Правда, они еще делают попытки пристроиться к разговору знатных иностранцев, хвалят Мак-Дональда, ругают Пуанкарэ, читают нотации Ллойд-Джорджу. Но знатные иностранцы не обращают на них никакого внимания и они опять возвращаются к тому, что сказал Милюков и что ответил ему Изгоев.
А, между тем, они говорят и думают о великих вопросах, от которых зависит вся жизнь несчастной воблы: о судьбе революции, о необходимости признать завоевания революции, о примирении с большевиками.
И потому, что масса молчит, они распускаются, загуляются, становятся наглы и циничны. Россией они заслоняют большевиков, они издеваются над сантиментальной моралью, они воспевают реальную политику, для которой деньги не пахнут. И когда кто-нибудь, свежий человек, еще не уварившийся в этом болоте, начинает что то бормотать о правде, о морали, о невозможности подать руку палачам своей родины, они принимают это за личное оскорбление и всей тяжестью своей газетной монополии обрушиваются на этого наивнаго человека.
И, расправившись с ним, опять – Милюков говорит, Изгоев возражает, г-жа Кускова приемлет… без конца, без исхода, не давая никому отчета в своей нудной болтовне.
А вобла молчит.