Быть может, наибольшею широтою и смелостью замысла отличается проект насаждения наук в России, с которым выступил один из молодых сотрудников Петра Федор Салтыков, проживавший в Англии, куда он был послан с поручением закупить корабли. Проекты Салтыкова вообще были необыкновенно широки и разносторонни; они касались решительно всех областей русской государственной и общественной жизни, и во всех этих областях он предлагал перестроить русскую жизнь по иностранным, преимущественно английским образцам. В частности же, что касается наук в России, он проектирует ни много ни мало, как устроить в каждой из восьми тогдашних губерний по академии и при этих академиях библиотеки наподобие оксфордских и кембриджских. Он идет даже, пожалуй, и дальше английских образцов, предлагает также устройство и женского образования, чего тогда еще в Англии не было, желает в каждой губернии учредить женские училища, воспользоваться для этих училищ зданиями и средствами женских монастырей. Если бы все это было сделано, тогда, высказывает уверенность Салтыков, «мы по сему образу сравняемся в краткое время во всех свободных науках со всеми лучшими европейскими государствами».
VII
Да, русское общество начала XVIII века было темно и непросвещенно, но не безнадежно темно! В тяжелых исторических условиях, в которых ему пришлось расти и развиваться и которые ему досталось на долю выстрадать, надо искать причины этой отсталости и темноты. Но в этой темноте крылись заложенные возможности света, и таились желания просвещения. Могучий организатор, выдвинутый тем же народом и отразивший на себе все его черты, дал выход этим возможностям и удовлетворил желания, создавая для того необходимые и благоприятные условия. Не все сразу, не порывом или бурным натиском, а отдельными частицами двинулось русское общество к научному знанию. Наблюдая эти частицы, нельзя сказать, чтобы они принадлежали к одному какому-либо общественному классу. Здесь мы видим и членов самых верхов тогдашней русской знати, как Голицыны и Куракин, здесь же представители среднего и мелкого дворянства и люди, принадлежавшие к церковной среде, и люди, вышедшие из приказной бюрократии, и крестьяне, как Посошков и впоследствии великий Ломоносов, и даже холоп Курбатов. Очевидно, это было дружное выступление всех классов русского общества, или точнее, выступление русского народа всеми составлявшими его классами с запросом на науку и просвещение. Бывают в жизни народа моменты совместной и дружной деятельности; бывают и явления, к которым он выказывает единодушное и солидарное отношение. Таково научное знание, для всех ценное и для всех одинаково необходимое.
Петр шел навстречу потребностям и желаниям русского народа и в этом случае, как, впрочем, и в других, опережал время, творил больше, чем желали, и давал больше, чем спрашивали, как хороший хозяин заготовляя запас на будущее, создавая Академию наук там, где не было еще не только средней, но и настоящей низшей школы. Но, как показывает исторический опыт, он действовал правильно, потому что распространение просвещения, как и вообще распространение света, требует высокой точки, с которой источник света бросает свои лучи на тем большую поверхность, чем выше занимаемая им точка. Распространение просвещения требует сначала подготовки учащего, а затем уже обучения ученика. Академия наук должна была быть той вершиной, откуда свет знания должен был исходить и распространяться, охватывая все более широкие круги. Тот же опыт показывает, что истинное научное просвещение может идти только там, где творится наука, где добываются новые научные приобретения. Одно преподавание добытых другими знаний, не связанное с очагом научного творчества и не исходящее от него, теряет свою свежесть, сводится к повторению одного и того же, становится неподвижным, стоячим, рутинным и затхлым, делается схоластикой и расходится с наукой. Наука есть нечто, вечно движущееся; она светит, когда движется вперед; наоборот, останавливаясь, она только затемняет и мешает свету. Органом этого движения и должна была быть Академия наук.
В нашей историографии в достаточной мере изучена совокупность перемен, внесенных в русскую жизнь эпохою Петра. Перечислим еще раз главнейшие. Приобретение доступов к Балтийскому морю как к пути, связующему Россию с Западной Европой, как пути именно к европейскому знанию. Петр так и писал, что шведы, отобравши у нас в XVII столетии Балтийское море, «разумным очам задернули занавес». Теперь этот занавес, закрывавший от нас европейское знание, был отдернут. Далее, организованы и созданы были новые средства государственной обороны: регулярная армия и флот; введено было новое государственное устройство, дано начало крупной государственной и частной промышленности, возникла новая финансовая система и т. д. В этом перечне «деяний Петра Великого», как их ранее называли, насаждение науки в России должно занимать не последнее место. Теперь можно сказать, по крайней мере, что из всех дел Петра это оказалось самым прочным. Россия приобщалась к научному знанию не только в его пассивном усвоении и в практическом приложении его достижений, но и в самой разработке научного знания, что соответствовало таившимся в народе творческим силам. Эта разработка научного знания за весь XVIII век сосредоточивалась исключительно в Академии наук, которая была тогда для такой разработки единственной движущей силой. В ней действовал Ломоносов, положивший начало разработке естествознания в России, создатель нового русского языка и литературы. В ней действовали Миллер и Шлецер, без которых историки Карамзин и Погодин не были бы тем, чем они были. При основании Академии ее пришлось составить из западных ученых; пришлось и для начала наук в России, как и для самого основания русского государства, призывать варягов. Но это была хорошая и плодотворная закваска. Россия не осталась в долгу перед западноевропейским миром и в научную его сокровищницу внесла свой значительный и ценный вклад. Так создалась связь России с Западом в общей научной работе. Долгое время наше отечество стояло как бы на перепутье между пассивной восточной созерцательностью и активным европейским творчеством. Насаждение наук было как бы прививкой к нам живительных творческих соков, делавшей нас активным народом и вводившей нас в европейскую семью. В этом деле Академия наук потрудилась немало, и, оглядываясь сегодня еще раз на протекшее двухсотлетие этой работы, мы должны вспомнить ее с благодарностью.