Гражданин Доктор

Снова Кованов

В конце августа 1954 года я набрался смелости и вновь обратился к Владимиру Васильевичу Кованову, который имел обо мне свежую информацию от вернувшегося из Рыбинска Глеба Соловьева. Разговор был коротким и деловым. Я написал заявление с просьбой зачислить меня на должность ассистента кафедры оперативной хирургии. Заведующий кафедрой В. В. Кованов – он же проректор института по учебной работе и заведующий сектором здравоохранения ЦК КПСС – подписал заявление и направил меня для оформления в отдел кадров 1-го Московского медицинского института. Однако отсутствие московской прописки опять стало препятствием. Пришлось вернуться к Владимиру Васильевичу. И он повел себя так, как люди его ранга делают крайне редко. Кованов вызвал в свой проректорский кабинет начальника отдела кадров Майорчика и попросил его написать в паспортный стол милиции справку о том, что я действительно работаю в 1-м Московском медицинском институте в должности ассистента.

– Вам подписывать справку не нужно, – сказал Кованов, – я подпишу ее сам.

В связи с переездом в Москву предстояли малоприятные дела в Рыбинске, и в первую очередь – в горисполкоме, и особенно в городском комитете партии, так как к этому времени я уже стал «городской номенклатурой».

Для оформления всех дел в Рыбинске можно было рассчитывать на благожелательное отношение со стороны знакомых, друзей, пациентов. Но все могло быть, и я сказал об этом Кованову. Неожиданно для меня он отнесся к вопросу об освобождении от работы в Рыбинске очень серьезно.

– Партбилет при тебе? После трех часов приезжай ко мне в ЦК, – сказал он и объяснил, как пройти.

Это было мое первое посещение казавшегося неприступным здания на Старой площади. В длинном и тихом коридоре нашел кабинет, около которого была табличка с фамилией, именем и отчеством. Насколько я понял, Кованов уже переговорил с нужными людьми. Мне он сразу же протянул листок блокнота с номером телефона и сказал:

– Езжай в республиканский Минздрав и обратись к товарищу Сергееву. Вот его телефон. Он все знает и передаст тебе письмо от заместителя министра в Ярославский облздравотдел. Больше ничего не нужно.

Каково же было мое удивление, когда «товарищем Сергеевым» оказался тот самый Виктор Михайлович, с которым мы как молодые докладчики познакомились пять лет назад на сессии Института хирургии им. А. В. Вишневского. Через В. М. Сергеева я назавтра получил официальное письмо в Ярославский облздравотдел за подписью заместителя министра по кадрам С. Я. Чикина. В письме предлагалось освободить меня от занимаемой должности в связи с переводом на научно-педагогическую работу в 1-й Московский медицинский институт.

Дальше все было относительно просто. В Рыбинске я уладил разные дела, снялся с партийного учета.

Капитально не прощались – из горкома партии и горисполкома в Москву было направлено письмо о продолжении деловых связей.

22 сентября 1954 года я стал ассистентом кафедры оперативной хирургии и топографической анатомии 1-го Московского медицинского института. А с Виктором Михайловичем Сергеевым – затем профессором детской хирургии – мы были близки многие годы. Между нами установились дружеские отношения. Вместе ездили на 50-летний юбилей Виктора Сергеевича Савельева, участвовали в научных заседаниях. Совместно с Г. И. Лукомским в 1969 году мы опубликовали рецензию на монографию В. М. Сергеева «Патология и хирургия плевры». В журнале «Советская медицина» № 11 за 1970 год вышла статья Перельмана, Сергеева и др. о хирургии легких и плевры у детей. В декабре 1985 года Виктор Михайлович пригласил меня в больницу им. Ф. Э. Дзержинского для операции по поводу окклюзии левого главного бронха у четырехлетнего ребенка. После операции вспоминали наши молодежные выступления в Институте Вишневского в далеком 1949 году.

Годы спустя

В апреле 1977 года в Рыбинске в доме культуры «Радуга» отмечали 30-летний юбилей Больничного городка – городской больницы № 1. К сожалению, я уезжал в служебную командировку и ограничился приветственной телеграммой.

Летом 2004 года – ровно через 50 лет после отъезда в Москву – мы приехали в Рыбинск с ректором Ярославской государственной медицинской академии академиком РАМН Юрием Васильевичем Новиковым и профессором моей кафедры Ириной Владимировной Богадельниковой. После приема у главы Рыбинского муниципального округа Бориса Михайловича Степанова мы посетили Больничный городок и туберкулезный госпиталь.

Встреча была теплой и в ряде моментов трогательной. Изменилось многое. Активная жизнь и работа продолжаются.

1-й Московский медицинский институт

Жить – значит действовать.

Анатоль Франс (1844–1924)

Кафедра Студенческий кружок • Наука • Активная жизнь • Стремление в клинику • На пути во фтизиатрию

Кафедра

Моральное удовлетворение от штатного места на одной из лучших кафедр 1-го Московского медицинского института сочеталось с рядом огорчений и неудобств. Был потерян контакт с жителями Рыбинска, у которых удалось приобрести драгоценный врачебный авторитет. Не стало рядом многочисленных коллег, с которыми мы делили радости и огорчения повседневной жизни и работы. Я лишился квартиры, служебной и личной автомашины, двух служебных кабинетов, секретаря, возможности активной хирургической работы, солидного партийного и общественного статуса, относительно большого заработка. Смириться со всем этим я быстро не мог, переход к новым реалиям нередко сопровождался мыслями об ошибочном решении переехать в Москву.

Вскоре после начала учебного года, 20 октября 1954 года, в Ярославле скончался от инфаркта миокарда мой отец. Во время приезда на его похороны казалось логичным вернуться в Рыбинск. Однако умом я понимал, что обратного пути быть не должно.

Со времени моих приездов на кафедру Кованова в конце 1940-х годов я уже был знаком со многими сотрудниками и аспирантами. В должности профессора был прошедший фронт Виктор Иванович Стручков, доцентами – Юлий Максимович Бомаш и Анатолий Афанасьевич Травин.

Как преподаватель, я первое время был под строгим контролем заведующей учебной частью Тамары Ивановны Аникиной и хозяйственного ассистента Анны Васильевны Зубриловой, которая была также зорким кафедральным парторгом. Аникина и Зубрилова имели серьезное влияние на шефа и информировали его обо всех текущих делах. Близкими для меня оставались самые молодые преподаватели Татьяна Борисовна Богуславская и Наталья Борисовна Доброва, с которыми мы уже ранее были связаны совместными исследованиями, а также работавший в Рыбинске аспирант Глеб Соловьев. С другими сотрудниками я также был знаком по прежним приездам, и в коллектив удалось влиться достаточно быстро. Вместе ходили обедать в студенческую столовую на «аллее жизни» или в дешевую так называемую красную столовую на противоположной стороне Большой Пироговской улицы. Новыми коллегами стали аспиранты Игорь Сычеников, Игорь Кирпатовский, Юргис Бредикис, Василий Клепиков. Эти имена и фамилии в последующем стали широко известны.

Обстановка на кафедре была деловой и достаточно напряженной вследствие большой педагогической и учебно-методической работы. В просторном и светлом зале одновременно занимались до семи-восьми групп студентов. Методика преподавания несколько отличалась от той, по которой меня воспитывали в Ярославле. Так, широко использовали постоянно пополнявшийся музей анатомических препаратов, который был гордостью кафедры. Значительно больше внимания уделяли самостоятельной работе студентов. В целом же ярославская анатомическая и оперативно-хирургическая школа была достаточно хорошим базисом для быстрого усвоения особенностей школы московской. Во второй половине дня и часто до поздней ночи на кафедре интенсивно велись анатомические и экспериментально-хирургические исследования.

Студенческий кружок

Особое внимание на кафедре традиционно уделяли студенческому научному кружку, в котором занимались студенты разных курсов – от второго до пятого. Руководителем кружка был Кованов, а занятия проводили доценты и некоторые ассистенты. Шеф всегда был в курсе работы, всячески помогал в организационных делах, советовал в научных вопросах, охотно председательствовал на заседаниях. Студентов сразу же прикрепляли к сотрудникам кафедры, которые вели научные исследования, и таким образом включали их в тематику кафедры. Студенческий кружок кафедры оперативной хирургии считали лучшим в институте. Именно из этого кружка вышли академики В. И. Шумаков и А. Н. Коновалов, члены Академии медицинских наук Г. М. Соловьев, Л. А. Бокерия, Ю. Ю. Бредикис, Б. А. Константинов, И. Д. Кирпатовский и другие известные ученые.

Наш бывший кружковец и мой друг академик РАМН Лео Антонович Бокерия в третьем номере журнала «Анналы хирургии» за 1998 год вспоминает мощный стимул в работе хирургического кружка, основанный на исключительной заинтересованности в деле, инициативе, эрудиции и дружественном отношении к студентам. Припомнил он и то, как однажды я привел на заседание кружка самого Петровского.

А дело было так. Мы решили пригласить на заседание кружка видного хирурга-клинициста, и я сказал об этом Кованову.

– Идея хорошая. Кого хочешь пригласить? – спросил он.

– Может быть, Петровского. Вас не затруднит позвонить ему?

– Он ведь тебя знает. Зайди к нему в клинику и поговори от моего имени.

Борис Васильевич расспросил о работе на кафедре оперативной хирургии, а затем на какое-то время задумался. Мне показалось, что мои предыдущие занятия хирургией боталлова протока навели его на мысль о возможной пользе такого сотрудника в клинике. Однако Петровский больше ничего не спросил и ничего не предложил. Это было понятно – ведь к нему пришел ассистент его начальника Кованова – заместителя директора института по учебной работе и ответственного сотрудника Центрального комитета партии. Прийти на заседание кружка Борис Васильевич сразу же согласился и произвел большое впечатление на студентов.

Ряд занятий по оперативной хирургии мы проводили с кружком в патологоанатомическом и судебно-медицинском отделении НИИ им. Н. В. Склифосовского, а некоторые занятия – в экспериментальной операционной кафедры. В этой скромной операционной Владимир Петрович Демихов производил вошедшие в историю медицины операции пересадки сердца, легких и даже головы животных.

Наиболее интересными были вечерние занятия в Институте им. Н. В. Склифосовского, проводимые с разрешения доброжелательного руководителя отделения профессора Арсения Васильевича Русакова. Дежурные санитары за «стандартную жидкую валюту» создавали удобные условия для работы, которая иногда продолжалась до ночи. Отрабатывали на практике технику разрезов, наложение швов, перевязку крупных сосудов конечностей, венесекцию, трахеостомию, резекцию ребра, кишечные и сосудистые анастомозы. Увлекательность занятиям придавали демонстрация эффектных приемов пользования инструментами, завязывания нитей, а также элементы соревнования между студентами в их исполнении. Однако наша активность закончилась после занятий на трупе одного известного генерала и писателя. Утром возник скандал, появилась гневная публикация в центральной газете. Для меня дело ограничилось неприятным разговором с шефом, который все прекрасно понимал и своим авторитетом остановил дальнейшее опасное развитие событий.

Наука

В научном плане мне, естественно, нужно было следовать основным направлениям работы кафедры. Одним из этих направлений была экспериментальная разработка вопросов сердечно-сосудистой хирургии, на которой после разговора с Ковановым я остановился. В качестве первого задания Владимир Васильевич поручил мне поехать в НИИ хирургической аппаратуры и инструментов и от его имени договориться о приобретении сосудосшивающего аппарата. С помощью одного из авторов этого аппарата Н. П. Петровой удалось все относительно быстро оформить и привезти аппарат на кафедру. В качестве темы экспериментального исследования было избрано протезирование аортального клапана. Я с увлечением взялся за дело. После знакомства с литературой мы с инженерами создавали модель клапана и одновременно в опытах на животных изучали возможности гипотермии для временной остановки кровообращения. Фрагмент этой работы по профилактике спинального паралича при длительном пережатии грудной аорты, выполненной со студенткой Т. А. Цветковой, позже был опубликован в журнале «Хирургия» (1955, № 9, с. 34–37).

В январе 1955 года в Москве, в Колонном зале Дома союзов, состоялся 26-й Всесоюзный съезд хирургов. Мы помогали в организации заседаний. Актуальными темами были физиологические основы хирургии в аспекте работ П. П. Павлова о высшей нервной деятельности и вопросы развивающейся грудной хирургии. Рассматривались хирургия сердца (А. Н. Бакулев), хирургическое лечение гнойных заболеваний (П. А. Куприянов), туберкулеза (Н. М. Амосов) и рака легких (А. И. Савицкий). Для меня крупным событием было выступление в прениях по хирургии сердца с материалом о хирургическом лечении открытого боталлова протока. Естественно, что получить слово в прениях на таком большом форуме помог Кованов.

Активная жизнь

Все сотрудники кафедры были вовлечены в партийную, профсоюзную и комсомольскую работу. По итогам проводившегося социалистического соревнования кафедра систематически получала переходящее Красное знамя, которое гордо стояло в углу большой ассистентской комнаты. Весь коллектив участвовал в первомайских и ноябрьских демонстрациях.

Партийное бюро кафедры поручило мне быть заместителем редактора стенной газеты трех кафедр нашего корпуса. Редактором был Виктор Викторович Серов – в последующем известный патолог, академик медицины. Далее пришлось поступить в вечерний Университет марксизма-ленинизма и ездить по вечерам на занятия в Дом ученых. Многие лекции и семинары были полезными и интересными, но требование представлять конспекты и рефераты было угнетающим. С помощью различных приемов его удавалось обходить, и диплом об окончании этого университета был получен.

Стремление в клинику

Болезненной проблемой, как и на многих других кафедрах оперативной хирургии и топографической анатомии, было отсутствие клинической базы. Ранее такая база была в больнице на так называемой Собачьей площадке Старого Арбата. Из профессоров там оперировали В. В. Кованов, В. А. Иванов. Однако в мою бытность этой базы уже не было. Профессор кафедры Виктор Иванович Стручков вскоре был избран заведующим кафедрой общей хирургии и перешел в клинику. Другие сотрудники, особенно молодые, мечтали об одновременной работе в больнице или клинике. С одобрения Кованова я принимал активное участие в поисках ночных дежурств в больницах, оказывающих экстренную хирургическую помощь. В итоге была найдена 47-я московская городская больница в Измайлово. Хирургическим отделением этой больницы заведовал опытный хирург Лев Львович Дорфман, а хирургами-дежурантами стали Владимир Иванович Бураковский, Александр Семенович Харнас, ассистенты кафедры Татьяна Борисовна Богуславская, Наталья Борисовна Доброва и я. Регулярно дежурили студенты нашего кружка. Работа во время дежурств в основном ограничивалась аппендэктомиями и не приносила должного удовлетворения. Регулярно посещая заседания Московского хирургического общества, я начал чувствовать отставание в клинической хирургии.

На пути во фтизиатрию

В начале 1955 года меня позвали к внутреннему телефону, который был в коридоре кафедры.

– Здравствуйте, доктор Перельман. С Вами говорит профессор Финеес Исаакович Левитин с кафедры туберкулеза Центрального института усовершенствования врачей. Я звоню по поручению заведующего кафедрой профессора Равича-Щербо. У меня к Вам один вопрос. Вы раньше в городе Рыбинске работали?

– Да, работал.

– Мне бы очень хотелось встретиться и переговорить с Вами. Давайте условимся – где и когда?

В итоге договорились встретиться вечером вблизи Белорусского вокзала, в Заставном переулке у церкви. Он будет в серой шляпе с большим желтым портфелем, я – в очках и с черной папкой. Быстро узнали друг друга.

Оказывается, в московскую туберкулезную больницу «Захарьино» поступил больной, которому в Рыбинске была сделана редкая по тем временам операция – удаление доли легкого по поводу туберкулеза. Во время клинического разбора больного с курсантами выяснили фамилию хирурга и узнали, что из Рыбинска он переехал в Москву. По поручению заведующего второй кафедрой туберкулеза Центрального института усовершенствования врачей профессора Владимира Антоновича Равича-Щербо меня и нашли.

Через несколько дней я приехал в больницу «Захарьино». Последовали переговоры с Равичем-Щербо и администрацией больницы – главным врачом Ф. Ф. Протопоповым и его заместителем по медицинской части А. И. Локшиным. Мне было предложено оперировать больных туберкулезом легких на правах хирурга-консультанта.

Больница располагалась в Химкинском районе близ деревни Куркино на площади около 30 гектаров. Она была построена в 1912 году в бывшем имении знаменитого терапевта Г. А. Захарьина его дочерью в память об отце и его рано умершем сыне Сергее. Проектировал больницу искусствовед и архитектор, будущий народный художник СССР Игорь Эммануилович Грабарь. В «Захарьино» оперировали известнейшие хирурги С. С. Юдин, A. B. Вишневский, Н. Г. Стойко, Л. К. Богуш. Хирургическим отделением больницы заведовала очень опытный фтизиатр и хирург, замечательный врач и человек Ф. М. Иоффе. Однако резекции легких в то время она еще не делала. Я приезжал со своим ассистентом – товарищем по кафедре Игорем Кирпатовским – теперь широко известным профессором-трансплантологом, членом-корреспондентом РАМН. Затем моим постоянным и верным ассистентом стала Фрида Моисеевна Иоффе. Все первые операции мы производили исключительно под местной анестезией.

Вскоре выяснилось, что совмещать работу на кафедре оперативной хирургии и в «Захарьино» совершенно невозможно. Как ассистент я был занят все рабочие дни, а переезд городским транспортом с Большой Пироговской улицы в «Захарьино» занимал не менее двух часов. Линия метро из центра в то время кончалась у станции «Сокол», автомобильного туннеля у этой станции не было, а Ленинградское шоссе было очень узким.

Осенью 1955 года у меня был малоприятный разговор с шефом о решении перейти в Центральный институт усовершенствования врачей на кафедру туберкулеза в качестве доцента по легочной хирургии. Внешне Кованов был явно недоволен, но разумом все понимал. С годами нехороший осадок после этого разговора медленно и постепенно исчезал.

Я всегда глубоко благодарен Владимиру Васильевичу Кованову, высоко чту, уважаю и трезво оцениваю его громадную роль в моей профессиональной судьбе.

С 1987 года, когда Владимир Васильевич пригласил меня участвовать в компании по альтернативным выборам ректора 1-го Московского медицинского института, отношения с ним стали доверительными и даже дружескими.

Центральный институт усовершенствования врачей

Пусть не хватает сил, но желание все же похвально.

Публий Овидий, древнеримский поэт

Больница «Захарьино» Хирургия и педагогическая работа • Воронеж • Детская больница • Кафедра Рабухина и больница МПС • Командировки • У площади Восстания • Лестное предложение

Больница «Захарьино»

В должности доцента 2-й кафедры туберкулеза Центрального института усовершенствования врачей (ЦИУВ) мое положение вначале было достаточно сложным. Я уверенно и комфортно чувствовал себя в операционной, но не имел нужных знаний и клинического опыта во фтизиатрии. Сразу же пришлось учиться и осваивать новые разделы медицины, к которым ранее я, как и многие другие хирурги, относился с известным скепсисом и даже пренебрежением. К счастью, условия для освоения фтизиатрии на кафедре и в больнице «Захарьино» были отличные. На работу сотрудники кафедры и курсанты ездили в одном большом служебном автобусе, который отправлялся в 8 часов утра от Белорусского вокзала. В дороге активно обсуждали многие актуальные и спорные вопросы фтизиатрии. Дискуссии между преподавателями или курсантами иногда приобретали острый характер.

Рабочий день в больнице был предельно насыщен обходом и клиническим разбором больных, работой в операционных, рентгеновском кабинете, участием в конференциях.

Заведующий кафедрой Владимир Антонович Равич-Щербо имел большие научные заслуги во фтизиатрии и широкий организационный кругозор. Он проповедовал оригинальные взгляды на аллергию и иммунитет при туберкулезе, детально разработал применение двустороннего искусственного пневмоторакса для лечения туберкулеза легких. Во время Великой Отечественной войны Равич-Щербо был главным терапевтом Сталинградского, Южного и 4-го Украинского фронтов. После окончания войны он редактировал том по туберкулезу легких в многотомном издании «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Равич-Щербо был мастером углубленного клинического разбора больных, в процессе которого генерировал и всесторонне обсуждал различные теоретические и практические вопросы. В 1953 году он выступил против мнения о «закате» эры искусственного пневмоторакса и сформулировал представление о комплексном лечении туберкулеза. В его представлении такое лечение состояло в антибактериальной, десенсибилизирующей, стимулирующей и общеукрепляющей терапии, а также в прямом воздействии на очаг заболевания – вплоть до его удаления.

В плане организации всех кафедральных дел лидером был профессор Финеес Исаакович Левитин. Его большие организаторские способности были хорошо известны. Во время Великой Отечественной войны Левитин был начальником Управления противотуберкулезных учреждений Минздрава СССР, уполномоченным председателя Комитета обороны по борьбе с инфекционными заболеваниями, одно время был заместителем директора ЦПУ врачей по учебной части. На фоне достаточной административной жесткости Финеес Исаакович отличался доброжелательностью, внимательным и чутким отношением к сотрудникам и пациентам.

Практические знания по клинической фтизиатрии я приобрел в основном от ассистента кафедры Маргариты Моисеевны Чаусовской и хирурга-фтизиатра Фриды Моисеевны Иоффе.

Маргарита Моисеевна (для меня она скоро стала Ритой) окончила аспирантуру у выдающегося фтизиатра Г. Р. Рубинштейна. Она отличалась глубоким знанием фтизиатрии, педагогическим талантом, остроумием и почитанием своего бывшего шефа – основателя и первого заведующего кафедрой туберкулеза в 1-м Московском медицинском институте. Мог ли я представить, что через 25 лет мне будет суждено заведовать этой же кафедрой в Московской медицинской академии?!

Другая судьба была у Фриды Моисеевны. Сразу же после окончания 1-го Московского медицинского института она ушла на фронт и стала квалифицированным военным хирургом, удостоилась многих боевых наград. После демобилизации Иоффе освоила фтизиатрию и хирургическое лечение легочного туберкулеза. Фрида Моисеевна отличалась знанием дела, исключительно чутким и ответственным отношением к больным, твердым характером. Ее авторитет среди пациентов и сотрудников больницы и кафедры был очень высоким. После выполнения мною примерно ста пневмонэктомий и резекций легких осторожная Фрида Моисеевна начала самостоятельно производить эти операции, защитила кандидатскую диссертацию и твердо укрепилась в статусе наиболее квалифицированного врача больницы.

Занятия по рентгенодиагностике приезжал проводить доцент кафедры рентгенологии Ф. Я. Фридкин со своей замечательной аспиранткой Викой Веретенниковой (позже она стала профессором и Викторией Порфирьевной).

В моем познании рентгенодиагностики большую роль сыграло появление в «Захарьино» в качестве пациента с туберкулезом легких врача Михаила Зиновьевича Упитера. В Ярославском медицинском институте он был нашим студентом и хорошо запомнился высоким ростом и своей природной красотой. Все знали, что в присутствии Упитера положение молодых людей в женском обществе было безнадежным – обращали внимание только на него.

Отец Михаила был старожилом и главным акушером-гинекологом Рыбинска. Разумеется, я его хорошо знал и помог с госпитализацией заболевшего сына в московскую клиническую больницу. Одновременно в больнице им. Остроумова пришлось лечить и отца – у него была диагностирована опухоль околоушной железы. Будущий академик молодой Александр Сергеевич Павлов, работавший на базе этой больницы, привлек меня к выполнению радиохирургической операции.

Михаилу в «Захарьино» пришлось наложить пневмоторакс, пережигать плевральные сращения. Находясь на лечении, он начал работать врачом-рентгенологом. Его знания, старательность, аккуратность и наша активная поддержка способствовали тому, что после выздоровления он стал заведующим рентгенологическим отделением больницы. Вскоре Упитер приобрел большой авторитет и часто привлекался к преподавательской работе с курсантами.

В последующем Михаил Зиновьевич Упитер стал видным специалистом по рентгенодиагностике заболеваний легких. В должности доцента кафедры туберкулеза ЦИУВ его высоко ценил А. Е. Рабухин. В ноябре 1981 года у Упитера произошел инфаркт миокарда, его госпитализировали в Институт им. Н. В. Склифосовского. Мы с В. Н. Алябьевым навещали его, и, казалось, что все идет на поправку. Однако внезапно развился обширный повторный инфаркт, и Михаил Зиновьевич скончался.

Близкими товарищами Упитера и моими друзьями по Ярославлю и Рыбинску были и три других московских рентгенолога – уже упоминавшиеся Фридрих Астраханцев и Всеволод Алябьев, а также Георгий Кучинский. Наши частые деловые и дружеские встречи способствовали тесным контактам с Институтом рентгенорадиологии, который находился на улице Солянка, против здания Академии медицинских наук. Близкое знакомство с сотрудниками этого института, и особенно с заведующим рентгенодиагностическим отделом профессором Ильей Александровичем Шехтером, открыло нам доступ к техническому чуду того времени – аппарату для ангиографии «Элема». С Астраханцевым и Упитером мы наладили катетеризацию легочных артерий и разные виды ангиопульмонографии у больных туберкулезом, которых привозили для исследования из «Захарьино». Во время пребывания в институте знакомились с другими методиками и людьми, пытались создать с инженерами нужный поперечный (но, конечно, не компьютерный!) томограф. В сборнике научных работ сотрудников больницы «Захарьино», изданном под грифом ЦИУВ в 1960 году, на 14 страницах опубликована статья Астраханцева «Поперечная томография в клинике легочного туберкулеза». В качестве иллюстраций были приведены четыре поперечные томограммы, которые представляют собой отдаленное подобие будущих компьютерных изображений.

Ф. А. Астраханцев после отъезда из Рыбинска все годы работал в НИИ рентгенорадиологии (Российском научном центре). Будучи рентгенологом, он освоил анестезиологию, эндоскопию и сумел разумно интегрировать эти специальности. Писать он не любил, докторскую диссертацию защитил поздно, а звание профессора получил незадолго до смертельного желудочного кровотечения в 2003 году.

Важным представилось знакомство в институте на Солянке с Евгением Сергеевичем Лушниковым, который был одним из самых активных легочных хирургов в Москве. Он не отличался особой скромностью, и на вопрос о бронхиальных свищах после удаления легкого ответил кратко и просто:

– Я не знаю, что это такое.

Ответ пришел быстро. Через некоторое время в гнойной перевязочной мы увидели массивную фигуру Лушникова в клеенчатом фартуке. У истощенного больного он отсасывал из плевральной полости большим шприцем Жане гной и воздух.

– В хирургии все бывает, – недовольно, хмуро и очень справедливо заметил Евгений Сергеевич.