Гражданин Доктор

Хирургия и педагогическая работа

Педагогическая работа с врачами-курсантами хирургических циклов наладилась в «Захарьино» быстро. Ее успеху способствовали параллельные циклы по фтизиатрии, развивающаяся диагностическая база и ежедневные операции в двух операционных. Диагностика, планы лечения больных и показания к операциям обсуждались на конференциях совместно со всеми врачами, ассистентами, доцентами и профессорами кафедры. Под руководством заведующей хирургическим отделением Ф. М. Иоффе работали хирурги H. A. Данцер, Л. H. Оцуп, Б. С. Дубасов. Рентгенологию представлял М. З. Упитер, бронхологию – ассистенты кафедры М. И. Агафонникова, И. В. Огай, ларингологию и бронхологию – П. И. Кураков и М. И. Штерн, патологическую анатомию – H. A. Айнгорн и позже В. И. Брауде. В микробиологической лаборатории с электронным микроскопом работал А. Е. Зимин.

Операционный блок в больнице «Захарьино» был небольшим, но по нашим старым меркам достаточно удобным. Его устройство с окнами на северо-запад консультировал в процессе проектирования и строительства широко известный университетский хирург профессор A. B. Мартынов, чье имя носит кафедра госпитальной хирургии Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова. Операционные сестры имели высокую квалификацию, были инициативными и исполнительными. Мне обычно помогали старшая операционная сестра Полина Дмитриевна Пристенская или Маргарита Филипповна Ерашова.

Главным и остро ощущаемым препятствием в хирургической работе было полное отсутствие в «Захарьино» анестезиологической службы. Все операции мы выполняли исключительно под хорошо освоенной местной анестезией. На кафедральных совещаниях нередко подчеркивали, что это замечательно – ведь у наших курсантов из регионов страны других способов анестезии нет и в ближайшее время не будет. Однако в 1955 году уже было очевидно, что необходимо налаживать эндотрахеальный наркоз. При этом я находился под большим впечатлением от увиденного в клинике А. Н. Бакулева наркоза с искусственной вентиляцией легких, который провел приехавший из Китая анестезиолог В. П. Смольников.

Наркозный аппарат завода «Красногвардеец» с ручной вентиляцией легких приобрели быстро, но ларингоскопа не было, и интубировать трахею мы не умели. Возникла череда различных сложностей. Провести наркоз приглашали анестезиологов из других учреждений, интубировали трахею под местной анестезией через нос или рот, пытались произвести интубацию без полного расслабления мышц. Все это осталось позади после появления в больнице первого анестезиолога – Марианны Яковлевны Новик. Мы получили возможность работать в значительно лучших условиях, занялись операциями под потенцированной анестезией и общей гипотермией.

В феврале 1958 года мы у больного с тяжелой двусторонней пневмонией после торакопластики решили наложить трахеостому и проводить длительную искусственную вентиляцию легких. Примитивный аппарат ДП-1 для автоматической вентиляции легких одолжили в Институте полиомиелита АМН СССР и освоили его с помощью доктора В. П. Дорошука. Крайне тяжелый больной после восьми суток вентиляции выздоровел, и мы 25 апреля 1958 года показали его на заседании Московского хирургического общества. Было много вопросов. Однако наши ожидания высокой оценки этой демонстрации не оправдались. Председатель заседания профессор В. И. Стручков заключил, что «больной выжил, несмотря на произведенную трахеостомию и столь длительную искусственную вентиляцию». Лишь через много-много лет Виктор Иванович по-дружески сказал мне, что в то время не представлял себе такого ставшего стандартным метода лечения острой послеоперационной дыхательной недостаточности.

Воронеж

В связи с твердым решением закончить проблему с докторской диссертацией я после предыдущих неудачных тем решил остановиться на резекции легких при туберкулезе. Для увеличения числа операций были найдены и задействованы две дополнительные базы. Одна из них находилась в Воронеже, вторая – в детской клинической туберкулезной больнице в Москве, в Орлово-Давыдовском переулке, вблизи станции метро «Проспект Мира».

В Воронежскую область первый раз меня пригласил фтизиохирург Михаил Григорьевич Левин, с которым мы познакомились в санатории «Долоссы» в Крыму. Он заведовал небольшим хирургическим отделением городского противотуберкулезного диспансера в поселке Сомово. В крайне примитивных условиях под местной анестезией мы успешно сделали несколько резекций легких. На гладкое течение операций и отсутствие послеоперационных осложнений обратили внимание главный врач городского диспансера Зинаида Ивановна Елютина и главный врач областного диспансера, крупный фтизиатр и организатор здравоохранения Н. С. Похвиснева, кстати, ученица и последовательница В. А. Равича-Щербо.

Административная поддержка и энтузиазм воронежских врачей способствовали моим многократным приездам в Воронеж из Москвы и позже из Новосибирска.

В течение 1957–1960 годов были оперированы 142 больных. Верными и чрезвычайно добросовестными помощниками после М. Г. Левина у меня были Анна Прокофьевна Палий, Федор Петрович Верховых, Борис Николаевич Карасев. Особо нужно отметить ассистента кафедры туберкулеза Ларису Максимовну Игнатовскую. Она была терапевтом-фтизиатром, но в ее лице мы приобрели надежного анестезиолога, с которым можно было оперировать достаточно спокойно. Основаниями для этого были активность и способности Ларисы Максимовны, желание учиться, мануальные данные и умение работать в хирургическом коллективе.

Гнойным отделением Воронежского областного противотуберкулезного диспансера заведовал Алексей Алексеевич Приймак, с которым мы, естественно, близко познакомились.

Последние три раза я был в Воронеже в 1983, 1999 и в октябре 2002 года, когда торжественно отметили 25-летие открытия нового корпуса областного клинического противотуберкулезного диспансера им. Н. С. Похвисневой. Главный врач Людмила Павловна Ефимова и большой коллектив воронежцев любезно принимали многочисленных гостей. Наряду с официальной и научной программой «бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, в которых сражались они».

Детская больница

В московской 1-й детской туберкулезной больнице инициатором хирургического лечения детей, больных туберкулезом, была главный врач Эльвира Семеновна Коган. Консультации и операции мы проводили по вечерам. В обследовании детей, у которых, как правило, было поражение внутригрудных лимфатических узлов, участвовал приезжавший из «Захарьино» бронхолог Павел Иванович Кураков. Он же был у нас анестезиологом. Первым ассистентом во время операций всегда была Эльвира Семеновна. Вторыми ассистентами часто были наши курсанты ЦИУВ, охотно приезжавшие в приветливую больницу с дружелюбной атмосферой. С 1958 года по 1966 год мы оперировали 29 детей в возрасте от 4 до 15 лет. Все операции прошли благополучно.

Еще одним учреждением, где мне довелось по вечерам оперировать, был подмосковный туберкулезный санаторий в Тарасовке. В нем грамотно лечили больных с экстраплевральным пневмотораксом, и поэтому мы делали там операции экстраплеврального пневмолиза. При необходимости резекции легких и в ряде других случаев больных переводили в «Захарьино».

Кафедра Рабухина и больница МПС

В 1955 году внезапно скончался Владимир Антонович Равич-Щербо, и обе кафедры туберкулеза Центрального института усовершенствования врачей были объединены в одну под руководством А. Е. Рабухина. Циклы хирургии туберкулеза легких перевели на основную базу кафедры – в Центральную клиническую больницу им. H. A. Семашко Министерства путей сообщения на платформе Яуза. Я преподавал хирургию туберкулеза легких как доцент кафедры, ассистентами-хирургами были Яков Вениаминович Какителашвили и Ираида Васильевна Огай.

После «Захарьино» жизнь в новой для меня больнице представлялась достаточно тяжелой из-за более строгой дисциплины, высоких требований к врачам, документации и отчетности. Во всем чувствовалась железнодорожная точность – недаром здесь в туберкулезном отделении зародилась контролируемая терапия. В то же время большое удовлетворение приносило знакомство с коллективом кафедры туберкулеза, а также кафедр терапии, хирургии и многими сотрудниками больницы.

Шеф кафедры туберкулеза А. Е. Рабухин знал меня мало и, как казалось, относился ко мне весьма прохладно и с некоторым подозрением. Было известно, что он не очень жалует хирургов, в том числе и такого крупного специалиста, каким уже в то время был Л. К. Богуш. Необходимо было налаживать отношения.

По работе в Ярославле, Рыбинске и на кафедре Кованова я знал, сколь чувствительны для любого руководителя инициатива в обеспечении дежурств в выходные и праздничные дни, активное участие во всевозможных субботниках, добровольное выполнение разной внеурочной работы. Как раз приближались праздничные дни. В администрацию необходимо было подать список дежурных врачей, но желающих работать в праздники на кафедре не было. Доценты не были обязаны дежурить, но я взялся, как новый член коллектива, дежурить трое суток подряд. Сделать в клинике легочного туберкулеза утренний обход и зайти к некоторым больным вечером не представляло труда. Это было несравненно легче работы в праздничные дни хирургических стационаров. В больнице было тепло, уютно, и при этом дежурных врачей хорошо кормили. В свободное время я читал разные журналы. Из биографии Рабухина узнал, что он родился в городе Витебске. После праздников я упомянул в одном разговоре об окончании в Витебске средней школы. И через короткое время Рабухин доброжелательно заметил, что на кафедре появился его трудолюбивый земляк. Лед тронулся. Александр Ефимович вызвал меня в свой кабинет и предложил написать главу о хирургическом лечении туберкулеза легких в новое руководство для врачей под его редакцией. Это была большая честь. Ведь по книгам Рабухина учились и воспитывались десятки тысяч врачей, с их помощью получили необходимые знания несколько поколений фтизиатров. Книги Рабухина были переведены на болгарский, румынский и китайский языки.

В преподавании фтизиатрии, как скоро выяснилось, должны были участвовать все сотрудники кафедры. Моему неприкосновенному хирургическому статусу, привычному в «Захарьино», пришел конец. В ранге доцента необходимо было готовиться к совершенно непривычным темам лекций и семинаров, которые были тягостны и не интересны. Пользу от них я начал ощущать только через несколько десятков лет!

Кафедру терапии возглавлял Иосиф Абрамович Кассирский, яркая личность которого не требует комментариев. О его диагностическом таланте ходило много рассказов, которые превращались в легенды.

Так, однажды зимой Кассирский поднялся в свой кабинет и вызвал дежурного врача.

– Почему такой беспорядок? Темно на лестнице, что-то разлили на полу, а в коридор положили больного с брюшным тифом!

Попытка дежурного врача сказать о том, что в коридор положили больного с лимфогранулематозом, а не с брюшным тифом, успеха не имела. Через некоторое время, однако, у больного действительно выявили брюшной тиф. Кассирский не мог объяснить свой первоначальный правильный диагноз.

– Я просто увидел, что у больного брюшной тиф, – отвечал он на вопросы.

Из дальнейшей дискуссии можно было сделать заключение, что для таких диагнозов нужны не только знания и опыт, но также интуиция и врачебный талант.

В 1970–1971 годах Кассирский тяжело болел. Мы с Э. Н. Ванцяном ездили к нему домой и принимали посильное участие в малоэффективном лечении по поводу пищеводно-бронхиального свища.

Талантливым аспирантом Кассирского был Андрей Воробьев, которому уже тогда, в середине пятидесятых, прочили большое будущее. Предсказания оправдались – Андрей Иванович стал яркой личностью в медицине: директором гематологического центра, академиком двух академий, главным терапевтом Медицинского центра при Президенте РФ и даже министром здравоохранения страны.

Заведующим кафедрой хирургии был Василий Романович Брайцев. С двумя его сотрудниками у нас установились дружеские отношения. Роман Тихонович Панченков интересовался легочной хирургией и имел опыт работы в Китае, в пекинском госпитале Красного Креста. Он был хорошим хирургом и интересно рассказывал о китайской хирургии, в частности об операциях на легких из срединного доступа и двусторонних одномоментных резекциях легких. Однажды я пригласил его в «Захарьино», и мы сделали такую операцию двумя бригадами одновременно с двух сторон. К сожалению, результат был плохой, и у меня исчезло желание повторять такой опыт. Очень активной, подвижной и быстрой в действиях была хирург Вероника Александровна Сардыко, которая занималась в клинике В. Р. Брайцева гнойными заболеваниями легких. Позже В. А. Сардыко-Быкова, или просто Быкова, перешла на работу в Институт сердечно-сосудистой хирургии и по старому знакомству доверила мне свою жизнь. Она благополучно перенесла лобэктомию по поводу карциноида бронха и продолжает работать.

В течение всего периода работы на кафедре Рабухина и много позже – почти до начала 1980-х годов, сохранялись наши связи с больницей «Захарьино». По приглашению главного врача Р. Н. Сафарова, заведующих отделениями Ф. М. Иоффе и Т. В. Эпштейна я периодически консультировал или проводил клинические разборы заранее подготовленных больных, изредка оперировал.

В 1965 году в «Захарьино» состоялась научная конференция, посвященная выполнению 1000 резекций легких по поводу туберкулеза.

Летом 1979 года я пригласил посмотреть мою бывшую базу самого министра Б. В. Петровского. Он согласился и приехал.

В сентябре 1999 года в «Захарьино» торжественно отметили 85-летие больницы. На конференции были заслушаны исторические и научные доклады, я изложил этапы развития легочной хирургии в мире и в нашей стране.

Командировки

Во время работы в ЦИУВ меня командировали в Киев и в Ялту на конференции по фтизиохирургии. Важным было близкое знакомство с украинскими и крымскими специалистами – их авторитет в хирургии туберкулеза был очень высоким. Представилась возможность тесного общения с Г. Г. Горовенко, А. Г. Гильманом, И. М. Слепухой, М. М. Ганущаком и талантливым свердловским хирургом, моим будущим другом Михаилом Львовичем Шулутко.

В Ялте во время обеда в гостинице «Ореанда», где остановились участники конференции, я оказался за одним столиком с Л. K. Богушем и Н. М. Амосовым. Николай Михайлович заказал себе минеральную воду, салат из капусты, блинчики с творогом и какую-то кашу, а Лев Константинович – бутылку водки и все по полной в таких случаях ресторанной программе. Я присоединился к нему. Когда официант поставил на стол бутылки и закуски, Амосов задумчиво посмотрел на Богуша и с грустью спросил:

– Лёва, и ты все это выпьешь и съешь?

– Конечно, – с явным удовольствием ответил Богуш. – Но ведь еще будет шашлык и мороженое. А там посмотрим, – может мы с Михаилом еще что-нибудь закажем.

– Слушай, а почему я так мучаюсь?

– А потому, что ты… – философски и очень спокойно произнес Лев Константинович.

После этого диалога Амосов махнул рукой и в порядке особого исключения присоединился к компании.

У площади Восстания

Любимым местом после работы была Центральная медицинская библиотека на площади Восстания (теперь Кудринской). Постоянным промежуточным пунктом по дороге от станции метро была закусочная на первом этаже известной московской высотки. Там продавались очень вкусные горячие пирожки с мясом и кофе или какао. Было аппетитно и сытно.

Однажды летом в субботу, выйдя из библиотеки, я увидел драку между несколькими подвыпившими мужчинами. Свою давнюю привычку не проходить мимо таких событий я не преодолел и выразил готовность дать свидетельские показания подоспевшим милиционерам. Всей группой отправились вниз по Баррикадной улице в отделение милиции, которое располагалось в глубине двора, рядом с пожарной частью. С яркого солнечного света вошли в темное помещение и, повинуясь командам, прошли несколько дверей и попали в достаточно темную комнату. За спиной глухо захлопнулась дверь. После адаптации я увидел молча сидевших на полу людей и понял, что попал в камеру предварительного заключения. Не оценив ситуацию, я обернулся к закрытой двери, сильно постучал кулаком и сказал подошедшему милиционеру, что я свидетель и меня заперли случайно. Последовали ответы, которые вошли в фонд рассказов о трагикомических ситуациях.

– Не стучите. Если вы свидетель, в понедельник утром будет начальство, разберется и вас выпустят.

– Но я не собираюсь сидеть здесь до понедельника!

– Люди по 10 лет сидят – и то ничего. А вы до понедельника не можете.

Мобильных телефонов не существовало, и я понял безнадежность ситуации.

Она осложнялась тем, что не было никакой возможности кому-либо сообщить о происшедшем. А в понедельник утром у меня было семинарское занятие с курсантами на кафедре – а это: метро, Ярославский вокзал, электричка и путь до платформы Яуза.

В понедельник около восьми утра я – грязный, небритый, голодный и злой – попал в кабинет начальника отделения милиции и собирался обрушить на него бурю гнева. Он с первого взгляда все понял и спросил:

– Кто Вы по профессии?

– Хирург! – зло ответил я.

– О, значит, Вы хорошо понимаете, что такое профессиональная ошибка.

После этого мы быстро и мирно сошлись на том, что его милицейская «Волга» с сиреной и мигалкой завезет меня в парикмахерскую. Там она должна меня ждать и затем быстро доставить в больницу на платформе Яуза. Это было сделано.

Лестное предложение

В 1960 году в коридоре ЦИУВ я встретил уже широко известного кардиохирурга профессора Е. Н. Мешалкина, который заведовал недавно созданной кафедрой торакальной хирургии. Он знал меня по операциям на боталловом протоке, встречам в клинике Бакулева и на различных конференциях.

– Ты где? – спросил Евгений Николаевич.

– Доцент на кафедре туберкулеза по курсу легочной хирургии, – был ответ.

– Что тебе там делать!? Тебе надо ко мне! Сначала на кафедру, а затем в большую Академию, в новый институт, в Новосибирск.

К этому времени в Академии наук СССР интенсивно шла организация Сибирского отделения, в котором создавался Институт экспериментальной биологии и медицины. По идее основателей нового отделения задачей института будет соединение разработок фундаментальных наук с медицинской наукой и практикой. В качестве директора института остановились на кандидатуре талантливого кардиохирурга и анестезиолога Е. Н. Мешалкина – его поддержали академики-математики М. А. Лаврентьев и С. Л. Соболев, академики медицины Б. В. Петровский и В. Х. Василенко.

В итоге я принял лестное предложение Е. Н. Мешалкина и по-хорошему расстался с Александром Ефимовичем Рабухиным.

– Да, у Мешалкина Вам будет лучше и интереснее. Но все бывает – можем еще встретиться, – прозорливо сказал он.

Ректор ЦИУВ Вера Павловна Лебедева оформила приказ о моем переводе в должности доцента с кафедры туберкулеза на кафедру торакальной хирургии. Она располагалась на базе московской городской клинической больницы № 52 на Октябрьском Поле, в районе станции метро «Сокол».

Все основные сотрудники нашей новой кафедры (за исключением Е. А. Дамир) вместе с Мешалкиным вскоре переехали в Новосибирск. Я прошел по конкурсу на должность руководителя отделения хирургии малого круга кровообращения. (Приказ об организации такого отделения был издан еще в июне 1957 года.)

Никаких сомнений в целесообразности перехода на работу из системы Министерства здравоохранения в систему Академии наук СССР с переездом из Москвы в Новосибирск не было. Прельщали интересная работа, возможность научных исследований на высоком уровне, престиж Академии, обещанные хорошие материальные условия. В Москве сохранялись прописка и жилая площадь сроком на три года.

С А. Е. Рабухиным судьба вновь свела нас в 4-м Главном управлении при МЗ СССР в середине 1960-х годов. Ведь Александр Ефимович с 1944 года был консультантом, а с 1953 года заместителем главного терапевта этого Управления. Помню, как перед одним из консилиумов в 1970-х годах он взял меня под руку, отвел в сторону и сказал:

– Мне иногда кажется, что Вы твердо помните должность доцента на моей кафедре. Это, конечно, приятно. Но теперь мы с Вами равны. Более того, здесь Ваш авторитет как хирурга очень высок и в принятии решения будьте совершенно свободны.

Со временем стали очевидны некоторые врачебные качества Рабухина, которые важно подчеркнуть. Первое – это одинаковое отношение ко всем больным, независимо от их социального положения, интеллектуального уровня, просьб родственников, сослуживцев, друзей. Второе – внимательное и уважительное отношение к мнению коллег. Третье – выбор наиболее безопасных и малотравматичных способов диагностики и лечения. Четвертое – достаточная твердость в отношениях с больными и их родственниками. И, наконец, пятое – умение четко, кратко и быстро формулировать принятое решение.

По-видимому, у фтизиатров кое-какая память о моей кратковременной работе на кафедре Рабухина осталась. Так, в 1981 году ко мне, хирургу Института Петровского, обратилась с просьбой супруга покойного Рабухина – профессор Валентина Дмитриевна Ямпольская. Планировалось издание избранных трудов Александра Ефимовича, и необходимо было написать вводную статью. Я вспомнил свое фтизиатрическое прошлое и эту статью написал. Книга вышла в издательстве «Медицина» в 1983 году.