас.
– Да? – возмутился я и встал напротив него. – Так я прав! Это пустая декорация! Это спектакль!
– Это наш дом, мистер Барни! Прошу Вас быть деликатнее, не забывайте, что Вы в гостях. Это вечный мир, в котором мы живы, и продолжим жить дальше! А Вы и все подобные Вам никогда, слышите, никогда не вернётесь ни во втором Его пришествии, ни в пятом! Ясно!
У меня заколотилось сердце и потемнело в глазах:
– Вы что хотите сказать? Что мы зря верим?
– Мистер Барни, друг мой, – Нильс чуть наклонился ко мне. – К моему сожалению, это так, хотя, я то же, надеялся на большее.
Он отвернулся от меня и медленно зашагал по залу гостиной, точно, как тогда в палате. Все воскрешённые следили за ним и ловили каждое слово.
– Когда-то я никогда об этом всём не задумывался, жил как все, спешил на работу, вместо того, чтобы остановиться, чтобы осознать жизнь! Я, наоборот, нагружал себя лишним. Да, чуть было я полностью не потерял себя в том безумии. Возможно, я, как и другие, прожил бы обычную, может, и счастливую жизнь. Но, увы, произошло так, что в тот день по какой-то чёртовой случайности из-за какой-то мигающей лампочки в холодильнике, я потерял Марту. Вы всё видели сами, мистер Барни. Я поступил так, как должен был поступить. Музыка, звучащая отсюда, в тот миг, когда на моих руках уходила Марта, с каждой минутой усиливалась. Это непередаваемая музыка. Не приведи, Господь, Вам услышать её. А, может, я был излишне чувствителен?
Нильс замер. Пауза.
– Вы, друг мой, тоже уязвимы. Вы – поэты, писатели, вся ваша братия вечно ищете грань. А вы и есть та самая грань между мирами. Одним – века, другим – мгновенье. Не более того. Вы лишь более ранимы, но как и все люди беззащитны. – Нильс бросил взгляд на всех присутствующих. – Вот только вечность находится здесь, где нет времени. Да, у нас нет Солнца, но у нас нет тьмы, у нас нет деторождений, но у нас нет болезней и потерь близких. И наш загробный мир имеет границы этого дома. Другого ничего нет. И не будет. Это наш дом.
Он вновь посмотрел на меня:
– Вам, мистер Барни, что по душе?
– Я не знаю…
– Мы выбрали Вас, – обратилась ко мне Марта, – задолго до вечеринки. Мы хотели, чтобы Вы сами убедились, что это возможно. И, мы знаем, что это единственный путь самосохранения.
– А где же рай? – вырвалось из меня.
– Больше ничего нет, друг мой мистер Барни. – Нильс снова подошёл ко мне. – Вокруг только тьма.
– Я отказываюсь верить Вам. Вы – убийца, который их всех покончил. Равнодушно. Это факт, доктор Нильс. Это доказано следствием.
Марта подошла к мужу, обняла его и сказала, обратившись к нему:
– Я же говорила тебе, ничего не бывает наполовину. Вот ты и сам убедился.
– Да, дорогая моя Марта, вижу. Я спас лишь того, кого можно спасти.
Мне стало жутко от услышанного. Я подумал, что это сон, это неправда.
– Это – не сон, это – правда, – вслух повторил Нильс.
Мне стало ещё хуже, я оступился назад, не удержался на ногах и плюхнулся назад в своё огромное кресло. Нильс присел на корточки передо мной. Он умело взял меня за запястье и, успокаивающе сказал:
– Вы просто хотите вернуться домой, мистер Барни?
Я кое-как поднял тяжёлую голову, чтобы ответить:
– Скорее. Я прошу Вас.
XI
Чувствуя безысходность и опустошение, не видя ничего вокруг, я медленно встал и побрёл в прихожую, с обеих сторон поддерживаемый Нильсом и Мартой. Меня подвели к той самой тайной двери, за которой находилась палата в неизвестной больнице на неизвестной улице неизвестного города неизвестной страны. Взявшись за металлическую ручку, я потянул её на себя и тихо шагнул через порог обратно.
Никаких туннелей со светом в их конце, никаких фрагментов из прожитой жизни от момента твоего рождения, ничего и никого – всё это чушь. Страшно темно. Никакого даже малейшего блеска или отражения света, никаких цветов, кроме чёрного. Нет звуков, холода, запахов, ветра и времени. Нет даже стен. Я вытянул вперёд перед собой руки, но у меня их не было. В груди не билось сердце. Я посмотрел наверх и понял, что не поднимал голову. Всё вокруг меня кружилось. Я упал, оступившись, в пропасть, на краю которой стоял, не чувствуя ног. Я закричал! И… не услышал себя… Я потерял сознание.
XII
Хлопок! Я раскрыл глаза, лёжа лицом в земле. Через боль приподнял голову и увидел перед собой в ночи светящиеся, как мотыльки, электрические лапочки на крыльце дома, в который когда-то пришёл на вечеринку к своим знакомым. Я знал, что за его закрытой дверью сейчас стоят Марта и Нильс. Они смотрят на меня.
Я попытался встать, но это было очень трудно. Я ощущал себя мясным фаршем, перекрученным через мясорубку. Через боль и силу мне удалось удержаться на ногах, и я, шатаясь и нелепо размахивая руками во все стороны, скорее, насколько быстро мог, побежал домой.
Я падал, вставал и снова бежал. Я думал лишь о том, что мне позволили жить. Это было единственное, о чём я думал, спасаясь бегством от неизвестности. Я просил Господа дать мне жизнь.
Хотя Он тут был ни при чём.
XIII
Космический ветер ослаб и, постепенно затихая, окончательно иссяк. Каждую ночь мёртвая тишина низко нависала надо мной и не давала покоя. Чёрное пространство над головой, будто бы отныне без Луны и звёзд, совсем не было похоже на то прежнее ночное небо. Всё реже и реже сердце тревожилось воспоминаниями о прошлой жизни. Время потеряло свой важный смысл. Я ничего не ждал, а только пытался найти всему объяснение. Жизнь в реальном мире, скрывающем неизвестность, о которой я теперь знал и постоянно думал, стараясь безуспешно отвлечься любыми способами, не могла меня устроить.
Я страдал от адских головных болей, не заметив, как подсел на ежедневный приём обезболивающих и транквилизаторов, усиливая их действие алкоголем. Я терял физические и моральные силы, чувствуя, что превращаюсь в безнадёжно больного, обречённого на приближающуюся гибель. После последней встречи с Нильсом и его воскрешёнными, моё желание умереть незаметно становилось таким же естественным, как и жажда жить.
В только мне известном тайнике гаража, я хранил свои особенные вещи. Среди них был мой старенький, но надёжный Colt Peacemaker 45 калибра. Достав его, я решил, что теперь мы вместе будем бороться за мою жизнь. Это невообразимо, но дождавшись полночи, я сунул пистолет за пояс, прикрыв его майкой с названием песни Nazareht «Please Don't Judas Me», и направился к дому воскрешённых.
XIV
На улице не было ни души. Я набрался смелости и, поднявшись по ступенькам крыльца, вплотную подошёл к знакомой двери с металлической ручкой. Взяв её в кулак, я потянул тайную дверь на себя. Она была заперта. Приготовившись ко второй попытке, я неожиданно услышал за спиной до боли знакомый голос:
– Зачем Вы вернулись, мистер Барни?
Страх тряханул меня электрическим разрядом, по рукам пробежала дрожь, но я с трудом нашёл в себе силы сохранить внешнее спокойствие и обернуться. Передо мной стоял Нильс. Будто мы с ним виделись минут десять назад. Словно не было нескольких месяцев мучительных головных болей и коктейлей из собственных наркотических размышлений по вине стоящего передо мной ублюдка. Именно так, я называл его всё это время.