Мальчик хлопал глазами. При всём своём интеллекте и почти взрослой сдержанности он всё ещё был ребёнком, и сейчас балансировал на грани срыва.
– Мама! – Наконец воскликнул он и рванул к ней, обнимая её с разбега и сжимая так, как только позволяли его детские ручки с сильными пальцами пианиста. Элеонора обняла его в ответ.
Она рассказала ему не всё. Умолчала она и про своё (и мужа) честолюбие, и про научный интерес. В этой выхолощенной для ребёнка истории остались лишь эмоции, и всё это было правдой. Вот только не всей.
– Ты не сердишься?
– Нет! – Серёжа замотал головой. – Если бы не ты, меня бы не было.
– И что же ты будешь делать? – спросила Элеонора, размазывая непрошенные слёзы по щекам. План рухнул. Полностью и безоговорочно. Оставался лишь горизонт неизведанных дорожек – и новый, вовсе не идентичный гений, стоящий на распутье. Там, где гении чувствуют себя уютнее всего – в неизведанном. – Если ты хочешь, то можешь стать математиком. Или физиком.
– Я не знаю, – ответил он. – Но я знаю, что что-нибудь придумаю.
«Конечно, придумаешь. Я не сомневаюсь в этом ни секундочки. Ведь ты, чёрт возьми, Сергей Рахманинов!»
Photo by Matthew Henry from Burst