Осколки

Ольга с улыбкой наблюдала происходящие в нем изменения, когда из восторженного мальчишки он превращался в зрелого мужчину.

Больше всего Сергея томило ожидание ни с чем не сравнимого чувства удовлетворения при виде результатов своих трудов. Будь то раннее утро, полдень или вечер, Сергея всегда можно было найти на виноградниках. Жерар объяснял ему все, – какой сорт винограда идет на то или иное вино, когда лозу надо подрезать, когда следует начинать сбор урожая, что делать, если вдруг засуха или проливные дожди. Как бороться с болезнями винограда, и почему перед отжимом никогда не следует его мыть. Все эти тонкости кружили голову Сергея. Он не раз благодарил господа и судьбу за то, что встретил Жерара.

– А вот это ничем не заменить! – Как-то заметил Жерар и указал на семь десятков дубовых бочек, огромных, пузатых, важно лежащих в полумраке погребов. Каждая бочка была больше человека в несколько раз, и оттого они все чудились Сергею выходцами из какого-то другого мира. – Они и виноград – основа вина! Старый дуб, он как муж вину. С ним оно расцветает, зреет, набирает аромат и букет.

От этих слов Сергея переполняла гордость.

Четыре года и почти все сбережения Сергея принесли наконец-то результат. Он не мог еще похвастать коллекционными сортами вин, для этого требуется время. Но в его подвалах уже зрело хорошее вино.

Жерар, ставший управляющим производства, улыбался в бороду, глядя, как Сергей при каждом осмотре прикасался руками к бочкам, словно любящий отец к единственному ребенку, как он наклонял голову, поднявшись на самый верх, под потолок погреба, и прислушивался – не шепнет ли ему что-то дух вина…

Все это время рядом с Сергеем была Ольга. Легкой тенью за его спиной, она являлась его опорой, поддерживала в минуты огорчения и радовалась при каждой удаче. Ее присутствие не всегда ощущалось Сергеем. Первые два года она не проявляла особого интереса к делам на виноградниках. Сергей списывал это на тоску по отцу и России. Именно поэтому он не возражал против ее переписки с Анной Сергеевной Соровской.

(Мадам Соровская приезжала к ним в гости два раза. И каждый раз высказывала свое восхищение увиденным. Уезжая, она просила Ольгу приехать к ней в Париж.)

Жерар, вот кто смог вовлечь Ольгу в дела, и Сергей был ему за это благодарен. Как только степенная фигура Жерара, напоминавшая Ольге русских деревенских мужиков с их неспешным укладом жизни, появлялась у Раженских в доме, сама атмосфера сразу наполнялась спокойствием и добродушием. Дирен часами мог говорить о вине. Его разговоры и размышления заставили Ольгу сначала с юмором, а потом и всерьез заинтересоваться происходящим. Сергей был рад такому повороту событий. С грустью смотрел он, как Ольга потчевала Жерара чаем и блинами, которые не доверяла готовить прислуге, и как Жерар деловито кашлял после каждого горячего глотка и разводил руками в восторге от блинов с малиновым вареньем. Ольга, юная Ольга, девочка с заплаканными глазами, превратилась за эти годы в прекрасную молодую женщину. Лишь в глазах ее, если очень присмотреться, можно было уловить тень печали, которую невозможно изгнать и пережить.

Поездки Сергея в Париж были обусловлены делами. Как правило, он уезжал перед сбором урожая и еще раз весной, когда в Париже устанавливалась определенная квота производства вина для множества производителей, работающих как на внутренний рынок, так и на внешний. Оставляя сестру, Сергей всегда чувствовал угрызения совести. Сколько раз он обещал взять ее с собой и никогда не выполнял обещанное. Ольга не обижалась и в последнее время даже не говорила об этом. Но Сергей чувствовал ее невысказанную просьбу. И вновь он твердил про себя на перроне вокзала в Туре, куда из Ле-Блана добирался на машине, что в следующий раз все будет иначе и сестра сможет поехать с ним.

– Приглядите за сестрой. – Сергей пожал руку Жерара. – Я постараюсь задержаться не очень долго.

– Обязательно. – Жерар достал из жилетки часы, сверил их с вокзальными. – Не забудьте про пресса, мсье, а о сестре не беспокойтесь. Не впервой.

Сергей кивнул.

Подали поезд. Народ оживился. Толпа, растянутая по перрону, зашевелилась. Сергей поспешил к своему вагону.

В купе находились два человека. Сергей извинился, что его появление прервало их беседу, разложил свой небольшой багаж и уселся у окна. Раздался гудок, пассажиров качнуло, поезд тронулся.

– Еще часа два-три и мы будем в Орлеане. Поезд там стоит пятнадцать минут, этого времени вполне хватит, чтобы выйти и купить газеты. – Один из пассажиров встал, протянул руку к полке над головой Сергея и взял несколько газет трехдневной давности. – Вы не возражаете, мсье?

– Пожалуйста. Вы русские? – Полуутвердительный вопрос Сергея застал врасплох его соседей по купе. Он поспешил добавить: – Я тоже.

– О, очень приятно! – Перешел на русский тот, что был старше. – Позвольте представиться, Андреев Петр Евгеньевич. Мой сын Александр.

– Раженский, Сергей Петрович.

– Как вы догадались, что мы русские? – спросил сын.

– По акценту.

– Не задавай мсье глупых вопросов, Александр! Извините его, он еще так молод.

Сергей улыбнулся. На вид Александру было лет двадцать, и беспокойство его отца было напрасным.

– Я думал, что все русские сейчас в Париже. – Александр не обратил никакого внимания на замечание отца. – Франция большая, но почему-то именно в Париже наших соотечественников больше всего!

– Не говори глупостей! Мсье сел в поезд в Туре, значит, он не из Парижа. Я ведь прав?

– Да, я с сестрой обосновался в Ле-Блане. Мы единственные русские в округе, и я тоже немного удивлен нашей встречей.

– Я вас понимаю. Париж не Москва, на всех не хватит. – Эти слова неприятно отозвались в душе Сергея. – Вы тоже молоды, но не в пример некоторым, – Андреев бросил взгляд на сына, – выбрали провинцию. У вас там родственники?

– Я же сказал, мы с сестрою там совершенно одни.

– Ах да, простите… Но что же вас держит?

– Дело. – Сергею расхотелось говорить с ними.

Но Андреева уже было не остановить.

– Дело! Ты слышишь, Александр! Дело! Вот в этом суть. Хоть и на чужбине, но русские смогут выжить. Сколько нас осталось без крова после революции, скольких русских было вынуждено оставить Россию! Казалось бы, весь вышел запас терпения, и нету больше русского народа! А вот и нет! Нате-ка, выкусите, господа большевики! Что нам теперь Россия?! Париж, Лондон, Вена… Европа, цивилизация! А в России ныне что? Нет, вы знаете, молодой человек, что теперь в России?! Бардак…

– Ты не прав, отец. Газеты пишут, что Советы объединились. Их республики теперь составляют Союз.

– Чушь все это! Батрак должен пахать, а не управлять государством! Большевики! Да кто они такие?! Все сломали, выжгли, разорили…

– Они теперь хозяева, – спокойно заметил Сергей.

– Тут вы правы. – Петр Евгеньевич перевел дух.

Его слова совсем не нравились Сергею. Как можно так говорить о Родине? Пусть там сейчас другие порядки, другая власть, но ведь там РУССКИЕ! Там народ.

– Большевики захватили власть. Но что они сделали?! Храмы разорили, ну как же, они же атеисты! А в этих храмах история страны, нации! Всех расстреляли, всех… Колчака казнили… – Андреев достал платок и вытер глаза. Тут Сергей понял, кто перед ним. Этот человек жил и живет лишь прошлым. Гордиться историей отчизны – это одно дело. Но упиваться сожалением, жить этим чувством, лелея в душе ненависть – совсем другое! Нет в этом патриотизма.

Сергей уставился в окно. Что ему эти люди?! Их надежды, чаяния, мечты – все связано ненавистью и сожалением. Они одиноки.

Как, впрочем, и он сам.

Как в пустыне, где тысячи песчинок сплочены в гигантский символ отречения.

Противостояние.

Если нет в мире солнца, то следует научиться жить без него. И в ночи есть тысячи звезд. Надо лишь выбрать, как это ни страшно, свой светильник.

Разве мы сами не являемся носителями света?!

Противостояние.

Ничтожны мы перед пустыней, которую сами и создали. Не перешагнуть через собственные пески. Можно лишь изменить их, огромным трудом превратить в цветущие сады. Но не многим дано. А если не переступить – значит, нет ничего СВЕРХ! Вот она, причина НЕНАВИСТИ! Вот чем живут эти люди.

Не понимают они, что если есть причина ненависти, то обязательно должна быть причина ЛЮБВИ! И может в этом смысл пустыни, – научить человека любить?!

Нет, думал Сергей, глядя на проплывающие за окном пейзажи, в одиночестве скорее научишься ненавидеть. Вот как они, эти двое.

Каково бы ни было назначение одиночества, нет в нем ничего положительного. Даже тех печальна судьба, кто в одиночестве достиг вершин и, возгордясь, возомнил себя богом. Не с кем им поделиться познанным, печалью, радостью, истиной в конце концов. Есть лишь возможность презирать тех, кто внизу. И коли поступишь так, – печальна судьба твоя, о одинокий! Ну а если вздумаешь нести свет свой и радость с вершины вниз – еще ужаснее судьба твоя, о безумный! Ждет тебя крест страстей человеческих. Зависть и ненависть! Но может ли это остановить сердце, измученное одиночеством, полное новым и неизведанным, и горящее желанием поделиться?!

Задать бы этот вопрос тому, в ком горит этот огонь.

Сергей посмотрел на попутчиков. Они уткнулись в газеты, словно и не было разговора.

Нет, эти не услышат вопроса.

В Орлеане Александр купил газет, как и просил отец.

– Не желаете?

Сергей отказался. Петр Евгеньевич хмыкнул, но ничего не сказал.

В Париже Сергей первым делом посетил Анну Сергеевну.

– Вы не представляете себе, Сережа, как я рада вас видеть! – Сергей передал ей два письма Ольги. Соровская взяла их, положила на столик, бросила взгляд в зеркало. – Время бежит. Вы знаете, а я скучала без вас. – Увидев смущение Сергея, она улыбнулась. – Не бойтесь, я не собираюсь вас соблазнять. Хотя… – Она расхохоталась. – Да перестаньте нервничать, Сережа! Лучше поухаживайте за мною…

Сергей подал ей фрукты.

– Благодарю. Как поживает ваша сестра? Она, наверное, стала очаровательной женщиной. Любите ее, Сережа. Вы даже не знаете, как это много значит для женщины. – Мадам Соровская вздохнула, надкусила яблоко. – Ну, рассказывайте, какие дела занесли вас сюда? Причина в ваших виноградниках?

– Вы правы. Кстати, позовите прислугу.

Анна Сергеевна позвала.

– Как звать? – Шепотом спросил Сергей.

– Люси, – также тихо ответила мадам Соровская.

– Люси, будьте любезны, там, в передней стоит бутылка вина, подайте нам.

– Это сюрприз? – Анна Сергеевна взяла Сергея за руку.

Люси вернулась с бутылкой.

– Да. Вот, попробуйте.

Сергей налил вино и подал фужер, держа его за тонкую ножку, Анне Сергеевне.

– Восхитительный вкус… Из ваших виноградников?

– Да. Оно молодо, но уже чувствуется букет.

– Вы правы. – Мадам Соровская еще раз пригубила вино. – Я рада за вас. А у меня все по-прежнему. Кстати, вы ничего не слышали про Юрия Михайловича?

– Вы имеете в виду Солова?

– Да.

– Нет. А что, с ним что-то случилось?

– Не знаю… Ладно, оставим это. Вы мне так ничего и не рассказали.

– А что рассказывать? У нас все нормально. В прошлом году я решил немножко модернизировать завод. Ничего не вышло. Но в этом году, думаю, все получится. Нужны новые пресса… Но вам, наверное, это не интересно.

– Напротив, я довольна, что у вас все получается. Вы так и горите жаждой действия. Это хорошо. А у меня одни неудачи. Да, да, представьте себе. Конечно, в театре дела идут неплохо, я, знаете ли, оказалась хорошим организатором. Но вот на сцене… Уже не то! И не успокаивайте меня, ничего не говорите. Я не хочу, чтобы вы мне льстили! – Анна Сергеевна вновь подняла фужер и, вдруг улыбнувшись, продолжила: – А впрочем… льстите мне. Я без этого жить не могу!

Время пролетело незаметно. Каждый день был заполнен встречами, разговорами, подписанием документов. Сергей смог договориться о поставке новых прессов, это позволяло освободить рабочих от тяжкого труда на ручных прессах и использовать их непосредственно на виноградниках, где их знания и опыт были так необходимы. К тому же, ему удалось ознакомиться с новыми методами в организации виноделия и лучше узнать своих конкурентов. Лишь об одном он сожалел, что не удалось подписать договор на поставку вина одному из крупнейших оптовиков. Мсье Жак Дешортан по достоинству оценил молодое вино Раженского, но высказал пожелание по поводу розлива.

– Я готов покупать у вас вино в бочках, но не хочу, чтобы ваше дело приносило вам убытки. А это незамедлительно произойдет, подпиши мы с вами договор сегодня. Постарайтесь наладить у себя розлив в бутылки. Тогда мы с вами побеседуем еще раз.

Предложение было заманчивым. Сергей не раз думал об этом, но, как всегда, вопрос упирался в нехватку средств. Надо было либо урезать жалование рабочих (на что он пойти никак не мог), либо искать деньги на стороне.

Ольга не раз предлагала ему воспользоваться своей частью капитала, но Сергей и думать об этом не хотел.

– Это твое приданое! И не смейся. Придет время и тебя тоже свяжут узы Гименея. А деньги – хорошие звенья этих уз!

– Ты стал рассуждать как Антон! – Смеялась Ольга, но склонить брата к согласию не могла…

* * *

Очередь к кассе была немногочисленна. Сергей закурил и огляделся. Разночинный народ неторопливо заполнял перрон. Кто-то обсуждал последние газетные новости, кто-то просто ждал своего поезда.

– Пожалуйста, один до Тура. – Он протянул деньги в кассу.

– Вы сказали в Тур, мсье?

Сергей обернулся. Стаявшая за ним девушка улыбалась.

– Да, мадмуазель.

– Вот славно! Вы знаете, я давно не была в тех местах. Наверное, лет семь. Если я попрошу вас об одной услуге, надеюсь, вы мне не откажете?

Конечно, хотел сказать Сергей, кто может отказать такой милой девушке?!

– Почему я?

– Что, простите?

Надо было срочно найти какие-то слова, удержать внимание девушки.

– Я хотел сказать, что, конечно, окажу вам услугу. Только можно узнать, в чем дело?

– Возьмите, мсье. – Кассир подал Сергею билет.

Он сделал шаг в сторону, девушка заняла его место.

– До Тура один. – И она снова посмотрела на Сергея. В ее глазах мерцал озорной огонек. – Спасибо. – Она взяла билет. – Ну вот, нам с вами ехать вместе.

– Очень рад. – Сергей замялся. – Чем могу помочь?

– Я не была в Туре очень долго. Знаете, как это бывает, провинциальная девчонка приехала в Париж и все забыла!.. Так вот, вы не могли бы быть моим сопровождающим, боюсь, я ничего там не узнаю.

– Конечно, мадмуазель…

– Катрин, Катрин Дорш.

– Раженский, Сергей Петрович.

– Вы русский?!

– Вас это удивляет?

– Нет, но… Хотя, какая разница. С вами мне будет спокойнее. Просто, меня удивило, что вы уезжаете из Парижа.

– Я вас понимаю. Но, видите ли, у меня пол Ле-Бланом свои виноградники.

– Под Ле-Бланом?! Вот удача! Вы можете удивиться, но мне как раз в Ле-Блан и надо! У меня там дядя живет. Ну, не совсем в городке, в деревне… – Катрин вдруг замолчала. Пристально вгляделась в Сергея. – Так вы русский? Дядя мне как-то писал про каких-то русских, купивших виноградники недалеко от деревни Шурле. Уж не вы ли это?

– Может быть. – Сергею импонировало внимание девушки. – Я не знаю в округе других русских.

– Вас сам бог послал мне! Я именно в эту деревню и еду! Серж, можно я вас так буду называть? Это же большая удача! А я думала, как мне добраться до Шурле…

Ее непосредственность и непринужденная легкость в общении обескураживали, волновали Сергея.

– … в Сорбонне. Представляете, какая это скука! Мне так домой захотелось! И я все бросила. Подумаешь, год не доучилась, ведь ничего страшного в этом нет. Зато дома… Дома всегда лучше, вы не находите?

– Что? Ах, дома… Да, дома всегда лучше.

Всю дорогу Катрин рассказывала Сергею про свою студенческую жизнь. Несмышленой девчонкой она приехала в Париж…

Париж! Магнит, который притягивает к себе все, что есть в человеке: чувства, страсти, желания. Но сказка оказалась фальшивой. За яркими огнями ресторанов, за роскошными фасадами особняков скрывалась другая правда парижской жизни: безработица, трущобы, проституция.

Денег, оставленных Катрин в наследство покойной матерью (ее смерть была той причиной, по которой Катрин решилась на этот безрассудный шаг), хватило на оплату трех лет обучения в Сорбонне.

И Катрин решила учиться. Лучшее, что она могла выбрать. Ее сверстницы украшали своим присутствием разные компании в кафешантанах и ночных ресторанах, работали модистками в ателье, рвались на сцену, в театр. Катрин постигала основы латыни и экономики.

– По началу все было интересно. И лекции, и профессора. Но чего-то не хватало. Я чувствовала – жизнь идет мимо! – Сергею было смешно и странно слышать это от двадцатидвухлетней девушки. – И я решила – все, хватит. Да и деньги кончились. Чтобы оплатить четвертый год обучения, мне пришлось идти работать в ателье мадам Дори. Это небольшое ателье, не далеко от Аустерлицкого моста, было самым поганым заведение, которое я когда-либо видела! Эти клиенты…

Сергей слушал Катрин, и ему казалось, что они знакомы вечность. В Париже в поезд сели совсем незнакомые люди, а в Туре вышли хорошие знакомые, один из которых знал о жизни другого почти все.

Как только Катрин спрыгнула с подножки поезда на перрон, она тут же бросилась в объятия человека, при виде которого Сергей испытал чувство изумления.

– Дядя! Дорогой, как долго я тебя не видела! Ты специально приехал меня встретить? Но как ты узнал? Я же не давала телеграмму!

Жерар смущенно улыбался Катрин и иногда поглядывал на Сергея, который неторопливо подходил к ним.

– Позволь, я тебе представлю, дядя, человека, о котором ты мне писал…

– Коти, Коти, помолчи. – Жерар протянул руку Сергею. – Извините ее, мсье. Она всегда была такой… несуразной!

Глаза Катрин округлились.

– Вы… знакомы?! – И ее лицо покрылось краской.

– Ваш дядя, Катрин, мой управляющий. Мне надо было сразу догадаться, чья вы племянница. Но Жерар никогда не говорил о вас.

– А что о ней говорить, мсье? Непутевая она. Бросила все, уехала. И сейчас тоже удивила. Ни телеграммы, ни письма. Как так можно, Коти?

Катрин прижалась к плечу Жерара.

– Все также ворчишь? Я так рада вернуться.

– Ну, вот что, мы еще не совсем приехали. Надо добраться до деревни засветло. Жерар, как там Ольга? – спросил Сергей.

– Ждет вас, – коротко ответил Жерар.

– Вот и отлично. Приглашаю вас сегодня на ужин. А о делах, Жерар, поговорим завтра.

Когда садились в машину, Катрин шепнула дяде на ухо:

– Кто такая Ольга?

Дядя лукаво посмотрел на племянницу.

– А что?

– Да нет, ничего.

– Не скрывай, тебе понравился мсье Раженский?

– Я его зову Серж.

– Да ну?! Раз так, то…

– Что, дядя? Не томи.

– Она его сестра.

Катрин вздохнула с облегчением. Сестра – не соперница.

Удивительно сознание женщин. Их интуиция зачастую превосходит логику мужчин. Потребовалось всего лишь несколько часов и вот, нате, скоропалительные выводы. Кто, скажите, может так резко изменить все в своем сознании?

Вот что важно: все строится вокруг чувства собственности. Поболтала с приятным молодым человеком пару часов и, готово, относишься к нему как к чему-то собственному. «У него кто-то есть?! Да как он смеет!» К каждой, кому он улыбнется, начинаешь испытывать чувство неприязни. Мало того, ревность вызывает все – прошлое, настоящее, будущее. Женщины. Много в них того, что способно свести мужчин с ума. Но и в мужчинах не мало того, что их оставляет без рассудка.

Нельзя сказать, что Катрин с самого начала стала испытывать к Сергею какие-то чувства. Да, молодой и красивый. Но это еще не повод… Или все же причина?! Да кто их разберет!

Одно верно, при упоминании имени Ольги, вся приятность от встречи с Раженским улетучилась, уступив место мгновенному разочарованию. Но кто согласится так просто отпустить чувство радости и удовлетворения?! Нет, за него будешь держаться, как утопающий за соломинку. Слова Жерара вернули Катрин к равновесию.

Глава 4

Англия. 1925 год.

Известие о беременности Алисы застало Говарда врасплох. В течение всей жизни он всегда все планировал, не позволяя разным неожиданностям что-либо менять в его планах. Четко сформулированные цели определяли каждый его шаг. В этом была половина его успехов. Цель – стержень жизни, вокруг которого свиваются все события. Без этого жизнь – хаос. Будучи человеком, не мыслящим себя вне того окружения, которое было обусловлено положением его высокого рода, Говард в тоже время четко сознавал, что цели общества не всегда созвучны тому, к чему стремится он сам.

Существует парадокс – люди, сплоченные не просто в толпу, а в общество, в эту основу государства, вдруг начинают верить в общие цели. Для Говарда это было непостижимо. Он прекрасно понимал, что без лидеров общество обречено. Но не видел никакой связи между этим фактом и тем, что лидеры во благо общества навязывают этому самому обществу СВОИ идеи и цели. Являясь выразителями настроений и пожеланий большинства, воплощая в себе надежду и пути достижения, лидеры все равно на каком-то этапе станут выдавать свои цели за общественные. В этом Говард был уверен. Потому никогда не увлекался ни политикой, ни социальной сферой. Личные цели – приоритет при любом стечении обстоятельств и при решении разных проблем. Путь достижения цели, в конце концов, становится строительством своего мира, в центре которого находится твое «я». Понимание этого помогло Говарду превратить небольшой банк отца в основу будущей финансовой империи, которую он не без оснований надеялся построить. Никогда он не позволял эмоциям влиять на ход этого строительства. Но новость о положении Алисы все же отвлекла его от насущных, каждодневных вопросов. Появление ребенка, событие столь радостное для многих, для него означало лишь одно – новые хлопоты. Ведь ребенок должен был стать наследником! В глубине души Говард ждал такого момента, он был неизбежен. Но когда он настал, Говард оказался… не готовым. По всем правам ребенок Алисы должен был наследовать все созданное Говардом. У Роберта детей пока не было, а если и будут в будущем, то они не смогут обладать тем, что самой природой дано ребенку Алисы. Он – первый!

Неплохо разбирающийся, судя по всему, в банковском деле Антон Раженский мог в будущем претендовать на место в совете директоров. Но главного кресла ему не видать. Он не крови Говардов. А вот его сын (Говард был уверен, у Алисы родится именно сын) вполне подходит для этого. Правда, есть еще Роберт, но это не такая уж большая проблема. Они с Антоном в совете директоров смогут создать ту силу, на которую впоследствии сможет опереться сын Алисы и Антона.

Такие размышления отодвинули на второй план все текущие дела. И Говард был несколько изумлен, когда ему позвонила секретарша и сообщила о назначенной встрече с Дейном и Раженским. С момента звонка Алисы прошли лишь сутки, а Говарду казалось, что перед глазами промчались годы. Он вновь вернулся к рассмотрению докладов Ренинга.

Мартин постарался. В Европе были выбраны несколько предприятий, нуждающихся в долгосрочных кредитах. «Саутенд Банк» был готов предоставить их. Говард рассчитывал на хорошее вложение капитала, не говоря уже о том, что два предприятия из выбранных с течением времени могли перейти в собственность банка.

Просматривая последнюю страницу одного из докладов Ренинга, Говард обратил внимание на небольшую приписку от руки. Тут же был вызван Ренинг.

– Что это? – Толстый палец Говарда уперся в листок. Ренинг надел очки и склонился над столом.

– Ах, это… Я хотел сказать вам об этом чуть позже.

– Ренинг, я не спрашиваю вас о том, когда вы хотели сообщить мне об этом. Мне интересно – что это?!

– Этот запрос пришел вчера… Одна компания по производству вина. Даже нее компания, а так, небольшое хозяйство.

– Вы же знаете, подобное не интересует наш банк. Нам нужны надежные капиталовложения. А производство вина – дело довольно хлопотное.

– Я понимаю вас, – перебил Говарда Ренинг и сразу побледнел. – Простите. Видите ли, вот в чем дело. Это производство молодое и перспективное. И к тому же, его владелец…

– Кто?

– Сергей Раженский.

Говард посмотрел на Ренинга. Тот весь сжался.

– Продолжайте. – Говард опустил взгляд на листок.

– Раженский просит кредит. Свой счет он закрыл несколько лет назад…

– Я знаю.

– Видимо, ему не хватило средств. Я счел нужным включить его в список кандидатов.

– Он просит кредит, – медленно произнес Говард. – Странно, ведь он мог потребовать…

– Чего?

Говард метнул на Ренинга взгляд, и вопрос повис в воздухе.

– Антону не слова. Надеюсь, вы поняли меня? Очень хорошо. Через час я встречусь с Робертом и Антоном. Вы должны присутствовать. И вот еще что. – Мартин замер у дверей. – Сообщите членам совета директоров, что послезавтра я прошу всех собраться.

* * *

После разговора с Говардом, Антон и Роберт заехали в ресторан пообедать. Роберт был задумчив. Антон смущен. Когда Ричард Говард поздравил Антона с ожиданием ребенка и пожелал всего самого наилучшего, Роберта словно током ударило. Он всё прекрасно понял. Место лишь в совете директоров, и то, в лучшем случае. Дейн не был слишком честолюбив, но все же…

Антон не мог знать о том, что происходит в душе Роберта. Его задумчивость он относил на счет нового поручения Говарда.

Сделав заказ, оба закурили.

– Такое часто случается?

– Что? Прости, я не понял. – Дейн стряхнул пепел с сигареты и посмотрел на Антона.

– Говард часто ищет, куда бы вложить деньги на стороне? Согласись, это довольно странно. Есть не мало предприятий в Англии, от которых прибыль была бы быстрее. А в Европе…

– Говард знает, что делает. Европейские операции в его планах всегда занимали не последнее место. Тому есть объяснение. Он стремится расширить сферу влияния банка. Сейчас время самое подходящее. Согласен, европейские вложения окупятся не скоро, но зато как! Прибавь к этому факт, что имя банка будет становиться все более известным.

– Но у нас и так не мало клиентов в Европе.

– Частные лица. Ни одного предприятия. Этот пробел Говард решил заполнить. Нам уже принадлежат небольшие верфи в Гавре. Однако, это не тот кусок, который мог бы удовлетворить Говарда. Кстати, по Гавру дело поведу я, если не возражаешь.

– Конечно.

– В Ле-Мане находится одна аудиторская фирма. Наш банк не платит за услуги аудиторов, если речь идет о кредитах. Заемщики сами должны представлять нам результаты аудиторских проверок. Но для небольших предприятий это дорого. В таких случаях Говард не чаще раза в два-три года обращается к Ле-Манской конторе. Ее президент в большом личном долгу перед Говардом. И за символическую плату наш банк получает достоверную информацию о заемщике. Рекомендательное письмо Говарда при тебе, так что никаких проблем. Пусть Ле-Манская контора прощупает предприятие. После этого ты приедешь ко мне, в Гавр. Гаврские договора стоят того, поверь мне.

* * *

Вручая список предприятий, по которым Роберт и Антон должны были вынести свое решение, Говард умолчал о владельце виноградной фирмы. Ренинг, просидевший весь разговор молча, гадал про себя, в чем причина. Он чувствовал, что Говард что-то хочет от него. И это сводило с ума.

После ухода молодых людей, Говард задумчиво смотрел в окно минут пять. Потом резко развернулся в кресле и, глядя в упор на Ренинга, сказал:

– Антон не должен знать, что его брат просит у нас кредит.

Он еще раз пробежал взглядом по списку предприятий.

– Каково бы ни было решение отдела кредитования, я хочу, чтобы кредит у нас получили именно эти предприятия.

Он взял в руки карандаш, поставил несколько отметок в списке и протянул листок Мартину. Ренинг взглянул, стараясь запомнить, где стояли отметки. Потом изумленно уставился на Говарда. Говард закурил и махнул рукой. Ренинг поднялся с кресла и направился к дверям. На пороге обернулся, но задать мучивший его вопрос не смог.

Прощание с женой вышло натянутым. На слова Антона о поездке во Францию Алиса никак не отреагировала. Но когда его машина отъехала от дома, она тут же бросилась к телефону.

– Почему ты отправил его во Францию?!

– По делам банка, дорогая. И не волнуйся. Тебе сейчас это вредно. Надо думать о ребенке.

– Он будет искать брата.

– Почему ты так решила?

– А ты не знаешь? Перестань считать меня маленькой! Я все прекрасно понимаю!

– Успокойся, Алиса! С ним Роберт.

– Это ничего не значит! Ему не стоило поручать подобные дела.

– Это его обязанность! Он заведует отделом внешних операций, не ты ли просила меня об этом?! Это просто бизнес, больше ничего.

– Ты от меня ничего не скрываешь?

– Нет. И я прошу тебя, перестань волноваться.

– Хорошо, но наш разговор не окончен.

Говард положил трубку. Это пройдет, потом, когда-нибудь, ты мне скажешь спасибо, подумал он.

* * *

Франция.

Из Дюнкерка Роберт сразу направился в Гавр. Антон поспешил в Париж. Побывав в нескольких банках, имевших случай обратиться за помощью в делах подобного рода к экспертам Ле-Манской конторы, он убедился в правоте слов Дейна. Не задерживаясь больше в Париже, он уехал в Ле-Ман.

Шеф конторы встретил его любезно, но сухо.

– Говард! Он всегда хочет все знать. Ну что ж, долг платежом красен, – сказал он Антону. – Кстати, один из наших ведущих экспертов тоже русский. Хотите, я вас познакомлю?

– Сделайте одолжение.

Мсье Шонье позвонил.

– Будьте любезны, пригласите мсье Солова. Да… немедленно! – Он положил трубку и обернулся к Антону. – Что вы предпочитаете, белое или красное?

– В смысле?

– О-о, простите… Я читал в газетах о России. Большевики, красные. Нет, я имел в виду вино.

– Красное.

– Одобряю ваш вкус.

Мсье Шонье открыл небольшой бар и достал бутылку.

– Это из Бордо, Латур. Превосходное вино. А вот и ваш соотечественник. – Он направился к дверям, в которых стоял мужчина среднего роста, с коротко стрижеными волосами и в безупречном костюме.

– Позвольте представить вам Юрия Михайловича Солова. А это мсье Раженский, Антон Петрович.

– Очень приятно. – Антон улыбнулся.

Солов молча наклонил голову и пожал руку Антона.

– Ну, не буду вам мешать. Кстати, – продолжал Шонье, собираясь уходить, и заметив удивленный взгляд Антона. – Мсье Солов будет заниматься вашими делами. С ним все и обсудите.

Когда Шонье вышел, Солов налил в фужеры вино.

– Попробуйте, вина мсье Шонье славятся на всю округу.

– Он не будет присутствовать при нашем разговоре?

– Зачем? Он президент фирмы, и у него полно разных дел. Сегодня, кстати, он собирался устроить себе выходной. Но ваш визит помешал этому.

– Я извинюсь перед ним.

– Это ни к чему.

– А мои дела?

– Об этом не беспокойтесь. Я вполне компетентно смогу их устроить.

– Мсье Шонье, наверное, очень хитер.

– Почему вы так решили?

– Он встретил меня очень любезно, несмотря на то, что мой визит испортил ему отдых. И все решил достаточно дипломатично. Представил мне соотечественника, который, как бы между прочим, и есть тот эксперт, необходимый в данном вопросе.